Слон и сила | С хрустом и причмокиванием наворачивая хобот на бивень, слон задумчиво ковырялся в ноздре. Тяжелые морщинистые половики ушей изредка похлопывали по могучей короткой шее. Покатые лоснящиеся бока, содрогаемые гулким сопением, воздымались и опадали над моей головой.
- Ну, а что дальше? – переступил я с ноги на ногу.
Слон поднял переднюю ногу и, вытащив бивень из носа, принялся разглядывать растрескавшиеся копыта ногтей. Я уже собрался уходить, как он неожиданно заговорил:
- А потом меня все били, дергали за уши и хобот. Зебры щелкали копытами по лбу, шакалы кусали за ляжки, попугаи садились на спину и клевали, клевали… - слон медленно повернулся ко мне боком, и его хобот, задравшись за голову, несколько раз тюкнул по широкой серой спине, - вот так… клевали.
Обиженно всосав воздух, слон продолжил:
- Ты не поверишь, но я, такой большой и сильный, боялся всей этой мелюзги. Меня с детства учили быть добрым и никого не бить. И я никого не бил. Не бил даже своих обидчиков. Воспитатели добились своего: мне было легче снести побои, чем ударить самому… А знаешь, шакалы сразу чувствуют, – дашь ты им сдачи или нет… - слон посмотрел вдаль влажными глазами.
Шумно вздохнув, он снова начал натягивать ноздрю на бивень.
- Ты извини, - прогнусавил он, - мне очень тяжело все это рассказывать.
Скрутив хобот с бивня, он неожиданно протрубил:
- Слава Уститустре!!!
- Ты чего? – удивился я.
- Извини, - снова извинился он, - это я про бывшего хозяина. Ведь все началось именно с него. Сначала его люди поймали меня, и я стал на него работать. Ты, наверное, знаешь, какая жизнь у рабочих слонов… Каторга! Одним словом, вначале мне даже захотелось на волю – к шакалам и попугаям. Но чем больше я работал, тем больше привыкал. Постепенно каторжная работа стала мне казаться нормой существования, а запуганность и неуверенность в себе сменились первым, пока еще робким ощущением силы. Вживание в новую сущность шло медленно и почти незаметно.
Сила проявила себя в один момент. Однажды, когда я шел порожняком, из придорожных зарослей выскочил один из моих старых обидчиков – шакал. Но не успел он приблизиться ко мне, не успел я испуганно поджать ногу от неминуемого укуса, как шакал, извиваясь, повис в кольце моего хобота. В этот момент я почувствовал, что он МОЙ! Если бы я сжал его чуть сильнее, он взвизгнул бы и, хрустнув ребрами, сдох.
От удивления я разжал хобот, и шакал, плюхнувшись на дорогу, подскочил и, поскуливая, понесся прочь.
Сидевший у меня на голове Уститустра был удивлен не меньше моего: «Тюфяк, а ты, похоже, становишься мужиком».
Наскок следующего шакала я встретил уже спокойно: когда он, скаля свои гнилые зубки, подбежал ближе, я резко накрыл его правой пятерней… - слон часто задышал, глаза его грозно сверкали солнечными искрами, - Знаешь, что я увидел, убрав ногу?..
Уститустра был в восторге, он даже хотел продать меня своему знакомому военачальнику. Подготавливая меня к армии, он постоянно говорил, что слоны военачальника – «крутые ребята», и что через полгода я тоже буду настоящим боевым слоном.
Но я этого не хотел. Страх мой был проломлен новым для меня чувством силы, но я не хотел это чувство отдавать военачальнику для того, чтобы он с помощью меня убивал более слабых. И я сбежал от Уститустры.
Слон снова надолго замолчал.
Наконец, он поднял глаза в небо:
- Ты знаешь, я недавно научился летать. Это случилось так неожиданно. Я убегал от стаи шакалов… - слон запнулся, виновато посмотрел на меня и через силу выдавил, - Да, трусость все еще живет во мне, и когда я долго не пользуюсь силой, трусость затягивает смелость, как болотная ряска чистую воду… А шакалы это чувствуют… - и он так смущенно посмотрел на меня, что я понял – чтобы заполнить неловкую паузу, он сейчас снова углубится в ноздрю часа на полтора. Поэтому я тут же спросил:
- И как же ты полетел?
Слон благодарно посмотрел сквозь меня и продолжил:
- Так вот, когда я заметил край пропасти, было уже поздно. Не успел я затормозить, как часть каменного козырька, метров десять в длину, провалилась, и я, цепляясь ногами и хоботом за рассыпающийся в воздухе камень, рухнул вниз. Сосущая пустота взорвалась в желудке вакуумным айсбергом и выдавила сердце в мочевой пузырь. Встречный ветер взрезал глаза до слез. Я видел расплывающиеся волнами острия скал, которые росли навстречу…
Кувыркаясь, я заметил вверху шакалов. Те, кого я мог переломать, как веточки бамбука, стояли на изуродованном краю пропасти и скалились, глядя на мою извивающуюся в пустоте тушу.
Мгновенной вспышкой высветилась не прошлая моя жизнь, а скорое мое будущее: я видел, как они спускаются вниз, как их черные гнилые зубки впиваются в мои лопнувшие от удара мышцы, как их мохнатые рожи слипаются от вязкой крови… Моей крови! – слон шваркнул передней ногой по дороге, - И тогда я почувствовал ЭТО. Я почувствовал СИЛУ. Не ту «силу», что против трусости, а именно СИЛУ с больших букв.
Мое тело, впервые за все время падения, рванулось не испуганно, а зло. Злость, взорвавшаяся в животный страх перед смертью, дала мне этот мощнейший рывок. СИЛА шла изнутри. Не из мускулов, а ИЗНУТРИ. Я не знал, насколько велика эта сила, но знал, что могу ей управлять.
То, что я сейчас рассказываю, конечно же, стало мне ясно позже. Тогда я лишь вдавливал плотный воздух под себя, желая только одного – достать шакалов! Я знал, что ни один из них от меня не уйдет. Одного маха хоботом хватит на то, чтобы эти щенки беспомощно забарахтались в воздухе.
Когда я вспрыгнул на землю, шакалы уже пылили где-то вдалеке.
И только тут я понял, что произошло. В один миг передо мной пронеслись и парализующий ледяной ужас в животе, и скалящиеся мохнатые морды вверху, и ослепление яростью, и плотный, ощутимо живой воздух, и набухающая в груди вулканическая СИЛА, что вырывалась наружу из основания горла.
Только тут я понял, что летал!
И я снова захотел этого. Тем более что вулкан в груди еще клокотал. Я отпустил СИЛУ, и она рванула через горло. Меня плавно отняло от земли, и я, укатывая тело воздуха, снова полетел! Я снова полетел! Это, еще не утихшее удивление, пронзило восторгом встречную воздушную струю и выплеснулось в легкость моего грузного и могучего тела.
Подо мной салютом рассыпалась пылящая шакалья стая; дальние горы, шершавясь зелеными пупырышками деревьев, огибали меня с боков; наша широкая река показалась мне не толще антенны от рации Уститустры…
И тут по позвоночнику прокатился страх. Страх высоты. Не успел он докатиться до кратера в груди, как я опять стал падать, - слон снова часто задышал, - Понимаешь, опять та же ледяная бомба в желудке…
Не знаю, как, но я разозлился на свой же страх. СИЛА обожгла все тело, и страх исчез. Злость – вот мой двигатель, мой строитель, мой стержень. Это так же верно, как и то, что страх – мой разрушитель. И теперь я хочу уничтожить в себе всякий страх, - глаза слона бешено горели, бока ходили ходуном, - навсегда уничтожить! – он резко развернулся, взметнул хобот над головой и, протрубив, - Слава Уститустре!!! – бросился вперед.
- Ты куда?! – закричал я и похолодел: слон несся к пропасти.
Я кинулся за ним. На моих глазах глыба темной пыли с серой хребтастой спиной и мотающимся вверху хоботом домчала до края пропасти и, не останавливаясь, рухнула вниз.
Я заработал ногами и руками на всю мощь. Ноги и руки мелькали как бы отдельно от меня: я их не чувствовал. Сейчас я ЧУВСТВОВАЛ только край пропасти, который быстрыми, но мелкими рывками полз ко мне.
Внезапно раздался протяжный трубный вой. Он кромсал воздух почти зримо, почти осязаемо.
Я споткнулся, перекувыркнулся несколько раз, вскочил на ноги, но тут же осел: ноги свела судорога.
И в тот же миг вой затих.
Я и сейчас уверен, что когда стих вой, я почувствовал плавный подземный толчок. Словно могучая, но скрытая каменная волна прокатилась под травой.
Когда я на четвереньках подполз к краю и посмотрел вниз, я увидел…
Наверное, то же самое увидел слон, убрав правую пятерню с расплющенного за злую наглость шакала. | |
ВАШИ КОММЕНТАРИИ
Колонка редактора