УРОКИ ФРАНЦУЗСКОГО | | ...ее прозвали француженкой за нещадный прононс и несбыточную (по тем временам) мечту побывать в Париже... | Михалев и Крохалев возвращались с трассы.
Низкие облака вползли в ущелье, срезав вершины сопок и придавив заснеженное русло ручья. Темные лиственницы мрачно щетинились по склонам, и порой казалось, что друзья ползут по дну огромного туннеля, где их УАЗик можно сравнить разве что со сверчком. Крохалев в предвкушении домашнего тепла и уюта что-то мурлыкал. Михалев поскуливал сзади, ему было ни до чего.
- Пойду Катрин сдаваться, - простонал он «заклятому» другу, тот высадил его у медпункта и перекрестил вслед, предварительно убедившись, что на расстояние брошенного ботинка нет ни одного атеиста. Сам Крохалев бы ей свои челюсти не доверил. Михалев, наверное, тоже, но его так разнесло, беднягу…
Катрин - зубной врач, бесцеремонно, как в собственную косметичку, залезла меж раздвинутых михалевских челюстей и надолго там застряла. Ее прозвали француженкой за нещадный прононс и несбыточную мечту побывать в Париже. Вообще-то ее звали ее Екатерина Михайловна, но она таяла, когда ее называли Катрин. Это была могутная женщина лет сорока пяти. Лицо у нее было литое, с твердым мужским подбородком. Видимо от недостатка мужского внимания всю нерастраченную женскую нежность она яростно сублимировала** в профессию.
Лучше сразу на эшафот, так как рвать зубы - ее хобби, которым она занималась с восторгом. Кажется, начни она рвать зубы железному дровосеку, тот рванет по шпалам и российскому бездорожью до Тихого океана без остановки. Что уж говорить о простых смертных?
- Откройте рот шире еще шире. Так... Где тут? Ага, вот.
- Сложное удаление. Рвать надо, - с наслаждением простонала она, и наш герой - комсомолец сильно засомневался в разумности своего появления не только в медпункте, но и вообще на белый свет.
- Мадмуазель, - заикнулся, было Михалев. Но было поздно. Катрин впечатала свою левую руку ему в затылок, а правой с завидным хладнокровием начала вкручивать в зуб какой-то буравчик.
Истошно - пронзительный рев, совершенно не похожий на человеческий голос, разрезал чернильную тьму вечерней тайги.
- Нельзя ли потише! - внушала она бедолаге, руки которого начали хвататься за все подряд, конвульсивно цепляясь за выпуклости Катрин. - Не кричите, хуже будет! Нехороший мальчик.
Всех мужчин до сорока она называла нехорошими мальчиками. Видимо хорошими, в ее понимании, они становились значительно позже…
Михалев боролся до последнего патрона: рычал и мотал головой, дрался, плевался, из-под задранной губы торчало это чудовищное изобретение отечественной медицинской техники, в сравнении с которым испанские «сапоги» инквизиторов кажутся мягкими домашними тапочками. Пожалуй, в эти секунды бедняга окончательно потерял веру не только в светлое будущее, но и в самое красивое настоящее.
В конце концов, Катрин взмокла от напряжения, и ей это надоело. Она кликнула из коридорчика пару притихших дюжих (накачанных ежедневными упражнениями с «козой*») строителей магистрали и пришедшего поддержать коллегу Крохалева. Те и заломали беднягу в момент.
У болезного текло изо всех отверстий, что-то трещало, хрустело. Наконец «сочувствующие» его доломали, бросили на пол, затем отлили ведром воды.
- Все! – пропела в нос Катрин. - Держите, шалунишка, – протянула она измочаленному пациенту его корешок. Но «шалун» с ревом:
- Вот суки! Гестапо! - вырвался наружу и исчез во тьме…
В столовой светящийся Михалев появился через сутки. Щека его, все еще иссиза-багрового, неестественного цвета, излучала благодушие.
А сам он просто вздыхал, улыбался и радовался жизни.
*Коза - кусок рельса (2-3м длиной, 130-195кг весом), используемый путейцами для регулировки зазоров в рельсовом хозяйстве вручную. С успехом заменял спортивные тренажеры героям Бамовской эпопеи.
**Сублимация - переключение сексуальных побуждений на интеллектуальные и социально полезные цели (в данном случае - медицине). | |
ВАШИ КОММЕНТАРИИ
Колонка редактора