Берггольц возвращается

«...И возвращусь опять» - так называется новая книга об Ольге Берггольц (1910 - 1975), о которой рассказывается на сайте «Spbvedomosti.ru». Ее автору, харьковской учительнице Ольге Оконевской удалось дать свой портрет ленинградской поэтессы, приведя свежий материал и собственные воспоминания о встречах и беседах с блокадной музой. Ведь давние книги А. Павловского, Н. Банк, Д. Хренкова, где о Берггольц сказано много важного, выходили в прежнюю эпоху.

Оконевская рассказывает о детстве и юности Берггольц, о ее первых шагах в литературе с максимальной полнотой, беспощадно - о трагических месяцах тюремной эпопеи и тяжелом возвращении на волю. Подчеркнута роль в ее освобождении Александра Фадеева.

По-новому прочитаны стихи и поэмы, особенно «Февральский дневник», трагедия «Верность» и «фактически последняя прижизненная книга» - «Узел», чудом успевшая выйти на исходе «оттепели» (1965). Честно сказано о том, какой видела Берггольц блокаду, воспринимая ее не только героической и трагической (об этом ее поэзия), но и связанной с преступлениями - и гитлеровцев, сжавших город огненным кольцом, и нашей власти, допустившей такое. Приведенные автором книги слова Берггольц не могут быть подвергнуты сомнению. Они близки к уже опубликованным ранее сестрой поэтессы («Встреча», 2000), но значительно жестче: «Наивный ты человек: все еще не можешь за героической завесой понять, что не только Гитлер, но Сталин и Жданов обрекли нас на вымирание. Ну до чего же нужно было низвести человека, чтобы эволюцию повернуть вспять и заставить одного голодного охотиться на другого. Ты никогда не слышала, что Жданов запретил даже индивидуальные посылки в Ленинград? Так мог поступить только сытый враг».

Приведя горчайшие слова Берггольц, Оконевская пишет: «Нет, не померк для меня подвиг Ленинграда. Ведь город - это его жители, а не его власти».

Такой подход многое определяет в разговоре о поколении Ольги Берггольц, той трещине, которая возникла в сознании детей революции. Они отстаивали свою землю, свой город от врагов, и они видели, что артиллерия часто «бьет по своим». Они понимали (не все, но многие), что травля подлинного искусства идет вразрез с интересами русской культуры. Берггольц оставалась «несогласной» даже после перенесенного ею в конце тридцатых. Защищала осужденную партийным постановлением Ахматову, писала правду о наших бедах и потерях, а потому была объявлена «плакальщицей».

В книге, помимо основной героини, много других, важных и необходимых персонажей. Тут и критик А. Горелов, давний друг Берггольц, вернувшийся после 17 лет тюрем и лагерей в 1954 году, и блокадный подросток, затем доктор наук А. Павловский, и те, кто был с нею рядом на блокадном радио - Я. Бабушкин, Г. Макогоненко, Л. Маграчев, и друзья писатели Ю. Герман, Е. Шварц. Они - свидетели гражданских поступков Берггольц.

Да и Александр Рубашкин, автор рецензии на книгу на сайте «Санкт-Петербургских ведомостей», вспоминает, как Берггольц оборвала идеологически подготовленного редактора «Литгазеты» А. Чаковского, убеждавшего писателей, что под Ленинградом никогда не было бегства. «Это ложь», - громко, на весь зал с места сказала Берггольц.

В книге приводятся и другие примеры личного мужества, для коммуниста вдвойне опасные. Пусть и не впервые, но более выверенно, чем в прежних работах, здесь сказано о знаменитых словах Берггольц, написанных золотом на граните Пискаревского кладбища: «Никто не забыт, и ничто не забыто». Оконевская пишет о них так: «Эта эпитафия не только блокадникам, а всем жертвам фашизма - и внешнего, и внутреннего. Кладбище вместило только ленинградцев и только блокадников. Всеобнимающие слова простираются от военных лет в до- и послевоенные годы. Просто жертвы военных - зримей и понятней. Ведь когда читаешь “Из-под каких развалин говорю...”, - понимаешь, что это голос почти из могилы - это стон человека, заживо погребенного под развалинами идеи, в которую он когда-то неистово верил». Нам остается только поблагодарить автора книги за такое прочтение.

Путь поэта прослежен подробно, с пониманием творчества и трагических обстоятельств самой ее жизни. Правда, в ряде случаев нет ссылок на публикации (даже в списке литературы), известные автору, а последние главы носят, скорее, характер приложений. Но это не меняет общего впечатления. Перед нами добрая, честная, содержательная книга, продиктованная любовью.