ВОЗВРАЩЕНИЕ  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

11.

 

 

 

            Виктор сначала подумал, что обознался. Тот стоял к нему спиной, а поверх знакомой футболки была накинута на плечи выцветшая фиолетовая ветровка. Но вот сверкнул через плечо острый взгляд черных глаз, и сомнения рассеялись. Евстропов повернулся и быстро пошел в противоположную сторону.

            -Евстропов! – громко воскликнул Виктор, - Евстропов, подожди.

            Парень остановился. То ли его остановила неожиданно прозвучавшая во весь голос его фамилия, то ли то, что Виктор был все-таки старше, то ли еще что, но он позволил ему подойти к себе.

            -Пойдем, - коротко хлопнув его по плечу, сказал Виктор, увлекая от дома на детскую площадку, - Пойдем, поговорить надо…

            Они уселись на лавочку. Евстропов молчал, хмуро уставившись в землю перед собой, и Виктор не знал, как начать разговор.

            -Ну, давай познакомимся, - сказал он, протягивая руку, - Я Виктор, а как тебя называть прикажешь?

            Не поворачивая головы, Евстропов, поколебавшись, протянул Виктору потную тонкую ладонь, не потрудившись ответить на рукопожатие:

            -Дима.

            -Зря ждешь, - сказал Виктор, - Он не придет. Он уехал надолго. И вообще, он здесь не живет.

            Губы Димы скривила злая презрительная усмешка:

            -Он живет здесь и с вами.

            Тон, каким было это произнесено, не оставлял сомнений, что парню известно если не абсолютно все, то очень многое, и в слово «живете» он вкладывал далеко не однозначный смысл. Виктор понял, что отказываться или оправдываться сейчас - значит только подтвердить очевидное и полностью обезоружить себя.

            -Допустим, - сказал он, - И что? Хочешь к нам третьим?

            -Хочу, - слегка вызывающе ответил Дима.

            -Ничего не выйдет, - отрубил Виктор.

            -Почему? Он мне больше не учитель, я почти совершеннолетний, и я никому не расскажу.

            «Однако, они стали другими, - подумал Виктор, - Я бы в его возрасте не осмелился так откровенно вести разговор».

            -Дело не в этом.

            -А в чем? – Дима бросил на него через плечо все такой же короткий колючий взгляд, - Вам очень помешаю? Или боитесь, что отобью?

            «Как он, однако, смел, - удивился Виктор, - И нагл, к тому же».

            -Не боюсь. Я просто не желаю делить его с тобой, - твердо проговорил Виктор, - Мы с Леонидом Васильевичем не просто живем, мы любим друг друга, если тебе это о чем-нибудь говорит.

            Вместо ответа Дима полез в карман, вытащил пачку сигарет и закурил.

            -А если я его тоже полюбил? – с вызовом спросил он, выпустив длинную струю дыма, - Если вот так – увидел и понял, что мое?

            -А если я увидел на улице в витрине что-то и понял, что мое? Должен разбить ее и забрать? Если у кого-то что-то увидел и тоже понял – мое, убить его и взять это себе? К тому же, Лёня – не вещь. Или для тебя это не играет роли?

            Дима молча курил, так же резко выпуская дым. Виктор оглядел его длинноватые немытые вьющиеся волосы, потрепанную ветровку, потертые и кое-где рваные джинсы, растоптанные кроссовки, и неожиданно ощутил жалость к этому парню.

            -Так что, бросай свои притязания, - уже мягче, но убедительно сказал он, - Тем более, что до осени ты его точно не увидишь.

            Дима бросил окурок, но не уходил. Некоторое время они сидели молча.

            -Если бы ты не был таким одержимым, ты бы смог стать нашим другом, - сказал, наконец, Виктор, - Не третьим, а просто другом. Это иногда бывает нужнее секса, но тебе, судя по всему, этого не понять.

            Дима встал, и не прощаясь, пошел. Сделав несколько шагов, он обернулся:

            -Шторы задергивайте, когда танцуете голые, а то, с той крыши, - он кивнул на трансформаторную подстанцию недалеко от дома, - ночью в бинокль все, как на ладони, видно, если свет в комнате горит.

            Дима отвернулся, и уже не оборачиваясь, пошел в сторону Чертановской улицы.

            На улице стало совсем темно, а Виктор все сидел, обдумывая происшедшее. Точнее, он не знал, что думать, и чем это может обернуться. Наконец, он встал и направился к дому. Войдя в квартиру, первым делом подошел к окну комнаты и посмотрел на крышу подстанции. Слова Димы находили реальное подтверждение. Виктор даже содрогнулся, представив, как тот в бинокль наблюдал за ними.

            Утром, перед уходом на работу, Виктор прочитал первое послание от Лёни с другого континента. Тот сообщал, что благополучно долетел, передавал привет от родителей и особую благодарность от мамы за внимание к ее сестре. Сообщение завершало пожелание счастливого дня, признание в любви и напоминание, что будет ждать его в чате вечером, то есть, по-американски, утром. У Виктора потеплело на душе, а вчерашние неприятности сразу ушли куда-то, и не хотелось о них думать. Вернувшись с работы, он целый вечер просидел за компьютером, общаясь с Лёней, но о визите Евстропова ничего сообщать не стал.

            Так было и на следующий день. Это виртуальное общение стало естественной потребностью и помогало переносить разлуку. Однажды Лёня попросил разрешения показать родителям его фото, на что Виктор ответил фразой:

            «Показывай и рассказывай все, что считаешь нужным. Я тебе верю, и ты знаешь, как лучше».

            Стояло жаркое солнечное лето. В рабочие дни Виктор только спал, работал и общался с Лёней, поскольку ни на что другое сил и времени не хватало. Неожиданно он установил, что на этой работе устает не меньше, чем на прежней, и что «работать языком», оказывается, не так легко. Но в выходные всегда куда-то выбирался. Один раз проводил Татьяну Викентьевну на кладбище к ее маме, дважды навестил свою, и наконец, решил поехать на их с Лёней место под Звенигород, чтобы открыть свой купальный сезон.

            Накануне вечером в квартире раздался телефонный звонок. Виктор поднял трубку. Ответом было молчание.

            -Ну, молчите, - равнодушно произнес он, кладя ее на аппарат.

            Спустя полчаса телефон зазвонил снова.

            -Я слушаю вас, - отозвался Виктор.

            Трубка опять молчала.

            -Ну, что же вы звоните и молчите? Хоть бы мяукнули что ли…

            -Скоро Леонид Васильевич вернется?  - последовал вопрос хмурым неприветливым тоном.

            -Здравствуй, Дима, - спокойно ответил Виктор, - Нет, еще не скоро. Не раньше конца августа. Что-то ему передать, когда позвонит?

            В трубке опять воцарилось молчание, а потом прозвучало все тем же голосом:

            -Обойдусь.

            Виктор вспомнил этого ершистого парня, нервно курящего на скамейке, и опять в нем проснулась жалость.

            -Знаешь, я завтра на речку собрался, - вдруг, неожиданно для самого себя, сказал Виктор, - Не хочешь компанию составить?

            На этот раз молчание затянулось, слышны были треск и шорохи, но гудков отбоя не возникало.

            -Приставать будете?- послышалось наконец.

            -Дурак, - непроизвольно вырвалось у Виктора, и он уже занес руку с зажатой в ней трубкой, чтобы положить на аппарат, но в последний момент опять поднес к уху:

            -Если надумаешь, завтра, на выходе из метро Фили, в половине десятого утра, - сказал он, даже не убедившись, что его слушают, и дал отбой.

            "Зачем я это сделал? – тут же с сожалением подумал Виктор, - Когда у меня язык перестанет работать раньше головы?"

            И еще подумал, что давно пора все рассказать Лёне, но вступив в привычный диалог в чате, опять не решился портить ему настроение.

            Выходя на следующий день, по дороге на речку, из метро, Виктор бросил взгляд на людей, и был немало удивлен, увидев Диму. Тот стоял, прислонившись к стене, упершись в нее сзади согнутой в коленке ногой, и курил, поглядывая по сторонам. Заметив Виктора, он бросил окурок, подошел и молча протянул ему в ответ, как в прошлый раз, ладонь, позволив ее пожать.

            -Привет, - чуть растерянно протянул Виктор, - Не думал, что ты придешь…

            -До какой станции едем? – хмуро спросил Дима, направляясь к платформе.

            -До Звенигорода, - ответил Виктор.

            В электричке Дима независимо уселся напротив него и стал молча смотреть в окно.

            -Я почитаю? – спросил Виктор, испытывая некоторую неловкость от молчания.

            Дима равнодушно пожал плечами. Он вообще держал себя так, как будто они чисто случайно оказались рядом, и едут каждый по своим делам. Он только спросил, когда за Голицыном вагон почти опустел:

            -Далеко еще?

            -Три остановки, - отозвался Виктор, не отрываясь от книги.

            Когда электричка подошла к перрону конечной станции, Дима, ни слова не говоря, встал и пошел к выходу. Он вышел из вагона, закурил и повел головой по сторонам. Виктор вышел следом за ним.

            -Куда теперь? - спросил Дима.

            -До места километра три, - ответил Виктор, - Можем на автобусе, можем пешком через лесок. Ты как предпочитаешь?

            -Пойдемте пешком, - сказал Дима.

            Они спустились с платформы и направились в сторону речки.

            -Слушай, говори мне ты, - предложил Виктор, когда они шли по лесной тропинке,- Я тебя на пятнадцать лет старше, факт, но все-таки в отцы тебе еще не гожусь…

            -Годишься, - отозвался Дима, глядя перед собой, - Мечтал о таком папике…

            По интонациям голоса было невозможно понять, смеется он или говорит серьезно.

            -Что за местность? – спросил Дима, когда они вышли на шоссе, ведущее в Поречье.

            -Окрестности Звенигорода, - ответил Виктор.

            -А сам город где?

            -В другой стороне. За Москва рекой.

            -Покажешь?

            -Не сегодня. Это километров пять.

            -Слабо тачку купить? Покатал бы…

            -Ну и наглец ты, Дима, - сказал Виктор, - Я еще в прошлый раз заметил.

            -Не увиливай. Слабо?

            Он продолжал говорить все с той же невыразительной интонацией и ни разу не улыбнулся.

            -Пока слабо, - спокойно ответил Виктор, - Но думаю, через год мы с Лёней осилим.

            При упоминании о Лёне, в лице Димы что-то неуловимо изменилось, но опять было трудно понять, что.

            -Вы с ним тоже сюда приезжали? – спросил он.

            -Да. Мы очень любим это место.

            -Что он тебе говорил про меня?

            Виктор постарался уйти от ответа:

            -Почему ты решил, что говорил?

            -А фамилию мою, откуда знаешь?

            -Он узнал тебя, когда ты под окном стоял, и удивился, что ты здесь делаешь?

            -Так уж и удивился?

            Губы Димы опять скривила зловеще-презрительная усмешка.

            -Извини, Дим, про это я буду говорить только в его присутствии.

            -В самом деле такой благородный или вые…шься?

            -Прими меня таким, какой я есть, и я тебя приму без целлофана, - твердо ответил Виктор.

            -Посмотрим… - все с той же интонацией отозвался Дима.

            Так, незаметно, они поднялись в гору и оказались на территории поселка.

            -Речка там, - кивнул Виктор влево, - Сначала зайдем в магазин.

            -Пива возьми побольше и сигарет.

            -Не рано тебе?

            -Мне до восемнадцати с гулькин х.. осталось, ё…ный в спину. Жаба душит, так и скажи.

            -Кончай хамить, - беззлобно сказал Виктор.

            Пока Виктор выбирал продукты,  Дима вытащил двухлитровую баклашку крепкого пива.

            -Так дешевле, - пояснил он, - Две берем?

            -Поставь на место эту гадость, - строго сказал Виктор, - Кажется, я угощаю?

            -Так угощай, - недовольно ответил тот, ставя бутылку.

            Виктор снял с полки четыре стеклянных бутылки Балтики.

            -Х..ли тут пить? Ни голове, ни в жопе, - прокомментировал Дима.

            -Димон, кончай материться через каждое слово, - мягко, но настойчиво, сказал Виктор, - Я это умею лучше тебя, а ты хоть слово от меня слышал?

            -Стремаешься меня, - уверенно сказал Дима, - А сам говоришь – без целлофана. Я вот без целлофана.

            -Я не стремаюсь, а считаю, что такие слова надо говорить либо к месту, либо не говорить вообще.

            -Ладно, воспитал. Пошли.

            Виктор расплатился, они вышли из магазина и зашагали через поселок. За домами начинался крутой, поросший лесом откос, с которого, за кронами сосен, им открылась сверкающая на солнце гладь реки.

            -Красиво? – спросил Виктор.

            -Пи...дато жить не зае...шься.

            -Дим, я для тебя ничего не значу? - спокойно, даже с долей любопытства, поинтересовался Виктор.

            -Ладно, не буду. Как ты меня назвал в магазине?

            -Не помню. Я тебя, кажется, по имени все время называю. Это ты со мной на местоимениях.

            -Ты сказал - Димон.

            -Тебе не нравится?

            -Меня все так зовут, придумай что-нибудь свое.

            -Зачем? Это свойственно при других отношениях.

            -А с Лёней вы как друг друга зовете?

            -Зовем, - твердо ответил Виктор

            -Опять, только при нем скажешь?

            -Это наше с ним дело, и ничье больше.

            -Ладно. Я буду тебя звать Витек, ничего?

            -Не совсем, но зови, если хочешь.

            -Ах, Витек ты мой Витек. Пое…, -Дима запнулся, - Посношался и утек. Видишь? Исправляюсь.

            -И нравится тебе быть таким?

            -Зато без целлофана.

            Они вышли на пологий зеленый берег, и Виктор расстелил подстилку на их любимом с Лёней месте. И опять оттого, что рядом сейчас не Лёня, а этот наглый, тихо издевающийся над ним шалопай, у него защемило где-то внутри.

            -Чего задумался? Падай, хлебнем пивка, - сказал Дима, скидывая футболку и джинсы, под которыми обнаружились черные трусики-плавки с широкой, растянувшейся и загнувшейся от этого, резинкой "под фирму".

            Виктор протянул ему бутылку пива и стал раздеваться.

            -Ну. В этих и танцуете, - кивнул Дима, узнав на нем белые, такие же, как у Лёни, трусы.

            -Отвернись, я надену плавки.

            -Чё? – сощурился Дима, - Можно подумать, я не видел, какой он у тебя.

            «А ведь и правда, видел», - горько усмехнулся про себя Виктор и уже без стеснения переоделся у него на глазах.

            В субботний день берег нельзя было назвать безлюдным. Однако метрах в ста от них никого не было, а высокая трава создавала хорошее убежище, и казалось, что они одни.

            Виктор взял бутылку и лег рядом с Димой. Некоторое время они молчали, греясь на солнце и потягивая холодное пиво. Дима чередовал каждый глоток с затяжкой сигаретой.

            -Макнемся? – предложил Дима, когда бутылки опустели.

            Они подошли к речке. Дима шагнул в воду, поежился и сразу же бултыхнулся в полный рост, обдав Виктора брызгами.

            -Тихо ты! – воскликнул он, и ему ничего не оставалось, как нырнуть следом.

            Дима встал на ноги и двинулся на середину.

            -Она чё, вся такая мелкая? – спросил он.

            -Ямы есть кое-где, но перейти вброд можно.

            -Ни фига… А с виду – зачетная речка.

            -А так что, не зачетная? Видишь, какое течение?

            -Да, течение классное.

            Дима опять бултыхнулся в воду. Он плескался, выпрыгивая и снова ныряя. Выныривая, фыркал, как тюлень, и размашисто греб руками, оставаясь при этом на одном месте. Виктор смотрел на него и не мог сердиться. Его охватили совсем другие чувства по отношению к этому маленькому наглецу, и пожалуй, впервые в жизни он пожалел, что у него нет своих детей.

            -Интересно, а получалось у кого-нибудь здесь утонуть? – спросил Дима.

            -И не у одного, - ответил Виктор, наслушавшись краем уха разговоров местных жителей на берегу.

            -По пьяни, - безапелляционно заключил Дима.

            Наплескавшись, они выбрались на берег. Дима опять закурил и потянулся к пиву.

            -Поешь чего-нибудь, - предложил Виктор, открывая нарезки, - а то только пьешь да куришь.

            -Шашлычку бы горяченького, - мечтательно протянул Дима, засовывая в рот кусок колбасы.

            -На такой жаре?

            -Ну и что? Все равно зае… - он запнулся, наткнувшись на многозначительный взгляд Виктора, - Ну, не сказал же...

            -Димон, а вы в школе вот так друг с другом и материтесь через каждое слово?

            -А то. Не все, правда. Некоторые только, когда разозлятся, или как ты, к месту. Перекинемся?

            Он вытащил из кармана колоду замызганных карт.

            -В азартные не буду, - твердо ответил Виктор.

            -Зачем? В дурачка…

            -Сдавай.

            Они начали играть. Дима оставался равнодушным и к выигрышам, и к проигрышам, не меняя своего невыразительного тона.

            -Пиво забродило, - сказал он, закончив очередную игру, и встав во весь рост, спокойно помочился на глазах у Виктора и всего берега.

            -Мало пива взяли, - добавил Дима, демонстративно тряхнув несколько раз членом, прежде, чем запихнуть его обратно в трусы, - Денег дашь, я сбегаю. Хочешь?

            -Только баклашку свою не бери, - отозвался Виктор, доставая кошелек, - Еще столько же и того же.

            Дима без стеснения снял мокрые трусы и натянул на голое тело джинсы.

            -Жди, я скоро, - сказал он, засовывая босые ноги в кроссовки.

            Вернулся Дима, и правда, скоро, положив на подстилку четыре бутылки:

            -Холодненькое. Из самой глубины вытащил. На…

            Он высыпал на подстилку сдачу.

            -Возьми на сигареты, - великодушно разрешил Виктор.

            -Мерси.

            Дима ловко сгреб деньги и опять предложил «макнуться».

            -Я схожу на тот берег, с тарзанки попрыгаю, - сказал он, показывая на прыгающих с противоположного крутого берега ребят. Виктор кивнул, и очень скоро Димин мат стал разноситься по водной глади  уже с того берега вместе со звонкими голосами мальчишек.

            «Дитя улицы, - подумал Виктор со смешанным чувством жалости и симпатии, - Дитя своего времени и своей страны».

            Напрыгавшись вдоволь, Дима вернулся и снова потянулся к пиву:

            -Классно... Правда, долбануться конкретно можно. Мелко. В картишки?

            Они поиграли и опять пошли купаться.

            -Дашь с плеч понырять? - стрельнув на Виктора испытующим взглядом, спросил Дима.

            Виктор кивнул и присел, погрузившись в воду до подбородка. Дима вскарабкался к нему на плечи, и держась за голову, крикнул:

            -На старт!

            Виктор резко распрямил ноги, и Димино тело, промелькнув в воздухе, бултыхнулось в воду. Он вынырнул, и пожалуй, в первый раз слегка улыбнулся Виктору:

            -Я же "на старт" сказал. Фигли ты меня раньше времени подкинул?

            -Давай еще раз, - улыбнулся в ответ Виктор.

            Нанырявшись вдоволь, Дима направился к противоположному берегу.

            -На тарзанку пошел? - спросил Виктор.

            -Идем, по полю побегаем, - с неопределенными интонациями отозвался Дима.

            Перейдя речку вброд, они вылезли на берег, и Дима припустил трусцой по откосу вверх.

            -Давай, до того кустика, - сказал он, когда они выбрались на поле.

            Виктор кивнул, и они кинулись наперегонки. Дима бежал быстро, но в самом конце Виктор все-таки обогнал его на пару метров.

            -Силен, папик, - проговорил Дима, тяжело дыша.

            -Куришь много, - ответил Виктор, - оттого и дыхалка слабая.

            -Да ладно, - отмахнулся тот, - Один я курю? Побежали обратно.

            Они рванули в обратную сторону, и Виктор снова прибежал первым.

            -Опять дыхание подвело? - улыбнулся Виктор.

            -Всякое дыхание любит пихание, - ответил Дима, кротко стрельнув на него своими черными глазами.

            От быстрого бега у него съехали трусы, обнажив часть задницы и волос ниже живота, но он не замечал этого, или делал вид, что не замечает.

            Однако Виктор никак не отреагировал.

            -На свой берег? - спросил он.

            Дима опять бросил испытующий взгляд и стал неохотно спускаться вниз.

            Они опять перешли речку вброд, вернулись к месту привала, прикончили остатки еды, и Виктор, вопреки себе, не смог отказать, когда Дима еще раз вызвался сбегать за пивом. Так пролежали они на берегу до позднего вечера, купаясь, играя в карты и болтая о пустяках. По порозовевшим щекам Димы и развязности жестов было заметно, что пиво на него подействовало. Виктора он не стеснялся совершенно, мочась при нем, почесываясь, где придется, и валяясь в полуспущенных трусах. Но Виктор не акцентировал на этом внимания, и каждый раз отводил глаза при особо бесстыжих выходках.  Домой отправились с последней электричкой.

Несмотря на поздний час, было еще совсем светло. Ведь стоял июнь с самыми короткими ночами. Придя на станцию, долго шли вдоль состава, пока Дима не остановил выбор на абсолютно пустом вагоне.

            -Нам, вообще-то, вперед, - заметил Виктор.

            -Пошли сюда, не люблю маргиналов рядом.

            -Сам-то кто? – усмехнулся Виктор, - Надо же, какие слова знает…

            -Да ладно, я оттянуться маленько хочу…

            Что он имел в виду, Виктор понял, когда электричка тронулась. Дима сначала встал на сидение ногами и высунулся по пояс в открытое окно,  а потом закинул на перекладину согнутую в колене ногу, и не успел Виктор моргнуть глазом, как перевалился за окно всем телом, оказавшись висящим снаружи поезда.

            -Обалдел?!  Что ты делаешь? – вскочил он с места, инстинктивно хватая Диму за плечи и пытаясь затащить обратно в вагон.

            -Не боись, - спокойно ответил Дима, и в его колючих черных глазах мелькнула лукавая усмешка, - Не впервой. Остановочку только прокачусь...

            Видя, что ничего не поделать, Виктор сел и стал смотреть на него. А тот «летел», упершись кроссовками в низ стекла, цепко держась вытянутой рукой за окно, а другую открыв в объятии бьющему в лицо ветру. К счастью, перегон оказался небольшим, и как только электричка начала тормозить, Дима выполнил обещание, залезая обратно в вагон.

            -Испугался? – спросил он, садясь напротив, и Виктор впервые заметил, как на Димином лице заиграла улыбка.

            Его волосы оставались  взлохмаченными ветром, а глядящие на него, всегда колючие, а сейчас ставшие по-детски озорными глаза, смеялись. Виктор смотрел на этого отчаянного сорванца, и заражаясь его восторгом, прощал ему все за эту улыбку и за то, что тот не потерял желания радоваться жизни. Пусть так, как умел, если ему неоткуда было быть другим.

            -Витек, скажи, ты мудак? – вдруг беззлобно спросил Дима, ловя его взгляд.

            -Что? – опешил Виктор и твердо ответил, - Тебе это прощается в первый и последний раз. И только потому, что ты пьян.

            -Да я не хочу тебя обидеть, мне понять охота, - заговорил Дима опять в своей манере, разве что более эмоционально, - Ведь ты же хочешь меня. В воде меня разглядывал, сейчас от меня торчишь. Я к тебе и так, и так весь день. Жду, когда ты приставать начнешь, а ты только любуешься мной, как сосной на картине Шишкина. Тебе открытым текстом сказать надо? Я тебе дам!. Хочешь, прям щас? Е...и меня здесь!  Я презик захватил. Хочешь?

            Он схватился за ремень на джинсах.

            -Сядь, - резко сказал Виктор.

            -Тогда зачем ты меня позвал? На дорогу, на пиво тратился? Стремаешься, что Лёня узнает, или, что мне еще два месяца до восемнадцати? Трус ты, папик…

            -Тебе плохо было весь день? – пристально глядя ему в глаза, спросил Виктор.

            -Да нормально все было...

            -Тогда оставь при себе все остальное. Я не собираюсь говорить с тобой о чувствах, которые ты никогда не испытывал. Можешь считать, что трус. А насчет Лёни, я тебя предупредил.

            Виктор сел ровно и стал молча смотреть в окно. Дима встал, и подтянув спадающие джинсы, вышел в тамбур. Виктору было все равно, вернется он или нет. Он испытывал горькую обиду на себя за свои чувства.

            «Мудак ты и есть, - сказал он сам себе, - Из хама не сделаешь пана. Так и будет болтаться всю жизнь, как забытая в жопе клизма, пока не сопьется, не подхватит СПИД, или не сядет, как еще один такой же, которым ты тоже восторгался в детстве…»

            В Голицыне в вагон вошло много народа, и среди них оказался Дима. Он молча сел на свое место и прикрыл глаза, задремав, или притворяясь спящим. Виктор продолжал смотреть в окно. На землю, наконец, спустились сумерки. После Одинцова в вагоне зажегся свет, а к Москве подъехали уже в полной темноте за окнами. Когда электричка стала тормозить в Филях, Виктор встал, и не глядя на Диму, пошел к выходу. Тот поднялся следом, а оказавшись на платформе, как ни в чем не бывало, пошел рядом. Они молча дошли до метро, и войдя, расстались –  ехать было в разные стороны.

            -До свидания, - протянул руку Виктор и впервые ощутил крепкое рукопожатие со стороны Димы.

            -До свидания,- ответил тот и прибавил, - Прости меня. Мудак - я.

            Сказано это было все тем же тоном, лишь в последних словах послышались слабые, но искрение нотки.

            Добравшись до дома, Виктор, не заходя в ванную, устремился к компьютеру. Зеленая иконка возле ника Лёни в чате была тем, что он хотел видеть больше всего. После обмена новостями и ничего не значащими, но желанными для обоих фразами, Виктор решился все-таки рассказать о Евстропове. Он не хотел, чтобы между ним и Лёней была какая-то недоговоренность. Ему даже захотелось позвонить и рассказать все словами, но охваченный порывом, он, не откладывая, написал, что тот опять приходил, что он выследил их в бинокль с крыши, все знает, и в открытую напрашивается третьим.

            Лёня долго молчал. Очевидно, новость подействовала ошеломляюще.

            «Что ты ответил ему?» - наконец отозвался Лёня.

            «Отпираться было бесполезно. Сказал открытым текстом, что мы любим друг друга, и он будет лишним», - написал Виктор.

            «А он?»

            «Трудно сказать. Шантажировать не собирается, но не отстает. Вчера опять звонил, спрашивал, когда ты приедешь? Говорил, что полюбил тебя. Какой-то бред».

            «Как он узнал телефон? Почему он с тобой так откровенен?» - моментально пришел пост.

            «Телефон можно пробить по адресу, ты сам знаешь».

            «Почему он с тобой так откровенен?» - опять молниеносно продублировал Лёня.

            «Я попытался подружиться с ним», - не нашел ничего лучшего ответить Виктор.

            «Каким образом?»

            «Позвал с собой на речку, разговорил, дал почувствовать, что верю ему»

            Виктор клацал по клавишам и понимал, что строки  выходят какие-то не такие, что не так надо это все объяснить, но палец машинально нажал Enter.

            «Ты ездил с ним на речку?»

            Виктор почувствовал, что допустил непростительную оплошность.

            «Ты ездил с ним на речку?»

            Виктор сосредоточился и начал писать подробный обстоятельный ответ, но когда ударил Enter, сообщение не ушло – возле Лёниного ника светилась красная иконка.

 

 

 

 

 

12.

 

 

 

            -Виктор Петрович, будьте повнимательней, пожалуйста, - вывел его из задумчивости голос Натальи, - Вы не знаете разницу между тонером и девелопером? Что это такое?

            Она положила перед ним на стол документ и добавила:

            -Уж от вас я такого не ожидала.

            -Простите, исправлюсь, - машинально ответил Виктор.

            -Исправление будет отнесено за ваш счет, - бесстрастно объявила та, - Я  повторную поездку курьера оплачивать не собираюсь, как и стоимость расходного материала, если он окажется невостребованным.

            Уже третий день Виктор ходил подавленный после того злосчастного вечера. Когда он увидел, что Леня вышел из сети не попрощавшись, схватил телефон, и невзирая на дороговизну международных переговоров, начал звонить, но автоответчик всякий раз приятным женским голосом информировал, что телефон вызываемого абонента выключен.

            В ту ночь Виктор долго не мог заснуть, проклиная на чем свет себя за эту фразу, за эту поездку и за все, что можно и нельзя. Каждый вечер и каждое утро он с надеждой смотрел в монитор, но иконка не меняла своего цвета, и у Виктора возникало ощущение, что она дала красный свет всей его жизни.

            Так прошла неделя.

            В субботу зазвонил телефон, и Виктор услышал голос, который ему хотелось слышать меньше всего:

            -Это Димон. Поехали на речку, - без приветствий и предисловий возвестил он в своей невыразительной манере.

            -Ты в окно смотришь? Какая сегодня речка? – отозвался Виктор и заметил, что его голос прозвучал почти также.

            Похолодало, а за окном сгустились серые тучи, грозившиеся обернуться дождем.

            -Все равно. Поедем куда-нибудь. Посидим на природе, пивка попьем.

            -А ты спросил, хочется мне этого?

            -Не хошь, как хошь, - безучастность голоса была непоколебимой, - Лёня не звонил?

            -Нет.

            -Ну ладно…

            -Постой, - остановил его Виктор.

            Он не хотел его видеть, но эта неделя так явно давшего о себе знать одиночества, что называется, доконала Виктора. Больше оставаться один на один с собой он не мог.

            -Чё?

            -Ты где сейчас?

            -В автобусе катаюсь, нехер делать.

            -В каком автобусе?

            -В шестьсот восемьдесят восьмом.

            -Куда он идет?

            -А фиг его знает…

            Виктор услышал шум улицы и еле различимый вопрос, обращенный явно не к нему: «А вы не скажете, до какой остановки он идет?»

            -До Юго-западной, - возвестил Дима спустя какое-то время.

            -Жди меня там, как сойдешь, на остановке.

            Он вышел из дома, и где-то менее чем через час, оказался на Юго-западной.

            Еще подходя, он издалека заметил знакомую фигуру в выцветшей фиолетовой ветровке, под которой проглядывала все та же ярко синяя футболка.

            «Интересно, у его есть еще какие-нибудь вещи?» - подумалось Виктору.

            Дима тоже заметил его и пошел навстречу.

            -Здорово, - на сей раз, первый протянул он руку.

            -Привет, - ответил Виктор, отвечая на рукопожатие.

            -Куда пойдем?

            -Ты хотел на природу.

            -Куда? Веди, я не знаю.

            -Поехали во Внуково, - предложил Виктор, заметив подъезжающий автобус.

            Диме было, судя по всему, все равно, и они побежали к остановке.

            Автобус мягко катил по Киевскому шоссе. Они сидели в самом конце салона и молча смотрели в окно.

            «Зачем я это делаю? – размышлял Виктор, - Еду с почти что пацаном, с которым не имею ничего общего, опять поить его пивом и выслушивать оскорбления…»

            Вот и аэропорт. Они сошли на остановку раньше и направились по центральной улице поселка.

            -Ну, и где природа? – спросил Дима.

            -Будет, - заверил Виктор.

            -Затаримся здесь?

            Дима кивнул на магазин, и Виктор молча свернул с дороги. Он попросил сразу восемь бутылок - сегодня ему самому хотелось немного захмелеть.

            -Щедро, - оценил Дима, - Чипсов еще возьми и сигарет.

            Нагруженные двумя пакетами, они продолжили путь.

            -Смотри, - вдруг сказал Дима.

            За последним домом поселка прямо над дорогой промелькнул низколетящий самолет.

            -Здесь полоса, - пояснил Виктор.

            -Так низко летит...

            В голосе Димы послышались живые нотки, он даже убыстрил шаги, стремясь поскорее оказаться там. Едва они прошли последний дом, как прямо перед ними оказался идущий на посадку авиалайнер. Глаза Димы загорелись восторгом:

            -Класс. Давай постоим прямо под ними. Я так близко ни разу не видел.

            Виктор усмехнулся и поставил пакет на землю. В небе сам по себе откуда-то возник силуэт следующего самолета.

            -Один за другим идут, - проговорил Дима, глядя во все глаза на увеличивающийся в размерах самолет, пролетевший прямо над их головами, - Кажется, палкой достать можно.

            Сейчас его лицо не имело грубого насмешливого выражения, и к Виктору опять вернулись те же мысли, что и на речке:

            «А был бы этот олух моим сыном, радовался бы я, или печалился?»

            И глядя на ставшее по-детски просветленным лицо Димы, восторженно горящими глазами встречающего очередной лайнер, однозначно решил, что был бы счастлив. И еще более счастлив, если бы сумел сделать так, чтобы это лицо никогда не становилось таким, каким было всегда.

            Они стояли там долго, а самолеты все шли и шли. Дима, похоже, забыл про пиво. Он даже не курил сейчас, он был в небе.

            -Димон, пошли, - сказал, наконец, Виктор, - Так мы здесь до вечера простоим.

            Дима поднял с земли пакет и двинулся за ним, выглядывая очередной самолет.

            -Они здесь так каждый день летают? – спросил он.

            -Есть другая полоса, вдоль Киевки, этой они не всегда пользуются и не всегда с этой стороны, - ответил Виктор, - От направления ветра зависит или еще от чего. В авиации свои правила.

            -Да я знаю, я с детства мечтал быть летчиком, - неожиданно признался Дима.

            -Будь, кто тебе мешает? Поступай в летное.

            -А где это?

            -Могу пробить по Интернету.

            -А у вас дома компьютер есть?

            -Есть.

            -Я зайду к тебе…- полувопросительно полуутвердительно сказал Дима.

            -Прости, ты же знаешь, что я живу не один, - ответил Виктор, - Приедет Лёня - пожалуйста, если он согласится.

            Дима сник от такого ответа, и некоторое время они шли молча.

            Пройдя деревню, свернули на железнодорожную ветку.

            -Ну, вот и природа, - сказал Виктор.

            -Падаем?

            -Пошли подальше, за ручьем упадем.

            -Назад далеко идти будет.

            -Мы пойдем вперед. Тут в трех километрах станция, вернемся на электричке. В окно только больше не выпрыгивай.

            -Испугался? – улыбнулся Дима.

            -Конечно. А если бы ты разбился?

            -Держись крепче и не разобьешься, зато какой кайф!

            -Отчаянный ты малый, - покачал головой Виктор, - Неужели совсем жизнью не дорожишь?

            -Так я чувствовать должен, что живу. Если я какой-то кайф за день поймал, значит, день прожит не зря. Иначе – зачем вообще жить?

            -Только получать? А дать что-то, желания нет?

            -Что ж я, мудак что ли? – губы Димы опять скривила злая презрительная усмешка, - Мне кто-нибудь что-то даст вот так?

            -Ты просто других людей не встречал, - сказал Виктор.

            -Да нет их, других, - убежденно ответил Дима, - Кто они, другие? Исусики там всякие? Так только притворяются, потому что слабаки. Был у нас такой в классе, его все чморили. А куда ему деваться, если дай ему по лбу - и уши отвалятся? Человек человеку волк, понял?

            -И нравится тебе жить по волчьим законам? – поинтересовался Виктор.

            -Все так живут.

            -А счастливы они, твои все? Ты хочешь быть таким же счастливым?

            -Попробуй быть не как все, - жестоко усмехнулся Дима, - Тебя живо обломают.

            -А что же ты не обламываешься?

            -Чего, я не обламываюсь?

            -А того. Ты же не как все. Ты гей. Пойди к своим всем и признайся. Сразу огребешь, сам знаешь чего.

            -Так на фига говорить-то?

            -Выходит, только говорить не хочешь, а сам все равно хочешь быть не как все? Вот и я тоже. И не только по части секса, но и во всем остальном, что бы твои все обо мне ни думали.

            Они перешли по шпалам ручей и уселись на поваленном дереве, на краю леса. Виктор достал по бутылке пива и открыл пакет с чипсами. Дима довольно захрустел.

            -Никогда не огребал за то, что ты не как все? – поинтересовался Виктор.

            -Бывало, - неохотно признался Дима.

            -Где ты вообще-то их находишь?

            -Где, где? В гнезде. Плешка, клубы есть, но я, в основном, на сайтах знакомлюсь.

            -У тебя же нет компьютера.

            -У… - Дима, очевидно, хотел назвать чью-то фамилию, но вовремя сдержался, - У одного парня есть. Мы с ним вместе ищем.

            -А между собой у вас ничего? Друзья, все друг про друга знаете. Тогда бы и искать не надо было.

            -Да пошел он, - поморщился Дима, - Таких друзей – за х…, и в музей. От него никакого кайфа. Ему лишь бы подергаться.

            -Опять тебе кайф подавай, - улыбнулся Виктор.

            -Ну, а как же?  Я потому, с кем постарше малость, и люблю, - метнул Дима на него чуть лукавый взгляд.

            -От Лёни, например, тебе был бы кайф?

            -Да и от тебя тоже. Я тебя рассмотрел на речке. Но ты какой-то…  И правда, не как все, хотя и на слабака не похож. Да мне пох..., какой ты. С тобой  пи..дить интересно.

            -Опять материшься?

            -Да ладно, уже слова сказать нельзя, - Дима вытащил из пакета еще по бутылке, - Я ж не ругаюсь при тебе почти.

            Дима опять закурил. Хмелел от пива он быстро – уже слегка порозовели щеки, и манера разговора стала развязнее.

            -Эх, раз пошла такая пьянка, - сказал Дима, - скажу тебе честно. На Лёню я запал конкретно, и бля буду, если мы не потрахаемся все втроем, когда он приедет, раз у вас такая любовь, что вы друг без друга не можете. Я ж когда увидел, как он танцует, чуть без рук не обкончался.

            -И часто ты за нами наблюдал?

            -Три раза удалось поймать. Приезжал почти каждый вечер, но вас не угадаешь, когда вы вместе будете. Я иногда до двенадцати ночи  ждал, а тебя все не было.

            -У меня работа была другая, - пояснил Виктор и спросил, - А дома тебе не попадало за такие поздние отлучки?

            -От кого? Отца нет, а мать… - он махнул рукой и глубоко затянулся, выпустив далеко струю дыма, - Матери я нужен, как поросячий х.. на ужин. Я ей только ё…рей водить мешаю.

            Прозвучало это из уст Димы так просто и поэтому так чудовищно, что Виктор даже не отреагировал на матерные слова.

            -Бля буду, отслужу в армии и буду в летное поступать, - твердо сказал Дима, - Ты узнай там, где чего и как. Поможешь?

            И столько человеческой надежды промелькнуло в наглых и хулиганских черных глазах, что у Виктора внутри что-то дрогнуло.

            -Помогу, Димон, - серьезно ответил он, - Правильное решение. Только ты про то, чтобы втроем потрахаться, забудь раз и навсегда.

            -Почему?! – искренне удивился Дима, - Я клянусь тебе, никто не узнает. Е…те меня в два смычка во все дыхательные и пихательные до потери пульса, порвите мне сраку на восемь частей, я только кайфовать буду!

            От такого монолога еще, по сути, не начинавшего жить пацана, у Виктора сжалось сердце.

            -Димон, прекрати! - мучительно проговорил, почти простонал он, - Неужели ты и впрямь такой? 

            -Какой?

            -Для тебя не существует никакого воплощения любви, кроме порванной сраки?  Да не будет этого никогда! И не потому, что мы боимся, что ты проболтаешься, а потому, что мы любим друг друга, а ты на нас запал, как ты совершенно правильно говоришь.

            -Да в чем разница?! Х..ли ты мне мозги е..шь?!

            Щеки Димы покраснели, а глаза горели огнем. Он уже почти кричал, и дело было не в выпитом пиве.

            -А в том, что ты получаешь кайф,  когда получаешь его от кого-то, а мы, когда стремимся доставить этот кайф другому, если тебе так понятнее. Поэтому вместе нам никогда не будет кайфово! Ты такого кайфа не испытывал и не испытаешь никогда, если будешь так думать дальше!

            Виктор не заметил, как и сам перешел на повышенный тон.

            На поляне воцарилось молчание. Некоторое время они сидели, каждый глядя перед собой.

            -Так что, можешь считать, что я мудак, но кайф поищи в другом месте, - тихо сказал Виктор, - Хотя и этого тебе делать не советую. Это может очень нехорошо кончиться однажды.

            -СПИДом? - так же тихо спросил Дима и заверил,- Я без презика не трахаюсь.

            -Хуже. Ты можешь запросто потерять здоровье, а то и жизнь, - задумчиво проговорил Виктор, и вдруг взял его крепко за локоть:

            -На тебя можно положиться? Не проболтаешься никогда, что я тебе это рассказал?

            Дима даже не удостоил его ответом, лишь негодующе посмотрев в глаза.

            -Тогда послушай, как мы познакомились с Лёней…

            Виктор начал подробно рассказывать, и в его памяти опять возник заснеженный лес, одинокий трамвай на разворотном кольце, вереница выпивших подростков и лежащий за скамейкой окровавленный человек…

            Он рассказывал все. Вспоминал выворачивающие душу подробности и видел, как у Димы бледнеют щеки, а пальцы собираются в кулаки.

            -...А ведь он пришел на встречу в поисках своего счастья, пусть для тебя будет кайфа, и не хотел ни у кого ничего отнять или сделать кому-то плохо, - завершил Виктор.

            -Суки, - прохрипел Дима полным ненависти голосом, - Да я их за Леню…Ты не знаешь, что это за препод, что за чел, ты у него не учился. Из всех своих учителей я буду всю жизнь помнить только его!            На каком маршруте ты работал? Я их найду!

            -Димон, уймись. Прошло уже два года. Извлеки лучше урок для себя. А еще лучше, просто живи и не думай об этом. Иди в армию, поступай в летное, мы тебе постараемся помочь, а про секс… Про секс не думай постоянно. Встретишь и ты своего Лёню, и будете жить, как все люди, с одной маленькой поправочкой, касающейся только вас двоих. Если, конечно, никто не выследит вас с биноклем под окном и не полезет в постель третьим. Давай еще по одной. У нас там осталось?

            -Как раз по одной, - ответил Дима, - Но… Ты на станции еще возьмешь?

            -Димка, смотри, хроником не стань, - улыбнулся Виктор, - Тогда про летное забудь. Там, знаешь, какое здоровье нужно? А ты еще свой неокрепший растущий организм спиртуешь.

            -Это ж не спирт, - тоже улыбнулся Дима.

            -Да ты уже, небось, и спирт пробовал?

            -Спирт – нет, а водяру доводилось, - признался Дима, - Мы с Саньком, дружбан мой, тогда так нап..дюрились, я его еле до дома доволок, хотя и сам был…

            Дима заулыбался, очевидно, вспомнив что-то.

            -Сколько ж лет-то тебе было? – поинтересовался Виктор.

            -А х.. его знает… Тринадцать, наверное. Мы тоже с ним на речку поехали, а там пацаны, чуть постарше нас, портвейн бухали. Ну, мы посмотрели на них, и тоже захотелось. Пошли в магазин, попросили мужика нам взять, а тот по пьяни не врубился, водку вынес. Чё делать-то? Начали ее х...чить. Сначала ничего, а потом так по шарам дало… До станции не дошли, завалились в кусты, продрыхли до вечера. Санек потом еще в электричке блевал…

            Виктор слушал омерзительную правду и ему хотелось отхлестать по еще пухлым губам несчастного оболтуса, не нужного собственной матери, но затронувшего что-то в его сердце.

            -Чё ты, Витек? –  запнулся Дима, поймав его взгляд, - Обижаешься, что я опять матом ругаюсь?

            Он допил последнее пиво, и впервые за все время их знакомства, расхохотался в голос, далеко запрокидывая назад свою голову с длинными вьющимися волосами:

            -Бл…ь, ну можно я буду ругаться? Е..ный по голове… Мне просто по кайфу…  Мудаки все, мудаки! – заорал он нараспев во весь голос.

            -Ну, ты даешь, будущий летчик, - невольно улыбнулся Виктор, обнимая его за плечи и зажимая ладонью рот.

            -Мудаки все, мудаки! – опять закричал Дима, оторвав руками его ладонь ото рта.

             Виктор  встряхнул его, и прижав к себе, заглянул в ставшие вдруг лукавыми и добрыми одновременно, всегда цинично-насмешливые глаза:

            -Пошли на станцию.

            -На какую? Пиз..юки сортировочные?

            -Ново-е…уново. Вставай.

            -Пи..ец! - опять восторженно расхохотался Дима, - Мне так по кайфу никогда не было. Я сам не знаю, чё со мной сегодня… Я тоже не такой… И пошли все на х... На х...! На х...!!! Я, как ты…

            -Пошли, - перебил Виктор, поднимаясь - Кончай материться и орать.

            -Ну, ща... Поссать-то дай, - проговорил Дима, поднимаясь, расстегивая и спуская до колен джинсы.

            -Только прелести мне свои не показывай, я уже на речке видел, - ответил Виктор, встав к нему спиной за той же надобностью.

            -Витёк, ну неужели ты такой непробиваемый? Тебе пацана молодого не хочется поиметь? Ну, не бывает же так!

            -Делай свое дело и пошли, - спокойно сказал Виктор, застегивая джинсы и трогаясь в сторону железнодорожной ветки.

            По дороге Дима продолжал дурачиться, материться, нести глупости, но Виктор терпел, понимая, что это своеобразный выход наружу радостного состояния его души, за неимением других форм воплощения.

            Когда показались дома поселка с проходящей за ними линией железной дороги, Дима умолк.

            -Это какая дорога? – спросил он.

            -Киевская.

            -Тогда мне до Матвеевской, а тебе?

            -До вокзала.

            Они долго ждали электричку, и когда она, наконец, пришла, веселье уже кончилось.

            -Димон, - серьезно обратился Виктор, когда они ехали в полупустом вагоне, - Я не знаю, должен ли я это говорить тебе, но мне очень тяжело сейчас.

            -Почему? – вскинул на него внимательный взгляд Дима.

            -Я написал Лёне о нашей первой встрече. Все рассказал. Что ты выследил нас… И вообще – все, как есть. В том числе, что мы ездили с тобой на речку…

            -И как я приставал к тебе в электричке? – резко спросил Дима.

            -Нет. Это ты сам расскажешь, если сочтешь нужным, а если нет, все умрет между нами. Дело не в этом. Он подумал, наверное, про нас…

            -Я все понял. Дай мне его телефон.

            -Он уже неделю не включает телефон и не выходит в чат. Я пробиваю несколько раз в день.

            -Дай телефон, я дозвонюсь!- воскликнул Дима так, что немногочисленные пассажиры повернули на них головы.

            -Не кричи, - попросил Виктор, - Я хотел тебя попросить только об одном. Когда вы встретитесь, расскажи все, как есть.

            -Да я…- хотел что-то сказать Дима.

            -Это все, - твердо перебил Виктор, - Это самое большее, что ты можешь сделать. На все остальное воля Божья.

            -Ты еще и в Бога веришь?

            -Не обращай внимания, - отвел глаза Виктор, - Это к слову. Сделаешь?

            Вместо ответа тот протянул руку, и Виктор ощутил крепкое рукопожатие.

            -Не сомневайся во мне, - твердо сказал Дима.

            «Матвеевское, следующая станция Москва сортировочная», - послышалось из динамика.

            Дима встал с места.

            -Он уволился из школы? – спросил он.

            -Нет. Он в отпуске.

            -Не сомневайся во мне, - повторил Дима и бегом бросился к выходу, поскольку электричка уже зашипела, выпуская из дверей сжатый воздух.

            Когда Виктор ужинал, вспоминая прошедший день, мобильник заиграл марш Мендельсона. Он не поверил своим ушам.

            -Але, - выдохнул он в трубку.

            -Вил? Вил, прости меня, если сможешь. У меня срыв был… Crazy… Я вообразил себе невесть что. Пойми, я очень боюсь потерять тебя…

Лёня говорил еще что-то, но Виктор не слышал. Он слышал только лишь голос и готов был слушать его бесконечно.

            -Вил, как ты? Что у тебя? Расскажи…

            -Успокоился? – улыбнулся Виктор, - У меня огромная радость сегодня, как на небесах о кающемся грешнике.

            -Какая радость?

            -Такая, что слышу тебя, и что ты все понял.

            -Прости, Вил, - в голосе Лени послышались слезы.

            -Малыш, разве я могу на тебя сердиться? – Виктор почувствовал, что у него тоже слегка повлажнели глаза.

            -Вил, правда, не сердишься?

            -Рассержусь, если ты не перестанешь плакать.

            -Когда ты мне не ответил, я подумал…

            -Как - не ответил? Ты звонишь не первый раз?

            -Третий. Ты разве не слышал?

            -Извини, я уходил из дома и не захватил телефон.

            -А где ты был?

            -Пил пиво с Евстроповым, - как можно спокойнее сказал Виктор, - И по-моему, мне удалось, наконец, внести ясность. По крайней мере, мне показалось, что он все понял.

            В трубке стояла тишина.

            -Он тебе сам все расскажет, когда вернется, - продолжал Виктор, - Я не хочу тебе врать и что-то скрывать. Я хочу, чтобы ты мне верил.

            -Я верю тебе, - наконец, тихо ответил Леня.

            -Он сказал, что ты единственный учитель, которого он будет помнить всю жизнь, и вообще, только о тебе я услышал такое, что говорит о его способности пожертвовать собой ради другого. В остальном – это отброс. Он напрашивался домой поиграть на компьютере, но я сказал, что это возможно только после твоего возвращения и с твоего согласия.

            -Как он это воспринял? – в голосе Лени возник слабый интерес.

            -Обиделся, но потом отошел. Прости, я тоже crazy, но мне показалось, что он мог бы быть у нас за сына, или за младшего брата… Ладно, глупости говорю.

            -Да нет, это нормально. У нас много говорится об этом последнее время. Можно ли гей парам усыновлять детей? Но Евстропов? Чем он тебя покорил?

            -Другой бы на моем месте сразу же послал его, - согласился Виктор, - Но, сам не знаю… Он естественный - такой, как есть. Хочет летчиком быть, поможем ему?

            -Как?

            -Не знаю... Просто, хотя бы, будем поддерживать его. Он не нужен даже собственной матери… Пропадет ведь.

            -Ладно, хватит про Евстропова, как ты сам?

            Они проболтали почти час, забыв, что их разделяет океан и каждая минута стоит немалых денег. Голос Лёни потеплел, и Виктор успокоился.

            -Да, совсем забыл, я прилетаю тридцатого. Это воскресенье. Встретишь?

            -Говори номер рейса, - Виктор почти подпрыгнул от радости.

            Они тепло попрощались, и Виктор уснул сном ребенка, едва дотронувшись головой до подушки.

 

 

 

 

13.

 

 

 

            Самолет приземлился вовремя. Виктор приехал за час, и каждая минута ожидания казалась ему вечностью. Накануне он обрадовал по телефону Диму. Тот вызвался поехать с ним в аэропорт, но Виктор попросил его этого не делать.

            -Лёня ждет одного меня. Если мы приедем вместе, это вряд ли будет для него приятной неожиданностью, - объяснил Виктор, - Позвони потом, поздравь с возвращением. Я ему все рассказал про нас, и вроде он поверил…

            -Ладно, обойдусь, - в своей манере ответил Дима и дал отбой.

            Наконец, из-за открывшихся дверей зала прилета, показался Лёня. Пребывание в Америке явно пошло ему на пользу. Он стал, как показалось Виктору, еще красивей и уверенней в себе. Он шагнул вперед, и на глазах всей толпы встречающих, они заключили друг друга в объятия. Им было все равно, как они выглядели со стороны и что о них думали окружающие – радость встречи затмевала все. И по дороге, в такси, не могли наговориться, незаметно от водителя, держа друг друга за руки.

            Вот и дом. Они поднялись в лифте, и едва войдя в квартиру, повалились на диван. Виктор обнимал любимое тело, ощущал привычный запах, целовал знакомые губы и не мог поверить, что все это вернулось. Потом разбирали чемодан. Леня не мог обойти его вниманием и притащил в подарок целый гардероб.

            -Спасибо, Малыш, - растроганно сказал Виктор, - Мне никто в жизни не делал столько подарков, сколько ты…

            -Да что подарки, - улыбнулся Лёня, - Главное - мы снова вместе.

            Едва они сели ужинать, как раздался телефонный звонок.

            -Подними трубку, это, наверное, Евстропов, - сказал Виктор.

            Лёня послушно направился к телефону.

            -Да. Здравствуй… Спасибо, хорошо… Только что… Когда? Сейчас? –  Лёня прикрыл трубку и вопросительно посмотрел на  Виктора.

            -Приглашай, если не против, - пожал плечами он.

            Виктору вдруг и самому захотелось, чтобы его радость разделил своим присутствием Дима.

            -Приезжай, адрес ты знаешь, - ответил Лёня и положил трубку, внимательно посмотрев на Виктора.

            -Пусть посидит с нами, - сказал Виктор, - Он же тебя так ждал…

            -Вил, я ревную, - сказал Лёня с улыбкой, но в глазах загорелся слабый огонек душевной скорби.

            -А кто мне его поставил? – весело спросил Виктор, хватая его за горло, - Кто мальчика соблазнил?

            Лёня принял игру, и они опять оказались на диване.

            -Малыш, скажи откровенно, - спросил Виктор, когда они уже лежали обнаженные и расслабленные, - Тебе хотелось возвращаться?

            -Откровенно? – переспросил Лёня.

            -Да.

            -Если откровенно, то если бы не ты и не тетя Тата... - начал Лёня и не договорил.

            -Спасибо, я тебя понял.

            -Прости, но, наверное, все действительно познается в сравнении. В прошлый приезд я летел сюда, как на крыльях - я возвращался на родину. А сейчас, пожив два года... Я склоняюсь к мысли, что родина, это не там, где ты родился, а там, где тебе все действительно по-настоящему родное. Где ты чувствуешь, что это все твое - и окружающее, и люди, и весь уклад жизни.

            -А как с родителями, наладилось?

            -Отец все комплексует, а мама, кажется, смирилась. О тебе много расспрашивала.

            -Фото мое ей показал?

            -Да. Сказала - видно, что серьезный человек. По-моему, тетя Тата большую роль сыграла, она от тебя без ума.

            -Так уж и без ума? - усмехнулся Виктор.

            -Особенно, после того, как ты с ней на кладбище съездил. Она чувствует и очень ценит добро. Они с мамой после этого, наверное, полчаса по телефону проговорили...

            Их беседу нарушил звонок в дверь.

            -Наше чудо идет, - сказал Виктор, вставая и натягивая подаренные Лёней шорты.

            В прихожую они вышли вдвоем, но дверь открыл Лёня. На пороге стоял Дима, переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза. Лишь короткие взгляды, которые он без конца вскидывал на Лёню, выдавали его радость.

            -Здравствуйте, Леонид Васильевич.

            -Здравствуй, Евстропов, - Лёня протянул ему руку.

            -Проходи, Димон, привет, - пригласил Виктор, - Чувствуй себя, как дома.

            -Как дома, не надо, - покачал головой тот.

            -Ну, как на речке. Садись за стол, угощайся. Прости, пива не взяли...

            -Я могу сходить, - вызвался Дима.

            -Не надо, наливай шампанское.

            Виктор поставил перед ним чистую тарелку и бокал. Он не узнавал его. Куда девался отчаянный хулиган? За столом сидел скромный мальчик, поджав ноги в рваных носках и едва поднимая взгляд от пустой тарелки.

            -Ну вот, теперь все собрались, - сказал Виктор, - Давайте дружно выпьем за Леонида Васильевича. За то, что он снова с нами и чтобы мы его никогда больше не теряли надолго. А еще лучше – вообще.

            Они сомкнули бокалы.

            -За ножку держи, - шепнул Виктор Диме, видя, что тот не умеет с ним обращаться.

            Дима бросил на него острый взгляд, и Виктор открыл для себя, что он, оказывается, умеет краснеть.

            -Как дела, Евстропов? – спросил Лёня, - Поступил куда-нибудь?

            Тот покраснел еще больше.

            -Да нет, - отрывисто ответил он, - Меня в армию осенью забрать должны.

            -Зря год потерял, надо было попробовать, - сказал Лёня с назидательными нотками в голосе.

            -Он в летное решил поступать, как из армии придет, - ответил за него Виктор, - Он на верном пути, там армейская закалка приветствуется.

            Дима посмотрел на него исподлобья, но ничего не сказал.

            -Ну что ж, это похвально, - сказал Лёня, - Каждый должен заниматься в жизни своим делом. Давай, за твои успехи…

            Виктор налил всем шампанского.

            -Дим, ты расслабься, - хлопнул его по плечу Виктор, когда они выпили, - Леонид Васильевич больше не твой учитель, ты наш гость и мы тебе рады.

            Дима заерзал, ковыряя вилкой в тарелке, а потом, вскинув голову и как бы сбрасывая с себя какую-то тяжесть, сказал:

            -Да, блин, у вас тут все чисто, красиво...

            Прозвучало это так искренне и наивно, что Виктор с Леней невольно рассмеялись, а на Виктора опять накатила волна симпатии к Диме.

            "Бедный пацан, - подумал он, - Он, наверное, никогда за нормальным столом не сидел и слаще морковки ничего не пробовал..."

            -Димон, ты чудо! - воскликнул он, коротко обняв и тряхнув его за плечи.

            Дима тоже смущенно улыбнулся.

            -Ты бы видел, какой он веселый был в лесу, - сказал Виктор Лёне, - Песни пел...

            -Какие песни? - вскинулся Дима.

            -Я таких не знаю, ты слова обещал списать. Про мудаков там что-то...

            -Да, Евстропов, - сказал Лёня, - А в классе ты тихий был...

            -Не зря говорят: в тихом омуте черти водятся, - заметил Виктор, - Ты бы еще видел, что он в электричке вытворял. Каскадер настоящий.

            -Да ладно, - опять смущенно улыбнулся Дима.

            Напряжение исчезло. Виктор рассказал про их путешествие на речку, избегая щекотливых подробностей, а Леня стал рассказывать про свою поездку. Закончилось шампанское, а за окном начало смеркаться. Все трое заметно расслабились, и все чаще между Лёней и Виктором стали проскальзывать откровенные жесты. Их уже давно тянуло на близость, но сдерживало присутствие Димы. Похоже, он почувствовал это и опять стал прятать глаза.

            -Ну, что? - сказал, наконец, Лёня, - Пойдемте, прогуляемся перед сном? Евстропова заодно проводим,

            Виктор неопределенно пожал плечами, Дима молчал, и за столом возникла затянувшаяся пауза.

            -Что молчишь, Евстропов? - спросил Лёня.

            -Да ладно, трахайтесь, - с горечью в голосе сказал Дима и встал из-за стола.

            Виктор заметил, как в его тарелку упала слеза.

            -Дима, - окликнул его Виктор.

            -Евстропов, - позвал Лёня, но тот вышел в коридор и сунул ноги в кроссовки.

            -Счастливо вам, - сказал он не оборачиваясь и вышел.

            Дверь захлопнулась. Они переглянулись, и Виктор опустил голову:

            -Обидели мы его...

            -А что было делать? С собой оставлять?

            -Об этом речь не идет. Но, понимаешь...- Виктор замялся,- Ты бы был с ним попроще. А то все поучаешь. И это - Евстропов, Евстропов, как в школе. У него имя есть.

            -А ты прикипел к нему, - пристально глядя в глаза Виктору, сказал Лёня.

            -Неужели ты все-таки думаешь...

            -Я не про это. Из тебя бы отец хороший получился. Моя позиция в отношении усыновления детей гей парами определилась.

            -Это все неоднозначно, - серьезно ответил Виктор, - но, по крайней мере, что такой ребенок будет в семье желанным, бесспорно.

            -Ладно, Вил,  пойдем спать, - сказал Лёня, - Утро вечера мудренее.

            Заниматься чем-то еще желание пропало у обоих.

            Наутро отправились каждый по своим делам: Виктор на работу, а Лёня в школу. До конца каникул был еще месяц, но отпуск подошел к концу. Когда Виктор вернулся, Лёня уже был дома.

            -Ну, как? Не скучал на работе? - спросил Виктор.

            -Да нет, нашлось чем заняться, - поморщился тот, - Это не главное. Я хочу тебе кое-что показать.

            Лёня притянул ему вскрытый почтовый конверт. На конверте стоял адрес школы, а графе: "Кому" корявым тинейджерским почерком было выведено: "Рудину Леониду Васильевичу лично в руки" и приписка помельче, сделанная, очевидно, позже: "Очень важно".

            -Евстропов? - спросил Виктор.

            -А кто же еще?

            -Значит, он все-таки сделал это...

            -Что ты имеешь в виду?

            -Понимаешь, прости, но когда ты пропал, я рассказал ему о своих предположениях, с чем это связано. Он начал требовать твой номер телефона, убеждая, что все объяснит. Я, конечно, не дал и попросил ничего не предпринимать, но он все-таки, судя по всему, сделал это таким образом.

            -Тогда понятно, о чем он пишет, - сказал Лёня, - И почему он был сам на себя не похож здесь. Вил, я должен попросить у тебя прощения.

            Виктор недоуменно посмотрел на него.

            -Как на духу, у меня все-таки оставались сомнения относительно тебя и Евстро... И Димы. Но прочитав это...

            Лёня махнул рукой и отвернулся:

            -Прочти сам.

            Виктор углубился в чтение. Он читал, а в сознании возникали то наглые насмешливые глаза, то издевательские реплики, то Димино безудержное веселье в лесу, то его рваные носки, то омерзительная правда, с восторгом звучащая из его уст... И все это на фоне корявых строк на вырванном из школьной тетради листке, содержащих в себе крик его человеческой души. Если бы не примитивность изложения и не грамматические ошибки, Виктору не поверилось бы, что это писал он. А от той искренности, с какой он буквально умолял Лёню поверить Виктору, у него повлажнели глаза. Не поверить было невозможно.

            Виктор сложил письмо и засунул обратно в конверт:

            -Сохрани на память.

            -Я понял только одно: я учил его целый год и не знал, - сказал Лёня.

            -Это, конечно, был порыв, но после тех откровений и хамства, что я от него наслушался, трудно поверить, что он способен на такие чувства.

            -Что будем с ним делать?

            -А что ты предлагаешь?  Что мы вообще можем для него сделать, кроме, разве что, не отталкивать? В постель к нам, по крайней мере, он уже не просится.

            -Мне кажется, что он вообще больше не придет, - сказал Лёня, - Жаль, что мы так расстались...

            Но Дима пришел. И произошло это самым неожиданным образом. Целый месяц он действительно не давал о себе знать, но однажды поздно вечером раздался звонок в дверь.

            -Кто бы это мог быть? - недоуменно произнес Виктор, направляясь в прихожую.

            На пороге стоял Дима и исподлобья смотрел на него.

            -Привет. Какими судьбами? - удивленно спросил Виктор.

            Из комнаты выглянул Лёня.

            -Здрасьте, - кивнул ему Дима.

            -Здравствуй. Что привело тебя к нам в столь поздний час? - спросил он, выходя в прихожую.

            -Леонид Васильевич... Мужики, можно у вас переночевать? - огорошил их  вопросом Дима, серьезно глядя своими черными глазами то на одного, то на другого, - Честно, меня мать из дома выгнала.

            Виктор с Лёней переглянулись.

            -Вы мне не верите? - спросил Дима, и в его голосе послышались нотки отчаяния.

            -Разувайся, проходи, - сказал Виктор.

            Дима, не расшнуровывая, скинул, упираясь ногой в задник, кроссовки, повесил на вешалку ветровку, и сверкая пятками сквозь рваные носки, прошел на кухню.

            -Ну, садись, рассказывай, как ты дошел до жизни такой? - спросил Виктор.

            -Чего рассказывать? - угрюмо проговорил Дима, смотря перед собой, - Застукала она меня с пацаном. Мы даже одеться не успели. Принесло ее с хахалем не вовремя.

            -Ты привел парня прямо домой? - спросил Виктор.

            -Ну, а что? Ее никогда в это время не бывает, а тут...

            -Горе ты луковое, - сказал Виктор, с сочувствием смотря на Диму.

            -Хахаль драться полез, - продолжал тот, - Мать орет, соседи повыглянули. Я больше вообще туда не покажусь.

            Лёня слушал, и в глазах у него застыли горечь и недоумение:

            -Средневековье какое-то, - сказал он, обращаясь к Виктору, - Я все могу понять, но чтобы так реагировать?  Как ей самой-то будет потом там жить?

            -У нас и не после такого живут, и как ни в чем ни бывало, бельмами моргают, - ответил Виктор и обратился к Диме, - Что за парень-то? Знакомый?

            -Да нет, по объяве, - поморщился тот.

            -И незнакомого сразу домой тащишь?

            -А куда? У него тоже с местом проблемы.

            -Бить тебя некому, Димка, - вздохнул Виктор, - Марш в ванную! И постирай с себя все до последней нитки. Ходишь грязный, как босяк...

            -Я не умею, - как-то совсем по-детски ответил тот.

            -Стиралку включать не умеешь? Пошли, научу...

            Когда в ванной зашумела вода, Виктор с Лёней вернулись на кухню.

            -Оставим его? - спросил Виктор.

            -Ну, не на вокзал же ему идти, - пожал плечами Лёня, - Странно, однако, все это. Мать выгоняет на ночь глядя из дома почти несовершеннолетнего сына. У нас...

            -Малыш, я уже говорил, что у вас - не у нас.

            -Ну, а как дальше? Он все время будет у нас жить?

            -Посмотрим. Не знаю как тебе, а мне его жалко.

            -Мне тоже, но ведь это может иметь для нас непредсказуемые последствия.

            -Я думаю, все не так страшно. На него положиться можно, а ты, в конце концов, пусть бывший, но его любимый учитель. В том, что он прибежал к тебе, ничего из ряда вон выходящего нет.

            -Но, по закону...

            -Здесь живут не по закону, а по понятиям, как ты сам имел возможность только что убедиться.

            Виктор поднялся и начал разогревать ужин. Скоро шум воды в ванной прекратился, и на пороге появился Дима с повязанным на бедрах полотенцем.

            -Слушай, подарим ему что-нибудь из шмотья, - предложил Виктор, - Не обидишься, если поделюсь твоими подарками? А то я его только в одном прикиде и вижу.

            -И для него найдется, не переживай, - улыбнулся Лёня, - Пошли, Дим. Мы с Вилом хотим, чтобы ты был у нас красивым.

            -Да не надо, Леонид Васильевич, - запротестовал тот.

            -Иди, - подтолкнул его Виктор, - Лёня из тебя денди сделает, он может...

            Пока он накрывал на стол, чудо перевоплощения свершилось. Дима возник в кухне в светлой футболке с надписью Hollywood и темно-серых слаксах, из-под которых выглядывали белые носки. Его вьющиеся, еще влажные волосы были тщательно зачесаны, а тело источало приятный запах дезодоранта.

            -И не узнать, - улыбнулся Виктор, - Стрижечку ему интимную сделал?

            -Нельзя, возбудится, - с улыбкой ответил Лёня.

            Дима тоже улыбался, но смотрел в пол, и было непонятно, отчего у него горели щеки - то ли от горячего душа, то ли от смущения.

            -Садись, хавай, - придвинул Виктор ему тарелку с пловом, - Пива только не купили. Предупреждай в следующий раз.

            -Спасибо, - сказал Дима, и усевшись за стол, стал поглощать угощение.

            -Давай, подложу, - предложил Виктор, заметив, что тот изрядно проголодался, и невзирая на протестующее мычание с набитым ртом, добавил еще две ложки, - Первый раз вижу, как он ест. А то только пиво сосет и курит.

            Леня улыбнулся. Дима посмотрел на него, и его губы тоже тронула несмелая улыбка.

            -Когда шляться перестанешь? - спросил Виктор.

            -Так хочется же, - чуть смущенно ответил Дима.

            -Перехочется. Вспоминай, что сегодня было, и не захочется. Делом займись.

            -Так мне в армию со дня на день...

            -Ну, да. А пока не загребли, надо оттянуться. Кайф словил - день прожит не зря. Так ты, кажется, говорил?

            -Вы не волнуйтесь, - заговорил Дима, больше обращаясь к Лёне, - Она меня и раньше из дома выгоняла, еще совсем мелкого. Отойдет, и я вернусь. Мне только ночи две - три перекантоваться как-нибудь. Я было ломанулся к Шуме...

            Дима запнулся.

            -К Шуманскому, - подсказал Лёня, - Не смущайся, продолжай, я никому не скажу.

            -Кто такой? - поинтересовался Виктор.

            -Из их класса. Симпотный мальчик.

            -Такой же шпаненок?

            -Да нет. Тот, как они говорят, упакованный. Девчонки от него без ума, - пояснил Лёня и опять обратился к Диме, - Ну пошел ты к Шуманскому, и что?

            -Ну, а у него родаки дома, на дачу не уехали. Так бы он меня пустил до понедельника...

            -Ты же говорил, что больше никогда домой не вернешься, - напомнил Виктор, - Соседи и все такое.

            -А куда денешься-то? - с горечью сказал Дима, - Скорее бы в армию...

            -Пей чай, - Виктор забрал пустую тарелку, - и пойдем по Интернету полазаем. Узнаем, где на летчиков учат...

            До поздней ночи они втроем просидели за компьютером, сначала просматривая нужные сайты и обсуждая условия учебы, потом лазая по блогам, а потом просто дурачась и выискивая различные приколы. Дима наконец-то привык и стал обращаться к ним по-свойски, перестав называть Лёню на вы.

            -Димон, завтра суббота, но Лёне с утра на работу, - напомнил Виктор, когда стрелка перевалила за два часа.

            -Да, конечно, - согласился тот, вставая, - Давайте спать.

            -Мы с Лёней спим вместе, извини, - спокойно сказал Виктор, - Тебе постелим на диване. Не обидишься?

            -Да ладно, трахайтесь, - улыбнулся Дима, - Дай мне две подушки, я сверху на ухо положу, чтоб не слышать, как дома делаю.

            -Не будем мы трахаться, спи спокойно, - заверил Виктор.

            Они стали раздеваться, и Виктор заметил на Диме подаренные Лёней такие же, как у них, белые трусы.

            -Нашего полку прибыло, - улыбнулся он, - Еще один голубой брат? Будешь нашим братом, Димка?

            -Буду, - искренне улыбнулся Дима, - Вы не обращайте на меня внимания, трахайтесь, я тоже кого-нибудь найду. Всех пидоров от Москвы до Ашхабада раком не переставишь, а вот братьев... Только, чтоб по-настоящему...

            На последних словах его голос дрогнул.

            -Я рад, что ты понял, что дороже - сказал Виктор.

            Он погасил свет и в комнате воцарилась темнота.

            -Спокойной ночи, брателло, - сказал Виктор.

            -Спокойной ночи, - отозвался Дима.

            -Спокойной ночи, - тихо произнес Лёня.

            Когда утром звякнул будильник и Виктор с Лёней поднялись с постели, Дима еще продолжал крепко спать. Они вдвоем подошли к дивану.

Одеяло сползло. Дима лежал на животе вытянув одну ногу, а другую согнув в коленке. Правая рука его свисала с дивана, а лицо с закрытыми глазами имело младенческое выражение.

            -Хочется, как котенка, приласкать, - прошептал Лёня.

            -Этот котенок царапается и кусается, - улыбнулся Виктор, - Пошли, пусть ребенок спит…

            Они вышли, прикрыв за собой дверь. Виктор вставал вместе с Лёней и по субботам, когда ему не надо было на работу, чтобы позавтракать вместе. Просто, после ухода Лёни, он ложился опять в постель и досыпал то, что недоспал за неделю.

            -Что будем делать вечером? – спросил Виктор, когда они сидели за столом, - Может, сходим куда все втроем?

            -Я не против, только – куда?

            -Вот и я думаю. В театр, в музей ему не интересно, на природу – уже было, в кино – банально…

            -Просто погулять по городу, - предложил Лёня, - где-нибудь в интересном месте.

            -Боюсь, что интересные места у нас с ним тоже разные. Не идти же в гей клуб?

            -Ну, а ни Луна-парков, ни Диснейлендов здесь нет…

            -Слушай, - осенило Виктора, - Поедем на ВДНХ? Там, кажется, есть какая-то убогая пародия – аттракционы и все такое.

            -Пожалуй, - согласился Лёня, - А потом в кафе где-нибудь посидим…

            Лёня ушел, а Виктор лег в постель. Однако заснуть опять ему не удалось, поскольку очень скоро Дима зашевелился на своем диване.

            Виктор поднял голову:

            -С добрым утром.

            -С добрым, - на заспанном лице Димы отразилась улыбка.

            -Будем вставать или еще поваляемся?

            -Повалялся бы, если б вместе, - подмигнул тот, сладко потягиваясь.

            -Наглец, -  усмехнувшись, ответил Виктор.

            -А куда мне утренний стояк девать?

            Он вылез из-под одеяла и подошел к лежащему на постели Виктору.           Трусы на нем  оттопыривались:

            -Глянь, какой… - Дима слегка прогнулся.

            -Иди в душ, - улыбнулся Виктор, - Смочишь, пройдет.

            -Эх, Витек, - вздохнул Дима, - Неужели можно так любить друг друга, в натуре, чтобы больше ни с кем никогда…

            -Марш в ванную! – прикрикнул Виктор.

            -Да иду, иду…

            Дима пошел, но у самой двери все-таки повернулся, и оттянув резинку, показал член, подмигнув и причмокнув губами:

            -Пойду вздрочну…

            -Хулиган, - улыбнулся Виктор, вставая с постели, - Педерастик маленький… Марш! Я больше на тебя не смотрю.

            Дима удалился в ванную, а Виктор опять стал разогревать завтрак.

            -Какие планы на вечер? – поинтересовался он, когда Дима появился на кухне.

            -Еще не знаю. А у вас?

            -Можем все вместе сходить куда-нибудь…

            -Гоу шашлыки жарить.

            -Можно, - согласился Виктор, - А в парке не хочешь на аттракционах покататься?

            -Тоже годится.

            -Тогда приготовим обед, а вернется Лёня, покушаем и поедем.

            -Ладно. Я пока полазаю по компу?

            -Я думал, ты мне поможешь.

            -Так я не умею готовить.

            -Стирать не умеешь, готовить не умеешь. Как же ты жить собираешься?

            -Так откуда? Кто меня учил?

            -Ну, вот сейчас имеешь возможность научиться, а не тянет ведь?

            -Не тянет, это точно, - нагловато улыбнулся Дима.

            -Ну, а в магазин, хотя бы, сходишь?

            -Это запросто. На пиво дашь?

            -А если нет?- серьезно спросил Виктор.

            -Все равно схожу, - ответил Дима, допивая кофе.- Говори, что купить?

            -Одевайся, я напишу…

            Отправив Диму в магазин, Виктор занялся уборкой квартиры. Это был его обычный распорядок дня в субботу – уборка, готовка, стирка до прихода Лёни, чтобы  потом  вместе использовать выходные. Едва он успел навести  порядок в комнате и запустить стиральную машину, пришел из магазина Дима.

            -Держи, - протянул он два тяжеленных пакета, - затрахался тащить…

            -На всю неделю же… Пива взял?

            -Как ты наказывал, по бутылке. Держи сдачу…

            -Оставь на сигареты, - разрешил Виктор, унося продукты на кухню.

            -Ух, ты! – донеслось из комнаты, - Красоту-то навел! Уссаться и не жить…

            Дима разделся и появился на кухне в одних трусах:

            -Я не смущаю вас, сэр, своими трусиками?

            -Хватит прикалываться, охальник, - улыбнулся Виктор, - Раз тебе не интересно, как готовить, пойди и пропылесось все коврики, а потом лазай по инету. Будем считать, ты свой вклад в общее дело внес.

            -Слушаюсь... Где пылесос?

            -В шкафу, в прихожей.

            Виктор начал готовить, а из комнаты донеслось гудение пылесоса…

            К приходу Лёни все было закончено. Белье висело на веревках, квартира убрана, а стол накрыт к обеду. Они сидели на кухне, потягивая из бокалов пиво. Дима, как всегда, при этом курил.

-Нормально так жить, - мечтательно проговорил он, выпустив длинную струю дыма, - Все чисто, красиво, жратвы навалом… Можно, я с вами все время жить буду?

            -Мы же приняли тебя в семью, - пожал плечами Виктор, - Только вноси свою лепту, чтобы так было.

            -Я ж не работаю нигде.

            -Я не про деньги говорю. Делать что-то ты же можешь?

            -Я ж делаю, что ты говоришь…

            В прихожей раздался звонок.

            -Иди, открой, это Лёня, - сказал Виктор.

            -Не говори, что я к тебе приставал, - попросил Дима, выходя из кухни.

            Едва сели обедать, как задребезжал исцарапанный, разбитый и заклеенный скотчем мобильник Димы.

            -Да, - заговорил он, - Во сколько? Ну... Ну, я врубился… Ну, иду… Где?... Я буду, заметано.

            Дима отключил телефон и тоскливо посмотрел на Виктора с Лёней.

            -Это Шума, - сказал он, - На дискотеку зовет…

            -Зовет - иди, какие проблемы? – сказал Виктор.

            -Ну, мы же собирались…

            -Завтра сходим, не переживай, - успокоил Лёня.

            -Правда, мужики, не обидитесь?

            -Иди, - подтвердил Виктор, - Допоздна?

            -Не, вы что? - протянул он, - У Шумы такие родаки, полный финиш. Ну, ты же знаешь, наверное, Лёнь? Они его только до одиннадцати из дома отпускают.

            Лёня понимающе кивнул:

            -Значит, ждем тебя к одиннадцати. Веди себя там прилично.

            -Лёнь, мужики, а можно я в вашем прикиде пойду? - попросил Дима.

            -Чудной ты, мы же тебе его подарили, это твое, – засмеялся Лёня.

            -Тогда, Лёнь, сделай мне, как вчера.

            -Что, как вчера? – не понял Лёня.

            -Ну, прическу, побрызгай на меня…

            Виктор с Лёней невольно рассмеялись.

            -Брызгать я на тебя не буду, не проси, - сквозь смех проговорил Лёня, - А в остальном подготовим.

            Из дома вышли все вместе. Перед уходом Лёня исправил последнюю деталь в облике Димы, подарив ему свои кроссовки, поскольку рваные и растоптанные Димины, смотрелись грязным пятном и портили всю картину.

            -Глянь на нашего Гавроша, - сказал Виктор, - Как меняет одежда.

            -Он сам весь светится, а это меняет еще больше, - заметил Лёня.

            -Как ты меня назвал? – спросил Дима.

            -Гаврош, - ответил Виктор - Ты не знаешь, кто это такой?

            -Вил, откуда ему это знать? – поморщился Лёня, - Будем звать его Гаврошем?

            -Скажите сначала, что это такое? - не унимался тот, - А то, вы назовете… Типа педерастик маленький.

            Виктор с Лёней рассмеялись.

            -Гаврош - герой романа Гюго, это писатель французский, - пояснил Лёня, - Он был парижским беспризорником и помогал коммунарам. Был очень добрым мальчишкой, но в нем много было наносного, чего он набрался на улице. Мы с Вилом видим в тебе то же самое.

            -Зовите, - слегка смущенно отозвался Дима, - А Вил что такое?

            -От Вилсона – желанный сын, - ответил Виктор.

            -Годится, - согласился Дима, - Только Лёню я малышом звать не могу…

            Они опять засмеялись.

            -А как Леонид по-американски? – спросил Дима.

            -Лео, лев, - ответил Лёня.

            -Не то, - потряс головой Дима, - а Алекс?

            -Защитник.

            -Вот. Я буду звать тебя Алекс…

            -Ален лучше, - возразил Виктор, - Только по-моему, это французское?

            -Есть и американское, - сказал Лёня, - Аллен или Аллан – красивый.

            -Принимается, Гаврош? – улыбнулся Виктор, - Ты же не станешь отрицать, что Лёня из нас самый красивый?

            -Заметано, - согласился Дима.

            Они посадили его в автобус и отправились гулять в лес. Вернулись уже затемно и сели ужинать, не дожидаясь возвращения Димы.

            -Мне Егор прислал запись своего нового спектакля, - сказал Лёня, - Он там танцует главную партию. Это интересно, балетмейстер заражен авангардизмом. Не хочешь посмотреть, пока Гавроша нет?

            -Давай, - охотно согласился Виктор.

            Просмотр диска затянулся. Лёня горячо комментировал изыски режиссера, и они забыли о времени.

            -Кстати, сколько сейчас? – спохватился Виктор, когда они вышли на кухню попить чаю.

            -Первый час ночи. Двадцать пять минут, - ответил Лёня, взглянув на свой мобильник.

            -Где же наш Гаврош? – уставился на него Виктор.

            Лёня отвел глаза.

            -Ты знаешь, Вил, - заговорил он, - Я к нему отношусь с симпатией, но не разделяю твоего оптимизма. Поддержать в трудную минуту - принять, накормить, одеть, сам Бог велел, хотя в Америке… Ладно, я сейчас не об этом. Но вот так, сходу называть братом совершенно чуждого нам человека? Прости, ты меня удивил. Я еще вчера хотел тебе об этом сказать. Такими вещами не шутят. Ты поступил очень легкомысленно. И если бы не его письмо, я бы, наверное, подумал, что вас связывает нечто другое. Прости за откровенность.

            -Ты не прав, Малыш, - тихо сказал Виктор после небольшой паузы, - Вернее, ты прав, что не следовало этого делать так поспешно, но  в том, что он нам совершенно чуждый, я не соглашусь. Ты же читал письмо, а я имел возможность послушать его откровения, когда в нем говорило то, что в нем самом, а не привнесено жизнью. Когда он это нес, сам себя не контролируя…

            -Будучи нетрезвым, - вставил Лёня.

            -Да. Будучи нетрезвым, - подтвердил Виктор, - А в такие моменты люди и раскрывают свою суть. Правда в то, что до этого можно будет достучаться, мне и самому верится все меньше и меньше.

            Они помолчали.

            -Не будем делать скоропалительных выводов, - наконец, завершил Лёня, - В конце концов, он уже совершеннолетний и сам отвечает за свои поступки. Пошли спать.

            Они легли, и Виктор уже успел задремать, когда его разбудил звонок в дверь. Он зажег бра над диваном и посмотрел на часы. Было десять минут третьего.

            -Картина Репина Приплыли, - проговорил, тоже просыпаясь, Лёня.

            Виктор надел халат, вышел в коридор и открыл дверь. На пороге, упираясь рукой в косяк и опустив голову, стоял Дима. Было достаточно лишь взглянуть, чтобы безошибочно определить, что он мертвецки пьян. Он с трудом поднял на Виктора мутный взгляд, отпустил руку и буквально повис у него на шее.

            -Прости, бать, - еле выговорил он заплетающимся языком.

            Виктор втащил его в прихожую и закрыл дверь. Дима икнул, отстранил его слабым жестом руки, прошел по стенке в ванную и нагнулся над унитазом. Виктор включил в ванной свет и закрыл дверь, чтобы не видеть ничего дальнейшего, но не слышать он не мог. Услышал и Лёня, поднявшийся с постели вслед за Виктором. Они прошли на кухню и молча сели, глядя каждый перед собой.

            -И что? – спросил Лёня, поднимая на Виктора пристальный взгляд, - Ты готов терпеть такое каждый день в надежде до чего-то там достучаться?

            Виктор молчал.

            -Вил, прекращай эту бодягу, - поморщился Лёня, - Проспится завтра, и пусть катится на все четыре стороны. В конце концов, нас с тобой могут обвинить в чем угодно, а его благодарность налицо.

            -Это живой человек, - проговорил Виктор, не поднимая взгляда.

            -Человек? Пойди, посмотри на этого человека! – воскликнул Лёня, - Мы хотели ему устроить приятный вечер, ломали голову, куда пойти, чтобы ему было интересно, а стоило позвонить такому же подонку, и ему до нас не стало никакого дела. Он побежал к таким же, как сам, и так будет всегда, потому что каждый ищет общества по себе. А мы, если и нужны ему, то только лишь, как дойные коровы. Спустись на землю, Вил.

            Виктор ничего не ответил, и на кухне повисла тишина. До Виктора не сразу дошло, что тишина воцарилась не только на кухне, но и во всей квартире. Он подошел и открыл дверь ванной. На полу, крепко обняв  унитаз руками и согнутыми в коленках ногами, положа голову на сиденье, спал Дима. Унитаз был полон отторжениями его организма. Ими же был испачкан вокруг пол.

            Виктор подошел и стал трясти его за плечи. Дима зашевелился, с трудом оторвал голову от унитаза и открыл глаза. Он посмотрел перед собой, а потом медленно поднял взгляд на Виктора.

            -Бать, ничего, он чистый… - проговорил он и снова уронил голову.

            -Лёня, помоги, - позвал Виктор, приоткрыв дверь.

            Пришел Лёня, они вдвоем подняли его с пола, и раздев догола, положили в ванну. Виктор включил воду и запихнул всю снятую с Димы одежду в стиральную машину. Прежде, чем положить брюки, прощупал карманы, из которых извлек начатую пачку презервативов и сигареты с зажигалкой.

            -Джентльменский набор, - прокомментировал он, кладя это на умывальник.

            -Вил, прости, но я иду спать, - сказал Лёня и вышел.

            Виктор включил машину и повернулся к Диме. Он включил душ, направив на его голову холодную воду. Дима поморщился и слегка застонал. Он поливал его, тер обильно политой шампунем мочалкой, а Дима то приоткрывал, то закрывал ничего не выражающие глаза.

            «Почему, ну почему он такой? – мучительно думал Виктор, - Неужели Лёня прав, и достучаться до чего-то в нем невозможно?»

            Он вспомнил письмо, которое невозможно было читать без слез, вспомнил его глаза, когда он говорил ему: «Не сомневайся во мне»… Он поливал и мыл его, пока не звякнула за спиной стиральная машина.

            Виктор вынул и развесил на просушку вещи, а потом вытащил из ванной их обладателя. Дима уже обрел способность передвигаться и почти самостоятельно дошел до дивана. Виктор уложил его, и прикрыв одеялом, вышел на кухню. По пути он зашел в ванную, смыл унитаз, убрал последствия с пола, тщательно вымыв после этого руки, и вытащил из лежащей на умывальнике пачки сигарету.

            Не зажигая света, Виктор сел у окна и закурил, чего не делал уже, наверное, около десяти лет.

 

 

 

 

14.

 

 

 

            -Как самочувствие? – спросил Виктор, когда на кухне появился замотанный одеялом вокруг пояса Дима.

            Они с Леней уже закончили завтрак. Встали они молча, лишь пожелав друг другу доброго утра, и сейчас так же молча сидели за столом.

            -Дай попить, - тихо попросил Дима.

            Виктор достал из холодильника бутылку Фанты и поставил перед ним на стол. Дима дрожащими пальцами открыл пробку и припал к горлышку, судорожно глотая холодную газированную воду. Наконец, он отставил бутылку, рыгнул и сел за стол, опустив голову. На кухне воцарилось молчание. Виктор начал мыть посуду, а Леня безучастно смотрел в окно.

            -Мужики, - послышался тихий голос Димы, - простите меня.

            -Мы тебя прощаем, - сказал Виктор, - Но не знаю, как ты простишь себя сам, если в тебе осталось хоть что-то человеческое. Ты помнишь что-нибудь?

            -Чего? – поднял голову Дима.

            -Что было вчера?

            -Ну, помню… Я еле в метро прорвался. Уже закрыто было. Потом от Южной пешком шел…

            -А до этого?

            -Чего – до этого? На дискотеке был…

            -Где и с кем напился, помнишь? С кем трахался, помнишь?

            Чем больше говорил Виктор, тем голос его становился громче и наполнялся гневом.

            -С кем я трахался? – округлил глаза Дима, впервые увидев Виктора таким.

            -Ты еще и врешь?!

            -Почему, вру?

            -Посмотри на свою мотню! – Виктор рванул с него одеяло, - Не трахался?! Может, сейчас скажешь, что и не напивался?! Не блевал?!

            -Да чего ты? – растерянно заморгал Дима, - Чего ты орешь? Ну, так получилось. А чё, мне нельзя? Я чё, не человек, что ли?

            -Боюсь, что у нас с тобой  разные представления об этом понятии, - спокойно заговорил Виктор, твердо отчеканивая каждое слово, - Когда-то в электричке ты мне сказал, что я мудак. Я мудак, потому что потратился на дорогу, на угощение и не воспользовался тобой. Я мудак, потому что посочувствовал тебе и пришел на помощь в трудную минуту. У тебя не мудаки те, кто использует тебя, как кусок мяса, а потом ему нет дела до того, что с тобой. Не мудак тот, кто продаст и предаст тебя ради личной выгоды, у кого много денег, кто ловит кайф от жизни. Тебе насрать на нас, как на твою мать тем, кого ты называешь е..рями, а ей на тебя. И я не собираюсь тебя переубеждать - твоя жизнь и тебе расхлебывать все, что ты в ней наворотишь. Только здесь е..рей нет и не будет! В этом доме понятия и приоритеты другие, и будут другими всегда! И если это тебе не подходит, убирайся к тем, кого ты считаешь правильными и сильными! Выбирай сам, кто для тебя мудак, а кто человек!

            Виктор уже кричал, и глаза его, устремленные на сидящего с опущенной головой Диму, сверкали гневом. Даже Лёня вскинул голову и пристально смотрел на него.

            Когда Виктор замолчал, Дима встал, не поднимая головы, и не подобрав валяющегося на полу одеяла, ушел в комнату. С минуту стояла тишина, а потом до них донеслись рыдания.

            -Сильно ты ему врезал, - нарушил молчание Лёня, - Я тебя никогда раньше таким не видел.

            -Прости, сорвался, - тихо ответил Виктор.

            -Да нет, по сути все правильно. Только бесполезно. Черного кобеля не отмоешь добела. Вот увидишь - поплачет, а потом опять все будет по-прежнему.

            -С такими понятиями, Малыш, я не посоветовал бы тебе работать с детьми, - сказал Виктор, пристально глядя ему в глаза, - хоть ты и хороший преподаватель.

            -Ну вот. И до меня дошло, - вздохнул Лёня.

            -А он, между прочим, порывался найти тех, кто тебя чуть не убил, и рассчитаться за тебя.

            -Ты… Ты ему все рассказал? Зачем?

            -Ты помнишь, когда-то мы с тобой увидели по Интернету взорванный дом, а потом поехали туда? Вспомни свои чувства, когда тебе рассказывали и показывали, и когда ты увидел все своими глазами. Говорить можно много, но пока сам не испытаешь и не переживешь чего-то, это будет пустым сотрясением воздуха.

            Рыдания становились все сильнее. Это была уже истерика. Они переглянулись. Виктор встал, налил в стакан холодной воды и пошел в комнату. Дима лежал на диване, зарывшись головой в подушки. Его плечи конвульсивно вздрагивали.

            -Ну, ну, Димон, перестань...

            Виктор сел на диван, и приподнял Диму. Лицо того было бледным и мокрым от слез.

            -Ну успокойся, я погорячился, - сказал Виктор, прижав к себе его голову и гладя по волосам, - Тихо, тихо…

            Дима постепенно стал затихать, сам крепко обняв его руками.

            -На вот, хлебни, - Виктор поднес к его губам стакан с водой.

            Дима выпил до дна, два раза судорожно вздохнул и задышал ровно.

            -Полежи, приди в себя, а потом будем обедать - сказал Виктор.

            Виктор попытался встать, но Дима продолжал прижимать его к себе.

            -Не уходи, - прошептал он.

            -Да не уйду я никуда. Лёнь, принеси его труселя из ванной, а то он у нас ходит, как Аполлон Бельведерский.

            Лёня, усмехнувшись, выполнил просьбу, и Виктор натянул их на Диму.

            -Все, Гаврош, отдыхай. Придешь в себя, приходи на кухню, - завершил он, вырвавшись, наконец, из Диминых объятий.

            -Едем на ВДНХ? - спросил Виктор Лёню, ставя на плиту обед.

            -Может, вам лучше поехать вдвоем? - отведя глаза, вопросом на вопрос ответил тот.

Виктор внимательно посмотрел на него.

            -Я так и знал...- тихо проговорил он.

            Лёня молчал.

            -Малыш, неужели все, что было и есть между нами, так мало стоит, чтобы ушло только из-за того, что мне еще кто-то стал небезразличен, кроме тебя? Тебе обидно, но прости меня! И его прости. Пусть ты не хочешь или не можешь разделить со мной эти чувства, но понять-то меня ты можешь? Ты же знаешь, что твое место в моем сердце - это только твое и ничье больше. Ты искренний, чуткий, добрый, и не все у тебя в жизни было гладко, но тебе это трудно понять потому, что тебя всегда было кому пожалеть.

            -Наверное, ты прав, - помолчав, сказал Лёня, - Кому пожалеть меня, действительно, было всегда.

            На кухне появился Дима. Он уселся на свое место, и не поднимая взгляда, начал болтать ложкой в тарелке с супом.

            -Белого друга не хочешь проведать? – спросил у него Виктор.

            -Какого белого друга? – не понял тот.

            -С которым ты вчера спал в обнимку. Там, за стеной. Причем так вцепился в него руками и ногами, что мы еле оторвали тебя.

            Дима продолжал недоуменно моргать глазами.

            -Я многое видел, но чтобы унитаз насиловать – это нечто. Ты извращенец, Гаврош.

Дима, до которого, наконец, дошло, о чем говорит Виктор, смущенно фыркнул и отвернулся к стене:

            -Правда, что ль?

            -Не отвертишься, у меня свидетель есть, - подмигнул Виктор, кивая на Лёню.

            Лёня тоже заулыбался, и напряжение спало. Ушла куда-то тревожная ночь и все  связанные с ней неприятности,.

            -Поедем, куда собирались? - спросил Виктор.

            -Поедем, - согласился Лёня, - Хотя Гаврошу, наверное, будет трудновато после вчерашнего...

            -Да чё? Я ничё, я готов, - вскинулся он.

            -Тогда одевайся. Твоя одежда в ванной, - сказал Виктор.

            И вот они опять втроем идут по улице, садятся в автобус, спускаются в метро. На Лёню опять обращают внимание девушки, да и не только на Лёню. Они все трое выделяются из толпы какой-то неуловимой похожестью друг на друга, хоть и непонятно, что их связывает.

            Вот и ВДНХ. Они вошли на территорию и сразу направились в сторону аттракционов. Да и что тут еще теперь делать? Место, где некогда можно было увидеть много интересного и хорошо отдохнуть, превратилось, по сути, в обыкновенный рынок, демонстрирующий единственное достижение народного хозяйства своего времени - покупать и продавать.

            -С чего начнем? - спросил Виктор.

            Дима огляделся по сторонам, и его взгляд сразу замер на огромном колесе обозрения. Часть кабинок была закрытая, а часть представляла собой кресла с площадкой для ног. Виктору не составило труда определить предпочтение Гавроша.

            -Экстремал, - взъерошил он ему волосы, - Идите, я возьму билеты.

            -Какие билеты? Мы же уже заплатили, - вскинул на него вопросительный взгляд Лёня.

            Дима тоже  посмотрел недоуменно. Только не на Виктора, а на Лёню.

            -Аллен, у нас помимо входа, за аттракционы платят отдельно.

            -За каждый аттракцион?!

            -За каждое катание.

            Лёня не может поверить, а потом выражение его лица становится таким, что, кажется, он сейчас скажет: "Пойдемте отсюда". И, наверное, сказал бы, но Виктор спешит обратиться к Диме:

            -Гаврош, в Америке, когда приходишь, например, в Диснейленд, то платишь крутые бабки за вход, а потом катаешься на чем хочешь и сколько хочешь, хоть целый день.

            -Бесплатно? - вытаращил глаза Дима.

            Выражение его лица заставляет их рассмеяться.

            Они садятся в открытые кресла, и колесо поднимает их куда-то под небеса. Диме этого мало - он начинает сползать, насколько позволяет пристегнутый пояс, вытягивать ноги и дрыгать ими в воздухе, громко крича при этом.

            -Уйми сынка-то, - недовольно заметил сидящий к ним спиной парень, катающийся со своей девушкой.

            Парню двадцать с небольшим, но ожесточенности в глазах хватит на три его жизни.

            -Вы же не одни здесь...- язвительно добавила девушка, буравя их неприязненным взглядом.

            Дима резко поворачивается, и выражение лица его становится таким, как будто он готов кинуться в драку.

            -Молчи, они правы. Мы ж не в лесу с тобой, - урезонил его Виктор, и с улыбкой добавил, - Ты б еще про мудаков спел…

            Дима смеется, моментально забыв обо всем, и продолжает дурачиться, только молча.

            "Как быстро он забывает неприятное и умеет прощать, - подумал про себя Виктор, - Сам не знает, дурачок, какой он счастливый..."

            -Как впечатления? - спросил Виктор уже на земле.

            Лёня с улыбкой пожимает плечами, и он понимает его, зато Дима в восторге.

            -Пойдем туда, - зовет он их на американские горки.

            Каждая секция имеет по три места. Дима сразу забирается вперед, пристегивается ремнем и задирает ноги. Контролер делает ему замечание, он убирает их, а потом закидывает снова.

            -Лёнь, сядь вперед, - попросил Виктор.

            -Чего ты? - запротестовал было Дима, но неожиданно согласился, - Давайте, я промеж вами буду...

            Раздался короткий звонок.

            -Понеслась! - громко воскликнул Дима, и огромная «гусеница» тронулась по извивающейся спирали, бешено набирая скорость. Их начало кидать в разные стороны, переворачивать вверх ногами и снова бросать. Все мелькало перед глазами, сливаясь в непрерывную круговерть. Виктор крепко прижимал к себе Диму, заражаясь его мальчишеским восторгом, а в голове  билась одна только мысль:

            "Мой пацан... Мое будущее..."

            Ни одна другая не закралась сейчас в его душу.

            -Еще прокатимся? - попросил Дима, когда они вышли.

            -Давай, - подмигнул Виктор, занимая очередь в кассу.

            И опять они летали по спирали, опять кричали все вместе, утопая в ощущении скорости и головокружения. Потом отправились на автодром, и до сумерек гоняли на электромобилях, с упоением врезаясь друг в друга. Уже в темноте направились к выходу, и приподнятое настроение переполняло всех троих.

            -Могу себе представить, как у вас в Диснейленде, - сказал Виктор, обращаясь к Лёне.

            -Не можешь, - улыбнулся тот, - Там сейчас было бы еще шоу. С пальбой, живым огнем, трюками и фейерверком. Это не расскажешь, видеть надо.

            -Может, когда и увижу, - сказал Виктор.

            -Запросто, - заверил Лёня, - Делай визу на следующий год. Родители пришлют вызов.

            -А что? Это мысль. Ведь следующий отпуск у меня летом.  Обсудим потом конкретно?

            -Ловлю на слове...

            Их догонял прогулочный автопоезд из открытых вагончиков. Не успевший остыть от азарта Дима, не смог проигнорировать такую возможность, и догнав его бегом, прицепился сзади. Они видели, как автопоезд подъехал к выходу, а Дима оказался принятым откуда-то взявшимся бдительным милиционером.

            -Наш Гаврош все-таки допрыгался, - сказал Виктор и припустил бегом.

            Он подбежал в тот момент, когда страж порядка пытался потащить Диму за собой, крепко держа за плечо, а тот упирался.

            -Товарищ... - Виктор задержал взгляд на его погоне, - старший сержант, давайте замнем это недоразумение на месте. Я отец этого оболтуса.

            Он полез в карман, и рука держащего Диму милиционера сразу ослабла.

            -Ну, схулиганил, будем считать, из озорства. Ничего не сломал, не разбил, никого не оскорбил и не ограбил. Обойдемся без протокола? Все между нами...

            Виктор незаметно положил в нагрудный карман сержанта сложенную купюру и получил взамен Димин локоть.

            -Следите за сынком, - с напускной строгостью напутствовал милиционер, удаляясь, - Больно говорит много. Из молодых, да ранний...

            Дима сделал ему вслед всем известный жест.

            -Нет проблем? - улыбнулся, подходя, наблюдавший все это со стороны, Лёня, - В Америке, Вил, ты бы сейчас сел.

            -За что?! - с возмущением воскликнул Дима.

            -За подкуп представителя власти, - пояснил Виктор, опередив Лёню, - Полицейский - это представитель закона, а закон там - святое.

            -А мне бы что было? - поинтересовался Дима.

            -School traffic, - ответил Лёня, - Учили бы тебя там, как себя на улице вести. Или, в лучшем случае, штраф триста пятьдесят долларов.

            -Сколько?! - вытаращил глаза тот.

            -Триста пятьдесят. И курить тебе вот так, на улице, никто бы не позволил.

            -Да, блин, как вообще можно жить в этой Америке?

            Леня с Виктором расхохотались.

            -Устами младенца глаголет истина, - сказал Виктор Лёне, - Понял, почему здесь никогда так не будет?

            Они отправились домой. Возбужденный Дима никак не мог угомониться, и по дороге резвился, подкалывая их шутками, толчками в бок, резво убегая от возмездия.

            -Дитя, - покачал головой Лёня.

            -Гаврош наш, - с лаской в голосе отозвался Виктор, - А не плохо было бы, если бы это был наш законный сын?

            -Такой, как вчера? - напомнил Лёня.

            -Понимаешь, Малыш, когда наш - это наш, какой бы он ни был.

            -Нет, Вил, мне еще далеко до тебя, - улыбнулся Лёня.

            До дома доехали без приключений, хотя Дима не унимался и в метро - пытался заняться гимнастикой на поручнях в вагоне и прокатиться, лежа на перилах эскалатора.

            -В магазин зайдем? - спросил он, когда они вышли из автобуса.

            -Зачем? У нас все есть, - ответил Виктор.

            -А пивка для рывка?

            -Может, сразу водочки для заводочки? Остынь.

            Виктор хотел напомнить про вчерашнее, но сдержался.

            После ужина он поинтересовался у Димы:

            -Нам завтра на работу, а у тебя какие планы?

            -Не знаю...

            -Шуманскому будешь звонить?

            -Да пошел он... Ты правильно говоришь - он меня использует, только когда ему надо.

            -Ну, оставайся дома, играй на компьютере. Книг там много в шкафу…

            В лице Димы что-то неуловимо изменилось:

            -Нет, мужики. Без вас я дома не останусь. А то потом скажете - приводил кого, или пропадет что...

            Виктор с Лёней переглянулись.

            -Разбудите меня тоже, короче, - твердо сказал Дима, поднимаясь,- Поеду во Внуково на самолеты смотреть. Дадите мне денег на дорогу?

            -И на пиво? - поинтересовался Лёня.

            Дима вопросительно посмотрел на Виктора.

            -Чего уставился? Мы все вместе решаем, - улыбнулся Виктор.

            -Он знает, кого больше разжалобить можно, - подмигнул Лёня, и все трое засмеялись.

            К Диме моментально вернулось настроение. Он подошел и схватил их за шеи.

            -Чё за папики такие строгие? 

            Дело закончилось борьбой. Они отнесли смеющегося и брыкающегося Диму в комнату, держа один за руки, а другой за ноги, и уложили на диван.

            -Один ноль в нашу пользу - Виктор положил его на лопатки и завершил, выключая свет, - Спи. И будь всегда таким, как сегодня.

            Виктор с Лёней разделись и тоже легли.

            -А где спокойной ночи? - послышалось с дивана.

            Они засмеялись.

            -Воспитанный стал, - сказал Виктор, - Спокойной ночи, Гаврош.

            -Приятных сновидений, - добавил Лёня.

            -И вам, - отозвался Дима.

            Так прошли две с половиной недели. За это время Дима ни разу не доставил им никаких хлопот. Оставаться дома в их отсутствие он упорно не хотел, и целый день слонялся по улицам. Виктор давал ему немного денег, чтобы он мог перекусить где-нибудь или сходить в кино. Дима неожиданно проявил серьезный интерес к компьютеру, и Леня вечерами допоздна занимался с ним, обучая программированию. Больше всего было непонятно Виктору то, что за все это время ни разу не побеспокоилась его мать.

            -Гаврош, а матери ты позвонил? Она знает, где ты?- на всякий случай спросил он.

            -Больно ей надо, - мрачно отозвался Дима, - Ей теперь без меня лафа...

            -Дай мне свой домашний телефон.

            -Зачем? – Дима вскинул на него взгляд, ставший вдруг таким, как при первом знакомстве.

            -Дай. Надо, - твердо ответил Виктор, - Не бойся, ничего лишнего не скажу.

            Тот неохотно продиктовал.

            Выбрав во время работы момент, когда Наталья ушла в бухгалтерию, а Эдик был в банке - занимать рекламный телефон под личные переговоры они категорически запрещали - Виктор набрал номер. К телефону долго никто не подходил, и он уже собирался положить трубку, когда на другом конце послышался сонный женский голос:

            -Да...

            -Здравствуйте, - деловым тоном заговорил Виктор, - Я могу услышать Дмитрия Евстропова?

            -А его нет, - индифферентно ответила женщина.

            -А когда его можно застать?

            -Не знаю, он давно уже не приходит...

            -Как давно?

            -Недели две, наверное, или больше уж...

            -И вы не знаете, где он?

            -Нет... Я уже тоже беспокоюсь, - утешила женщина.

            -И вы не побеспокоились раньше? - резче, чем следовало, спросил Виктор.

            -А чё вы на меня кричите? - голос том конце моментально перешел в высокую тональность, - Чё я ему, нянька? Я всю дорогу работаю!

            -Но это ваш сын! - Виктор уже не сдерживал себя, - И он две недели не приходит домой и не дает о себе знать...

            -А я всю дорогу работаю на работе! – перекрыл его слова визгливый крик, но вслед за этим, голос снисходительно понизился, - А вы чё? Из военкомата? Так я же за повестку расписалась. Придет - отдам. Я же сказала вашему этому...

            -За какую повестку? - не понял Виктор.

            -А вы чё, сами не знаете, кому повестки шлёте?! Чё у вас за порядки там? А еще военные...

            Дальше он слушать не стал и положил трубку.

            "Бедный Гаврош, - с горечью подумал Виктор, - В чем его после этого можно упрекнуть?"

            В кабинет вошла Наталья.

            -Наташ, подмените меня на пару минут? - обратился к ней Виктор, - Мне очень нужно срочно позвонить.

            -Только на пару, - недовольно согласилась та.

            Виктор вышел на лестницу и нажал вызов на своем мобильном. В трубке возник шум грохота колес идущего поезда

            -Да, - донесся сквозь них голос Димы.

            -Гаврош, это Вил. Ты далеко?

            -В Апрелевке...

            -Что ты там делаешь?

            -Катаюсь... Не хер делать.

            -Опять на электричках виснешь?

            -Все нормально, Вил, не переживай...

            По голосу было можно догадаться, что Дима заулыбался.

            -Короче, кончай страдать фигней, и дуй срочно домой. Я имею в виду, не к нам, а к матери. Тебе повестка пришла из военкомата.

            -Что-что? - голос Димы стал серьезным, - Какая повестка?

            -Я сам не знаю. От твоей матушки ничего не добьешься. Поезжай и разберись. Срочно, понял?

            -Ты звонил ей? - спросил Дима.

            -Звонил. Но она подумала, что я из военкомата. Сказала, что получила для тебя повестку.

            -Вил, я все понял. Спасибо, Вил. Все. До вечера.

            В трубке послышались гудки отбоя, и Виктор вернулся в офис, сделав над собой усилие, чтобы сосредоточиться и опять не перепутать тонер с девелопером.

            А телефоны все звонили и звонили, не иссякала и вереница клиентов за стеклом. Виктор работал на автомате - соответствующий навык у него появился - будучи в мыслях со своим Гаврошем.

            Но вот и конец.

            -Виктор, что у нас там по складу? - как нельзя некстати задала вопрос Наталья,  и рабочий день увеличился еще на добрых полтора часа.

            Когда он, наконец, добрался до дома, уже смеркалось. Виктор поднялся на лифте, и не успел достать ключи, как дверь распахнулась. На пороге стоял, улыбаясь, наголо остриженный парень.

            -Гаврош... - протянул Виктор, с трудом узнавая  в нем Диму.

            -Завтра в восемь ноль ноль, - сообщил тот, - Пишите письма.

            В прихожей уже стоял собранный рюкзак.

            -Проводим? - спросил Лёня.

            -Какие ж это проводы? - растерялся Виктор, - Я думал, в лес пойдем, шашлыки пожарим, я же ему обещал.

            -Вил, уже все на столе, - сказал Лёня, - Гаврош без тебя ни за что не хотел садиться, хотя голодный с самого утра.

            Накрытый стол удивлял обилием деликатесов.

            -Решил его побаловать, - тихонько сказал Леня Виктору, - Я ведь тоже прикипел к нему незаметно...

            Они уселись за стол.

            -Наливай, - сказал Виктор Диме, - Твой день.

            Дима разлил по бокалам вино.

            -Гаврош, - сказал Виктор, вставая с бокалом в руке, - Мы с Лёней хотим проводить тебя в первый самостоятельный в жизни путь и пожелать, чтобы он вывел тебя на правильную дорогу. Чтобы ты выдержал все испытания и остался самим собой. Чтобы ты сохранил свои человеческие качества - доброту, отзывчивость, способность придти на помощь и свой отчаянный веселый нрав, поскольку это тоже твое. Чтобы ты умел найти со всеми общий язык, и в то же время никогда не изменял себе и не смотрел на себя чужими глазами.

            -Присоединяюсь! - воскликнул Лёня, - Вил, молодчина!

            -Бля...  – покрасневшее растерянное лицо Димы расплылось в улыбке, - Да неужто я такой хороший?!

            Все трое расхохотались.

            -Бля, Витёк... Мужики, - Дима расчувствовался, несчетное количество раз чокаясь то с одним, то с другим, - Спасибо вам... Бля... Мне никто так никогда не говорил...

            -Пей, бля! - по-доброму прикрикнул Виктор.

            Они опять расхохотались, залпом опустошили бокалы, и крепко обнявшись за плечи, прижались друг к другу щеками.

            -Мужики, я только вас помнить буду, - говорил Дима, - Вы такие... Бля...

            -Без бля можешь? - улыбаясь, спросил Лёня.

            -Да ладно, простим ему, - сказал Виктор, - Он просто не знает, как это можно сказать по-другому. Верно, Гаврош?

            -Витёк, ты меня всегда понимал. Мне когда кайфово, всегда ругаться хочется. Не ругаться, короче, а просто говорить...

            -Наливай по второй, теперь тебе Лёня скажет, - перебил Виктор.

            -Евстропов, - тоже вставая с бокалом в руке, сказал Лёня, - Я учил тебя целый год и не обращал на тебя внимания, несмотря на твои любвеобильные взгляды. Мне по душе более личностные и целеустремленные. Но за последнее время я понял, что ты способен овладевать тем, что считаешь интересным, и я желаю тебе, чтобы ты находил такого как можно больше. И еще я заметил, что ты ценишь доброту и способен на поступок ради другого человека, хоть и очень стараешься это скрыть. Я хочу, чтобы ты, когда станут одолевать сомнения, вспоминал двоих людей, которые в тебя верят и любят такого, какой ты есть. Удачи тебе!

Они опять стоя чокнулись, выпили до дна и обнялись.

            -Давайте закусим немного, - сказал Виктор, а то захмелеем.

            -Нет, - Дима опять стал наполнять бокалы, - Теперь я скажу.

            Он, подражая им, тоже встал в полный рост с бокалом в руке:

            -Витёк, Лёня, я хочу вам сказать… Хочу сказать…

            -Да не произноси ты речь, говори от себя, все как есть, - подбодрил его Виктор.

            -Спасибо вам, мужики! – с сердцем воскликнул Дима, - Вы для меня… Бля… Не думайте, я сейчас не про это…

            -Мы тебя поняли, мы тоже не про это, - улыбнулся Лёня.

            -Я вас первых таких встретил, в натуре… Я не знал, что бывают такие люди… Не бросайте меня…

            Димин голос дрогнул. Виктор обнял его за плечи и чокнулся с дрожащим в его руке бокалом:

            -Спасибо тебе, Гаврош!

            С другой стороны подошел Лёня и сделал то же самое:

            -Спасибо. Ты сказал больше, чем мог.

            -Закусываем, - объявил Виктор, когда они выпили, - пусть Гаврош поест. Мы обязаны доставить его на призывной пункт не пьяного.

            -А вы со мной поедете? Правда? – с надеждой спросил Дима.

            -Как же мы тебя бросим? Ешь… - ответил Виктор.

            Некоторое время они все втроем сосредоточенно жевали.

            -Мы не можем тебе дать совет, как вести себя там, куда ты уходишь, - заговорил Виктор, - нас с Алленом минула сия чаша, но мы уверены, что ты сумеешь сориентироваться, и не дашь себя в обиду.

            -Не сомневайтесь, - заверил Дима, - Я никого не боюсь.

            -Мы знаем, - улыбнулся Лёня.

            Он задумчиво посмотрел на Диму и сказал:

            -Хочешь подарок на память?

            -Какой? Вы мне уже столько надарили…

            -Я не про вещи. Пойдем, - Лёня встал из-за стола и ушел в комнату.

            -Аллен хочет подарить тебе танец, - пояснил Виктор, - Это будет здорово, вот увидишь.

            Когда они вошли в комнату, Лёня уже разделся до трусов и нашел музыку:

            -Прости, Гаврош, костюма нет, буду танцевать в трусах. Не смущайся…

            -Да ладно, я с крыши видел… – опять повторил Дима.

            -С крыши ты подсматривал. Воровал то, что я дарил Вилу, а это мой подарок тебе, - сказал Лёня серьезно, - Этот танец я танцевал на выпускном в хореографическом. Давно было, но постараюсь вспомнить…

            Он задумался, сделал несколько телодвижений и попросил:

            -Вил, как встану в позицию, сними с паузы.

            Дима сел в кресло, Виктор на стул возле магнитофона, а Лёня встал посреди комнаты. Вот он собрался и замер. Виктор нажал на кнопку. Полилась тихая музыка, и тело Лёни стало растворяться в ней. Это совсем  не напоминало то, что он танцевал для Виктора. Тут не было ни капли эротики. Возникало совсем другое чувство, зовущее за собой в неизведанное, где все было чисто, светло и радостно. Музыка незаметно ушла, а тело Лени застыло, выражая собой это стремление. Виктор остановил пленку, и в комнате возникла мертвая тишина.

            -Ну, как? – спросил Лёня.

            -Лёня, ты…  Это ваще..., - ошеломленно выговорил Дима.

            Виктор с Лёней рассмеялись.

            -А это что? Балет? – допытывался Дима, - Я не знал… Я думал - фигня, на носках бегают, мотней трясут...

            -Больше открывай для себя нового, интересней жить будет, - сказал ему Лёня, уходя принимать душ.

            Они еще долго сидели на кухне, пока не было все съедено и выпито.

            -Блин, я схожу еще, - предложил Дима.

            -Гаврош, хочешь, скажу, что тебя губит? – спросил Виктор.

            -Почему – губит? Сегодня такой день…

            -И надо его испортить? Ты не знаешь меры в своем стремлении поймать кайф. Ты его уже поймал, и вместо того, чтобы наслаждаться, хочешь нахапать его побольше впрок, а в результате забываешь получить от кайфа кайф.

            Дима согласился:

            -Мне и правда всегда хочется, чтобы было больше, чтоб захлебнуться нах... Чтоб… бля, по самые помидоры!

            Они рассмеялись.

            -Наш Гаврош неподражаем, - заключил Лёня, - За ним записывать надо.

            -Сейчас идем на прогулку, а возвращаемся – едим горячее и спать, - сказал Виктор,- На обратном пути покупаем то, без чего не может обойтись наш виновник торжества – по две бутылки пива.

            Улица встретила их ночной прохладой. Дима опять начал беситься, увлекая их, и дело закончилось кучей-малой на куче опавших листьев.

            -Ночь-то какая, - проговорил он, лежа на спине и глядя в темное небо, - И спать не хочется.

            -Запомни эту ночь, - сказал Виктор, - И вспоминай, когда будет трудно. Это придаст тебе силы.

            -Я запомню, - серьезно ответил Дима.

            Но вот прошла и ночь, которую почти не спали. Еще не успел забрезжить рассвет, как они втроем вышли из дома. Путь был не близок - на какую-то никому не известную Угрешскую улицу. Вот и призывной пункт. Повсюду стояли вокруг новобранцев провожающие. Их было много – родители, родственники, некоторых провожали целой оравой друзья. Кому было весело, кто утирал слезы.

            Они встали в стороне ото всех. Дима без конца курил и смотрел в глаза Виктору и Лене с молчаливым вниманием, моментально став выглядеть лет на пять старше.

            -Пиши, звони при любой возможности, - в десятый раз повторял Виктор, - Телефон городской, мобильный, адрес, e-mail знаешь…

            Настал последний момент. Дима обнял Леню, и они трижды расцеловались. Потом шагнул к Виктору:

            -Прощай, батя, - серьезно сказал он, глядя ему в глаза, и крепко обняв, тоже трижды поцеловал его.

            Из Диминого левого глаза опять упала слеза. Почему-то они никогда не растекались у него по щекам, а только падали…

            Призывники потянулись к дверям и стали исчезать за ними. Смешался с толпой и Дима, помахав им на прощанье. Виктор поднял руку и перекрестил воздух. Краем глаза он заметил, что это же сделал Лёня. Они еще долго стояли и смотрели на дверь, поглощавшую одного за другим парней, за которой уже исчезла стриженая макушка их Гавроша.

 

 

 

 

 

 

 

15.

 

 

 

            Незаметно пришла зима. Лишь в конце ноября пошел снег, который тут же таял и падал опять, а морозов не было. Под самый новый год ударила оттепель, и все вокруг покрылось лужами, как весной.

            В доме опять стояла елка и пять воспоминания уносили Виктора в далекую пору детства. В их отношениях с Лёней ничего не изменилось. Все трудности, связанные с появлением Димы, исчезли. Однако то, что он вошел в их жизнь, стало очевидным. Сразу после того, как они расстались у дверей призывного пункта, он несколько раз звонил с дороги. Говорил, что их повезли куда-то за Новосибирск. Ехали больше двух суток в сопровождении майора и капитана, которые всю дорогу "бухали", хотя новобранцам прямо на перроне, на глазах толпы любопытствующих, устроили "шмон", роясь в вещах, и если у кого находили вино или водку, тут же разбивали о рельсы.

            Потом он позвонил через неделю, причем только "сбросил" незнакомый номер, а когда Виктор перезвонил, то говорил мало. Сказал, что Интернета здесь нет, он будет писать письма, просил прислать конвертов с марками и побольше бумаги. В конце разговора попросил еще обязательно положить на этот телефон пятьдесят рублей. Зачем это было нужно, они узнали из долгожданного письма, где Дима сообщал, что с телефоном "полная жопа". Хотя официально его можно иметь, но у него отобрали, потому что он "дух", и ему "не положено". Звонить он может только с телефона сержанта, как в прошлый раз, но надо сразу положить на него деньги, а иначе он получит "люлей". И вообще, сержанты вроде "неплохие пацаны", но все равно "козлы", постоянно орут и все время кого-нибудь "пи..дят". Но это еще фигня, и говорят, что после присяги будет "еще круче".

            Получив письмо, Виктор целый день ходил сам не свой, что же касается Лёни, то охваченный возмущением, он кричал, что такого нет ни в одной армии мира.  Выражение его лица при этом напоминало то, что было когда-то после просмотра новостей о терактах. 

            -Малыш, успокойся, - сказал Виктор, - Вот ты кричишь, а где ты видишь, чтобы он возмущался? Он просто констатирует факты. И он переживет это все, я уверен. Единственно, мне не хотелось бы, чтобы он сам потом "пи..л духов". Я ему напишу. Постараюсь поддержать и заронить в сознание возможность существования других понятий. Не получились бы только сопли на сахарине, сам-то я там не был. Сейчас впервые в жизни об этом пожалел...

            И в самом деле, следующее письмо расстроило их меньше. Дима писал, что после учебки будет сдавать экзамены, а потом, если сдаст, сможет либо остаться тут сержантом, либо пойдет дослуживать в войска. При этом писал, что, скорее всего, выберет второе, потому что ему "не по кайфу кого-то чморить".

            -Твое воспитание, - усмехнулся Лёня, прочитав эти строки, - И все-таки, Вил, это ужасно.

            -А ты вспомни, что он ответил, когда ты рассказал про school traffic, про штрафы и про то, что на улице курить нельзя? Так невозможно жить. Я уверен, что, вернувшись оттуда, он скажет, что и без всего этого армия не сможет существовать. И самое ужасное, что он будет прав.

            Перед новым годом они отослали Диме большую посылку с продуктами и теплыми вещами. Виктор сам купил все необходимое, упросив Лёню не класть фирменных вещей.

            -Там не любят, когда кто-то выделяется, как, впрочем, и везде. Армия - это часть общества, там просто все выражено сильнее. Образно говоря, где здесь ставится точка, там - восклицательный знак. А он и без того москвич...

            -А что это меняет? Я из Лос-Анджелеса, кто-то из Нью-Йорка... - начал было Лёня, но заметив вздрогнувшие в сдерживаемой улыбке губы Виктора, смешался, - Я не знаю, Вил, делай как считаешь нужным, я действительно могу только все испортить. Есть вещи, которые я, очевидно, никогда не пойму.

            -Не горячись, - улыбнулся Виктор, - Я, слушая тебя, уже многое понял.

            -Что ты понял?

            -Ну, что у вас, может быть, по камешкам Белый дом бы разнесли за то, что здесь принимают. Но я отдаю себе отчет, что не считаться с этим нельзя. Под каждой крышей свои мыши.

            Накануне нового года Виктор навестил мать. Та каждый раз задавала ему вопрос насчет личной жизни. Он, не краснея, уверял, что все в порядке, и тут же переводил разговор на другое. Мать прятала глаза, и он понимал, что она ждет не такого ответа. Как всякая нормальная женщина, она мечтала о том, чтобы у сына была семья, дети, но рассказать правду он о себе он не мог, и каждый раз уезжал с ощущением вины. 

            Вместе с Лёней они посетили Татьяну Викентьевну, и Виктор открыл для себя, что в этом доме он чувствует себя гораздо лучше, чем у матери, хотя бы потому, что здесь не было недосказанности.

            Тридцать первого днем позвонил Дима. Зная, в каких условиях тот разговаривает, Виктор ограничился поздравлением, в которое постарался вложить весь оптимизм, на который был способен, чтобы поддержать его, а тому, судя по всему, было важно только одно - услышать его голос. Дима попросил прислать ему их с Лёней фото. Виктор пообещал, и с сожалением вспомнил, что у них нет ни одного Диминого. Ему вдруг до того захотелось увидеть своего шалопая, что он не выдержал и спросил, нельзя ли к нему приехать?

            -Пока я в учебке, меня отсюда к вам не выпустят, - ответил Дима, - а потом я напишу. Будет можно. А приедете?

            Кажется, за тысячи километров Виктор увидел, как у того загорелись надеждой глаза.

            -Сейчас Лёня придет, обсудим, - ответил он, - Не сомневайся.

            Опять была просьба перевести деньги на телефон, причем сумма значительно возросла.

            "Новогодний тариф, - горько усмехнулся Виктор, - Наша достойная смена не теряется..."

            -Лёне привет. Поздравь его от меня, -  завершил разговор Дима.

            И вот, как и год назад, они сидят за праздничным столом. Виктор предложил сесть пораньше, когда еще не было восьми часов.

            -Знаешь, Малыш, - объяснил он, - Мне хочется проводить старый год. Мне жаль, что он уходит. У меня такое впечатление, что это был первый год моей другой жизни.

            -У меня уже второй, - улыбнулся Лёня.

            -Ты имеешь в виду еще и позапрошлый?

            -Ну да. Мы же тогда с тобой познакомились. В Испанию ездили...

            -А ты что больше любишь, весну или осень? - поинтересовался Виктор.

            -Лето, - уверенно ответил  Лёня.

            -Я тоже. А из предложенного?

            -Весну.

            -А я, представь себе, осень.

            -Почему? Весна веселей.

            -Вот именно,- согласился Виктор, - Веселая и бестолковая. Налетит, взбудоражит, а потом - раз, и лето. И уже забыл ее. А осень мудрее. Она дарит красоту и теплые деньки, которые ценишь потому, что их мало. Зато вспоминаешь потом всю холодную зиму.

            -Ты лирик, Вил, - улыбнулся Лёня, - Стихи писать не пробовал?

            -Нет, но я подумаю, - улыбнулся он в ответ, - Вот и в наших с тобой отношениях, тот год был весной. Все вновь, как заново родился. А этот - уже совсем другое. Тут всего хватало - и испытание было, и разлука, поэтому и радостные моменты запомнились больше. Наверное, это сама жизнь. Ведь совсем без трудностей тоже было бы плохо. Вот Гаврошу сейчас трудно, а когда вернется, ему, наверное, любая мелочь на гражданке будет, как он говорит, в кайф.

            -Да, Гаврош внес в наш дом живую струю, - сказал Лёня.

            -Кстати, он звонил сегодня. Он тебя тоже поздравляет. Просил переслать ему наше фото.

            -Давай, сфотографируемся сейчас под елкой, а потом отошлем ему?

            -И выпьем за него, - дополнил Виктор, - Чтобы было все по жизни, как есть. Ты знаешь, у меня возникла идея. Давай съездим к нему, когда его в часть переведут.

            -А когда это будет?

            -Ну уж летом-то непременно. Оба будем в отпуске. Правда, у меня он будет короткий, но ты  потом успеешь в Америку.

            -Мы хотели полететь вместе, помнишь?

            -Помню, и не отказался от намерения. Очень хочу увидеть все своими глазами. Чем больше от тебя слышу, тем больше мне почему-то кажется, что все, о чем ты говоришь - это действительно мое. Но... Пойми меня правильно. Америка не уйдет, а здесь человек, которому это очень важно.

            -Понимаю, Вил. Год назад стало бы обидно, не скрываю, а теперь - нет. Это же ты. Как ты говорил? Если мой, то какой бы он ни был - мой.

            Лёня улыбнулся, и по глазам было видно, что он действительно не держит обиды.

            -Потанцуем? - спросил Леня, когда стрелка часов пошла на свой последний в этом году круг.

            -Вместе?

            -Ты же уже запомнил свои движения?

            -Почти...

            Они разделись до трусов, и Виктор включил Морриконе.

            И опять был их наполненный страстью танец, завершающий последний год тысячелетия.

            Однако новый год начался для них не совсем хорошо.

            Первая неприятная новость, обрушившаяся на них в последний день каникул, была внезапная болезнь Татьяны Викентьевны. Несмотря на то, что зима не спешила с морозами, она каким-то образом схватила воспаление легких. Лёня поехал к ней и остался на ночь, но на следующий день ее забрала скорая помощь. Зная, какие его ждут открытия от соприкосновения с российской медициной, Виктор отправился в больницу вместе с Лёней.

            -Вил, зачем? - запротестовал тот, - Я же уже лежал в больнице. Ты забыл, как мы с тобой познакомились?

            -Во-первых, ты лежал не в такой, а во-вторых - одно дело лежать, а другое - видеть все со стороны.

            Татьяну Викентьевну они нашли лежащей возле лестницы в коридоре. Она обрадовалась им, хотя было видно, что разговаривать ей трудно.

            -Пообщайся с тетей, утешь ее, - шепнул Виктор Лёне, - Больше ни о чем никого не спрашивай, я скоро приду.

            Первым делом он направился в ординаторскую. Навыки, полученные в молодости, сослужили свою службу, и через несколько минут вопрос о переводе Татьяны Викентьевны в палату был решен. После этого, поговорив доверительно с сидящими в коридоре старушками, Виктор разыскал нужную санитарку.

            -Я по поводу больной Морозовой из четвертой палаты. Нужно не обойти ее вниманием, - сказал он, многозначительно глядя ей в глаза.

            Ответ прозвучал не в словах, в а цифрах.

            -В неделю? - на всякий случай уточнил Виктор.

            -В день, - как бы даже поразилась та.

            -Много, - сказал он, затвердев лицом и не отреагировав на отыгранную оценку.

            Санитарка, осмотрев его с ног до головы цепким взглядом и произведя в уме анализ, вылившийся в новые вычисления, назвала в полтора раза меньшую сумму.

            -За меньше никто не согласится. Сиделка стоит в два раза дороже. Кормить с ложки не будем, а в остальном - можете не сомневаться. Лежать будет аккуратная, подмытая, ухоженная...

            Судя по такому активному прорыву живой речи, Виктор понял, что есть альтернатива, но, следуя привычке не осложнять себе жизнь, если это не пробивало ощутимой бреши в его бюджете, полез в кошелек.

            -Там возле нее сейчас красивый юноша сидит, ее племянник, - все с теми же интонациями сказал он, прибавляя еще одну купюру, - Он ничего не должен знать. Я появлюсь ровно через три дня в это же время.

            -Не сомневайтесь, я по смене передам, все будет в порядке, - заверила санитарка, моментально захрустев деньгами где-то под рабочим комбинезоном.

            Виктор вернулся к больной. Очень скоро появилась дежурная сестра, и они с Лёней помогли перевезти Тамару Викентьевну в палату, невзирая на недовольные взгляды ее обитательниц, поскольку пришлось потеснить несколько коек. Здесь Виктору пришел на выручку опыт работы вагоновожатым, и взгляда, которым он окинул присутствующих, было достаточно, чтобы недовольство осталось не озвученным.

            -Лежите, поправляйтесь, мы вас будем проведывать, - мягко сказал он, склоняясь над больной.

            -Спасибо вам, - искренне поблагодарила Татьяна Викентьевна.

            -Я поговорил с врачом, - сказал Виктор Лёне, когда они шли к метро, - Случай не тяжелый, ее вылечат.

            -А ее медицинская страховка покрывает лечение? - поинтересовался Лёня.

            -Покрывает, не сомневайся, - улыбнулся Виктор, - А не покроет, так мы их сами покроем, как Гаврош умеет. Ты только сам в это дело не лезь. Навещай тетку, а остальное доверь мне.

            Лёня внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

            Татьяну Викентьевну выписали через две недели. Все это время Виктор каждые три дня появлялся в больнице, держа ситуацию на контроле, а в остальные дни ее навещал Лёня.

            -Где таких заботливых детей делают? - спросила однажды пожилая женщина, лежащая на койке у окна, пристально смотревшая на него каждый раз, когда он приходил.

            -Кого вы имеете в виду? - поинтересовался Виктор.

            -Вас и вашего брата.

            -Вы знаете, какой-то умный человек заметил, что молодежь никогда и нигде не бывает ни хорошей, ни плохой. Она только наиболее остро выражает собой характерные черты своего времени, - ответил Виктор, - А я бы добавил - своего общества, поскольку время, в этом контексте, это то, что делают люди.

            -Почему же моих детей оно сделало другими? - с дрожью в голосе спросила та.

            -Вопрос сложный, но не исключено, потому что они не обнаружили ничего другого в самом первом их обществе - своей семье и своих близких. Не подумайте, что я вас в чем-то упрекаю, но за все в жизни надо платить.

            В палате возникла тишина,  все отвели глаза, а женщина отвернулась к окну. Губы ее дрожали.

            Татьяна Викентьевна заметно ослабла после лечения, и хотя до дома от больницы было несколько остановок, Виктор поймал "бомбилу", чтобы отвезти ее на машине. Беспрепятственно открыв шлагбаум на территорию больницы при помощи лишней купюры, он подъехал прямо к корпусу. Накануне он навел справки по Интернету о санитарной перевозке, но решил, что такая ему обойдется в два раза дешевле. Плюс - сохраненные нервы за счет отсутствия непредсказуемости ситуации.

            Дома они тоже не оставляли Татьяну Викентьевну вниманием. Лёня ездил к ней почти каждый день, а один раз вызвался поехать Виктор.

            -Отдохни, - сказал он ему, - Мне хочется пообщаться наедине с твоей тетушкой.

            Приехав, Виктор приготовил обед, на что у Лёни не хватало умения, и сытно накормив ее, сел возле постели.

            -Виктор Петрович, я не знаю, как мне благодарить вас, - смущенно сказала Татьяна Викентьевна, - Вы, чужой человек, столько делаете для меня...

            -Так сложилось, что я не совсем вам чужой, - вздохнул Виктор, - Хотя, поймите меня правильно, в родственники не напрашиваюсь.

            Та замолчала, потупившись.

            -К тому же, бывает, что чужой оказывается человеку самым близким, а родные заклятыми врагами, и только высшая сила может определить, кто кому чужой.

            -В этом вы правы, - уверенно сказала Татьяна Викентьевна.

            -Можно с вами поговорить на очень важную для меня тему? - спросил Виктор, - Только откровенно.

            -Я всегда стараюсь быть откровенной, - без тени пафоса ответила та.

            -Я это знаю. Поэтому и решил обратиться к вам. Я знаю, что вы верующий человек.

            -А вы, разве нет? - в ее голосе послышалось удивление.

            -Лёня почему-то тоже удивился, - усмехнулся Виктор.

            -Меня, конечно, оставляет в недоумении, как это сочетается с вашим... С тем, что вы...

            -Я понял, что вы хотите сказать. Оставим это на потом. Я хотел вас спросить, как вы в свое время пришли к вере? У вас не было сомнений, что все это придумано с какой-то целью, что это продолжают использовать в определенных интересах, и так будет всегда?

            -Понимаете, Виктор Петрович, для меня этих вопросов не существовало. У нас вся семья была верующей, и я с раннего детства восприняла это как само собой разумеющееся. Я помню, как меня водили в храм. Я ждала этого, как праздника, и каждое причастие было для меня радостным событием, которое помогало сохранить в душе все те побуждения, с которыми я к нему шла. Я поверила в Христа чистым детским сердцем и чувствую Его до сих пор, поэтому не могу поверить в то, что это кем-то придумано. А используют? Возможно. Люди все, что угодно, при желании, могут использовать в своих корыстных целях. Но я верю только в суд Божий над собой, и поэтому меня это не смущает.

            -А то, что церковь начинает вторгаться туда, куда ее не просят - в школу, в армию, во все аспекты жизни, проповедуя, как мне, по крайней мере, кажется, совсем не то, что написано в Евангелии, тоже не смущает?

            На лице Татьяны Викентьевны отразилось замешательство.

            -Понимаете, я хожу туда молиться. Я боюсь, что я не очень компетентна...

            Она на мгновение задумалась и завершила решительно:

            -Нет. Конечно, нет. Помочь придти к Богу может только очень близкий человек, но никак не школа и не армия.

            -Но вы идете в храм, жертвуете деньги. Вы не думаете о том, что ими могут воспользоваться отнюдь не в тех целях, на что вы их отдаете?

            -Благодать Божья не покупается за деньги. Господь видит, на что я их пожертвовала, и если все так, как вы говорите, эти люди ответят перед Богом. Я вношу свою скромную лепту потому, что это, с моей точки зрения, так же естественно, как платить за хлеб. Храм надо содержать, там работают люди, которые обеспечивают то, что я там получаю. Виктор Петрович, мне кажется, вы не о том спрашиваете. Я второй раз слышу, что вы упоминаете о высшей силе. Значит, вы все-таки чувствуете эту силу?

            -Безусловно. Но она у меня не ассоциируется с церковью, с духовенством, и даже с конкретной личностью, в которую вы верите. Я прочитал книгу протестантского проповедника и почти не сомневаюсь в том, что все, что описано в Евангелии - правда. Но участниками этих событий были люди, а им свойственно ошибаться. Как сейчас воспринимают одни и те же события люди? Один - так, другой в них видит совсем иное, а до третьего вообще ничего не доходит. Так могло быть и тогда. И мне это не дает возможности принять все так, как кто-то увидел и поверил. Для меня высшая сила это нечто большее, непостижимое, если хотите, а не Христос.

            Татьяна Викентьевна внимательно посмотрела на него и, помолчав немного, спросила:

            -А вы не пробовали поверить себе? Как бы вы поступили на месте этой высшей силы? Представьте, что вы видите, как несчастны самые любимые, сотворенные вами существа, и вы хотите им помочь. А для этого надо, чтобы они поняли - то, что мешает им быть счастливыми, в них самих. Как вы реально сможете это сделать, не уничтожив их при этом и не отняв вами же данной свободы собственного выбора? Вам ничего не останется, как принять такой же облик, и на их, человеческом языке научить их - как. Но этого мало. Чтобы они что-то поняли, надо дать им пережить и почувствовать это. И если вы действительно их любите, вам не останется ничего другого, как дать им эту возможность так, как это сделал Христос, чтобы они сами сделали свой выбор.

            Виктор задумался, насколько слова Татьяны Викентьевны оказались созвучны тому, к чему он пришел сам, только не догадывался посмотреть на это с такой стороны.

            -Дорогой мой, - она мягко взяла его за руку, - Если хотите мой совет, то не спешите. Не старайтесь все разложить по полочкам и дать на все ответы. Есть такие вещи, которые можно почувствовать только сердцем. Прислушайтесь к нему, и вы почувствуете, что эта высшая сила не что-то обезличенное, безжалостное и недосягаемое, как вам представляется, а любящее вас сердце живого Бога.

            Виктору неожиданно вспомнилось, как в самом раннем детстве он задал вопрос родителям, откуда взялось все вокруг? Ответы отца и матери показались ему невразумительными, зато очень интересно объяснила бабушка. Она рассказала, что и землю, и все, что на ней, и самого человека сотворил вечный всемогущий Бог, который хотел, чтобы люди жили и были счастливы. Но люди не хотели жить дружно, обижали и даже убивали друг друга, и тогда Он принял человеческий облик и пришел на землю. Родился, как все люди, на соломке в хлеву рядом с овечками, потому что Его папа и мама были бедными. Он вырос вместе со всеми детьми и стал учить людей, как им следует жить, чтобы быть счастливыми. А те, кто этого не хотел, схватили Его и распяли на кресте. Но Он воскрес и вознесся на небо, доказав, что зло все равно победить не может.

            Все это почему-то сразу вошло в его сознание и не вызвало никаких недоумений. Вечером он обрадовал родителей сказав, что теперь все знает...

            Последствия своего заявления он увидел, а точнее услышал, когда хотел войти на кухню, но остановился в темном коридоре, оставшись незамеченным.

            -Мама, - со слезами в голосе говорила бабушке мать, - как ты не понимаешь, что такого ребенку говорить нельзя? Сейчас другое время. Начнет рассказывать во дворе, когда в школу пойдет...

            -Клавдия Федоровна, - перекрыл ее голос непререкаемый бас отца, - я категорически настаиваю, чтобы вы прекратили морочить голову детям религиозными предрассудками. Я хочу, чтобы мои дети выросли сильными, уверенными в себе людьми, а свое всепрощение проповедуйте где-нибудь еще, но не в моем доме. Предупреждаю вас первый и последний раз. Или мы обойдемся без вашей помощи по хозяйству...

            Бабушка, не отвечая ни тому, ни другому, со спокойным лицом продолжала мыть посуду.

            Он помнит, как на цыпочках развернулся, прибежал в комнату, и неожиданно сам для себя, заплакал. Он плакал не от обиды за бабушку. Ему почему-то вдруг стало очень жаль младенчика, родившегося в хлеву на соломке рядом с овечками. Так, как не было жалко никогда и никого раньше.

            И сейчас, слушая Татьяну Викентьевну, ему показалось, что она тоже жалеет и любит этого младенчика. Только он пожалел его один раз, а та пронесла эту любовь через всю жизнь, и она оказалась взаимной. Он ушел от нее в непонятном себе самому состоянии. Он ничего не решил и не пришел ни к какому выводу, но бесспорно было одно - одолевавшие его сомнения и противоречия исчезли. Точнее, они остались, но он понял, что это не главное. Бог это Бог, а люди это люди, и правда Божья, не одно и то же, что правда людская.

            Болезнь Татьяны Викентьевны не явилась единственной неприятностью. Они начали происходить у них обоих, плавно переходя одна в другую. Неожиданный инцидент произошел в фирме, где работал Виктор. Опоздала на два дня с выходом на работу после отпуска правая рука Натальи - менеджер Лена, работавшая с ней со дня основания. Невзирая на то, что та привела массу оправданий, и что она сама теряет верного соратника, Наталья отреагировала самым категоричным образом, предложив ей написать заявление об уходе.

            -Простите, может быть, стоило дать ей шанс? - осмелился сказать свое слово Виктор.

            -Как я могу доверять такому человеку? - возмущенно вскинулась Наталья,- Тем более, что это руководитель среднего звена! Она здесь была практически вторым человеком после меня. Что я тогда могу спросить с остальных? О чем вы говорите?

            Судя по выражению ее лица, ей было действительно непонятно, о чем, и Виктор обосновал свое мнение иначе:

            -Я имею в виду, что она была знающим работником. И потом - все замыкалось на нее: склад, товарооборот, клиентская база. Кто теперь этим будет заниматься?

            -Вы теперь этим будете заниматься, - безапелляционно ответила та, - Немедленно перебирайтесь за ее стол и приступайте.

            Виктор хотел возразить, что Вика гораздо опытнее и работала бок о бок с Леной, но, взглянув в непроницаемое лицо Натальи, понял, что спорить бесполезно.

            -Поздравьте меня с повышением, - сказал он Вике, утраиваясь напротив нее,- Честное слово, я не виноват.

            Та сдержанно улыбнулась, хотя по глазам было видно, что питала надежду занять это место сама - зарплата здесь была выше. Однако и обязанностей больше. Помимо всего перечисленного, надо было контролировать производственный цех. Там был свой руководитель, но заказы шли через менеджера, и за сроки и качество выполнения Наталья тоже спрашивала с менеджера, а Виктор по опыту знал, что нет ничего хуже, чем  отвечать за других, деля при этом пальму первенства с кем-то еще.

            Краснопольский, которому были подчинены рабочие, занимавшиеся ремонтом техники, был грамотным инженером, но никудышным организатором. При этом, он не терпел, когда кто-то вмешивался в его дела. Лена, благодаря своим женским чарам, а ходили слухи, что их отношения имели место не только в пределах офиса, могла с ним договариваться, но Виктор с первого дня почувствовал, что обрел в лице Краснопольского потенциального врага. К тому же, ему показалось, тот не мог ему простить, что он занял место пользовавшейся его покровительством и вниманием женщины.

            Первый их конфликт произошел на следующий же день. Дело в том, что копировальная техника поступала сплошь из-за рубежа и запчастей для вышедших из строя узлов, не подлежащих замене, практически не существовало. Но русские умельцы находили самые немыслимые способы их кустарного изготовления и ремонтировали то, что не было рассчитано ни на какой ремонт. Что-то изготавливалось в мастерской, а более сложные детали - в производственных условиях. У Краснопольского было три своих человека на предприятиях города, которые этим занимались, обеспечивая себе тем самым заработок, превосходящий тот, что они получали официально. Столкнувшись с проблемой, он им звонил, и отправлялся курьер с деталью, который ждал умельца за проходной. Тот ее забирал и уходил, а через день-два нужно было опять посылать курьера за изготовленной новой деталью, которую он получал опять же за пределами предприятия, вынесенную под халатом, а то и переброшенную через забор в надежной упаковке.

            Все было бы хорошо, но потребность в курьере у Краснопольского почему-то возникала всегда спонтанно, и как правило, в тот момент, когда Виктор, не будучи осведомлен заранее, успевал всех разослать по своим нуждам. Причем, в качестве оправдания срыва срока заказа, Краснопольский всегда приводил факт отсутствия курьера. Все это вылилось в два строгих выговора Виктору со стороны Натальи, с предупреждением отнести убытки за его счет. У Виктора опускались руки еще и от того, что сочувствия к себе он не находил ни у одного сотрудника. Напротив, с его новым назначением, он ощутил неприязнь со стороны многих. В частности, к нему стала совсем иначе относиться Вика. И Виктор знал, что дело здесь не только в том, что он, сам того не желая, "перешел ей дорогу". Причина была еще и в ее не сложившихся отношениях с Лёней, через которого они в свое время познакомились.

            Душа человек Николай Александрович, в свое время проявивший горячую симпатию к Лёне и помогший ему устроиться в школу, имел, очевидно, далеко идущие планы. Пристальное внимание к себе со стороны Вики Лёня начал ощущать с первого посещения их дома. Она тоже, как и отец, много расспрашивала про Америку. Садилась напротив и мама, внимательно слушая и перебрасываясь иногда с Николаем Александровичем многозначительным взглядом. Это-то сразу и насторожило Лёню, хотя сначала он воспринял Вику абсолютно естественно. Из побуждения просто сделать ей приятное, он несколько раз приглашал ее в театр, а когда она предложила отметить ее день рождения вдвоем, повел в ресторан.

            -Ты очень много себе позволяешь, - еще тогда заметил ему Виктор.

            -Вил, мы просто друзья, я не делаю никаких намеков на близость,- оправдывался Лёня.

            -Это с твоей точки зрения. А она может понять все несколько иначе. По крайней мере, идти в ресторан вдвоем по такому поводу, вам не следует.

            Но Лёня все-таки пошел. После этого последовали два настойчивых приглашения домой с упоминанием, что родители на даче, и они будут одни. Первый раз Лёня оправдался болезнью тети, а на второй осмелился спросить, что если он придет вместе с Виктором попить чаю? На что Вика, слегка побледнев лицом, резко ответила, что если он хочет нанести женщине оскорбление, можно обойтись одним чаем, не прибегая к помощи Виктора.

            -Вил, я завяз по уши. Я не знаю, что мне делать?

            -Я тебя предупреждал.

            -Но ведь я не чувствую даже, что она меня, прости, хочет как парня! Она меня просто заводит и заводится от этого сама. Я достаточно опытный. Что у геев, что у натуралов, приемы по сути одни.

            -Все дело в Америке, Малыш.

            -Так послушать большинство, они Америку ненавидят. Ненавидят богатых, ненавидят, ты говоришь, москвичей. В конце концов, у каждого могут быть свои причины для ненависти, которые мне не понять. Но чтобы, ненавидя кого-то или что-то, туда же или к тому же стремиться самим - это, по-моему, уже диагноз.

            -Подумай лучше, как будешь выпутываться из ситуации.

            -Не знаю. Я пытаюсь дать ей понять, что не могу ответить чувством, но до нее не доходит. Или делает вид. Но не тупая же она совсем! Обычно мне это удавалось всегда...

            -Не встречайся больше с ней, - посоветовал Виктор, - Неприятно, но отруби раз и навсегда.

            -Как? Что ей сказать?

            -Очень просто. Раз скажи - не могу, другой...

            -Врать, придумывать отговорки?

            -Не надо ничего врать. Скажи - занят личными делами. А они у нас с тобой всегда найдутся, - едва заметно улыбнулся Виктор.

            Спустя несколько дней, Лёня пришел из школы чем-то расстроенный.

            -Насупила ясность, Вил, - сказал Лёня за ужином, - Я потерял единственного в школе друга.

            -Николая Александровича?

            -Да. Сегодня он вызвал меня на откровенный разговор. Я прямо сказал, что на серьезные отношения с его дочерью не готов.

            -А он?

            -Я знал человека два года, уважал его, во всем доверял и не думал, что он способен на такое.

            -На что именно?

            -На то, что он стал мне выговаривать. И подлец я, и проходимец, и обманщик...

            -А за собой ничего из вышеперечисленного он не захотел заметить? - поинтересовался Виктор.

            -Ты же сам говорил, что люди обвиняют других в том, чем страдают сами. Я опасаюсь не этого. Он сказал, что меня взяли на работу только благодаря ему. Я не имею педагогического образования, а мои заокеанские, как он выразился, способности, здесь могут служить только лишь основанием для недоверия.

            -Не переживай раньше времени, - ответил Виктор, - До конца учебного года тебя вряд ли уволят, а там... А там посмотрим. Не в первый раз. Господь управит. Возможно, будем искать работу вместе. Прорвемся...

 

 

 

 

16.

 

 

 

            В один из первых солнечных дней начала лета такси уносило их в Домодедово. С Гаврошем все было обговорено по телефону и в письмах. Он уверял, что сможет пойти в увольнение с вечера пятницы до понедельника. В учебке он не остался, написав "что хочет ходить с чистыми погонами и с чистой совестью", чем немало порадовал Виктора, а в остальном его письма мало отличались от прежних. В каждом упоминался мордобой и лагерно-волчьи порядки.

            Служил он теперь под Иркутском, куда и лежал их путь. Чемодан был набит подарками для Гавроша, а также тщательно завернутыми в мягкие вещи, чтобы не разбились при перелете, тремя бутылками коньяка и коробками дорогих конфет на непредвиденные обстоятельства. Имелась и специально приготовленная для этих же целей пачка всемогущих купюр всех возможных номиналов.

            Лёне предстояло потом лететь в Америку, и это, кажется, было главное, о чем он думал все последнее время. Уже одно то, что дожил до отпуска, было для него несказанной радостью.

            Пребывание в школе становилось невыносимым, и хоть он старался не расстраивать Виктора своими проблемами, тот все чувствовал сам. К тихой мести Николая Александровича добавилась открытая травля со стороны отчаявшейся добиться его расположения химички, провоцировавшей конфликты. В дело оказался замешан родительский комитет, пускалось по рукам какое-то письмо, где собирались подписи с требованием убрать из школы педагога, "растлевающего детские души чуждыми нам либеральными ценностями". Спасало Лёню лишь то, что принципиальный директор ценил его как специалиста. Да и заменить пока было некем, поскольку предмет был введен недавно, и подготовленных на основе "традиционных национальных ценностей" педагогов, в изобилии не имелось. Вопреки давлению, которое на него оказывалось со всех сторон, директор решил отложить решение об увольнении Лёни до осени, отправив его в отпуск до самого сентября, вынудив взять лишний месяц "без сохранения содержания". Уверенности, что к началу учебного года не найдут нового преподавателя, не было никакой, и Лёня мысленно попрощался со школой.

            У Виктора на работе дела обстояли не лучше. Наталья перешла от слов к делу и дважды штрафовала его. С Краснопольским они обменивались лишь короткими поклонами, не протягивая друг другу руки, что же касается Вики, то ее неприязнь не проявлялась разве лишь в присутствии клиентов. За глаза же она открыто называла его не иначе, как "вагоноуважаемый".

            Виктор привык к сложившейся ситуации. После того, как в его душу стало постепенно входить иное мироощущение, где мысли и чувства соразмерялись с вечными ценностями, реалии жизни стали восприниматься значительно легче и не ввергали в уныние. Он научился предвидеть возможные каверзы. Зная, что Краснопольскому может в любой момент понадобиться  курьер, составлял их маршруты так, чтобы хотя бы одному можно было всегда дать попутный адрес. Благо, что у того их было всего три, и Виктору они были превосходно известны. Были у него и свои приемы против  намеренной путаницы в отчетности, которую устраивала Вика. Некоторые поставщики прохладно относились к оформлению документов, поскольку основная масса оборота шла "по черному", и выдавали курьерам чистые бланки с печатью. Виктор складывал их в отдельную папку, а когда возникала необходимость, заполнял сам, затыкая таким образом "дыры".

            Вспоминая магазин, трамвайное депо, Виктор приходил к выводу, что, хоть формы общения были разными, нравы царили везде одни и те же. Иногда ему казалось даже, что в депо было легче. Там, по крайней мере, вся грязь была снаружи, а не скрывалась за внешними формами благопристойности.

            Так что, сейчас они ехали, как бы сбросив на время с плеч тяжкий груз, и не хотелось думать ни о чем, кроме предстоящей встречи. До Иркутска лететь было около шести часов, на час меньше составляла разница во времени, и поднявшись за облака, они ощутили себя вне времени и суетности жизни.

            Фото, что прислал им Гаврош со своей присяги, которую он называл "писягой", они поставили в рамке на комод, и каждое утро начиналось для них со взгляда его озорных черных глаз, ставших почти взрослыми.

            Вот и посадка. Едва не царапнув крыльями за жилые постройки и вездесущие гаражи, самолет приземлился, и скоро они оказались в показавшимся им маленьким и убогим здании терминала.

            -Что у нас сейчас? - спросил Виктор, сбитый с толку потерей времени, - Четверг или уже пятница?

            -Пятница, восемь утра, - моментально сообразил привычный к таким ситуациям Лёня.

            -Тогда надо приступать к делу.

            -Что именно ты предлагаешь?

            -В первую очередь - поесть. От этого навязчивого сервиса на борту, у меня лишь аппетит разыгрался. Второе - снять номер в гостинице до понедельника. Третье - сходить в магазин и затариться, как говорит Гаврош, всем необходимым.  И, наконец, сориентироваться и ехать к войсковой части. Поспать времени не остается, мы его потеряли в самолете.

            -Обратно полетим, нам его вернут, - улыбнулся Лёня, - Берем такси?

            -Мне думается, за такси с нас, как с приезжих, да еще из Москвы, аборигены поимеют по полной программе, - возразил Виктор,- К тому же, мы находимся, как я понял, уже в черте города. Предлагаю воспользоваться троллейбусом. Тем более, что вот это, кажется, определенно он...

            Они сели на троллейбус и очень скоро оказались на центральной площади, носящей имя Кирова.

            -А где Ангара? - поинтересовался Лёня.

            -Перед тобой, - кивнул Виктор на здание гостиницы.

            -Я имел в виду другую.

            -Та Ангара у нас еще впереди. Сейчас нам наиболее нужна именно эта...

            Свободный номер нашелся. Правда, он оказался семейным, да и цена для провинции представлялась Виктору несколько завышенной, но на ресепшн заметили, что это еще не самая большая в городе, и Виктор решил не обременять себя лишними поисками. Тем более, что место было удобным во всех отношениях. Площадь являлась транспортным узлом города, и отсюда разбегались все главные улицы. Вопрос о пребывании в номере третьего человека был решен при помощи первого набора из коньяка и конфет, проблем с магазинами тоже не возникло. Позавтракав и пообедав сразу в той же гостинице, они отправились на поиски войсковой части. После множества расспросов и уточнений, доехали на троллейбусе до остановки с обнадеживающим названием Фортуна, откуда уже было недалеко до нужного им Якутского тракта.

            -Фортуна так Фортуна, - усмехнулся Виктор, - Ты что-то имеешь против?

            -Мне бы хотелось посмотреть город, - ответил Лёня, - Я слышал, что здесь могила декабристов...

            -Посмотрим все завтра вместе с Гаврошем, если удастся его заполучить.

            Заполучить удалось, хотя на КПП Виктор расстался со вторым коньячным комплектом, но это было предусмотрено сметой.

            Дима возник перед ними неожиданно, выскочив в присланных ему еще зимой дешевых джинсах и летней рубашке, и сразу же бросился в объятья сначала к Виктору, а потом к Лёне. Он заметно вырос, еще более заметно похудел и осунулся, но глаза его сверкали счастьем.

            -Мужики... Мужики... - повторял он, как заведенный, по очереди целуя их.

            Виктор с Лёней поспешили увести его подальше от КПП:

            -Ну, рассказывай, как служится?

            -Нормально. Дальше легче будет.

            -Здесь такого нет, как в учебке?

            -Да нет, здесь мы больше уже друг друга п…дим, - со всей своей непосредственностью утешил Дима.

            -Все материшься?

            -А как? В армии без этого нельзя. У нас матом не ругаются, у нас матом разговаривают. Тебя иначе никто не поймет...

            Виктор с Лёней переглянулись, и последний слегка поморщился. А Диму уже нельзя было остановить:

            -... Вот,  например, я скажу - клади бревно, а мне скажут - кладут х..й, а бревна ложат. Или, как по вашему?  За..б и про..б одно и то же? А вот х..й! За..б - это когда тяжело, а про..б - как раз наоборот, когда легко. У нас говорят: " В каждом за..бе – про..б, В каждом про..бе – за..б».

            Виктор не выдержал и засмеялся.

            Улыбнулся и Лёня:

            -Наш Гаврош обогатил себя духовно.

            -Ну, а что ты хочешь? - отозвался Виктор, - Как в тюрьме. Догадаешься, например, что идти - это телипать, а следователь - это булыжник? Так и здесь.

            -Я иной раз в школе слышу такое, что не догадаешься...

            -Нечему удивляться. У нас каждый одиннадцатый сидел. Скоро все будут матом не ругаться, а разговаривать. Ладно, Гаврош, хватит нас просвещать. У тебя два дня будет полный про..б, обещаем. Сейчас едем в гостиницу, накрываем поляну, а завтра и послезавтра будешь показывать нам географию на местности.

            -Да я тут не особо чего знаю, - растерялся тот.

            -Значит, мы тебе покажем. На Байкале был?

            -Не...

            -Поедем в воскресенье, а завтра погуляем по городу.

            -А купаться будем?

            -Запросто. Погода шепчет. Знаешь, где можно?

            -Это знаю. Можно в Ангаре, можно в Иркуте...

            -Ну, а где на Байкале - найдем, - заверил Виктор.

            Скоро они оказались в гостинице. Едва вошли в номер, Дима с восторженным криком устремился в ванную.

            -Мужики, можно я поплескаюсь от души? - спросил он, сбрасывая одежду прямо на пол, - Целый год мечтал!

            -Плескайся, - улыбнулся Виктор, - Спинку потереть позови.

            Дима действительно позвал. Виктор оторвался от хлопот над столом и вошел в ванную, где ничего нельзя было разглядеть из-за пара.

            -Да что вас, в баню не водят?

            -Водят, но разве это то? - с блаженной улыбкой протянул Дима, и посерьезнев, добавил, глядя на Виктора, - Ты знаешь о чем я больше всего мечтал все это время? Как раз о том, как залезу в горячую ванну и буду плескаться до отключки.

            -Как по части секса-то? - доверительно спросил Виктор, обильно полив мочалку гелем и водя ей по Диминой спине.

            -Подрачиваю, - спокойно признался тот, - Нам еще бром в чай подмешивают, чтобы стояка не было.

            "Как жеребцам возбудитель", - горько подумал про себя Виктор.

            -Ты думаешь, я здесь об этом мечтаю? - серьезно спросил Дима, опять уставившись на него повзрослевшим взглядом, - Мне сейчас дембель по ночам снится, а не пацаны.

            Сердце Виктора дрогнуло от этих слов и от замеченных на теле Димы следов выяснения отношений.

            -Я потом еще с тобой посоветоваться хочу по одному делу, - сказал Дима.

            -Спрашивай сейчас.

            -Не... - его лицо расплылось в блаженной улыбке, - Ща мне все до...

            Он запнулся и не договорил.

            -Молодец, - улыбнулся Виктор, - Сейчас ты не в казарме. Заканчивай и вылезай. Там уже все готово.

            Виктор вернулся в комнату.

            -Чего он там? - спросил Лёня.

            -Да ничего... - махнул рукой Виктор, - Кайф ловит.

            Скоро из ванной появился раскрасневшийся, как рак, Дима, и глянув на стол, замер.

            -Бля... Я не сплю, мужики?

            -Отвык от цивильной пищи? - спросил Лёня.

            -У нас на завтрак каша, хлеб да чай, как кобыльи ссаки. Соломой воняет...

            -А на обед? - поинтересовался Виктор.

            -Ну, на обед нормально - первое, второе - картошка там с подливой, макароны. Галеты дают, сок. Пакетики такие, а на них всякие приколы написаны. Типа Российская армия или Сок для победителей...

            Все засмеялись.

            -Да это не главное, - продолжал Дима, - Самый прикол, это пожрать успеть. А то команда - посуду на край стола и п..дец.

            -Хватит. Ты же сам сказал, что не в казарме, - напомнил Виктор.

            -Ладно. Прости, не буду, - согласился тот, усаживаясь за стол и буквально пожирая глазами все, что на нем стояло.

            Лёня открыл шампанское.

            -За тебя, Димон, - сказал Виктор, поднимая пластмассовый гостиничный стаканчик, - За то, что ты преодолел первую дистанцию и за твои правильные решения на этом пути.

            Они выпили, и Дима набросился на еду.

            -Гаврош заворот кишок получит, - улыбнулся Лёня.

            -А на гражданке только пиво сосал. Нет худа без добра, или как там у них говорят? В каждом за..бе свой про..б?

            -Мужики, не обращайте внимания, - с набитым ртом проговорил Дима, - Я оттягиваюсь...

            -Это все твое, - заверил Виктор, - Оттягивайся со вкусом, а то и правда, неприятность может быть.

            Они долго сидели за столом, как когда-то в Москве на кухне, и казалось, что нет за окном незнакомого города, никуда не уходил Гаврош, и не было никаких неприятностей у них самих. Они опять были все вместе.

            -Давайте прогуляемся немного, - предложил Лёня, когда за окном начало смеркаться, - Хотя бы центр посмотрим.

            Побродив по площади, они дошли до собора, а потом вышли к Ангаре. В отдалении виднелся силуэт монастыря.

            -Этот не тот самый, где могила декабристов? - предположил Лёня.

            -Спроси у аборигенов, - посоветовал Виктор.

            -Ты думаешь, они знают?

            -В провинциальных городах такие попадаются. В Москве ты просто коренного москвича днем с огнем не сыщешь.

            Лёня стал всматриваться в лица прохожих, и наконец, решил обратиться к одному из них. На удивление, старичок охотно рассказал, что это Знаменский монастырь, основанный в конце семнадцатого века, что сейчас там резиденция архиепископа, а на территории действительно находится могила декабристов.

            -И не только, - с охотой продолжал тот, - там еще могила Григория Шелихова, путешественника, достигшего Аляски и Калифорнии, русского Колумба, как его называют...

            Старичок рассказал еще много интересного и в заключение поведал, что недалеко от места, где они сейчас стоят, был расстрелян Колчак. Последнюю новость он почему-то сообщил, понизив голос.

            -Да не переживайте, сейчас об этом можно говорить спокойно, - улыбнулся Виктор, - Возможно, ему даже памятник поставят на этом месте.

            -Все возможно, все возможно, - закивал тот и поспешил распрощаться.

            -На всю жизнь травмированное поколение, - с горькой иронией заметил Виктор, - Забавный старик. Живой носитель истории. Как ты его вычислил из толпы?

            -Не знаю, - пожал плечами Лёня, - Глаза у него хорошие.

            -Ну, что? - спросил Виктор, - Дойдем до монастыря? Внутрь сейчас, наверное, уже не попадем, но почтим у стен память русских героев свободолюбцев и погибшего адмирала.

            Все выразили желание, хотя набережная здесь заканчивалась, и чтобы туда попасть, надо было еще сначала перейти по мосту впадавшую в Ангару речку.

            Дойдя до исторического места, они по очереди запечатлели друг друга, а потом Лёня попросил прогуливающихся парня и девушку сфотографировать их втроем.

            -Так темно же, - не понял Дима, - Фотки разве получатся?

            -Она у меня и в темноте снимает, - улыбнулся Лёня.

            Отправились в обратный путь. Тянуло с реки вечерней прохладой, мерцали огоньки, а с неба исчезали последние отблески вечерней зари. Они шагали, как дружная семья, шутили, смеялись и испытывали, наверное, то, что можно назвать счастьем. Придя в номер и допив шампанское, все втроем повалились на широкую кровать и моментально уснули, как убитые.

            Проснулись, когда за окном уже вовсю светило солнце нового дня. Дима в первую очередь набросился на еду и расправился со всем недоеденным, оставив им лишь по два бутерброда.

            -Гаврош оттянулся по полной, - заметил Лёня, похлопывая его по голому животу, - Куда в тебя столько влезло?

            -У него сгорание повышенное, - улыбнулся Виктор, - Доедай, сейчас в кафе все вместе позавтракаем.

            Лёня взглянул на часы:

            -Уже обедать пора.

            -Обедать будем в ужин. Где-нибудь в ресторане. Принимается, Гаврош?

            -Мужики, я эти дни надолго запомню, - расплылся тот в улыбке.

            Этот день они провели на Ангаре. Дима нырял, забираясь им на плечи, они подбрасывали его со сцепленных ладонями рук, кидали в воду, раскачав одновременно за руки и за ноги, боролись с ним в воде, и все трое были наверху блаженства.

            "Все-таки самое большое человеческое счастье, - подумалось Виктору, - это иметь детей".

            Вечер провели в ресторане. Дима попал туда впервые в жизни и сначала вел себя так, как у них на кухне, когда пришел в первый раз.

            -Расслабься, это все для нас, - улыбнулся ему Виктор, - Представь, что ты на дискотеке.

            Но Дима, на сей раз, освоился быстро, и уже после первого бокала рассматривал танцующих парней горящими глазами.

            -Не делай это так явно, - тихонько сказал ему Виктор.

            -Ну, так хочется же, - последовал знакомый ответ с нагловато-лукавым взглядом.

            -Гаврош, ты неисправим, - заметил Лёня.

            -Ничего, отслужит, вернется, и в этом деле будет порядок, - сказал Виктор, - Встретит кого-нибудь и обо всем забудет.

            -Где его встретишь-то? - вздохнул Дима.

            -Встретишь, - уверенно сказал Виктор, - Верь и не торопи события, а то за изобилием возможностей проглядишь свое счастье...

            На следующее утро они выехали на Байкал. Вышли из гостиницы рано, поскольку ехать было около полутора часов, а Диме надо было успеть вернуться в часть. Автовокзал был рядом, ждать пришлось недолго, и вот уже автобус вырулил на Байкальский тракт, оставив позади себя городские кварталы Солнечного. Узкое шоссе вилось среди плотно растущего кустарника по краям дороги, за которым виднелся  густой смешанный лес. Шоссе проходило в отдалении от берега, и только лишь иногда справа мелькала между деревьями водная гладь. Но вот, за поворотом открылось что-то огромное, сливающееся на горизонте с небом. Это трудно было назвать озером, насколько оно напоминало море.

            Они вышли из автобуса и огляделись. Здесь начиналась главная улица поселка, уходящая куда-то вдаль. Слева возвышались крутые горы, а с другой стороны вплотную подходила вода, оставив для строений узкую полоску. Первым делом они спустились к озеру в надежде искупаться, однако вода была настолько холодная, что сводило ноги. Но, при этом, ее чистота так манила к себе, что Виктор не выдержал:

            -А что? Некоторые и зимой купаются...

            -Ты предлагаешь нырнуть? - улыбнулся Лёня.

            -Быть на Байкале и не искупаться? Потом не простим себе...

            Пока они решали вопрос, Дима уже успел скинуть одежду и с громким воплем бултыхнулся в воду.

            -Класс! - послышался восторженный возглас, и Виктор с Лёней последовали его примеру.

            Долго они, правда, не выдержали, и нырнув по нескольку раз, выбрались на берег.

            Лёня достал фотокамеру и запечатлел этот момент.

            -Ну вот, цель поездки выполнена, - улыбнулся он, - Вон там какой-то музей виднеется...

            Виктор посмотрел на Диму, явно заскучавшего при этом сообщении, и внес свое предложение:

            -Аллен, нельзя объять необъятное. Здесь много чего интересного, но у нас в запасе всего несколько часов. Давайте сосредоточимся на главном.

            -А главное, это что? - уточнил Лёня.

            -Главное - посмотреть Байкал живьем. А музеи и достопримечательности можно оставить на потом, когда приедем сюда хотя бы на несколько дней.

            -А у тебя возникли такие планы?

            -Конкретно нет, но не исключаю. Это стоит того.

            -Полезли в горы! - предложил Дима, заметив отходящую влево от улицы дорогу.

            В горах они оказались, воспользовавшись канатной дорогой. Причем, это был не какой-то закрытый фуникулер, а висящие на порядочной высоте от земли движущиеся кресла. Диму это привело в восторг.

            -Помнишь, как в Москве на аттракционы ездили? - спросил Виктор.

            -Это не то! Вот здесь кайф! - отозвался Дима.

            Наверху оказалась смотровая площадка и беседка, откуда открывался изумительный вид на окрестности. Исток Ангары с возвышающимся из воды огромным камнем, поселок и бездонная синева озера были, как на ладони. Хотелось сидеть и смотреть до бесконечности, чувствуя себя не в силах оторваться от этой завораживающей шири, напоенной сиянием солнца. Деревья и кустарники на площадке были сплошь покрыты многочисленными ленточками и платочками. Они тоже не отстали от других, повязав безжалостно разорванное на три части полотенце.

            -Чтобы вернуться, - убежденно сказал Дима, - Уже на гражданке.

            Неподалеку было деревянное кафе, где они отметили этот день и "покорение вершины". Из разговоров вокруг узнали, что место это называется Камнем Черского. Услышали и о Шаман-Камне, и об уникальной железной дороге, по которой можно совершить путешествие по побережью Байкала, и о многом другом. Уезжать не хотелось, но время летело неумолимо. Обратно спустились пешком по серпантинной дорожке, любуясь окрестностями, а внизу не забыли заглянуть на местный рынок, полакомившись знаменитым байкальским омулем.

            Но вот и автобус, везущий их в обратный путь. Кажется, только приехали, и день промелькнул коротким солнечным лучиком, отраженным в водной глади, исчезающей за окном автобуса. Дима присмирел, и взгляд его стал таким, каким был, когда они провожали его в Москве.

            -Не грусти, Гаврош, - подбодрил Виктор, - Теперь деньки покатятся под горку.

            Когда пришли в номер, и Лёня ушел принимать душ, Дима обратился к Виктору:

            -Я хотел посоветоваться с тобой. У меня есть возможность облегчить себе жизнь, пристроившись к какому-нибудь "деду". Ну, заправлять за ним постель, делать все, что он прикажет, короче, шестерить на него. Тогда меня никто не тронет. Или забить на всю эту систему, но самому все расхлебывать. Как мне поступить?

            -Понятно, - серьезно ответил Виктор, - Подчиниться системе или положить на систему. Альтернативы нет?

            -Есть, - поморщился Дима, - Но это, точно не для меня.

            -Какая?

            -Заплатить тому же "деду".

            "Это уже веяние времени", - подумал Виктор и сказал:

            -Ну, а как ты сам-то считаешь? Стоит быть порождением этой системы или лучше остаться ее жертвой, раз нет другого выхода?

            -Понимаешь, - убежденно заговорил Дима, - Ведь без этой, как ты ее называешь, системы, тоже нельзя. Армия развалится. На ней все держится. Ну, например, команда: "Подъем", а он, сука, спит. Что ты будешь делать? Уговаривать? Так пока ему е..ло не разобьешь, он ничего не поймет...

            -Понятно. Этот спит, а как помню в детстве, один боевой генерал, участник войны, моему отцу рассказывал, что пока дивизию НКВД позади не поставишь, вперед не пойдут. А что делать? На этот вопрос ответил еще давно Антон Павлович Чехов - выдавливать из себя по капле раба.

            -А при чем тут... раба?

            -А при том, что рабу не свойственны самоуважение, ответственность, чувство долга и прочее. И не должны быть свойственны, они ему будут только мешать. За раба все решает его господин, и единственно, что ему нужно - это хорошая плеть. Ты уже достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельные решения и нести ответственность. Начни с этого.

            -Но я хотел знать, как ты посоветуешь?

            -Вот я тебе и советую. А что касается лично меня, то признаюсь, самое приятное, что я прочитал во всех твоих письмах, было то, что ты хочешь остаться с чистыми погонами и с чистой совестью. Право решать я оставляю за тобой.

            -Спасибо тебе, - серьезно ответил Дима.

            Из ванной появился Лёня:

            -Кто после меня?

            -Иди, Гаврош, - подтолкнул его Виктор, - только не очень блаженствуй там, время говорит - пора.

            И вот опять дорога в часть, по которой они шли позавчера, окрыленные радостью встречи. Но сейчас у всех в глазах застыла грусть. Особенно это заметно по Диме.

            -Ну что, Гаврош, - сказал Виктор, приостанавливаясь, когда вдалеке показался КПП, - Отойдем и простимся по-настоящему.

            Они отошли за деревья.

            -Прощай, Гаврош, - сказал Виктор, крепко обнимая его и трижды целуя, - Не забывай, пиши. Знай, что мы помним и любим тебя.

            Вслед за Виктором, Дима обнялся и расцеловался с Лёней.

            -Я пришлю тебе фото на память о нашей встрече, - пообещал тот, - Распечатаю на бумаге и пришлю.

            -Мужики... - растроганно проговорил Дима, обнимая их обоих, - Мужики...

            Казалось, он не знает, что еще сказать, но Виктор понял, что ему хочется задержать миг расставания. Он крепко обнял Диму, то же самое сделал Лёня, и они все втроем долго стояли обнявшись. Виктору показалось, что из левого глаза Димы опять капнула слеза.

            -Ну все, Гаврош, - сказал, наконец, Виктор, - На вот, держи, это тебе с собой.

Он протянул ему увесистый пакет.

            -А это, - добавил он, отдавая другой, с третьим коньячным комплектом, - передай своему командиру, с которым я разговаривал в пятницу...

            -Ильину? - уточнил Дима.

            -Наверное, ты лучше знаешь.

            Они вышли на дорогу и расстались, крепко по очереди пожав Диме руку, а потом стояли и глядели ему вслед, пока тот не исчез за КПП, размашисто помахав им рукой.

            -Ну, вот и повидались... - тихо проговорил Виктор и почувствовал, как у него самого повлажнели глаза.

            Уже в сумерках они вернулись в гостиницу и стали собираться в обратную дорогу. Лёне через два дня предстояло лететь в Америку, а у Виктора до конца короткого отпуска оставалось, по возвращении, всего три дня.

            Перед отлетом Лёня успел распечатать обещанные фотографии, и они с Виктором долго перебирали их, прежде чем отправить Диме, вспоминая короткий миг их жизни, оставивший в памяти такой ощутимый след, что он даже затмил собой поездку в Испанию.

            -Это было наше с тобой самое запоминающееся путешествие, - сказал Виктор.

            -Пожалуй, - согласился Лёня, - Хотя увидели мы не так много.

            На следующий день Виктор проводил Лёню.

            Продолжалось лето. В выходные он ездил на излюбленное место на речку, с которым было связано столько воспоминаний. Он перебирался на другой берег, бродил в одиночестве по полю или в лесу, вспоминая все происходившее здесь. Каждый вечер, как и год назад, был сеанс связи с Лёней, затягивавшийся до поздней ночи. Часто писал Дима, в каждом письме вспоминая их встречу.

            "Я сделал выбор, бать", - написал он еще, и Виктор понял, какой.

            Уточнять не требовалось, он почему-то был уверен.

            "Я всегда в тебя верил, - написал он в ответ, - Силы и мужества тебе".

            Так прошли эти два месяца, и вот он опять едет в Шереметьево. Только теперь встречать. Радость переполняет Виктора:

            "Сейчас Леня, - думает он, - а через год и Гаврош..."

            Он улыбается, глядя на свое отражение в автобусном стекле, не ведая, что предстоящее свидание с Лёней окажется таким коротким...

 

 

 

 

 

17.

 

 

 

 

            11 сентября 2001 года девятнадцать человек поднялись на борт четырёх самолётов. Они не вызывали подозрений - были среднего возраста, хорошо образованными и с устоявшимися манерами. Никто тогда не мог предположить, что ни один из тех, кто оказался на борту этих самолётов, не выживет. Что окажутся убитыми две тысячи девятьсот семьдесят три человека. Что погибнут триста сорок три пожарных, двадцать три офицера полицейского департамента и тридцать семь портовых полицейских офицеров, а двадцать четыре человека так и останутся пропавшими без вести. Никто тогда не мог предположить, что этот день станет началом новой эпохи, когда полномасштабные войны могут идти не только между государствами, но и международными группировками, не имеющими государственной ответственности.

            Это произойдет немногим позже, когда на глазах всего мира рухнут башни Всемирного торгового центра...

            Потом туда хлынут потоки рядовых американцев, многие полицейские и сотрудники экстренных служб станут брать отпуска по месту основной службы и ехать в Нью-Йорк для того, чтобы помочь в поисках уцелевших. Люди станут пожимать друг другу руки на улицах в знак солидарности и вывешивать в окнах американские флаги. Спустя месяц, американский президент обратится к народу своей страны, олицетворяющей для многих безжалостное "общество потребления", с просьбой прекратить пожертвования, поскольку их число перевалило за миллиард долларов, и перестать сдавать донорскую кровь, потому что ее уже негде хранить.

            Это будет потом...

            А тогда они сидели вдвоем с Лёней, потрясенные происшедшим, едва успевая переключать внимание между компьютером и редко включавшимся в их доме телевизором. За прожитые вместе два года Виктор видел Лёню в разных ситуациях. Он тащил его на себе через ночной лес, избитого и теряющего сознание. Он видел его в гневе и раздражении. Он видел его всякого. Но он никогда не видел у него такого выражения лица и не чувствовал такого внутреннего напряжения, как в этот момент.

            Мрачнее тучи пришел Лёня на следующий день из школы. Исчезла даже его постоянная улыбка на губах.

            -Вил, я понял одно, - сказал он за ужином, - Мне в этой стране не место. Я здесь инородное тело, несмотря на то, что я здесь родился.

            -Что тебя навело на такие мысли?

            -Что?! Я нашел сочувствие только у тебя, тети Таты и директора. И то с глазу на глаз, в закрытом кабинете...

            -И тебя это удивляет?

            -Но есть же что-то общечеловеческое! - воскликнул Лёня, - Погибли невинные люди! Сегодня это в Нью-Йорке, завтра может быть где угодно! По большому счету началась война между цивилизацией и мракобесием, и жертвой ее может стать абсолютно каждый...

            -Так что же ты ищешь сочувствие по другую сторону баррикад?

            -Ну не может быть так! Неужели они все такие? Это же люди. Я знал, что они не ангелы, но чтобы радоваться чужому горю? Говорить, что пиндосы доигрались и поделом им? От одной я даже услышал, что это воля Божья, первый знак освобождения человечества от власти Антихриста. Это же полный бред. И этот человек ходит в церковь, у нее православный крест на шее! У меня это вообще не укладывается в сознании...

            -Им преподносят все так, - попытался смягчить ситуацию Виктор, - Были же проявления агрессии со стороны Соединенных штатов, это все знают...

            -Агрессия агрессии рознь! - перебил Лёня, - Иногда агрессия нужна для того, чтобы остановить другую агрессию. В сорок пятом году, когда американские войска воевали против Гитлера, они тоже, можно сказать, проявляли агрессию, хотя он за океан не летал и Нью-Йорк не бомбил...

            -Малыш, историю переписывают всегда и везде на правах победившей стороны. Только при моей жизни здесь это уже было дважды...

            -Ты хочешь сказать, здесь ни у кого нет своей головы?! Тогда, тем более, мне здесь нечего делать.

            Лёня ходил мрачный недели две. Выражение его лица напоминало то, что было после разговора с Кевином, когда он принял решение остаться. Его даже не потянуло ни разу за эти дни на близость...

            -Я съезжу на выходных к тете Тате, - сказал он однажды вечером.

            -Поедем вместе, - предложил Виктор.

            -Вил, прости, я должен поговорить с ней наедине, - твердо сказал Лёня.

            Вернулся он от Татьяны Викентьевны поздно вечером. Лицо было мрачным.

            -Как съездил? - поинтересовался Виктор.

            -Вил, пойдем, поговорим, - ответил Лёня, проходя на кухню.

            Они сели за стол друг напротив друга.

            -Вил, - сказал Лёня, глядя на него пристальным, даже каким-то умоляющим взглядом, - Я принял решение вернуться в Штаты. Уже навсегда.

            Виктор опустил голову.

            -Значит, не сложилось у нас, - произнес он упавшим голосом.

            -Нет! - горячо воскликнул Лёня, - Нет! Только не это! Я... Я не представляю себе, что мы расстанемся. Я признался тебе, что возвращался два раза только потому, что здесь ты и тетя Тата, но... Но, неужели это может стать препятствием в наших отношениях?

            -А как же иначе? Ты - там, мы здесь. Не знаю, как для тебя, а для меня наши разлуки даже на два месяца были тяжелыми.

            -Для меня тоже, поверь. Но разве нельзя найти какой-то выход? Ты тоже можешь уехать со мной. Ты критически мыслишь, ты честный, да по большому счету ты сам здесь чужой! Вся твоя биография свидетельствует об этом. Вспомни, что ты говорил Гаврошу. Что тебя держит? Зов крови? Я тоже никогда не забуду, что я русский. Я любил и буду любить свою культуру, свое искусство, свой национальный дух, но... Я хочу при этом быть в свой стране и со своим народом. У нас мирно живут и уважают друг друга люди, родившиеся в любой точке мира, если их объединяет это взаимоуважение и любовь. И то, что произошло, я уверен, не конец...

            -Но это происходит и здесь. Вспомни взорванные дома...

            -Да! Тысячу раз да. И это меня только лишь убеждает в правильности решения. Я должен быть со своей страной, которую чувствую за собой, которая защитит меня и за которую я сам смогу пожертвовать всем.

            -Я глубоко уважаю твои гражданские чувства, - серьезно сказал Виктор, - Даже завидую тебе по большому счету, что ты можешь так говорить. Но, как ты конкретно видишь выход?

            -Родители пришлют вызов, делай визу. Биография у тебя чистая, а я посоветуюсь с компетентными людьми, что и как говорить на интервью. Хотя, мне кажется, что ты ее и так спокойно получишь. За границей ты был, собственность здесь имеешь. У тебя европейское лицо и на нем нет выражения, что ты едешь туда мстить за Вьетнам. Ни на лице, ни в глазах.

            -Ну, хорошо. А там? - перебил Виктор.

            -Обратимся в миграционный суд. Возьмем хорошего адвоката. В конце концов, даже врать ничего не придется. Скажем открыто, кто мы есть по отношению друг к другу, и это решит все. У нас знают, как относятся к таким людям здесь. Главное, пересечь границу...

            -А ты подумал обо всех, кого ты оставляешь здесь? - опять перебил Виктор.

            Лёня опустил голову. Возникло затянувшееся молчание.

            -Прости меня, - проговорил, наконец, Лёня, - Может быть, я эгоист. Но... Если ты настаиваешь, я никуда не поеду. Пусть последнее слово будет за тобой.

            -Не надо, - поморщился Виктор, - Поезжай. Я понимаю, что тебя побуждает, и чувствую, как тебе нелегко. Я чувствовал это всегда и делал все от меня зависящее, чтобы это сгладить. Но, очевидно, ни я, ни кто другой не способен заменить собой человеку весь мир. И каждому, наверное, лучше находиться там, где все соответствует его восприятию этого мира. Давай лучше подумаем, как нам не потерять друг друга.

            -Я буду приезжать, - помолчав, заговорил Лёня, - Даю тебе слово, я буду приезжать не реже, чем раз в полгода, чтобы мне это ни стоило. Мы будем вместе... А ты, прошу, не оставляй тетю. Она очень расстроилась, плакала. Но потом все-таки согласилась, что для меня так будет лучше, а стало быть, и для нее. Ты же знаешь, что она за человек.

            -Сделаем так, Малыш, - сказал Виктор, - Ты уедешь, а я постараюсь разобраться в себе самом. Скажу откровенно, сейчас я почувствовал, что мне лучше улететь с тобой, но... Дай мне время. Я не хочу, чтобы решение принималось скоропалительно, а потом были какие-то сомнения. Пусть, если состоится это возвращение, мое окончательное возвращение к тебе и к себе самому, то это будет действительно навсегда. 

            -Спасибо, Вил, - серьезно ответил Лёня, протягивая ему руку и глядя взглядом, преисполненным искренней благодарности.

            -На том и порешили, - завершил Виктор, крепко пожимая ему ладонь, - И еще есть одна причина. Пойми меня правильно... Я очень хочу дождаться Гавроша.

            Проводы не были долгими. В школе Лёню отпустили безо всякой отработки. От уроков его отстранили еще с первого сентября, но директор не захотел расставаться с ним окончательно, и оставил, как специалиста по информационным технологиям, вменив в обязанность обслуживание всей оргтехники, имеющейся в школе. Лёня был уверен, что тот понимал все, хотя ограничился при прощании официальным рукопожатием.

            И вот опять Шереметьево. Виктор уже чувствовал себя здесь своим. Сколько раз он приезжал сюда и с радостью долгожданной встречи, и с грустью временной разлуки, но сейчас настроение было совсем другим. Виктор чувствовал завершение целого этапа своей жизни, сделавшего его другим человеком, разбудившим неведомые до того мысли и чувства, и поставившего перед выбором дальнейшего пути.

            Прошлое и привычное наполняло душу сладким ностальгическим покоем, а неизведанное пугало своей неопределенностью и вселяло чувство неуверенности в себе. Но возникало и третье чувство. Желание сопричастности окружающему, не заставляющее ни ломать себя, ни отгораживаться невидимой непроницаемой стенкой. В конечном счете, побеждало четвертое - чувство сомнения в том, что это возможно. Все эти четыре чувства слились воедино и бесконечно кружились в его сознании по замкнутому кругу, одно сменяя другое...

            Они обнялись у стенки зала и долго стояли так, не слыша и не видя никого и ничего вокруг. Они не думали о том, как выглядят в глазах окружающих. Когда тобой всецело владеет что-то большое и важное, все остальное, что имело значение еще вчера, бесследно исчезает.

            Они не сказали на прощанье друг другу ни слова, только трижды крепко расцеловались.

 

 

 

 

 

18.

 

 

 

            Виктор задержался у Елены Павловны дольше обычного. Он дважды собирался уходить, но та не отпускала, сначала пригласив поужинать вместе, а потом просто посидеть с ней. Виктор понимал ее состояние, и еще поймал себя на мысли, что ему самому не хочется расставаться. То, что он вопреки самому себе, все рассказал этой женщине, наполнило его душу сладостным покоем. Он понял, что единственное, чего не хватало ему за все годы, прожитые здесь, это именно такой возможности кому-то просто и естественно излить душу. Наверное, это было то, что так необходимо русскому человеку, и не укладывалось в принятое здесь: " I am fine. Thank you..."

            -Витя, ну а все-таки, что вас побудило окончательно покинуть родину? - спросила Елена Павловна.

            -Ничего конкретно и все вместе взятое, - ответил Виктор, - Просто настал момент, когда время расставило приоритеты, определив, что важнее. А последней каплей... Последней каплей явился Норд-Ост. И даже не сам факт происшедшего. Но, я вспомнил 11 сентября, подробности которого были еще свежи в памяти, и это дало мне возможность со всей остротой почувствовать разницу между отношением к человеку там и здесь. Не в вопросах политики, а просто в элементарном отношении к маленькому обыкновенному человеку, волею судьбы оказавшемуся заложником ситуации, со стороны таких же людей. Решение пришло само собой. Я просто не стал себя сдерживать...

            -Витя, скажите откровенно, вы за все эти годы ни разу не пожалели о своем решении?

            -Я, может быть, много раз бы пожалел, если бы не то самое, что с моей точки зрения, является главным. Уезжать надо не потому, что где-то чего-то больше, или где-то лучше, и не потому, что тебе кажется, что тебя не оценили, или тебе чего-то не хватает. Уезжать надо только лишь тогда, когда остро осознаешь свою чуждость одному обществу и духовную близость другому. Тогда не будет сомнений в своем выборе.

            -Вы после того, как уехали, ни разу не были в России?

            -Был. Даже дважды. Первый раз мы с Лео летали на похороны его тети, а второй  - моей мамы. В ближайших планах поездка на Байкал. Я и Лео бесконечно любим свою страну. Как можно не любить землю, по которой когда-то сделал свои первые шаги? Но скажу откровенно - то, с чем приходится сталкиваться, оказавшись там, мало способствует этой любви. Родители у нас у каждого одни, и какими бы они не были - они наши, однако, с кем строить семью, человек решает сам. Так же и здесь - каждый человек должен распоряжаться своей жизнью так, чтобы не обвинять потом в неудачах других людей и обстоятельства. При этом никогда и никому нельзя навязывать чужую волю насильно. Это должно быть правом свободного выбора, как каждого человека, так и каждой нации в целом.

            -Наверное, вы правы, - после долгого раздумья, согласилась Елена Павловна, - Витя, вы проводите меня с Лео в последний путь?

            Губы ее задрожали, а глаза наполнились слезами.

            -Не будем о грустном, - улыбнулся  Виктор, мягко беря в ладони ее слабую морщинистую руку, - Сначала мы с вами съездим в субботу на исповедь, потом я провожу вас в больницу, и надеюсь встретить обратно. Ну, а если все окажется так, как вы говорите, не сомневайтесь и в этом. Этого не минует раз в жизни ни один человек, и главное - встретить этот час достойно. Всех простив и не держа ни на кого зла...

            Уже в полной темноте он поехал домой. Машина мягко неслась по фривею, а светящиеся в свете фар белые полосы разметки, как всегда, создавали у Виктора в воображении "эффект взлетной полосы". Он смотрел на несущееся под колеса ровное полотно дороги, а в сознании проносились вспомнившиеся сегодня моменты жизни.

            "Неужели это все было"? - подумалось Виктору.

            Он ни о чем не жалел и не испытывал ни к кому и ни к чему никакой неприязни. Просто, это надо было пережить. Почему-то сейчас все представало в памяти светлым и радостным.

            Вот и пустынные в этот час улочки его квартала. Виктор снизил скорость и поехал, аккуратно притормаживая у каждого перекрестка, хотя других машин не было. Он наслаждался этой спокойной уверенной ездой после всего пережитого в воспоминаниях, к которым так давно не возвращался.

            Вот и его небольшой домик. На втором этаже светилось слабым голубоватым светом боковое окно.

            "Телевизор смотрит", - догадался Виктор.

            Он полез в карман за брелком, чтобы открыть въезд в гараж, и только сейчас вспомнил, что так и не включил еще утром отключенный телефон, который почти сразу же завибрировал, как только Виктор это сделал. Поставив машину, он взглянул на дисплей. В глаза сразу бросились девять вызовов самого дорогого ему номера.

            "Ну и олух же я, - подумал Виктор, - Хоть бы сам догадался позвонить..."

            -Прости, Малыш, - сказал он, входя в комнату и обнимая поднявшегося при его появлении Лёню, - Серьезный разговор у меня получился с моей подопечной старушкой. Про телефон совсем забыл. Ты меня прощаешь?

            -Ты с ней весь день разговаривал? - спросил тот, тоже обнимая и целуя Виктора.

            -Представь себе, - ответил он, ласково проводя ладонью по ежику на голове уже кое-где седеющих волос своего друга, - Ей поставили очень плохой диагноз, надо подготовить ее к неизбежному. Возможно, завтра опять задержусь.

            -Кстати, о старушках...

            Леня кивнул на висящий на стене телевизор:

            -Представляешь? Более пятидесяти процентов опрошенных высказались за право на эвтаназию.

            -Не суди их, - мягко проговорил Виктор, - Не их вина, что им в детстве не додали заряда любви. Что у нас нового?

            -Да, приезжали Гаврош с Биллом, - оживился Леня, - Я пытался тебе дозвониться, но безуспешно. А они очень хотели тебя видеть.

            -По какому поводу?

            -У них сегодня судьбоносный день. Пастырь благословил их союз. Рассказывали, как все происходило. Как писали на записках, а потом читали друг другу добрые слова, как стояли в кругу друзей, как все желали им счастья... Посмотри вон там, они оставили фото.

            -Отец Джим? - спросил Виктор, перебирая фотографии, - Правда, удивительно доброе у него лицо?

            -Конечно. А наш с тобой союз освятить так и не желаешь?

            -Малыш, Господь знает, как мы относимся друг к другу, а наши межконфессиональные метания вряд ли будут Ему угодны. Я уверен, настанет время, когда все без исключения люди поймут чувства таких, как мы, и тогда в нашей церкви будет это возможно, а пока будем уповать на Его милость.

            Лёня пожал плечами и продолжил:

            -Они уехали полчаса назад, Гаврошу завтра работать...

            -Я позвоню ему утром, поздравлю. В котором часу он улетает?

            -В половине девятого. Ужинать будем?

            -Меня Елена Павловна накормила, - ответил Виктор, переодеваясь, - но от чая не откажусь.

            -Иди в душ, я приготовлю...

            Через какое-то время они сидели за столом.

            -Зверинец наш покормил? - поинтересовался Виктор.

            Их "зверинец" состоял из двух декоративных кроликов и двух черепах, живущих в маленьком импровизированном вольере в маленькой комнатке на первом этаже. Начался он, в свое время, с желания иметь в доме какое-нибудь живое существо. Так появилась крольчиха Мила. Потом к ней добавилась черепаха Тортилла, а спустя некоторое время, еще один кролик Зай и черепах Джой, чтобы никто из них не чувствовал себя одиноким.

            -Да, - отозвался Лёня, - По-моему, наша Мила скоро опять принесет потомство.

            -Не беда. На то она и Мила, - улыбнулся Виктор, - Позвоним  Рею, он поможет пристроить.

            На часах было полвторого ночи.

            -Идем спать? - помыв чашки, спросил Лёня.

            -Идем.

            Они лежали в темноте. Теплый ветерок чуть колыхал занавеску у открытого окна, из-за которого доносились едва различимые отдаленные звуки спящего города.

            Виктор ворочался с боку на бок и все никак не мог уснуть. Мешали эмоции прошедшего дня.

            -Не спится? - участливо прошептал Лёня.

            -Да... - так же шепотом отозвался Виктор, - Не идет из головы бабуля. Как меняются взгляды и оценки человека на все, когда он оказывается у последней черты...

            -Она в чем-то раскаивалась?

            -Скорее, просто заблудилась в собственных чувствах. В субботу отведу ее на исповедь. Знаешь, о чем я подумал? Все-таки самое главное - это вернуться к самому себе, поверить своей природе, Богу и еще... Чтобы всегда был рядом любимый человек, который тебя понимает.

            -Я не оставлю тебя никогда, - тихо сказал Лёня.

            -Я тебя тоже, - так же тихо ответил Виктор.

            -Я буду за тобой ухаживать, когда ты станешь совсем стареньким...

            -Об эвтаназии нам думать не придется? - с легкой иронией спросил Виктор.

            Леня отозвался едва слышной в ночной тишине усмешкой и повернулся, прижимаясь к боку лежащего на спине Виктора.

            Над Лос-Анджелесом стояла глубокая ночь.

            Они засыпали.

 

 

2014

 

 

 

© Copyright: Александр Соколов, 2014