Леденец | Бывают события, поражающие своим идиотизмом и предопределенностью одновременно. Вот уж никак не думали, что может быть до такой степени, но если случилось, то со страшной силой и наверняка.
Т5 место унылое, иначе не назовешь. Лишь только ясное небо в кучевых облаках, да закат, что светится золотом, да вершины во вьюжно-розовых флагах в разгар лета. Высота предрасполагает к отсутствию быстрых судорожных стремлений. Живое здесь недолгий гость, не успеешь оглянуться, а осень сменяет лето и чахлая, мелкоклеточная растительность впадает в привычный анабиоз, даже не высыхая, скорее принимая свое естественное, полуобморочное состояние.
Ледник, вернее морена, лежащая чуть ниже, была естественной преградой для вездесущей воды. Она собиралась в достаточно большое, емкое озеро студеная и прозрачная до самого дна. Редкая водоросль могла выжить в этой воде и потому не выживала. Да и что ей там делать?! (В отличие от метеорологов, которые находили причину для существования завсегда).
Саму метеостанцию слепили из того, что было. Слепили бы и из худшего, но крайности впопыхах не доставало, а цемент привозили регулярно и даже высокой марки. Забавное архитектурное недоразумение имело вид членистоногого насекомого с маленьким корявым туловищем здания администрации посередине. В самом центре не на семи ветрах, а где комфортнее, там и начальство. И пусть вид из окон на бардак никакой, но зачем администрации озираться по сторонам? Облака генералов не интересуют, а жизнь подчиненных теплится и сама, если ей не мешать долго.
Единственное прямое, что можно было спасти, называлось трубой единственной кочегарки. Трубе действительно перепадало - то ветра, то обледенение. Вот и скрепили милую от греха под самую маковку, обмотали тросами и обложили фундаментом так, чтобы мало не казалось. Остальное неокрепшее народное хозяйство вечно кренилось бортами вниз. То стена западала на круто обрывающийся склон, то ступеньки, проседали вниз прямо на глазах. Но это образно, а на самом деле…
В самый неприятный, непредвиденный момент все оказывалось не на своих местах. Те же ступеньки за единственную ночь уходили из под ног, и с утра, очередной сотрудник с диким, естественно непотребным воплем уходил носом в матушку землю.
В столь призрачном мире, мареве иллюзий снежных вершин, полупрозрачной синевы их подножья, призрачности остального пространства, оскольчатых всхлипов ледника, потихоньку опадающего в воду, тишины, не насыщенной ничем, только единой пустотой, чудо не могло не случиться…
В ту памятную среду машину снизу никто и не ожидал. Когда трубный рев мощного двигателя стал ощутим дребезжанием стекол, выскочили естественно все, и тут же остолбенели. Добро бы просто машина, какой-нибудь шустрый Газ-66, или неторопыга Краз с трехосной ведущей натурой, а ту некий Камацу с гигантской, нереально тоннажной сребристого цвета бочкой, исчерченной невиданными иероглифами огромнейшего размера.
Все тридцать восемь человек мужского населения станции застыли с единым раскрытым ртом. (Женщин на станции не полагалось, а прочим было без них тяжело, потому дежурили мужики здесь в одну из трех смен, исключая непосредственно начальника станции Палыча, которому ездить вниз к прекрасной половине человечества незачем, либо исключительно иногда).
- Ни хрена себе леденец, - воскликнул кто-то за всех. А загодя мудрый Палыч уже почуял недоброе. Рядом с непонятными иероглифами, с тыльной их стороны было выписано ужасно знакомое - C2H5(OH) - дьявольское наваждение. И соседствующее с ними предупреждение на английском языке - «Attention, poison!», уже никого не спасет.
Буквально через пять минут картина прояснилась почти окончательно. Маленький, ужасно радостный японец втолковывал Палычу о новом правительственном соглашении по изучению влияния техногенной ситуации на экологию азиатского региона. Обычный совковый стул оказался для гостя слишком большим, горы слишком красивыми, вечер слишком солнечным и буддистко - оранжеватым. Вследствие скопления столь радостных обстоятельств японец смешно дрыгал ножками и хохотал беспрестанно. Горнячка – понял Палыч. Не знает, что такое настоящая высота, счас посуетится, потом виски примется тереть, а потом и блевать. Обычное дело.
В те радостные времена нарождающейся в СНГ демократии помощи по ленд-лизу было завались. При чем принимала она совершенно причудливые, а порою и хамские формы. Буржуазноразвитые государства решали, что нам не хватает совершенно самостоятельно и с убийственной силой. Вот и тянулись в советское пост пространство то эшелоны с туалетной бумагой, то пароходы с гнилым зерном, то с гигиеническими тампонами для освобожденных от революции женщин.
Демократические правительства новоявленных стран принимали это от собственной щедрости, и незнания законов общегосударственного взаиморасчета. Кредиты у нас сроду никто не отдавал, разнообразия иностранной валюты не требовал, и действие займа хоть и было глобальным, весьма походило на чабанский той, по случаю прибытия очередных геологов. Хозяин резал последнего барана правой рукой, а левой цепко держал банку консервов с мясистыми потрохами, принятую в подарок от щедрого гостя. Взамен пакетиков и упаковочек, и прочей белиберды по жутким ценам, мы отсылали титановые лопаты и станки по цене не железных отходов, а пустот в стальконструкциях, а чаще и за просто так.
Но более всего доброжелателей беспокоила наша экология и социальное благоустройство. Свои богатства видать ухайдохали давным-давно, вот и радовались нашим, словно бойзы чужой игрушке, искренне стараясь не выпускать ее из рук. А мы верили им и Чубайсам, искренне зная, что нужно верить в тех, кто сильней, богаче и плодовитей. Иначе ведь как? Иначе старые надежды с рельс не спустить.
- Вот ведь какая заковыка, - тер репу Палыч. – Десять тонн спирта, говоришь. Леденец его в копыто. Да ведь для наших это хуже ядерной бомбы. Не только Хиросиму в Нагасаки разнесет, пол Алматы с копыт свалит. Это даже невозможно такое количество бутылок водки вообразить. Почище «Рояли» (известный тогда питьевой спирт) будет вдвойне…
- Нельзя пить!!! – неожиданно яростно взвизгнул японец, отчего похож стал на маленького, но необычайно воевитого самурая. – Ядь – флоуресценть! Десять капель и смерть по секир баска.
- Точно секир башка. Но мы то знаем: что русскому хорошо – японцу верная смерть. Наши десять капель – вашим не ровня. Можно проверить, прямо не отходя от бочки…
- Нельзя пить совсем!!!- еще яростнее взвизгнул самурай и, выхватив из сумки фонарик, помахал им торжествующе и мелким галопом поскакал к двери.
- Посли, показу!...
Буйство иностранного подданного случилось удивительно резким и эмоциональным. Точно облюется – решил прозорливый Палыч и отправился за япошкой, особо не торопясь.
Тем временем кончился закат. Вечера в горах не бывает, от силы пятнадцать минут, и вязкая ночная тьма выкатывается из щелей и ущельиц. Она из них и не уходит, потому тени в горах черные и глубокие, насыщенные холодом до самых краев.
А японцу только этого и надо, подскочил к цистерне, из бокового кранчика на ладошку плесканул, да как освети это дело своим специальным фонариком. Что тут началось! У него не только ладонь, заполыхала вся рука. Таким свечением занялась, будто северное сияние. Тут тебе и фиолетовый, и желтый, и красный, и запах родной всех оттеков и цветов. Те прощелыги, что у бочки уже гоношились отпрянули врассыпную. Японец по-ненашенски верещит, Палыч орет, про не подходи, цианистый калий, а остальные кто матом, а кто по-простонородью. Как есть, бедлам развели.
Вот тогда и выяснилось, что цистерну ту завезли не от добра, а для ихних над нами опытов. Закачают флуоресцентную в родное моренное озеро, а потом оно через щели начнет перетекать, а иностранники своими лучиками поблескивать. В какую сторону потек еще один научно-денежный гранд?
Травиться в тот вечер не захотелось никому. Народонаселение уныло побрело в личные норы, а противоположно радостный Палыч провожал японца долго и со вкусом. Оказалось, за выполненные работы полагался некий бакшиш, причем довольно существенный, да еще в зеленых. А и делов то, слить бочку тремя равными частями с разных берегов озера. Пузырь раздавить. Но сторожа с СКС к бочке начальник все же приставил. Яд как никак.
В четверг рано утром на Т5 поднялся доктор Айдар. Вернее бывший доктор, однажды увлекшийся туризмом, да оставшийся в нем навсегда. Утро выдалось солнечное, и встал он с утра не с бодуна, и был доктор радостный и заочно говорливый. Потому, когда сумрачный радист выплеснул в его сторону вечерние помои, доктор ответил весело:
- О, здорово!
- Да, пошел ты на … - на всякий случай вежливо поздоровался радист.
- Печенка опять беспокоит? – и не думал хамить доктор, - выплюнь ее вместе с почками, все пройдет.
- Да что ты знаешь?! На станцию спирт японцы привезли, а пить нельзя, с ядом намешано…
- Да ну?! Удивился добрый Айдар, прямо и не очистишь, не нейтрализуешь?
- Цианистый калий, - весомо резюмировал радист, и хлопнул дверью перед Айдаровым носом. Он когда трезвый всегда такой.
Чрез пару часов, уже окончательно разомлев от чая и стакана сухого вина в каморке знакомого метеоролога, Айдар выдал вторую замечательную тираду:
- Флуоресцент? Яд? Да кто Вам сказал? Его обычно применяют как светящуюся жидкость для целей медицинского обследования. Вливают в пациента, а потом рассматривают движения крови в артериях, или паров в легких.
- Там же цианистый калий?!
- Да что они, идиоты, чтобы город весь отравить? Какой циан, это же прекурсор, его без взвода автоматчиков в люди не выпускают. Брешет ваш японец для нагнетания страха. Ну, проверьте на всякий случай на какой собаке…
Уже к обеду Палыч понял, что вокруг подозрительно тихо. Целый час, как с просьбами никто в кабинет не входил, и на улице без шевеления. Вышел на свет божий из кабинета и прямиком к цистерне. Вокруг пустота, а рядом, как в фильме ужасов, прислоненный к колесу, никому не нужный СКС без хозяина. Все, капец…
Ближе к вечеру, уже порядочно пьяного Палыча посетила самая важная в тот день мысль – мочиться нужно обязательно в озеро. С помощью почти трезвого, непьющего ничего кроме сухого вина доктора, было выяснено, что флуоресцентная жидкость, пропущенная через почки, научных свойств не теряет и выходит наружу практически в том, нужном для японцев состоянии. За что и принялись.
На следующий день доктор потопал вниз, а на станции наступила эпоха безвременья. Днем почти ничего не случалось, буйные напивались быстрее, а судорожных движений высота не допускала. Летаргический сон проходил практически без закуски. Спирт оказался исключительного, заграничного качества.
Каждое утро усталые в дупель метеорологи гуськом на четвереньках передвигались к озеру, заливали сушняк и одновременно похмелялись чистой, горной водой. Состав был перманентный, некоторые не могли не только встать, но и ползти. А Палыч марку держал, перемещался извилисто, но упорно, всегда достигая желанной цели. Из озера не только пил, но каждое пробуждение мыл в нем голову. Некоторые его подчиненные более слабые духом уже сильно походили на лешего.
Ночами флоуресцентная жидкость уходила через трещины ледника, и как видно, в силу особенностей национальных желудков начинала светиться сама, без всяких облучений. Уже через неделю заиграли недобрым светом не только озерные берега, но отхожие места, просто небольшие холмики вокруг метеостанции.
Палыч порицающе мычал на нарушителей общественного порядка, но мер не принимал ни каких. Отлучить кого-либо от леденцовой бочки не было возможности. В пятницу поднялась вторая смена. Третья действующая спуститься не смогла. Никто никого особо не уговаривал…
Воскресеньем в районе метеостанции заблудилась и пропала группа иностранных чешских туристов. Если бы не поднявшиеся на их поиски женщины из туристического агентства, грянул бы международный скандал. В следующую среду спирт унюхал народ из соседних ущелий. Пробили пару новых дорог, сломали несколько машин, двигаясь в кромешной тьме, ночами в тайне от начальников. Кое-кто из селезащитников Туюк-су не смог вырваться из бермудского Т5-треугольника на все оставшиеся годы.
С каждым днем лиц, вовлеченных в распространение флуоресцентной заразы, становилось больше, пути миграции витиеватие. Светящиеся фекалии распространялись вширь и вглубь словно чума, выкашивая по преимуществу мужское население. А трезвых женщин в горах не доставало всегда.
Очередной субботой на станцию вернулся доктор Айдар. Разговаривать было не с кем и незачем. Погром, осуществленный на Т5, был столь серьезен, что вся территория казалось одной огромной свалкой, перемешавшей немыслимое количество предметов обихода, людских тел, государственного имущества.
В открытой настежь столовой не имелось воды и даже намеков на обслуживающий персонал. Все емкости от щедрот души были заполнены водкой или спиртом. Как никто не сгорел – объясняется только большим опытом и закалкой обоих метеорологических смен.
Рассудив мудро, что никто ничего не заметит еще очень долго, а на похмелье хватит вполне, Айдар неторопливо двинулся к чудо-бочке. Ему никто не мешал, более того, даже не мог шевелиться. Подпорки под колеса установлены кое-как, уклон достаточный. Пара ударов кувалдой и бочка медленно двинулась вниз по направлению к озеру…
Открыв донный слив, Айдар смотрел, как широким потоком чуть маслянистая, тягучая жидкость низвергается в чистое озеро. Растворялась она не сразу, а, смешиваясь с холодом и прозрачностью горной воды, пузырилась, даже нагревалась слегка. Но куда ей до наших объемов?! Капля в море. Что флакон невзначай раздавить.
Чуть поодаль в позе раненого, но стремящегося к передовой бойца застыл начальник метеостанции Палыч. Он то понимал, что оно к лучшему, но праздника жалко. Тихого долго праздника для широкой и ненасытной души…
Отчет по гранду в Японии не приняли из-за явного расхождения результатов с наиболее общими принципами естественных наук. Несмотря на полностью соблюденную процедуру протокола, абсолютно невозможно понять, как опытная жидкость могла проникнуть самостоятельно с высоты 3500 на вершину пика Талгар т.е. достигнув 5017 метров.
Еще большее недоумение вызывала площадь распространения жидкости непосредственно в Заилийском Алатау. Фотографии, сделанные с самолета в ночное время в специально спектре, казались таинственной клинописью неизвестного, но возможно гениального Дауна и расшифровке не подлежали.
Одно время в спецорганах бытовала милитаристская версия о таинственной группе диверсантов, расчертивших наши горы в целях подготовки вероломного вторжения. Но годы шли, а попыток захвата не наблюдалось.
Начальник Т5 Палыч, как и многие прочие, чуть не выплюнул печень к чертовой матери. Через месяц нашли последнего из потерянных чешских туристов. Но в целом, летальных исходов не наблюдалось. | |
ВАШИ КОММЕНТАРИИ
Колонка редактора