НЕТЕРПИМОСТЬ

 

 

ЧАСТЬ 2                                                                               НИКОЛАЙ

 

 

 

1.

 

     Николай проснулся внезапно...

     Сквозь открытую дверь балкона в комнату стремится напоенный утренней прохладой воздух, а небо за окном чистое и прозрачное. Он встает с постели и как есть, абсолютно голый, выходит на балкон. Трава на газонах серебрится от росы, переливаясь светом от восходящего над Дачей Долгорукого солнца. Он одевается, и сбежав вниз, выходит на влажный от росы асфальт.

     Он бежит куда-то мимо спящих домов, припаркованных машин с запотевшими стеклами. Вокруг ни души. По улице Коллонтай мчится первый, еще пустой, трамвай. А он-то куда мчится по пустынным улицам? Остаются позади больница, железнодорожная ветка, заставленная товарными вагонами станция Заневский пост, переезд…

     Лес. Он встречает его ароматом просыпающейся природы и пением птиц. Заросший пруд и спускающаяся к нему луговина. Он ложится на спину и смотрит в прозрачное небо.

     Он видит его. Голубоглазого красивого юношу с длинными вьющимися волосами. Он ложится рядом и наклоняется лицом к нему...

     «Тебе одиноко?» - участливо спрашивает юноша.

     «Поцелуй меня»,- просит он.

     Юноша наклоняется ниже и ниже. Он уже чувствует его дыхание и аромат нежных губ.

     «Поцелуй меня», - опять шепчет он.

     «Эротик ты несчастный... Нализался в сиську», - раздается в ответ нетрезвый глумливый голос.

     - Нет!!! Нет!!! - кричит в ужасе он и... просыпается.

     Николай проснулся в своей постели. Один. Дверь на балкон открыта, и воздух слегка колышет занавеску. Вот только небо за окном хмурое, затянутое серыми тучами.

     Горестно вздохнув и натянув на голое тело плавки, он вышел на балкон. Голова болела от выпитого накануне, и во всем теле ощущалась слабость.

     - Эй, слышь? - донеслось снизу.

     Под балконом стояла подвыпившая развязная девица.

     - Слышь? Как к метро выйти?

     - Туда, - кивком головы указав направление, ответил Николай и отвернулся в другую сторону.

     - Эй, слышь? - не унималась та, - Ты даже поговорить со мной не хочешь?

     - Там найдешь себе, - ответил он и вернулся в комнату.

     Девица прокричала еще что-то, но Николай не расслышал. Войдя на кухню, он выпил залпом стакан холодной воды, закурил и опустился в кресло. Помимо мучавшего похмелья, на душе было гадко от воспоминаний.

     Сегодня первое мая. Вчера их отпустили с работы раньше, устроив в честь праздника, непонятного уже никому свойства, фуршет. Продолжили они с Володей, молоденьким механиком из техотдела, в сквере у метро Горьковская.

     Пошло, кажется, хорошо и разговор завязался душевный, и объятия уже начались. Возможно, Володю что-то насторожило. Сказав, что пойдет, возьмет еще пива, обратно не вернулся. Николай помнил, что его это сильно разозлило, хотя сейчас благодарил судьбу за то, что так произошло. Его уже повело на близость с симпатичным юношей, и чем это могло кончиться, если бы тот оказался не таким, как показалось изрядно уже пьяному Николаю, думать не хотелось.

     Такое уже у него в жизни было. Тогда пришлось менять место работы и почти весь круг общения.

     Сколько же накопилось в его памяти того, что вспоминать не хотелось бы никогда. Но он помнил...

     Помнил и свою первую любовь. Это была девушка. И было ему тогда всего семнадцать лет...

     Жила она не в Ленинграде. В тот город Коля попал случайно со своим закадычным дружком Антоном, с которым они подружились еще с третьего класса. Что их объединяло, сказать было трудно. Казалось, они были полной противоположностью друг другу. Николай - единственный ребенок из интеллигентной семьи, а у Антона насчитывалось пять сестер и братьев. По его собственному выражению в более позднем возрасте, его воспитала улица, поскольку мать он все детство видел у плиты, а отца спящим. Но, вопреки всему, Николая к нему тянуло. Тянуло с первого дня, когда шебутной и хулиганистый Антон появился в их третьем классе.

     Многодетная семья получила четырехкомнатную квартиру в доме-новостройке и переехала туда из коммуналки в Автово.

     Антон сразу стал пользоваться неприкосновенностью, поскольку достаточно было взглянуть на его братьев, учившихся в более старших классах, как пропадало всякое желание задевать его. Николаю он оказывал покровительство потому, что списывал у него уроки, и на всех контрольных использовал как "спасательный круг" от очередной двойки, а для того считаться корешем такой личности было выгодно, поскольку драчливостью он не отличался.

     Но тянуло его к Антону не это, а то, чему он сам смог дать себе объяснение уже значительно позже. А тогда он восхищал его своей мальчишеской дерзостью, умопомрачительными проделками, на которые сам Коля никогда бы не решился.

     Они лазали вместе по крышам многоэтажек, курили в подвалах, цеплялись за трамваи на Малой Охте. И Коле почему-то нравилось наблюдать за гибким телом приятеля. Особенно сладостное внутреннее возбуждение он испытывал, когда у того съезжали штаны, выбивалась майка, и из-под одежды выглядывали обнаженные части тела. Надо сказать, что у Антона проглядывали иногда прямо эксгибиционистские замашки. Несколько раз он показывал ради смеха в компании свой возбужденный член. После этих случаев Коля, глядя на него, рисовал в своем воображении невообразимые сцены их близости…

     Вряд ли Антон догадывался, что испытывает к нему закадычный дружок - внешне Коля старался никак не проявлять своих желаний, услаждая себя только лишь в воображении. Родители Николая постепенно смирились с неугодным им приятелем сына, понимая, что своими препятствиями они только укрепят его тягу к нему. Так и росли они бок о бок все эти годы, дополняя друг друга своей непохожестью, а желания Николая оставались на уровне мечтаний.

     После восьмого класса Антона отсеяли в ПТУ, но дружить они продолжали, не оправдав надежды родителей Николая, что сын отойдет от «этого хулигана», как только тот уйдет из школы. Они продолжали общаться, даже когда Николай окончил десятилетку и поступил в институт. Тогда-то и предложил Антон поехать с ним на свадьбу двоюродного брата в Вологду.

     Дома у Николая разразился скандал. Родители не хотели отпускать, но он настоял на своем, сказав, что все равно поедет, и им пришлось смириться, с сожалением констатировав факт, что ребенок вырос.

     В дорогу отправились целой гурьбой в восемнадцать человек, заняв почти половину плацкартного вагона. Тут были и родители Антона, и братья с сестрами, и их мужья, жены, дети. Было несколько приглашенных, вроде Николая, с которыми он очень быстро нашел общий язык и усугубил это дело горячительными напитками.

     В Вологду они прибыли уставшие, не выспавшиеся, но веселые. У Николая тогда было впервые в жизни, чтобы он оторвался от семьи с незнакомыми людьми. И то, что он так просто обрел себя среди них, наполнило его душу каким-то новым ощущением себя.          

     Два дня гуляли на свадьбе. И песни были, и веселье, и масса неведомых ранее впечатлений. Не смотря на то, что эти люди были явно не его круга и уровня, они покорили Николая тем, что были такие, как есть, и это было всего дороже.

     Там-то и обратил он внимание на сероглазую улыбчивую девчонку, постоянно вертевшуюся возле него, и на любую его, даже самую примитивную шутку, заливавшуюся восторженным смехом. Это заметили и другие, а мать Светки, так звали девушку, стала поглядывать на Николая с интересом.

     Они оказались вместе за столом, вместе танцевали, а потом удрали вдвоем гулять. Ночь напролет бродили они вдоль реки, кремля, любовались соборами, сидели на лавочке возле Каменного моста. Николай никогда не был так возбужден от общения с девушкой, да его и не тянуло к ним, но Светка была какой-то особенной - своей, простой, искренней, и ему с ней было легко. На Красном мосту он поцеловал ее...

     Вернувшись в Ленинград, Николай часто вспоминал ночную прогулку. Напоминал и Антон - их внимание со Светкой друг к другу, а потом исчезновение на всю ночь не остались незамеченными.

     - А что,- говорил Антон, - она девка хорошая, чего теряешься-то?

     Сам он давно гулял с Веркой и собирался жениться на ней сразу же, как отслужит в армии.

     - Тогда и поженимся вместе, - ответил Николай.

     Однако армии они оба избежали. Николая отмазал отец, а с Антоном случилось несчастье - придавило обрушившимися стеллажами на складе, где он работал. Пролежав три дня в реанимации, он вышел инвалидом, хотя внешне этого заметить было нельзя. Разве пыла только поубавилось. Тем не менее, на Верке он женился и постоянно спрашивал Николая, когда он, наконец, решится внести ясность в отношения со Светкой:

     - Ты мужик или нет? Ты можешь ее хотя бы раз прижать? Или ждешь, чтобы она тебе первая об этом сказала?

     Основания так говорить были. На Николая вся родня уже смотрела, как на будущего родственника. Они много раз ездили с Антоном в Вологду, приезжала в Ленинград и Светка. Николай ждал каждой встречи, воспринимал ее как свою "половину", любил, но... как сестру, как дорогого по жизни человека. Преодолеть себя он не мог.

     Николай поборол неловкость и даже обратился к сексопатологу, откровенно рассказав о себе.

     Врач, женщина с отсутствием ярко выраженных возрастных и половых признаков, выслушав «исповедь» и задав несколько вопросов, ответила, что медицинской коррекции такой случай не поддается, посоветовав обратиться к психологу.

     Ему предложили курс аутотренинга, суть которого сводилась к тому, что нужно было постоянно внушать себе при появлении желаний относительно мужчины, что на самом деле хочется женщину.

     Николай попробовал. На какое-то время даже показалось, что это стало приносить результат - он впервые в жизни увидел эротический сон, касающийся именно женщины. Но, чем дальше, тем больше стал он замечать, что эти проблемы вытесняют из его жизни все. Он уже ни о чем другом не мог думать, а идя по улице, постоянно ловил себя на мысли, что рассматривает окружающих, как предметы вожделения. Причем, и мужчин, и женщин. Возникла раздражительность, он стал плохо спать, но самое ужасное, в отношении Светки желанного влечения так и не появилось.

     А делать было что-то надо. Антон вызвал его на откровенный разговор, сказав, что Светка ради него поссорилась с парнем, который у нее был, и постоянно плачет.

     Не желая причинять горя любимому человеку, и так и не решившись открыть о себе правду, Николай решил молча порвать отношения. Он перестал встречаться с Антоном и отвечать на его телефонные звонки. Родители охотно помогали ему в этом. Не желая вникать в причины, они были безумно рады тому, что этот неподходящий, с их точки зрения, в друзья сыну парень, наконец, уйдет из его жизни.

     Спустя месяц после разрыва, Антон встретил поздно вечером возвращающегося домой Николая. Он выступил из-за угла школьного здания на тропинку, по которой тот всегда ходил короткой дорогой от метро.

     - Как дела? - спросил Антон, загораживая ему дорогу, а потом нанес сильный удар в подбородок, от которого Николай не удержался на ногах, повалившись навзничь.

     Антон подошел, протянул руку, помогая подняться, и  не оборачиваясь, молча пошел к метро. Больше они не виделись.

     Так Николай получил первый удар за свою непохожесть. Надо признать, единственный физический за всю жизнь. Но были и другие, пострашнее этого.

     Правда, это было потом. На какое-то время в жизнь вошли другие проблемы.

     Не успел Николай окончить институт, как ушел из жизни отец. Он давно страдал лимфолейкозом, мужественно борясь со своим недугом. Однако болезнь брала свое, и все больше времени проводил он в больнице, а выходы до очередной госпитализации становились все короче. И наконец, настал такой день, когда обратно из больницы он не вышел…

     Николай горько переживал этот первый в его жизни случай ухода из жизни близкого человека. Тогда-то он, пожалуй, впервые ощутил неясное желание очистить душу от невысказанной вины перед человеком, которую осознал лишь, когда того не стало.

     С мамой было сложнее - она, неожиданно заболев, слегла в постель и два года до смерти не поднималась. Сначала она перестала выходить из дома, гуляя вечером у открытого окна, потом сил стало хватать лишь дойти до туалета, но скоро она не могла уже и этого. Вся тяжесть ухода за больной матерью легла на плечи Николая. Больше помочь было некому, и он с ужасом думал, что было бы с ней, если бы и его не оказалось рядом.

     Смерть матери он воспринял уже спокойно, как закономерное завершение страданий, хладнокровно закрыв ей глаза после последнего хриплого вздоха.

     Время шло, Николай окончил институт и начал трудиться в КБ. На работе его ценили, он стал подумывать о диссертации. Однако, покрутившись в омуте «подводных течений», охладел. Конечно, это был путь к стабильности и относительному благополучию, но ему показалось, что лучше получать всю жизнь 130 рублей и не переступать через себя.

     Стали напоминать о себе и утихшие страсти…

     Поняв в истории со Светкой, что бороться со своей природой бесполезно, он стал поглядывать на парней. Не изведавший в юности и ранней молодости сладострастных утех, он начал испытывать в них непреодолимое желание. Случай подвернулся неожиданно.

     Высокий стройный юноша по имени Александр приходил в КБ к лаборантке из отдела, где работал Николай. Он чем-то смахивал на эстрадного певца Николая Гнатюка. Они столкнулись на лестнице, одновременно выйдя покурить, и разговорились.

     Рабочий день подходил к концу, вышла разговорчивая лаборантка, и возник вариант посидеть втроем в кафе. Как понял Николай, приглядевшись к отношениям Саши с Лидой, так звали лаборантку, они были приятельскими. Даже, как показалось ему, напоминали те, в которые он сам вступал с женщинами «для прикрытия», чтобы окружающие думали, что у него тоже кто-то есть.

     Они провели вечер в кафе, хорошо расслабились и поболтали. Причем Саша даже не поехал провожать подругу домой. Они проводили ее вместе до метро, после чего расставаться им не захотелось. Прихватив в магазине бутылку водки, они отправились к Николаю домой. Там-то и произошло то, что Николай до этого момента рисовал исключительно в своем воображении. Он и тогда не мог поверить до конца, что это все наяву, беспрепятственно разглядывая стройное обнаженное тело Саши, стоящего возле дивана и продолжающего что-то рассказывать, ни капли не стесняясь своей наготы.

     Николай мог спокойно протянуть руку, чтобы потрогать ЭТО, и Саша, не переставая болтать, делал ему то же самое. Они кувыркались голые на диване, обнимались и целовались в разных позах, а потом по очереди сделали друг с другом то, о чем до этого дня Николай имел лишь умозрительное представление.

     Придя на работу, Николай вспомнил, что не взял даже телефона у нового друга. Он пребывал в состоянии эйфории и готов был думать, что нашел человека, с которым теперь будет бок о бок всю жизнь. Но Саша исчез.

     Единственной ниточкой, связывающей их, была Лида. Николай стал захаживать к ней, несколько раз спрашивал о Саше, когда он опять придет? Наверное, проявил излишнюю настойчивость, поскольку та поинтересовалась, почему ему так хочется, чтобы он пришел?

     Саша не пришел ни через неделю, ни через месяц. Николай сначала переживал, а потом стал забывать. Он увидел его лишь спустя три месяца, уже зимой. Саша стоял у входа в КБ на улице, будучи явно нетрезвым. Думая, что он ждет Лиду, Николай хотел пройти мимо, но тот сам сделал ему навстречу несколько шагов и заключил в объятия. Впрочем, тут же отпрянул и приложил палец к губам.

     - Тсс... Пойдем.

     Они пошли по улице, свернули за угол, за другой. Саша все искал чего-то глазами по сторонам, и наконец, увлек Николая в темное парадное жилого дома. На площадке между этажами он, не глядя на Николая, порывистыми движениями расстегнул куртку, ремень и спустил до колен джинсы вместе с трусами. В свете тусклой лампочки, освещавшей лестничную клетку, возник его возбужденный член. Николай задрожал от желания, и разом забыв все обиды, обнял Сашу, сжимая руками его голые ягодицы. Тот раскачивался и лез руками ему под одежду.

     - Сашка, ты что? - прошептал не теряющий присутствия духа Николай, - Я не буду вот так, прямо в парадном.

     - А что же делать? - заплетающимся языком выговорил Саша, - Не к тебе же ехать?

     - Поехали, - решительно сказал Николай.

       Так было еще несколько раз. Саша всегда являлся неожиданно и всегда пьяный. Потом являться перестал, но Николая это уже мало беспокоило - у него появились другие парни. Лиха беда начало.

     Тогда не было Интернета, гей клубов и других мест знакомств, но люди, подобные Николаю, все равно каким-то образом находили друг друга. Выделяли в кругу общения, определяли в толпе, знакомили с такими же, как сами. Николай впал в этот порочный круг и уже перестал заботиться о том, чтобы эта его сторона жизни  не стала достоянием гласности, за что был сурово наказан.

     Произошло это через ту самую лаборантку. Николай подружился с ней. Девчонка она была компанейская, любила выпить, и Николай несколько раз принимал участие в вечеринках у нее дома. Жила она в коммунальной квартире у Финляндского вокзала, соседи были тоже молодыми незамужними девчонками, так что обстановка благоприятствовала. Вот и в тот роковой вечер он заглянул на огонек, чтобы отвести душу.

     У Лиды были гости - две подружки, одна из которых, Нинка, сразу же «положила на него глаз». Веселье затянулось, присоединились и соседки. Николай, поскольку был единственный мужчина среди присутствующих, дважды бегал за очередной порцией спиртного.

     Тот парень появился неожиданно. Он возник вместе с еще одной подружкой, когда Николай отлучался в магазин.

     Нинка беззастенчиво липла к Николаю, и наконец, сказала, что ей пора домой, намекая на то, что хорошо бы ее проводить. Жила она в Сосновой поляне - дорога предстояла не близкая, но Николай согласился.

     Когда они вышли из дома, Нинка повисла у него на руке и смотрела таким вожделенным взглядом, что даже сквозь хмель до него дошло, что простым провожанием тут дело не обойдется.     

     Стремясь выкрутиться из ситуации, он начал балагурить, тянуть время, затащил ее на вокзал, где они в буфете еще выпили еще по бутылке пива, и своего добился  - метро закрыли. Нинка была явно раздосадована и не скрывала этого. Она хотела остановить такси, но Николай настоял вернуться.

     Пришли они уже не прикасаясь друг к другу и не разговаривая.

     В квартире продолжалось веселье, но Нинка разогнала всех, заявив, что ей с утра на работу, и вообще, что «надо знать меру». Напоминание было явно неуместным, поскольку таковая у всех присутствующих уже давно осталась где-то далеко позади.

     Он почувствовал это сквозь сон...

     Его явно кто-то ласкал, спускаясь по спине к интимным местам. Николай открыл глаза, и в свете фонаря, проникавшего с улицы в темную комнату, узнал того парня, что пришел в конце вечера. Парень встретился с ним взглядом и подмигнул, не прерывая своего занятия.

     Парень располагал к себе, движения рук его были уверенными и ласковыми, и Николай ответил взаимностью. Они расстегнули друг на друге одежду, приспустили джинсы и продолжали обоюдные ласки, прижимаясь друг к другу. До акта дело не дошло, поскольку очень быстро у обоих произошло завершение процесса.

     Николай натянул джинсы и отвернулся к стене, намереваясь уснуть, когда послышался громкий возглас Нинки:

     - А я все слышала!

     Она вскочила с раскладушки и включила свет.

     - Я все слышала, пидараст! - злорадно глядя в глаза растерянного Николая, закричала она.

     Проснулись Лида и девчонка, пришедшая с парнем, жмурясь от света.

     - Что случилось? - спросила Лида.

     - Игорь его в ж... вые...л! - возвестила Нинка.

     - Ты что? - опешил Николай.

     - Что?! Ты еще будешь оправдываться, пидараст?!

     Нинка выговаривала это слово именно так.

     - Ах ты пидараст! - она, размахнувшись, ударила его ногой в пах, но Николай успел отвести удар, - А ну уе…ывай отсюда!

     Самое любопытное было то, что гнев всех присутствующих был направлен на Николая, Игорь же спокойно стоял с индифферентным лицом, наблюдая за происходящим.

     Эту ночь Николай провел на Финляндском вокзале. Состояние было ужасным, но еще ужаснее оказались последствия…

     На работе он не мог поднять ни на кого глаза. Этот случай, с подачи Лиды, стал известен всему КБ. Даже у кое-кого из сотрудников института, что помещался этажом ниже, Николай стал улавливать любопытство во взглядах.

     Нельзя сказать, что он стал гонимым, но друзья от него отвернулись. Да и вообще, ходить на работу, общаться с людьми зная, что они смотрят на него сквозь определенную призму, было противно. Каплей, переполнившей чашу, был отказ ехать с ним в командировку молодого сотрудника, который заявил открытым текстом, что жить с Николаем в одном номере не станет.

     Выход подвернулся быстро. Николай случайно встретил в метро бывшего однокурсника. Тот был доволен жизнью, рассказывал о проектной организации, в которой работал. Попутно обмолвился, что ищут толкового инженера. Николай ухватился за это, и парень обещал поспособствовать, заметив:

     - Профиль, правда, не твой, но я же въехал...

     Договориться удалось. Переход был даже оправдан более высоким окладом на новом месте.

     После этого Николай затаился. Он продолжал встречаться с парнями, кого знал раньше, но тщательно скрывал место работы и не расширял круга знакомств.

     Изменения, что произошли после перестройки, он воспринял равнодушно, уклоняясь от высказываний в кипевших спорах вокруг отмены 121-й статьи, говоря, что его больше беспокоит отмена 97-й, за казнокрадство. Неожиданно для самого себя, он стал охладевать к этим проблемам. Больше того, его стал тяготить такой образ жизни, поскольку ничего, кроме удовлетворения животной страсти, он не получал. Николай начал замечать, как жизнь проходит мимо, как все интересы незаметно свелись к одному, и не видел выхода из этого порочного круга. Окончательно отрезвила его вчерашняя встреча...

     Не дождавшись Володьки, он отравился к метро. На душе было неуютно. Он терялся в догадках, не открыл ли он себя ненароком и не станет ли это предметом разговоров в коллективе?

     «Да ладно... Сошлюсь, в случае чего, что пьяный был, - успокоил он сам себя, - Он тоже хорош был. Мало ли что ему могло спьяну померещиться?»

     Однако возбуждение, что уже возникло, требовало выхода, и дойдя до метро, он позвонил из автомата по одному из всегда имевшихся в памяти телефонов.

     На том конце провода гремела музыка, слышались пьяные возгласы, и голос ответившего приятеля по кличке Дрончик не оставлял сомнений, что тот уже навеселе. Так бывало всегда, когда его родители уезжали на дачу. Получив приглашение присоединиться, он поехал на Ржевку-Пороховые.

      Это была самая безбашенная компания изо всех, где ему доводилось бывать. Пары, ревновавшие друг друга, здесь не появлялись. Тут можно было все прямо с порога и на глазах у остальных. Причем, это вызывало только веселье, азарт и желание присоединиться. Как правило, в конечном счете, все заканчивалось групповой оргией.

     Звонок в дверь раздался, когда она была уже в разгаре. Натянув на голое тело джинсы, Дрончик пошел открывать, и через незакрытую дверь комнаты, Николай разглядел вошедшего грязного человека неопределенного возраста. Один из присутствующих парней узнал его. Оторвавшись от минета, который усердно делал, лежа на полу, одновременно двум парням, он вскочил, и как был голый, устремился в прихожую, тряся руками свои половые принадлежности:

     - Эй, Александрина, пососать хочешь?!

     У вошедшего возникла вялая улыбка, глаза осветились желанием, но дразнивший неожиданно ударил его ногой в пах:

     - Пошел на х.. отсюда, спидоносец!

     Человек согнулся от удара, а голый парень вместе с Дрончиком вытолкали его на лестницу.

     - Кто это? - спросил Николай, когда они вернулись в комнату.

     - Урод один, - ответил парень, - Наркомик. Спидоносец с Московского вокзала. На х..я ты его пускаешь? - повернул он голову к Дрончику.

     - Я зову его? - огрызнулся тот, - Сам лезет.

     - Отп..дить его надо до отключки, чтоб запомнил, - вынес приговор парень и повалился на пол, возвращаясь к прерванному занятию.

     Николай не мог отделаться от ощущения, что этот опустившийся человек был ему знаком. Причем, он даже вспомнил, откуда, но не мог до конца поверить, насколько чудовищными были перемены. Неужели это он?

     Николай отстранил молоденького пацана, с которым предавался утехам, и стал одеваться.

     - Ты куда? - обиделся пацан.

     Недоуменно уставился на него и Дрончик.

     - Пойду. Я вспомнил, мне надо до десяти часов ключи передать...

     Он вышел из дома и огляделся. Человека нигде не было. Вспомнив о Московском вокзале, Николай направился к троллейбусной остановке.

     Он заметил его возле универсама. Тот о чем-то пытался столковаться с алкашом, стоявшим у дверей винного отдела.

     - Саша! - окликнул Николай, подходя.

     Человек обернулся, недоуменно уставившись на него. Сомнений не было. Это был он. Но можно ли было узнать в этом грязном, бледном, бомжеватого вида  сгорбившимся человеке с испитым лицом и синими кругами под глазами, стройного красивого парня, напоминавшего Гнатюка? Николай был в шоке. Он не мог даже поверить, что этот человек одного с ним возраста.

     Тот, тем не менее, оправился от неожиданности.

     - Привет, - заговорил он подрагивающими губами, - Слушай, выручи мелочишкой, не хватает.

     - Ты хоть помнишь меня?

     - Ну. Ты из овощного на Лиговке.

     - Из какого овощного? Я Николай. Мы через Лиду с тобой познакомились, ты приезжал ко мне на Веселый поселок.

     Саша взял его под локоть, увлекая в сторону от алкаша.

     - Слушай, минет за червонец хочешь? Отсосу с проглотом...

     Было видно, что он ничего не помнит, да и не пытается вспомнить. Очевидно, просто напоминание о том, что он к кому-то приезжал, было связано с определенными ассоциациями.

     - ... Или по полной. Только с гандоном. Хочешь, пошли прям сейчас. Вон, в лесок, или в парадном... - продолжал торопливо бормотать тот, вцепившись в локоть.

     Николай молча отстранил его и пошел по направлению проспекта Наставников. Разговаривать больше было не о чем.

     И это был Саша. Его Саша, с которым всего лет пять назад состоялась его первая вожделенная ночь. Николай был в шоке.

     И сейчас, сидя в кресле и вспоминая свою жизнь, он впадал в еще большее уныние:

     «До каких же пор это будет продолжаться? Ну, неужели же нельзя найти того, кого полюбил бы по-настоящему?»

     Все, кого он знал из тех, что образовывали на какое-то время пары, даже жили вместе, спустя какое-то время расставались, и все начиналось сначала.

     «Я выхожу замуж...» - каждый раз возвещал по телефону один из приятелей, молоденький смазливый мальчик по имени Виталик, одержимый мыслью найти богатого мужчину, который всю жизнь будет носить его на руках.

     Далее следовал рассказ о выдающихся возможностях того и океане чувств, который они испытывают друг к другу. Но, выслушивая восторженный лепет мальчика, Николай знал, что максимум через месяц, последует другой звонок со слезами в голосе и еще одной и той же постоянной фразой:

     «Мне плохо...»

     Так же было и у других.

     Николай задавал себе вопрос - что дальше? Ведь ему уже давно за тридцать. Пройдет еще пять, десять лет и надеяться вообще станет не на что. Разве что, на слюнявые утехи с каким-нибудь дряхлеющим «ветераном голубого движения» или коммерческое использование напрокат тощей задницы малолетней пидовки. И это будет все, к чему он пришел?

     Николай вдруг со всей остротой осознал, что если он не оставит своего круга общения, то в его жизни ничего не изменится, а никакого другого у него нет. И все-таки надо оставлять. Окончательно и бесповоротно. Не может быть, чтобы не нашлось выхода.

     Выход нашелся.

     Хотя, если бы года три назад Николаю кто-нибудь сказал, что так изменится его жизнь, он бы не поверил, а если бы в ранней молодости кто предрек такое будущее, то, пожалуй, воспринял бы как насмешку или даже издевательство…

 

 

 

 2.

 

     Зима. Заснеженные берега речушки среднерусской полосы. Николай поднимается по откосу, таща два ведра почерпнутой из проруби воды. Руки стынут на ветру, устают ноги от крутого подъема. Он останавливается, преодолев откос, ставит на снег ведра и долго смотрит на зимний пейзаж.

     Он вошел уже в этот размеренный образ жизни. Сейчас он войдет в обезображенную руину, некогда бывшую православным храмом, заберется на пошатывающиеся под его ногами грубо сколоченные из необструганных досок леса и продолжит побелку потолка. Штукатурка просохла еще на прошлой неделе, он постоянно топит помещение единственной, сложенной осенью полупьяным печником, печкой. Это первое, что они сделали с отцом Ильей, когда он приехал сюда на постоянное жительство, сдав ленинградскую квартиру...

     Зимний день короток и Николай спешит до темна закончить намеченный с утра угол. Света в храме еще нет, а в деревне нет ни газа, ни водопровода.

     Протарахтел за окнами автобус из Новгорода - значит, сумерки наступят через час. В жизни ему никогда не приходилось заниматься строительными работами, и делает он все без должной сноровки, больше известки выливая на себя, а руки уже давно покрылись незаживающими язвами.

     Однако постепенно отгороженный придел преображается, и отец Илья сказал, что как только он закончит побелку над алтарем, можно будет отслужить молебен. А там недалеко уже и до первой литургии.

     Работы предстоит непочатый край. Южный придел завален строительным хламом, а окна забиты досками. В центральном - еще не настелен пол и стоят списанные откуда-то бетономешалка и циркулярка, на которой в перерывах между запоями пилит лаги для пола приходящий заработать на стакан самогона неразговорчивый Василий, мужичонка из местных.

     Заглядывали первое время и еще некоторые, предлагали помощь. Но платить у отца Ильи нечем, а во Славу Божию трудиться нашлось желание только у Николая, да еще нескольких, вроде Василия, которых нигде не возьмут на работу, а здесь хотя бы накормят. Кормит их тоже Николай, готовя немудреный обед из того, что пожертвовали немногочисленные прихожане, да сам нашел в подполе дома, хозяева которого живут в райцентре, и пустили его пожить, чтобы дом не был разграблен. Все другие, где никто не живет, уже постигла такая участь.

     Тащат все, что попадется под руку, что можно хоть как-то продать или сдать в металлолом. Ничего ценного уже давно ни у кого не осталось.

     Работать негде. Функционировавшие когда-то хозяйства заброшены, кругом царит запустение и разруха. Кто-то ездит на работу в райцентр или в тот же Новгород на вахтовый метод, поскольку, если ездить каждый день, то придется проездить всю зарплату. Вокруг некогда большого, а теперь почти опустевшего села, работают лишь две пилорамы, истребляя последнее, что осталось - лес. Но там свои люди. И молодым, кто не уехал, дорога одна: если пацан - к бандитам, а девчонка - не трассу. Эти промыслы здесь процветают.

     Больше половины местных с судимостью. А то и не с одной. Подбор статей не поражает разнообразием - драка, кража, разбой, грабеж, убийство. Последнее тоже стало обыденностью.

     Что привело сюда Николая, для большинства остается загадкой. Да и сам он не предполагал, что его судьба может сложиться так...

     После того, как им овладело стремление изменить свою жизнь, он часто стал задумываться о вечных истинах. Подсознательно Николай чувствовал, что спасти его может только что-то настоящее, исходящее из самой природы человека. Он был уверен, что все, построенное на системе правил и условностей, недолговечно. Да и аутотренинг был пройденным этапом. Может быть, надо просто что-то понять, разобраться в себе самом?

     Он вспоминал, как отказался от диссертации, как еще несколько раз совершал нетипичные поступки, когда внутренне согласие с самим собой было ему дороже, чем оценка и мнение окружающих. Да, прагматичные люди достигали большего, но были ли они счастливы при этом? Зная жизнь многих из них, Николай не мог утвердительно ответить на этот вопрос.

     А что такое - счастье? Может, это действительно химера, придуманная слабаками в свое оправдание? Ну, а зачем тогда люди идут на подлости, интриги, даже убийства ради достижения своих целей? Не из желания быть счастливыми?

     Однажды возле метро Василеостровская какая-то женщина сунула ему в руки большую черную книгу. Она раздавала ее всем прохожим, доставая из ящика, стоящего у ног. Это была Библия. Причем, на понятном русском языке, а не та том ритуальном, что слышал Николай, иногда по праздникам заходя в церковь. Тогда многие стали заглядывать туда, интересуясь, как чем-то для себя новым, чем можно стало интересоваться. Но любой поверхностный интерес быстро проходит. И его случай не составил исключения.

     Но теперь он все-таки решил поинтересоваться всерьез, и открыл книгу. Про сотворение мира было интересно. Николай и сам понимал, что без высшего разума мир не был бы таким совершенным, миф про обезьяну его не устраивал, но дальше пошли «дебри» и ему наскучило. Однако, а где же здесь про Христа?

     «Услышим Святаго Евангелия...» - вспомнился ему церковный возглас, предшествующий чтению фрагмента из большой книги, торжественно выносимой из алтаря.

     Он нашел Евангелие и начал читать.

     Он старался читать внимательно, однако однозначного впечатления не создалось. Притчи, иносказательность - напоминало какую-то сказку. Многие места показались противоречащими друг другу. Тем не менее, отдельные моменты запали в душу. Николаю показалось, что впервые в жизни он прочитал то, что было у него в сознании, к чему он стремился, но не мог высказать. Он стал перечитывать эти места, отталкиваясь от своих чувств, своих желаний жить по совести, и удивлялся, как и другое, непонятное ранее, стало тоже находить объяснение.

     Постепенно у него возникла потребность обращаться к Богу. Он купил молитвослов. Здесь повторилась та же история. Тексты показались многословными и непонятными. К тому же, мешал язык, на котором они были написаны. Помогла опять та же книга, изданная за рубежом. В конце там было изложение некоторых молитв в переводе на доступный язык. Теперь, читая молитвенное правило, Николай понимал, о чем молится, и чувствовал, что составлены эти тексты людьми, стяжавшими глубокое молитвенное состояние, передававшееся через них и ему. Он учился выражать этими словами свои чувства, как учится маленький ребенок выражать чувства словами, услышанными от взрослых.

     Затем был прочитан Закон Божий, и стало понятно происходящее в храме, куда он стал ходить регулярно. Однако к исповеди и причастию пока не приступал. Желание было. Но было и сознание, что говорить надо либо все, либо это не имеет никакого смысла.

     Николай ходил в разные храмы, но все же чаще ноги приводили в Александро-Невскую лавру. Здесь службы отличались торжественностью, участвовало много духовенства, особенно на праздники, часто служил митрополит и другие архиереи, и было много прихожан, а в толпе было легче затеряться.

     У Николая почему-то не было желания знакомиться, входить в общение с окружающими. Обрывки разговоров, долетавшие до его слуха, не имели ничего общего с тем, как это открывалось ему.

     Там больше было про чудеса, знамения, мироточения, пророчества каких-то старцев. Услышал он и про пресловутый ИНН. Как-то это не вязалось в его сознании с тем образом Христа, который он открыл в своем сердце. Правда, он быстро успокоился, прочтя на стенде у входа в собор разъяснение Святейшего патриарха и обращение наместника лавры по этому вопросу, уяснив, что все это не благословляется священноначалием, а стало быть, не достойно внимания.

     Тем не менее, с одной прихожанкой у него завязались приятельские отношения. Женщину звали Верой. Они часто оказывались рядом на службах. Потом она исчезла на какое-то время и когда появилась вновь, Николай поинтересовался причиной долгого отсутствия. Та охотно вступила в разговор, и по дороге к метро успела рассказать, что уезжала в деревню в Новгородскую область. Заодно упомянула батюшку, недавно рукоположенного из простых прихожан, который собирается восстанавливать храм в соседнем селе.

     - Вы говорите, из прихожан? Значит, в семинарии не учился? Как же его рукоположили? - поинтересовался Николай.

     К этому времени он уже был воцерковленным человеком, регулярно причащался, выложив на первой исповеди без утайки все грехи. В том числе и тот, что беспокоил его больше других по части восприятия священником. Но готовился Николай серьезно, и грехов за всю жизнь набралось такое множество, что противоестественный блуд невольно прозвучал в общем контексте довольно обыденно.

     - Да - как? Благочестивый, положительный. Там любой человек на вес золота. Служение в Москве, в Ленинграде и там - это разные вещи. Кстати, он приехать должен в следующем месяце. У него дела в Ленинграде, спрашивал, может ли остановиться на несколько дней? Я пригласила, - добавила Вера, прощаясь.

     После этого разговора, Николай все больше задумывался о промыслительном, как ему тогда показалось, пути выхода из круга своей порочной жизни…

     Отрубить все прошлое бесповоротно. Уехать в деревню, где его никто не знает, начать жизнь с чистого листа именно там, пройдя все трудности, подняв из руин оскверненный храм. Идея постепенно овладевала им настолько, что уже ни о чем другом не хотелось думать.

     Батюшка, с которым познакомился Николай у Веры дома, получив приглашение на обед, понравился ему. Был он простоватый, средних лет, с типичным новгородским говором, глаза смотрели спокойно и внимательно. Именно с таким обликом и ассоциировался у Николая образ сельского священника.

     Приехал он со всем семейством - матушкой и тремя детьми, старшему из которых было семь лет, и однокомнатная квартира Веры, которая сама была матерью двоих детей, напоминала Ноев ковчег.

     Николай уделил внимание отцу Илье, поводил по питерским святыням - на Смоленское кладбище к часовне Блаженной Ксении, в лавру, в монастырь Иоанна Кронштадтского. Там отец Илья благоговейно поклонился мощам, заметив с негодованием, что находятся такие нечестивые, что утверждают, что их здесь нет.

     Завершением стала поездка в Вырицу. И здесь, на обратном пути к станции, когда они вдвоем ушли вперед от толпы резвящихся детей и беседующей с Верой матушки, Николай предложил отцу Илье свою помощь в восстановлении храма.

     - Приезжай, - охотно согласился тот, - А то, сам понимаешь - я то тут отпеваю, то там, а храм на замке. Будет постоянно живой человек, люди потянутся. А там, глядишь, и сам фелонь наденешь. В роду были священники?

     - Прадед со стороны матери, - ответил Николай, - хотя в детстве это от меня скрывали.

     - Вот за это нам и воздается. По грехам нашим, - назидательно проговорил отец Илья, - Это очень важно, что кто-то был. А теперь и тебя Господь призвал...

     Был теплый августовский вечер, смеркалось, над проспектом Кирова в Вырице всходила полная луна, как показалось Николаю, заменившая собой путеводную звезду в его новую жизнь...

 

 

 

  3.

 

    

     Глухой полустанок поезд проходил поздно ночью. Николай не спал. Опасаясь проехать, они заранее изучил расписание. Местность была незнакомой, на проводницу он надеялся слабо, а поезд стоял там всего одну минуту. Да и вещей набралось порядочно, хотя и решил взять только самое необходимое. Но ведь не на месяц же ехал.

      Вместе с ним выходила семья из пяти человек. Встречающие их родственники моментально подхватили вещи, и все вместе пошли по низкому перрону к видневшемуся в отдалении зданию вокзальчика, напоминавшему скорее павильон на остановке пригородной электрички.

     Поезд, едва все успели сойти, тронулся дальше, и Николай остался один. Прошло десять минут, пятнадцать. Вокруг не было ни души. Николай представил себе, как должно быть, странно он выглядит, стоя здесь среди сумок и чемоданов, и не зная, что делать дальше. Накануне он дозвонился отцу Илье, тот обещал встретить, и вот...

     Решив подождать еще минут десять, он приготовился перетаскивать вещи к вокзалу, чтобы хоть что-нибудь делать. Именно сейчас дошла до него вся нелепость ситуации. Куда ехать, он не знал, а обратно возвращаться было некуда, поскольку квартиру он сдал. Еще позавчера у него была работа, дом, сложившийся уклад жизни, и вот в одночасье он стал никем. Глухой полустанок, ночь, куча вещей и некуда приклонить голову...

     Из невеселых мыслей Николая вывела показавшаяся со стороны вокзала фигура мужчины в кирзачах и фуфайке. Мужчина вышел на пустынный перрон, огляделся и направился в его сторону.

      - Николай? - поинтересовался он, подходя.

      - Да.

      - Пойдемте.  Машина заглохла по дороге, - сказал мужчина, поднимая сумки, - Еле завелся. Но, Бог даст, доедем...

     - А сам батюшка где?

     - Дома. К нему и поедем.

     Они загрузили сумки в помятый и потрепанный всеми невзгодами российской деревенской жизни Москвич с проржавевшими крыльями. Стартер завизжал в ночи на всю округу, однако завести мотор удалось лишь многократно по очереди вращая ручку.

     «Господи, хоть бы опять не заглохла», - взмолился вспотевший и перепачканный Николай, глядя на ухабистую разбитую дорогу, вырисовывающуюся под единственной фарой трясущегося и гремящего всеми своими частями автомобиля.

     Ехали довольно долго, пока водитель не свернул, наконец, к приземистому покосившемуся дому на краю оврага. Окна были темными и вообще, кроме тусклой одинокой лампочки в отдалении, где проходила улица, не было видно ни единого огонька.

     Человек  в темноте подвел Николая к стоящему в глубине сада сараю и помог донести вещи.

     - Ну вот, - сказал он, включая болтающуюся на проводе под потолком лампочку, осветившую помещение со столом и металлической поржавевшей кроватью с пружинным матрасом, застеленную, однако, чистым бельем, - Располагайтесь, отдыхайте. Батюшка утром придет. Прохладно, правда, здесь. Второе одеяло возьмите...

     Человек вышел в сени и принес большое шерстяное одеяло.

     - Потом подберем какое-никакое жилище, - заверил он, - В деревне брошенных домов много. Я типа старосты у батюшки, - наконец представился он, протягивая руку,- Степан.

     - Николай, - протянул тот растерянно в ответ свою, - Хотя, вы уже знаете...

     Степан ушел, а Николай помолился и лег, стараясь не думать о таком экстравагантном начале своей новой жизни.

     Спать ему пришлось совсем немного, поскольку едва забрезжил за окошком хмурый осенний рассвет, послышался стук в дверь. На пороге стоял отец Илья.

     - С приездом, - поприветствовал он Николая, благословляя, - Ну давай, умойся и пойдем. Я сейчас отпевать поеду, а ты со Степаном займись крышей. Шифер у дома сложен, он покажет, что и как.

     - В храме? - спросил Николай, жмурясь спросонья.

     - В доме. Того гляди, дожди начнутся, а у меня крыша течет. Потом поздно будет...

     За забором уже стоял Степан, держа чемодан с инструментом.

     До храма Николай добрался лишь на четвертый день, когда был закончен ремонт крыши. Все это время он работал с раннего утра до позднего вечера со Степаном, прерываясь лишь на обед, который готовила матушка, и приглашала их после того, как накормит детей. Когда темнело, находились дела в доме - перенавесить дверь, укрепить порог, натаскать воды из колодца.

     Николай утешал себя, что трудится во славу Божию, помогает священнику, но, положа руку на сердце, представлял свою жизнь здесь, когда ехал, совсем не такой.

     Отец Илья постоянно ездил по окрестным деревням, как он говорил «на требы», в основном отпевая умерших. Только лишь в субботу и воскресенье он брал с собой Николая на службу, когда ездил райцентр сослужить благочинному. Там Николай попробовал читать богослужебные тексты, и через месяц его ввели в алтарь.

      Все остальное время он работал физически - замешивал раствор, таскал доски, проводил электропроводку под руководством того же Степана. Кирзачи и фуфайка были единственной его одеждой, кроме тех дней, когда он уезжал на службу в райцентр.

     - Молись, - напутствовал отец Илья, - и все получится. Скоро, Бог даст, в своем храме служить начнем.

     И действительно, с Божьей помощью, один придел разрушенного храма к Рождеству восстановить удалось. Пусть иконостас был фанерным, а пол из неокрашенных досок, иконы разномастные, а подсвечники представляли собой ящики с насыпанным в них песком, но все-таки это был уже храм.

     В Рождественскую ночь состоялась первая литургия.

     Благочинный прислал две коробки с духовной литературой, и отец Илья благословил Николая выдавать книги для чтения прихожанам, а также проводить огласительные беседы с крещаемыми.

     Общаться Николаю тут было не с кем, и все длинные зимние вечера он проводил за чтением. Блаженный Августин, Антоний Сурожский, Иоанн Крестьянкин - их слова согревали душу. Не забывал он перечитывать и Евангелие.

     Прихожан было мало. Если на двунадесятый праздник набиралось десять - двенадцать причастников, это считалось много. Зато на Крещение выстроилась целая очередь за Святой водой. Люди приехали и пришли за много километров. Была ругань, как в очереди в магазине. Николай смотрел на них и недоумевал.

     «Неужели,- думал он, - они всерьез верят, что это их спасет?»

     Происходящее настолько повергло его в уныние, что он сказал на исповеди об этом отцу Илье.

     - Не гоже так думать, - ответил тот, - В крещенской воде особая сила.

     - Так спасение, батюшка, в молитве и покаянии...

     - Святыни тоже надо чтить, - строго сказал священник, - Ты вот почему не искупался в проруби?

     - Батюшка, я вместе с вами служил молебен и умылся там.

     - Вот именно - умылся! А ты должен показывать пример. Мало еще веры в тебе...

     С тех пор, как начались богослужения в их храме, Николай все чаще стал ловить себя на мысли, что взгляды отца Ильи все больше расходятся с тем, что открыл ему Господь.

     В проповедях священника его временами смущала неуважительность к другим конфессиям, устрашающие разговоры о глобализации, о грядущих последних временах. И если, проповедуя с амвона, он еще придерживался Божьих заповедей, то на чаепитиях, которые устраивал в доме то одного, то другого прихожанина после воскресной литургии, говорил и вовсе выходящие из ряда вон, с точки зрения Николая, вещи.

     Он молчал, проявляя смирение, но на душе после таких посиделок становилось плохо. И наконец, настал день, когда сдержаться Николай не смог.

     Это случилось в первое воскресенье после Троицы..

     - Ну вот, - начал отец Илья, стоя с крестом в руках на амвоне и многозначительно оглядывая паству, - прошли Пасха, Вознесение, Троица, начинается Петров пост. Пора нам возвращаться от праздничного ликования к делам нашим насущным и постоянно помнить о том, что враг человеческий подстерегает нас на каждом шагу. Даже там, где, казалось бы, и не подумаешь. Вот, например, предлагают нам принять ИНН...

    Далее последовало о числе зверя, якобы там содержащимся, скором приходе Антихриста, который этим предваряется, и о последних временах, в которые мы живем. В храме стояла мертвая тишина. Все слушали, затаив дыхание.

     Воодушевленный таким вниманием, отец Илья перешел к угрозам, которые несет в себе цивилизация и западное «бездуховное общество потребления». Досталось и компьютерам, и электронным паспортам, и банковским карточкам, и штрих-кодам. В заключении он призвал всех, кто уже успел принять номер, срочно от него отказаться, а оплачивая жировки, зачеркивать штрих код, предупредив, что ослушавшихся будет отлучать от причастия. Не переставая поносить Америку и все цивилизованные страны, отец Илья вынес из алтаря и начал раздавать отпечатанные на ксероксе бланки с текстом заявления об отказе от ИНН.

     - Давайте бороться, чтобы превратить наш приход в закрытую зону для всей этой сатанинской мерзости. Да поможет нам Бог! - завершил он.

     Николай слушал, глядя в пол, и душу его наполняла неприязнь ко всему происходящему. Едва дождавшись возгласа, он наскоро отчитал молитвы по причащению, и сняв стихарь, ушел. Разговаривать ни с кем не хотелось.

     А прихожане, тем не менее, расходиться не торопились. Выйдя из храма, они собирались в кучки, толкуя об услышанном.

     - А я давно говорила, - доносилось до слуха Николая, - В Успенском храме батюшка еще когда предупреждал...

     - А паспорта эти новые ни за что брать нельзя...

     - Ага, внесуть тебя в компотер, помолись тогда...

      -Эти мириканцы проклятые уже весь мир захватили, все им мало...

      -А что ты хочешь? Все секты к нам от их идуть......

     Николай шел мимо, не поднимая головы.

     - Коль, - остановила его бабка Татьяна, самая активная прихожанка, - Чего молчишь-то? Галька-то моя ведь приняла этот самый нэнэн. Что ж теперь будет-то?

     - У вас батюшка есть, - ответил Николай, - его спрашивайте.

     - А.... Сегодня к Настене пить чай идем, или к тебе?

     - Не знаю. Что не ко мне, это точно.

     - А у тебя этот нэнэн есть?- сощурив глаз, продолжала допрашивать Татьяна.

     - Я сказал - по всем вопросам к батюшке...

     Он отстранил назойливую бабку и вернулся домой.

     Отец Илья постучался ближе к вечеру. Чаепитие у Настены, очевидно, затянулось дольше обычного.

     - Почему не приходил? - внимательно глядя на него, спросил священник, усаживаясь за стол.

     - Голова разболелась, батюшка, - уклончиво ответил Николай.

     - Плохо. Только голова, или тема разговора не по душе пришлась?

     - И тема, если как на исповеди, тоже.

     - И мне трудно, - вздохнул отец Илья, - А говорить об этом надо. Ведь эти паспорта уже есть. И карточки везде вводят, скоро деньги наши по ветру полетят...

     - Батюшка, - вежливо сказал Николай, - Может, мне Господь еще чего не открыл, но я не помню в Евангелии ни одного слова, где бы Спаситель сказал о чем-то подобном. Наоборот, Он говорил, воздайте Богу Богово, а кесарю кесарево. Он на проповедь не выходил до тридцати лет...

     - А Апокалипсис ты читал? - перебил священник, - Тебе печать Антихриста на чело и на руку ставят, а ты рассуждаешь? Принимаешь это, и Антихриста встретишь с распростертыми объятиями...

     - Да кто вам сказал, что карточки - это знак Антихриста? У вас сберкнижка была? Это такая же форма безналичного расчета, который существовал всегда. С покон веков люди почувствовали, что нужен товар, при помощи которого можно осуществлять взаиморасчеты, они изобрели деньги. Развивалось человечество, видоизменялись и деньги. Были металлические слитки, потом научились чеканить монеты. Они были неудобны в обращении - догадались сложить их в одно место и выпустить бумажные купюры. Так появились банки. Увеличивались объемы платежей - придумали безналичный расчет, построена международная банковская система. Благодаря электронным технологиям она стала доступна каждому. Причем здесь - деньги по ветру полетят? Это всего лишь одна из форм...

     - А когда тебе электронный чип вживлять начнут, что скажешь? Еще удобнее? И карточку носить не надо?

     Неожиданно Николаю в голову пришла мысль, заставившая даже улыбнуться.

     - Да и не будет этого никогда, - сказал он, - Никаких чипов.

     - Будет! Уже есть!

     - Как взятки-то будем давать, батюшка? Пальчики приложим - здесь два ноля убавилось, а там прибавилось? Так сажать обоих надо. Без суда и следствия. Доказательство налицо.

     Священник хмуро посмотрел на него.

     - Спуститесь на землю, батюшка. К тому же, Святейший патриарх не благословляет то, что вы сделали сегодня. Я сам читал в ЖМП...

     - Старцы благословляют, - твердо сказал тот, не отрывая от Николая взгляда, - Хранители истинной веры.

     - А мнение священноначалия для вас что-нибудь значит? Хотя бы в порядке церковной дисциплины? Или, что? Раскол?

     Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

     - Да, - проговорил отец Илья, вставая, - До священства тебе далеко.

     Он пошел к выходу, и обернувшись у самой двери, сказал:

     - Завтра в четыре часа креститься двое приедут. Ты их встреть и дождись меня. Я сам с ними побеседую.

     - Как благословите, батюшка, - ответил Николай, закрывая за ним дверь.

     «Ну, вот и все стало ясно, - подумалось ему, - Моя миссия исчерпана. Дальше будет больше...»

     У него возникло желание сесть в поезд и вернуться в свою квартиру в Ленинград. Работать где-то как раньше, ходить в храм молиться, делать что-то полезное людям. С самого начала он чувствовал себя здесь инородным телом.

     Но был храм. Он постепенно возрождался и уже не напоминал ту бесформенную руину, что возникла перед глазами Николая, когда он приехал сюда осенью, и крохотная доля в этом была его труда. Стало быть, не напрасно.

     «А может, так надо? Может и через это надо пройти? Ведь Господь не посылает никому ничего больше того, что тот может осилить...»

     Эту истину Николай уже усвоил не только по Евангелию, но и по жизни.

     Он продолжал со смирением трудиться, прислуживать в алтаре, уклоняясь от лишних разговоров со священником. Тем более, что забот прибавилось. Выразил желание помочь художник, приехавший отдохнуть в соседнюю деревню, двое молодых ребят строителей взялись оштукатурить храм снаружи, и придел, в котором шли богослужения, обрел полностью подобающий вид.

     Но отношения с отцом Ильей у Николая охлаждались все больше и больше. Тот привез партию литературы, в которой говорилось о ужасах глобализации, и брошюры с явно националистическим уклоном, благословив раздавать прихожанам. Николай и с этим смирился, скрепя сердце, делал, общими фразами уклоняясь от вопросов. Твердое решение уехать возникло у него после чаепития, где отец Илья стал превозносить героев-комсомольцев, приравняв их невольно чуть ли не к святым угодникам.

     - Батюшка, а вам не кажется, что они были все-таки безбожниками? - не удержался Николай, когда они остались одни.

     - Они жизнь свою положили за родину, за други своя, - безапелляционно ответил священник, - Читал, что в писании об этом сказано? Так прочти. И вспомни хотя бы ту же Зою Космодемьянскую...

     - Но в писании сказано и то, что любой грех простится человеку, но не простится хула на Духа Святого, - как можно мягче возразил Николай.

     - Время было такое.

     - Время, батюшка, делают люди, а уже потом оно делает их. Бог сотворил человека свободным, и это был их осознанный выбор.

     - Свободным? - мрачно проговорил отец Илья, - Много о свободе рассуждаешь. Начитался всяких модернистов... Откуда это у тебя?

     Он схватил со стола и потряс в воздухе книгой Александра Меня.

     - Здесь, в библиотеке было.

     -Сам не проверишь... - проворчал тот и начал перебирать книги, отложив в сторону еще несколько, - Ересь это все, понял? Вливают яд в души, а запад их поддерживает... У России особый путь!

     - Батюшка, благословите в Ленинград съездить? - смиренно спросил Николай, глядя в пол.

     Священник внимательно посмотрел на него.

     - Зачем?

     - Квартиру надо проверить, плату с жильцов получить.

     - Вернешься?

     - Я подумаю, батюшка, - после небольшой паузы ответил он.

     - Ну, ну. Подумай, - вздохнув, сказал отец Илья.- Не жаль начатое дело бросать? Хотя... Смотри сам. Мне старцы про тебя открыли кое-что. Похвально, конечно, что ты раскаялся, но ведь священный сан - это дело особое...

     - Благословите в дорогу, батюшка, - сложил руки Николай, поднимая на него твердый взгляд.

     Священник благословил, и забрав отложенные книги, вышел.

     И вот опять полустанок, на котором Николай стоял ночью без малого год назад. Только сейчас раннее утро. Подвезти его не нашлось кому, и Николай отшагал восемнадцать километров по ночной дороге, отходя на всякий случай в сторону, если замечал издалека спереди или сзади движущийся свет фар. Да и не попался ему никто за всю ночь, кроме промчавшихся пару раз по ухабам пьяных подростков на мотоциклах со сбитыми номерами. На плече была одна сумка, все остальные вещи он бросил без сожаления. Год аскетичной жизни научил его этому. И настроение было бодрым, и вспоминалось сейчас все только хорошее.

     Николай чувствовал, что уезжает с другим ощущением себя, а пережитые трудности не отдалили его от Бога. Скорее, наоборот, многому научили. Он утвердился в вере, он ощутил, что те чувства, что возникли у него, еще более окрепли в противовес мракобесию, и возникло желание, не смотря ни на что, не сходить с пути.

     Его приезд оказался полной неожиданностью для квартирантов. Деньги за все прожитое время они отдать согласились, но попросили подождать до завтра, чтобы собрать довольно приличную сумму. Николай сказал, что у него изменились планы, и он намерен вернуться. Это известие не привело их в восторг, но хозяин - барин. Они опять только попросили дать им время, чтобы подобрать другое жилье.

     Николай великодушно согласился, не устанавливая никаких сроков, сам не зная при этом, где будет жить, но почему-то не переживал. Он был уверен, что Господь не оставит его. Так оно и случилось.

     Проходя мимо паломнической службы, он увидел объявление о поездке на Святую землю через два дня. Нашлось, как специально для него, одно место, деньги завтра у него должны были появиться, а загранпаспорт был оформлен на всякий случай еще давно.

     Три ночи Николай провел в булочной, где по очереди работали сторожами его бывшие приятели, чтобы было куда приводить мальчиков, поскольку дома жили не одни. Помещений там было много, и их греховные утехи не мешали ему спокойно спать, не будучи свидетелем. После деревенского житья, это не показалось ему вопиющим дискомфортом.

     На третий день с утра он сходил в баню, а вечером уже увидел под крылом самолета море разноцветных огней Тель-Авива.

     Поездка оставила неизгладимое впечатление. Оказаться на земле, где ступали ноги Спасителя, пройти по тем же местам - подняться на Фавор, окунуться в воды Иордана, побывать в Гефсиманском саду, в горнице Тайной Вечери, в Канне Галилейской, пройти по крестному пути, где шел Он, неся на плече крест на Голгофу… И в завершении - литургия у гроба Господня.

     Неожиданность поездки усугубляла впечатление. У Николая возникло ощущение, что он получил в утешение самый желанный подарок, котором не мог и мечтать.

     Усугубил и контраст, который явно ощутил Николай, оказавшийся в цивилизованной стране после российской глубинки. И самое удивительное было то, что он не чувствовал, что попал в чужой, враждебный мир, к чему невольно подсознательно себя готовил под влиянием слышанного с детства. Чужим он ощущал себя там, в деревне, а здесь свободно ходил по улицам, как среди хорошо знакомых людей, и улыбался прохожим в ответ на их улыбки. К тому же, почти не ощущался языковый барьер. Даже в затруднительных ситуациях, сразу или чуть погодя, рядом оказывался русскоговорящий человек.

     «Почему так живут одни, и так - другие? Это тот самый особый путь?- спрашивал он сам себя, - Как может человек, стремящийся к духовному совершенству не подтягиваться и во всем остальном? Ведь тогда это уже граничит с шизофренией...»

     Квартира по его возвращении была уже свободна, и впервые за долгое время Николай уснул опять в своей постели с ощущением, что прошло, по крайней мере, десятилетие, насколько далеким показалось ему все то, чем он жил раньше...

 

 

 

  4.

 

     Все это вспомнилось Николаю, пока они ехали домой из храма. Славка преимущественно молчал, молчал и Николай, лишь изредка бросая ничего не значащие фразы, поскольку вообще молчать было противоестественным.

     - Поужинаем? - спросил он Славку, когда они вошли.

     Тот неопределенно пожал плечами, и пройдя в комнату, включил компьютер. Николай начал готовить ужин. Он решил вести себя, как ни в чем не бывало.

     - Ну, что решил насчет заграницы? - спросил Николай, когда они сели за стол, - Поедем?

     - Если с отпуском получится, - ответил Славка, - По графику у меня в сентябре.

     - Тоже неплохо. Продлим лето. Я могу пойти в любой момент.

     - У вас там анархия?

     - Понимаешь, я там не в штате. Можно сказать, тружусь во Славу Божию за очень скромное пожертвование от настоятеля.

     - Скромное? - скептически спросил Славка, - У каждого, конечно, свои представления об этом, но я посмотрел, сколько стоит у вас обвенчаться, покреститься. На одних только свечках сколько огребаете... Вы там все, небось, в золотых штанах уже ходите со своей скромностью.

     - Ты ошибаешься, - спокойно сказал Николай, - К этим сборам имеет доступ только настоятель, а обычные священники получают вдвое меньше, чем ты. Правда, они имеют доход от треб...

     - От чего? - не понял Славка.

     - Так называется, когда священник отпевает кого-то, крестит, освящает жилище или машину. Все, что ему пожертвуют при этом, он берет себе. Но опять только то, что пожертвуют где-то, если пригласят. В храме он все делает за то же жалование. Вот многие и носятся с кадилом по городу, чтобы прокормить семью.

     Славка недоверчиво смотрел на него.

     -Ты, конечно, можешь мне не верить, - пожал плечами Николай, - но я не обманываю. И если есть из них такие, кто меняет машины каждый год, а такие есть, то это еще не значит, что так живут все. Кому удается найти щедрого спонсора, живут неплохо, согласен.          

     - А что, находятся?

     - Представь себе. За их счет и восстанавливаются храмы. Ты думаешь, это епархия выделяет деньги? Епархия только налог берет с каждой проданной свечки. А так, каждый настоятель выкручивается сам, как может. И не всегда бывает, что праведно. Но это не главное.

     - А что тогда - главное?

     - А главное, Слав, что церковь ведет Бог, а Бога каждый должен открыть в себе, в своем сердце. Храм - это не место идолопоклонения, но и без него обойтись нельзя. Есть вещи, которые можно получить только там. Ты крещеный, кстати?

     - Окрестили в детстве, - криво усмехнулся Славка, - Меня не спросили.

     - Ну и что? Тебе это очень мешает?

     - А зачем? Что мне это дает? Придумали себе какие-то несуществующие вещи для самоуспокоения и верите в них.

     - Ну, тебе же никто не запрещает не верить. Только спроси любого - ты бездушный? И он воспримет это, как оскорбление. Потому, что у каждого есть какие-то чувства, и каждый может сказать, когда у него на душе плохо, а когда душа радуется. Может, это тоже придумали? И что все в природе так совершенно и взаимосвязано, тоже придумали?

     - Нет, это даже интересно. Ты всерьез веришь, что вот кто-то так, - Славка с усмешкой сложил ладони и дунул в них, - раз, и сотворил все вокруг?

     - Ну, во-первых, это было не так, а во-вторых, прости, но ты тоже веришь...

     - Во что?

     - Не знаю, наверное, в ту же обезьяну, даже не задаваясь вопросом, откуда она взялась?

     - Да это научный факт...

     - Это никогда не было фактом. Дарвин выдвигал только гипотезу. И сейчас она подвергается критике, поскольку научного материала, подтверждающего ее, не нашлось. И именно в переходном звене. Когда произвели анализ ДНК останков самого близкого к человеку существа - неандертальца, была получена совсем другая формула. Тогда таких методов исследования еще не было, а теперь, по крайней мере, то, что ты не от обезьяны, доказано научно.

     Николай улыбнулся и продолжил:

     - Кстати, если хочешь знать, сам Дарвин был человеком верующим и утверждал, что первое звено в его цепи эволюции - у престола Божия. Ты просто об этом не знал. Чтобы утверждать, надо иметь какой-то свой багаж осмысленной информации, а так -выходит, что именно у тебя слепая вера. Только такая вера не полезна для человека...

     - Почему это? Я верю в себя, в свои силы, в свои возможности!

     - Ну а сам-то ты кто? Само совершенство? Вот я знаю, что грешник, и у меня есть осознанная цель - стремиться стать лучше, чем бы в жизни я не занимался. Так и у любого, кто почувствовал и возлюбил Бога. Если ты кого-то любишь, разве ты не будешь хотеть делать постоянно что-то для него приятное? Вот я люблю тебя, и мне хочется, чтобы ты стал счастливее.

     - Любишь... Моя мать тоже, наверное, меня любит, а говорит, что я одержимый. Хотя одержимой стала как раз она, после того, как сходила в церковь.

     - Слав, а ты не хочешь ее простить? - спросил Николай, внимательно посмотрев ему в глаза.

     - Она меня оскорбляет и мне же ее простить?

     - Да, простить! В тебе говорит оскорбленное самолюбие, это понятно, но ты поставь себя на ее место. Она носила тебя под сердцем, растила без отца, не спала ночей возле твоей кроватки, и вот узнает про тебя такое. Она в полной растерянности идет в церковь, потому что настолько подавлена, что не знает, к кому обратиться еще, кроме Бога. Но узнала ли она при этом Бога? Ей заменил Его первый попавшийся, как ты выражаешься, поп и она поверила ему. Можно ли судить женщину, оказавшуюся в таком положении? Если бы ей было наплевать на тебя, она бы этого не сделала, верно ведь?

     - Да я понимаю, - поморщился Славка.

     - А раз понимаешь, то должен простить. Именно потому, что ты понимаешь, а она - нет. В этом и разница между правдой Божьей и правдой человеческой, к которой мы привыкли. Как видишь, это не одно и то же.

     - Ну, поп-то знал, что говорил? Она и Библию мне подсовывала, пальцем тыкала, где об этом написано. И эти, что клуб громили, хоть и без благословения, как ты говоришь, но тоже, наверное, не так просто туда пришли. И я такого Бога должен полюбить?

     - Ну, а ты сам-то читал, что там написано, куда она тебе тыкала?

     - Нет. И не буду.

     - Ну и о чем ты в таком случае можешь судить? Ведь, что бы что-то отрицать, надо хотя бы знать - что? Вот и твоя мать не захотела, поверив в то, что ей сказали. Ее осуждаешь, а сам?

     - А там написано, что это нормально? - саркастически спросил Славка.

     - Нет. И нормальным это считать нельзя, хотя бы потому, что Бог создал два пола и продление рода происходит путем их соития. Но ведь Он создал человека с двумя руками, ногами, наделил зрением, слухом, даром речи, и тем не менее, рождаются безногие, глухие, немые, слепые. Нормальным это не назовешь, но они рождаются. И Господь призывает быть милосердным к таким. Дело в том, что грешным людям свойственно иногда истолковывать некоторые вещи так, как хочется. И получается довольно логично. Но всегда, если разобраться без эмоций, можно найти отправной заведомо ошибочный момент. В конкретном случае, они отрицают факт, что таким можно родиться. Хотя, это уже давно признано наукой. Причины до конца неизвестны. Предполагали генетическую основу, это не подтвердилось, но то, что во все века около пяти процентов таких людей появлялось на свет - факт.

     - Так что же я, по-твоему - урод от рождения?

     - Ну, выходит, что и я такой же урод. Но и урод имеет право жить и быть счастливым. Я покажу тебе ролик про человека, который родился физическим уродом - без рук и без ног, но сумел стать миллионером, ведет здоровый образ жизни, ездит по всему миру и проповедует Слово Божье. Какой тебе еще нужен пример? Все дело в том, как мы будем жить со своим, если тебе так хочется, уродством? Станем действительно уродами, или попытаемся прожить жизнь, как достойные люди.

     - Так зачем же ты спишь со мной, если такой идейный?

     - Видишь ли, Слава, - вздохнул Николай, - я не только сплю с тобой. Я полюбил тебя.

     - Да за что?! Я же урод, как ты считаешь!

     - Обиделся? - улыбнулся Николай одними глазами, - Ершистый ты пацан. Любят не за что-то. Это не любовь. Расчет или эгоизм - да, но не любовь. Любят человека таким, какой он есть. Если любят.

     Славка опустил глаза:

     -Нечто подобное я раз уже слышал…

      Они помолчали.

     - Ну, что? Посмотрим ролик? - спросил Николай.

  Они пошли в комнату, и Николай нашел на компьютере нужный файл.

     - И как? Впечатляет? - спросил он, когда ролик закончился.

     - Сильно. Ничего не скажешь. Только Бог-то тут при чем? Человек сам, своими силами, волей, упорством всего достиг.

     - Ну, а почему другие не достигают? Кто помог ему стать таким? Чьими глазами, если на то пошло, он смотрел на себя всю жизнь? Окружающих людей, которые наверняка однозначно считали его уродом? Просто тебе трудно понять какие-то вещи, к которым ты еще не пришел. Придет время, поймешь. Если только захочешь разобраться и ершиться не будешь, считая себя всегда и во всем правым,- он приобнял Славку, -  Начни хотя бы с отношения к матери. Ну, попытайся понять и простить ее, и сам увидишь, как все изменится.

     - Как? Встать перед ней на колени и сказать - прости за то, что ты меня такого родила?

     - Проще. Пожалей ее такую бестолковую, одинокую, несчастную, и все получится само собой.

     - Скажи, - Славка внимательно посмотрел на него, - А ты до встречи со мной, что, ни с кем не трахался?

     - Еще как в свое время, - вздохнул Николай, - но с тех пор, как стал соразмерять свои чувства с другим, как-то отошло само собой.

     - Завязал?

     - Да и не потребовалось завязывать. Просто ушло куда-то.

     - Но ведь сейчас-то опять начал. Любишь ты меня или не любишь, но, по-вашему, это же все равно грех. Где же твоя вера?

     - Скажи, а как по-вашему, когда мужчина насилует женщину или когда они предаются этому же процессу по любви - никакой разницы? Грех - это блуд, прелюбодеяние, плотская страсть, между кем бы и кем это не происходило. Потому, что это противоречит природе человека – эти чувства даны ему для счастья. Прочти те моменты в Библии, где говорится об этом - их, кстати, не так уж много на такую толстую книгу - только не вырывая из контекста отдельные фразы, а целиком хотя бы главу. Везде речь идет либо о насилии, либо о блудной страсти. Даже те самые Содом и Гоморра. Да, там прямо, недвусмысленно сказано, что мужчины хотели подвергнуть такому других мужчин. Унизить их тем самым, как это происходит в тюрьме, например. Но это был только один из грехов, которым были подвержены эти жители. Они были идолопоклонниками, они перестали почитать грех за грех. Прежде, чем истребить города, Господь спрашивает Лота - найдется столько-то праведников? Нет. Тогда столько? Столько? Все время понижая цифру. Но не нашлось ни одного. Поэтому эти города и постигла такая участь. А тут, видишь, даже термин изобрели – содомиты, и вешают его на всех подряд, даже не зная сути. Я был, кстати, там.

     - Где?

     - Там, где были эти города. Там сейчас Мертвое море. Оно действительно мертвое - нет никакой жизни. Вода настолько соленая, что даже лежать не получается, все время переворачиваешься. Можно только сидеть. А если случайно в глаз попадет, беги на берег - промывай, а то ожог получишь...

     - Так ты что, хочешь сказать - все, что написано в Библии, было?

     - А ты думал, что это сказка? Там описаны реальные события. Предметом веры является путь, который указал Спаситель и то, что Он Единосущный Богу.

     Их беседу прервал телефонный звонок.

     - Да, отче, - ответил Николай, увидев на определителе имя отца Валентина.

     - Извини, что побеспокоил, - проговорил священник, - Ты завтра на ранней, на поздней?

     - На ранней, с тобой.

     - Понимаешь, какое дело... Офис пригласили завтра освятить. Двадцать четыре помещения. А у меня другая треба в час дня. Ведь если не останусь сослужить настоятелю на позднюю...

     - Понятно, - улыбнувшись, завершил Николай, - Его преподобие будет недоволен. Помогу, не сомневайся. Закончишь - приезжай, я к тому времени все подготовлю, только чин совершишь. Даже на банкет время останется.

     - Спасибо тебе.

     - Договорились, отче. С Богом.

     Николай внимательно посмотрел на Славку.

     - Не получится у нас завтра на лыжах покататься, - неловко проговорил он.

     - Да я уже привык, - отмахнулся тот.

     - Правда, прости, Славеныш. Правильные слова говорю, а сам...

     Николай опустил голову.

     - Ладно, не парься. Я не в обиде. Теперь, по крайней мере, знаю, чем ты все время занят, а то, и правда, обидно было.

     - Можем вечером на концерт сходить. Я вернусь около двух, а ты поспишь подольше. Завтра в Октябрьском будет...

     - Слушай, а можно мне с тобой? - перебил его Славка.

     - Куда?

     - Ну, какой ты завтра чин там собрался совершать?

     - Совершать будет батюшка, я только помогу.

     - Я посмотреть хочу, как это делается.

     Николай внимательно взглянул ему в глаза.

     - Одно условие, Слав. Чтобы там никаких высказываний, подобных сегодняшним, не было. Ты свободный человек, но надо уважать чувства других.

     - Буду молчать, как рыба в пироге.

     - Тогда, пошли. И еще одно. Когда приедет отец Валентин, возьми у него благословение.

     - Как это?

     - Подойди и сложи руки вот так, слегка поклонившись.

     Николай показал.

     - Считай, что ты поздоровался. Священнику не принято жать руку, - завершил он.

     - А если он спросит, кто я тебе?

     - Скажешь правду. Друг. А все остальное касается только нас двоих и Господа Бога.

 

 

 

     5.

 

     Утром они вдвоем отправились к ранней литургии. Славка опять простоял всю службу, наблюдая за Николаем.

     После службы тот вышел, держа в руках пакет, и поманил его взглядом.

     Они сели в Мерседес владельца офиса и поехали на Охту.

     Там Николай обошел помещения, поинтересовавшись с какой стороны восток, и начал прикреплять на стены привезенные наклейки с изображением креста, и свечи. Заметив в одной из комнат настенный календарь с обнаженной женской натурой, попросил снять.

     - Что естественно, то не безобразно, - усмехнувшись, проговорил хозяин, выполняя, однако, просьбу, - Команда у меня молодая, мужская преимущественно...

     - Естественно, по-моему, все-таки, за закрытой дверью с любимым человеком. Сорок раз и все по-разному, - в тон ему ответил Николай, тоже улыбнувшись, - Тогда и это не понадобится.

     Едва приготовления были закончены, появился отец Валентин, привезенный охранником. Славка послушно подошел к нему, сложив руки.

     - Два помощника, - улыбнулся священник, благословляя его, - Будущий дьякон?

     - Далеко ему до дьякона, - ответил Николай, - Даже до пономаря. Хотя, мне кто скажи в юности, что буду в храме служить, я бы не знаю, что сделал...

     Он покачал головой, подавая разожженное кадило.

     - Да. Пути Господни неисповедимы, - сказал священник, - Начнем?

     Благодаря тому, что все уже было подготовлено, чин не занял много времени.

     В кабинете хозяина уже был накрыт стол. Отец Валентин прочитал молитву, благословил трапезу и все сели. За столом были хозяин офиса, его жена, двое сотрудников, отец Валентин и Николай со Славкой.

     Славка почти ничего не ел, только слушал и недоумевал. Он видел перед собой абсолютно нормальных людей, которые выпивали, шутили, смеялись. Отец Валентин выпил, правда, только бокал вина, заметив, что у него еще требы, но так же улыбался, ничем не выделяясь среди остальных, кроме облачения и креста на груди. Не было только мата и непристойностей, да молчаливое уважение к сану сквозило в обращениях к священнику, несмотря на то, что по возрасту, он был, наверное, самым молодым после Славки.

     Посидев с полчаса, отец Валентин поднялся, сказал короткое напутственное слово и хозяин отозвал его в сторону, очевидно, чтобы рассчитаться. После чего Славка заметил, как священник что-то незаметно передал из ладони в ладонь Николаю.

     Отца Валентина хозяин вызвался отвезти, а Николай со Славкой пошли к метро Новочеркасская.

     - Идем на концерт? - спросил Николай.

     -Знаешь, пойдем к тебе лучше, кино на видике посмотрим. Ты мне обещал Бен-Гур показать.

     -Тогда, на трамвай.

     Всю дорогу в трамвае Славка молчал.

     - Ну и как тебе батюшка? – спросил, наконец, Николай, когда они вышли.

     - Человек, как человек, - пожал плечами тот, - Не был бы в рясе и не подумаешь, что священник.

     - Он священник всего полгода. До этого дьяконом был. А когда я пришел в храм, мы оба пономарили.

     - Поэтому ты с ним на ты?

     - Только наедине. Сан есть сан. Но нас связывает не только совместная служба. Мы были и остались друзьями.

     Славка бросил на него внимательный взгляд.

     - Да не это, - поморщился Николай, - У него жена и уже двое детей, между прочим...

     - А про тебя он знает?

     - А про меня, до встречи с тобой, почти десяток лет знать было нечего.

     - А сейчас на исповеди говоришь про это?

     - Про то, что я люблю тебя? На исповеди надо говорить то, в чем действительно каешься, иначе это клятвопреступление. Бог рассудит нас, Слава.

     - Но почему тогда в церкви такое отношение к геям? Нас же ненавидят там.

     - Только там? Или мало таких, которые прожигают жизнь на гей-тусовках, ни о чем другом не думают, да еще кичатся этим?

     - Лучше как ты, скрывать?

     - Но и гордиться здесь нечем. В цивилизованном обществе вообще задавать вопросы, сколько ты зарабатываешь, с кем спишь, и веруешь ли в Бога, считается признаком дурного тона.

     - В твоем цивилизованном обществе гей-парады не разгоняют, как в нашем.

     - А что ты собрался выносить на парад? То, что у уважающих себя людей принято делать за закрытыми дверями?

     - А там что выносят?

     - Вот и поинтересуйся. Ты о Харви Милке что-нибудь знаешь? Там - это одна из форм борьбы за гражданские права. Ты можешь привести хоть одну статью в Конституции, дискриминирующую права геев? Это менталитет. И добиваться изменения отношения таким способом, все равно, что заставлять полюбить себя бешеную собаку, дразня ее. То общество и это - несопоставимые вещи. Прежде чем что-то перенимать, надо подумать о том, как это ляжет в сознание людей, у большинства из которых, основа мироощущения - нетерпимость к любому, кто хоть чем-то не похож на общую массу. Которым нравится жить, когда за них все решают. Некоторые и в церковь приходят за этим - найти строгого батюшку и повиснуть на его рясе. К тому же, церковь, если хочешь знать, только формально отделена от государства. На самом деле оно ее использует в своих интересах. Да и внутри там такая грязь, что лучше об этом не думать. Я могу показать тебе храм, где купола имеют зеленоватый оттенок, потому что покрыты не сусальным золотом, на которое были отпущены деньги, а сплавом. Зато настоятель приобрел себе квартиру. И продолжает служить. Могу рассказать такое, что ты не прочитаешь в Московском комсомольце и не услышишь от самых непримиримых воинствующих безбожников. Только не надо тебе этого знать. Даже на батюшку одного, когда ему открылась правда о церкви изнутри, это произвело такое впечатление, что он хотел сам извергнуть себя из сана. А я его отговаривал, убеждал, что он нужен там. Что нужны именно такие, как он. Долго спорили мы с ним тогда... 

      Славка приостановился.           

     - Это был отец Валентин? - пристально глядя в глаза, спросил он.

     Николай тоже замедлил шаги и потупил взгляд.

     - Прости, Господи... Не должен был я тебе этого говорить.

     - Зачем же ты служишь в такой церкви?

     - Затем, что другой не дано. Стало быть, такую заслужили. Я служу для тех, кто через нее спасает душу.

     - Что же через такую церковь можно спасти?

     - Можно. Там для этого все есть. - твердо ответил Николай, - Не через организацию, именуемую РПЦ, и не через младостарческую секту, а через церковь Христа, которую Он основал для нашего спасения. Нужно только научиться отделять ростки от плевел.

      Славка смирился с образом жизни Николая. У него появились ключи от квартиры, и он ехал туда, как к себе домой. Постепенно стали приходить в норму отношения с матерью, и Славке вдруг действительно захотелось познакомить ее с Николаем. В то, что она воспримет их отношения, он, естественно, поверить не мог, но если представить просто как старшего друга, служащего в церкви?

     - Слушай, а что ты тогда сказал матери, когда позвонил мне в самый первый раз, а она взяла трубку? - спросил он как-то у Николая.

     - Не помню уже. Иногда бывает важно не что, а как скажешь... А что ты вдруг вспомнил?

     - Да так. Просто она тогда в лице переменилась.

     - Не пристает к тебе больше?

     - Мы с ней на эти темы вообще не разговариваем. Как чувствую, сейчас начнет, сам говорю, что мне давно уже не в чем каяться. Да и правда, если не считать наших с тобой отношений, в этом смысле, больше не в чем.

     - К нашим отношениям в разных конфессиях тоже отношение разное. Есть такие, что благословляют. Не блуд, конечно, а совместную жизнь. Да и в России существовал когда-то подобный чин. Он назывался братотворением. Чем-то напоминал венчание, только без молитв на рождение детей. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что и намеков на интимную связь в нем тоже не было. Сейчас про него запрещено даже вспоминать.

     - Почему?

     - Возможно, чтобы это не выглядело своеобразным венчанием однополых пар. Да и внутри РПЦ, если хочешь знать все до конца, таких немало. Даже среди епископата. Не просто это все, Славеныш. И в любом случае, в конечном счете, Судья у нас один. Тот, что на небесах. Вот об этом и надо помнить.

     - А вдруг мне захочется тоже пойти на исповедь? Ведь я должен буду об этом сказать?

     - А ты совесть свою спроси. Она лучше всего подскажет, что нужно сказать.

     - В смысле?

     - В прямом. Тебе хотелось бы опять поступать так, как у тебя было в юности? Как в клубе? Думать об этом постоянно, дрочить в пустом троллейбусе, раздевать глазами мальчиков? Ведь то, в чем мы каемся на исповеди, мы должны действительно возненавидеть в себе. Исповедуясь, мы просим Господа помочь нам избавиться от этого.

     - Ну, а по большому счету? Если я, может, понимаю, что должен возненавидеть, а не хочу терять?

     - Разберись в своих чувствах, Славеныш.

     - А ты разобрался?

     - Да. И если ты не захочешь близости, не перестану любить тебя, если ты имел в виду это.

     Славка молчал.

     - А ты что, в самом деле, хочешь исповедоваться? - поинтересовался Николай.

     - Не знаю, - пожал плечами Славка, - Если бы я действительно верил, что это поможет...

     - Ну, тогда надо подождать, пока поверишь.

     - Ты в этом так уверен?

     - Так ведь задумался уже.

     - Просто я узнал тебя, отца Валентина. Бабушка у меня была верующей...

     - Постарайся еще все-таки сначала узнать Бога.

 

 

 

     6.

 

     Зима продолжалась. Они полюбили ездить за город кататься на лыжах. И с гор в Кавголово, и просто по лесу. Они то бежали на скорость по накатанной лыжне, то неторопливо брели рядом по снежной равнине, то уходили далеко в незнакомые места, испытывая чувство первооткрывателя.

     Славке нравилось иногда проложить где-нибудь в живописном месте новую лыжню в никуда, а потом, спустя какое-то время, навестить это место и проверить, накатали или нет? И бывало, что кто-то проходил по ней до полянки за километр, где Славка аккуратно вычерчивал лыжами разворотное кольцо.

     - Новый троллейбусный маршрут проложил? - смеялся Николай.

     Особенно было хорошо, когда Славкин выходной выпадал на будний день. В лесу никого не было, и никто не мешал дать волю чувствам, если наступал такой момент. Новый год они тоже собрались провести вместе, но планы рухнули в связи с тем, что Славку поставили в наряд на новогоднюю ночь.

     - Не расстраивайся, - сказал Николай, когда он сообщил ему об этом, - Все, что не делает Господь - к лучшему. Честно говоря, мне было неловко, что ради нашей встречи ты бросаешь маму в новогоднюю ночь одну.

     - Да не была бы она одна, - отмахнулся Славка, - Пойдет к своим подругам по работе. Вон та же Граня всегда ее приглашает.

     - Все равно лучше, если не надо будет лгать, и ты действительно не сможешь по работе. А придти и я к тебе могу.

     - Куда? В троллейбус? Я закрываю движение.

     - Закроем вместе, - улыбнулся Николай, - Я никогда не встречал новый год в троллейбусе.

     И он действительно пришел.

     Отправившись от Сортировки в первом часу ночи, Славка сразу заметил на остановке знакомую фигуру.

     - С новым счастьем, Славеныш, - улыбнулся Николай, заходя в натопленную кабину и целуя его в губы.

     - Привет. С новым счастьем! - ответил Славка, отвечая на поцелуй.

     Бояться было некого - пустой салон и на остановке ни души. Славка что есть силы втопил ногой ходовую педаль, и на повороте троллейбус сильно занесло.

     - Не лихачь, озорник, - предостерег его Николай, - Верю, что ты экстра класс.

     - Я тебя сейчас так прокачу...- воскликнул Славка.

     -...Что милиция остановит, - завершил Николай.

     Но вошедшего в азарт Славку уже было трудно остановить. До последнего момента ему не верилось, что его Колян вот так будет стоять рядом с ним в кабине.

     При повороте на Софийскую слетели штанги.

     - Говорил же - не лихачь, - Николай встряхнул его за шею, - Пацан пацаном, как тебе доверяют людей возить?

     - Да ладно, провода не провал, - ответил Славка, подбегая к троллейбусу сзади и хватаясь за веревки, - штангоуловители помогают...

     Он поставил штанги и снова сел за руль.

     Скоро попались первые пассажиры. Это были парень с девушкой. Они, очевидно, побывали уже в гостях - у девушки в руках был букет гвоздик, а теперь опять куда-то спешили. Заметив мчащийся по пустой улице троллейбус, они припустили бегом до ближайшей остановки, но Славка тормознул, едва догнал их, и гостеприимно распахнул дверь:

     - Садитесь!

     - Спасибо! С новым годом! - радостно воскликнули они вдвоем вразнобой.

     - И вас с новым годом! - ответил Славка.

     Троллейбус помчался дальше.

     - Вам далеко? - крикнул им из кабины Славка.

     - На углу у Бухарестской, - ответил парень.

     - Экспресс? - улыбнулась девушка.

     - Новогодняя стрела, - ответил Николай.

     На светофоре у Белы Куна неожиданно на улицу высыпала из-за домов группа подвыпивших совсем молодых ребят. Они кричали что-то и размахивали российским флагом. Увидев одиноко стоящий троллейбус, кинулись к нему наперегонки.

     - Не нравится мне это, - нахмурился Славка, нетерпеливо поглядывая на светофор, - От этих можно ждать чего угодно.

     - Вроде не агрессивно настроены, - успокоил Николай, наблюдая за ребятами, - Просто адреналина в крови не хватает.

     - Все равно не буду открывать.

     Но парни и не стремились внутрь троллейбуса - они облепили его сзади, повиснув на лестнице, а двое самых смелых взобрались на крышу и развернули над головами флаг.

     - Ну вот, - раздосадовано сказал Славка, - как всегда, кто-нибудь да обломает кайф.

     - А ты сам им не обламывай, - посоветовал Николай, - Ребятам просто весело. Прокати.

     - А сорвется кто?

     - Не сорвется, - уверенно сказал Николай, - Прокати ради нового года.

     Славка тронул троллейбус, чем вызвал бурю восторга ребят, выразившуюся в радостных криках. Славка с Николаем невольно засмеялись тоже, глядя на них: Славка в зеркала, а Николай из дверей кабины, повернувшись назад. Поглядывали с улыбкой и парень с девушкой, сидящие в салоне.

      Троллейбус ехал по пустынной улице, но во дворах между домами уже видны были высыпавшие после встречи нового года люди. В основном это были такие же подростки, что висели сзади троллейбуса. Кто-то замечал ребят, едущих на крыше под развевающимся флагом. Некоторые махали им руками, на что те отвечали криками, сливающимися в восторженный рев.

     Впереди, где-то за квартал, навстречу показалась милицейская машина.

     - Тормози, - сказал Николай, издалека заметив ее.

     - Сам вижу, - отозвался Славка, нажимая тормозную педаль.

     - Открой мне дверь, - попросил Николай, и выскочив из троллейбуса, побежал назад.

     - Парни, атас, милиция, - по-свойски крикнул он, - Слезайте, а то спалимся.

     Машину заметили и те двое, что сидели на крыше.

     - Палево! - заорал один, и они как горох посыпались с троллейбуса, отбегая на безопасное расстояние.

     Николай вернулся к кабине.

     - Мужик! - послышались крики вслед, - С новым годом! Удачи, мужик!

     Парни махали ему руками и флагом, поднимая над головой указательный и средний пальцы.

     Залезая в дверь, Николай обернулся и размашисто помахал им над головой рукой в ответ.

     - Трогай, малыш, - сказал он Славке, проходя в салон, чтобы не стоять в дверях кабины на глазах у патрульных. Машина была уже совсем рядом, сидящие там милиционеры внимательно смотрели в их сторону, но Славка спокойно ехал, глядя на дорогу, и придраться было не к чему.

     - Весело с вами, - сказал парень, подходя вместе с девушкой к двери, - даже выходить не хочется.

     - Оставайтесь, - улыбнулся Славка.

     - Нас ждут, а то остались бы.

     Они вышли на остановке, еще раз поздравив их с новым годом.

     От кольца Славке было уже ехать в парк. Он гнал троллейбус по пустой улице, взлетали то тут, то там огни фейерверков, слышались разрывы петард, и ему казалось, что это самый счастливый новый год в его жизни.

     После того, как он заехал в парк, они отправились к Николаю, где уже был накрыт стол, и завершили встречу традиционно.

     Рано утром Николай поднялся.

     - С новым годом, Славеныш, - поздравил он, будя его поцелуем.

     - С новым годом... - сонно потянулся Славка.

     - Я ухожу, у меня служба, а потом детская больница. Надо с новым годом поздравить...

     - Когда теперь?

     - А когда у тебя выходной?

     - Через два дня, только мать будет дома.

     - Приезжай сегодня после смены. Поздно заезжаешь?

     - В ноль сорок, кажется...

     - Приезжай. Я завтра на утреннюю службу подменюсь, побудем вместе.

     - Я и так на этой развозке, что на Веселый идет, своим человеком стал, - улыбнулся Славка, - Все спрашивают, к кому езжу?

     - А ты?

     - Прикалываюсь... Пусть думают, что к девушке.

     Прошла зима. Все это время, насколько позволяли обстоятельства, они были вместе. К Славке привыкли соседи Николая, которых он иногда встречал в коридоре и в лифте, а с некоторыми уже здоровался. Несколько раз он пересекался с тем парнем, о котором его предупреждал в свое время Николай, что у него иногда ночует, поскольку живет в Назии и не всегда успевает на последнюю электричку.

     Парень тоже смотрел на него просто и ни о чем не спрашивал. Звали его Витькой, он был одних со Славкой лет и был футбольным болельщиком, что их сразу объединило. Даже условились в будущем вместе поехать на матч в Москву. Один раз он приехал со своей девушкой, и Николай уступил им комнату, уведя Славку спать на диван в кухне, где они старались вести себя тихо, поскольку Витькина девушка ничего об их наклонностях не должна была знать.

     - А Витька сам-то, правда, знает? - засомневался Славка.

     - Про нас конкретно, если ты ему ничего не сказал, может только догадываться. А про меня знает.

     - Но он абсолютно нормально с нами общается.

     - Просто он адекватно относится к этому.

     - Все бы так относились...

     Славка начинал понимать, что действительно с этим можно нормально жить, если жизнь наполнена чем-то еще, и окружают адекватные люди. Он стал заходить в храм, все больше осваиваясь там, а отец Валентин уже узнавал его издалека, и благословляя, спрашивал, как жизнь? Славка стал почитывать книги, стоявшие на полках. Отношение к вере постепенно менялось.

     Бывая в храме, он невольно приглядывался и прислушивался к прихожанам. В некоторых узнавал свою мать. Но, действительно, были и другие, с которыми ему даже хотелось познакомиться поближе. Их было не так много, но они были. Может, прав был его Колян, когда говорил о том, что кому-то Бога заменил кто-то другой или вообще – нечто другое?

     Один раз Николай захватил его с собой, когда шел в детскую больницу.

     - Только ты не удивляйся ничему, - напутствовал он, когда они переодевались.

     - Мне ли удивляться? А то я в больницах не лежал, - горько усмехнулся Славка.

     - Это не то. Дети - это во много раз печальнее. Веди себя естественно, это самое главное...

     Первый, с кем они столкнулись в буквальном смысле слова, был мальчишка лет семи на инвалидной коляске, налетевший на них с разгона едва они вошли в дверь. За ним со смехом и воплями гнались еще двое.

     - Дядя Коля! - закричали они, увидев входящего Николая.

     - Привет, архаровцы, - ответил тот, - Что это за гонки тут у вас?

     - А мы в салочки играем, - возвестил рыжий пацан, повиснув на Николае.

     Другой последовал его примеру.

     - Ну, хороши! Не больница, а спортзал, - улыбнулся Николай, - Сашок тоже с вами играет? Прямо на коляске?

     - Его Игорян катает, фиг догонишь, - ответил рыжий.

     По коридору шла миловидная женщина средних лет в белом халате.

     - Здравствуйте, Николай Анатольевич, - поприветствовала она, и посмотрев на Славку, спросила, - Вашего полку прибыло? Новый волонтер?

     - Здравствуйте. Пока интересующийся, - сказал Николай, - Что у нас нового?

     - Сегодня все благополучно, - пожав плечами, ответила женщина, - К Маше только зайдите обязательно. К ней никто опять не пришел, третий день плачет.

     - Матери звонили?

     Женщина махнула рукой:

     - В запое. Вторую неделю уже.

     В другом конце коридора послышался шум чего-то падающего на пол, звон разбитой посуды и возбужденные голоса.

     - Ну вот. У нас скучно не бывает, - улыбнулась женщина, заспешив туда, и опять посмотрев на Славку, добавила, - Имейте в виду, юноша.

     - А... А можно, я с вами пойду? Помогу? - неожиданно сам для себя спросил Славка.

     - Идемте. У нас не спрашивают о таких вещах, - ответила она уже на ходу, полуобернувшись.

     - Потом зайдешь в четырнадцатую, - сказал вслед Николай.

     Когда Славка туда зашел, в палате царил настоящий праздник. Пятеро мальчишек сгрудились возле койки, где лежал еще один, держащий в руках наполовину построенную модель корабля. Еще двое лежали, но взгляды тоже были устремлены туда. При этом все жевали принесенные Николаем бананы и наперебой разговаривали.

     - Ну, вот, смотри, - говорил Николай, - шпангоуты-то у тебя гуляют, поэтому и борт ушел, видишь?

     Лежащий кивал головой. Подойдя ближе, Славка разглядел, что модель собрана из спичек, приклеенных одна к одной.

     - Видал? - спросил у него Николай, - Ты так сможешь?

     - Это ж сколько возиться надо? - проговорил Славка, рассматривая модель.

     - Марат у нас специалист, - подмигнул Николай, - Мы еще с ним Венецианский Галеас построим.

     Лежащий мальчишка польщено улыбнулся.

     - Что там было? - спросил Николай у Славки.

     - Да пацана одного опрокинули, - ответил тот, - покатушки устроили, а у него капельница была привязана...

     - Ну, артисты, - рассмеялся Николай, - Кстати, познакомьтесь, это Вячеслав.

     Мальчишки наперебой заговорили, называя имена и протягивая руки.

     - Чего-нибудь понять можно из вашего галдежа? - прикрикнул Николай, -  Женя, Игорь, Леша, Мамед, Садриддин, по нашему - Саша, это Марат, там вот Бакыт в углу лежит, Андрей... Что не веселый сегодня, Андрюх?

     Мальчик лет десяти, лежащий в углу на койке, отвернулся к стене.

     - Андрюх, что случилось?

     Мальчишка молчал. Примолкли и все остальные.

     - Не нравится мне это, - сказал Николай, строго посмотрев каждому в глаза, - Кто-то обидел? Ну-ка, честно?

     Мальчишки стояли, смотря в пол.

     - Мамед, я тебе говорил, что ты, как старший брат, должен следить за порядком. Сколько у тебя братьев и сестер дома?

     - Шестеро, - ответил плотный мальчишка кавказской внешности.

     - Ну и что, у вас в семье тоже так? Или порядок?

     - Порядок.

     - Кто обидел Андрея? Пусть сам скажет. Или дружба врозь, - твердо проговорил Николай.

     В палате повисла тишина и все исподлобья посматривали на Игоря.

     - Молчите? А я уже знаю - кто. Игорь, твое слово, если ты считаешь себя мужчиной.

     - Ну, я у него альбом порвал...

     - Они из-за конфет подрались сначала, - вставил рыжий Женька.

     Слово было сказано, и все разом загалдели.

     - Так. Во-первых, Женя, как всегда, рад наябедничать, а во-вторых, и что самое главное, мои дорогие, если я еще раз услышу, что кто-то у кого-то чего-то отнял, я приносить ничего не буду. Понятно? Все, что мы приносим, мы делим поровну или разыгрываем, верно? Что еще не ясно? Почему ты считаешь себя лучше Андрея? - обратился Николай к Игорю.

     - Я не считаю, - буркнул тот.

     - Ты ходить можешь, а он лежит. Справился?

     - Ну, мне хотелось, а он жмется.

     - Тебе было дано столько же, сколько и ему. Почему ты считаешь вправе удовлетворять свои желания за счет другого? А если завтра я к вам без конфет приду? Скажете, не хотим вас видеть?

     - Не... Приходите... Приходите, дядя Коля, - загалдели ребята.

     - Попроси у Андрея прощения, и чтобы больше этого не было, - завершил разговор Николай таким тоном, как будто Игорь уже сделал это, и подошел к койке Бакыта.

     - Бакыт, как твой автопарк? - спросил он, открывая тумбочку и рассматривая стоящие в три ряда машинки, - Так, так... Точно, Вольво еще нет.

     Лежащий паренек поднял на него радостные глаза.

     - Угадал. Будет, - подмигнул Николай, доставая из кармана подарок.

     - Спасибо, дядь Коль, - радости пацана не было предела.

     - Ну, что, архаровцы, в шашки с каждым по разочку? - спросил Николай, вызвав веселые возгласы, - Обставит меня кто-нибудь сегодня?

     Николай сел играть, а Славку вдруг потянуло к лежащему Андрею.

     - Покажи альбом, - сказал Славка.

     - В тумбочке, - кивнул головой мальчик, - Что показывать, если он порван?

     - Не так уж и порван, - ответил Славка, разглаживая помятые страницы, - Сам рисуешь?

     - Да.

     - Классно... - протянул Славка, разглядывая рисунки, - Футбол любишь?

     - Сам играл, пока ходить мог, - как-то по-взрослому ответил тот.

     - А за кого болеешь?

     - За Зенит, - слегка улыбнулся Андрей.

     - О! - Славка протянул ему руку, - Я тоже...

     Найдя случайно тему для разговора, Славка не отходил от постели Андрея все время, пока длился организованный Николаем блиц турнир. У того от былой обиды не осталось и следа. Глаза Андрея смотрели доверчиво и сверкали живыми искорками.

     - Николай Анатольевич, - позвала та самая женщина в белом халате, заглянув в палату, - Вы не поможете кефир развезти?

     - Да, конечно, - отозвался тот, вставая, - Доиграй за меня, Женек...

     - Ну, вот, - захныкал самый младший из всех, Лешка, - Как со мной, так всегда...

     - Тогда сделаем так, - сказал Николай, - Кефир поможет развезти дядя Слава, а мы доиграем и я зайду к Маше. Принимается, Валерия Федоровна?

     - Как знаете, - улыбнулась та и обратилась к Славке - Пойдемте, юноша.

     - Ты еще придешь? - с надеждой в голосе спросил Андрей.

     - С кефиром к тебе приедет, - заверила Валерия Федоровна.

     - Не... Попрощаться?

     - Приду, приду, - пообещал Славка, - Обязательно.

     Развозка кефира заняла довольно долгое время, поскольку потом надо еще было собрать посуду, а там выяснилось, что и помыть ее некому. Николая Славка нашел в палате у девочек. Судя по их улыбающимся лицам, визит пошел на пользу. Увидев вошедшего Славку, он поднялся.

     - Ну, не скучайте, красавицы, - сказал Николай, - Марине спасибо за подарок. Глянь, Слав...

     Он протянул ему вышивку крестом, на которой можно было разглядеть забавного котенка.

     - Видал, какая мастерица?

     - Классно, - ответил Славка.

     - Машка, не плакать! - прикрикнул Николай,  обращаясь к самой некрасивой девочке на койке у умывальника, - Зайду, проверю. А мамка придет, как поправится, не волнуйся.

     - Она у меня хорошая, - ответила та, - Вы не думайте. Она просто болеет часто.

     - Ну, я и говорю, - бодро улыбнулся он - До встречи!

     В коридоре Славка остановился:

     - Я хочу к Андрею зайти, попрощаться.

     - Иди. Я пока с Валерией Федоровной потолкую.

     - А кто она такая?

     - Дежурная сестра. Их здесь четверо. Эта самая душевная.

     - По ней видно. Строгая только больно.

     - Не переживай, ты ей понравился, - улыбнулся Николай.

     - Это она тебе сказала?

     - Сам знаю. Не первый день...

     При виде входящего в палату Славки, глаза Андрея засветились радостью, и они оба непроизвольно улыбнулись.

     - Ну, чего, брательник, пойду я?

     - Еще придешь?

     - Приду. Не знаю когда, но приду. Обещаю, - ответил Славка и неожиданно почувствовал горячее желание действительно придти.

     - Пока, - протянул было руку мальчик, но вдруг полез в тумбочку и вытащил оттуда что-то, протягивая Славке, - На, вот. Это тебе. Ты помолишься за меня?

     Славка взял картонный образок Николая Чудотворца. Это было так неожиданно, что он даже растерялся. И главное, это: «Ты помолишься за меня?», сказанное с такой искренностью и надеждой.

     -Да... Конечно, - поспешил заверить Славка непонятно отчего дрогнувшим голосом - Не сомневайся.

     Они крепко пожали друг другу руки, и Славка вышел.

     - Будете чморить друг друга, я с вами по-свойски поговорю, - обернувшись у двери, добавил он.

     - Ну и как впечатления? - спросил Николай, когда они вышли из больницы.

     - Жесть, - поморщился Славка, - Ты был прав. Взрослые - это совсем другое, а когда детей видишь в таких условиях и представляешь, что они там сидят месяцами...

     - И больше, - вставил Николай, - Это онкология. Самое страшное, что может быть.

     - Разве у детей это бывает?

     - Редко. Но, как видишь, встречается. Сегодня у нас действительно получился экскурсионный визит. А так... Не только играть с ними приходится. Надо и неприятными вещами заниматься. К тому же - больше половины детей социальные. Из-под лежачих, случается, и горшки вынести некому. Поэтому Валерия так и обрадовалась, увидев тебя. Нас в этом отделении всего трое. Ходим по очереди, как правило - раз в неделю.

     - А как ты попал туда?

     - Сам предложил свои услуги. Нашел по Интернету сайт, списался.

     - Это тоже от церкви?

     - Группа милосердия из прихожан, но не нашего прихода.

     Славка задумался.

     - Надо же, - сказал он, наконец, - Все стремятся урвать от жизни как можно больше, каждый на себя одеяло тянет, и вдруг такое...

     - Что именно?

     - Да люди. Готовы идти в больницу к чужим детям, таскать горшки.

     - А тебе хочется придти к Андрею еще раз?

     - Да, - серьезно ответил Славка.

     - Вот и мне хочется.

     - Ну, а в самый первый раз, когда ты начал искать в Интернете сайт, зачем ты это делал?

     - У меня это случилось после того, как к нам привели крестить группу детдомовцев. Совсем мелких - лет по шесть, по восемь. Зашел я в храм, а один пацан как кинется на меня и кричит - папа! И другие тоже за ним - папа, папа. А у меня... Прости, Слав, может не по-мужски, но как есть говорю - дыхание перехватило и чувствую, слезы сейчас потекут. И за этих несчастных детей, и за себя самого, что никто меня так в жизни не называл и не назовет уже...

     Славка бросил на него внимательный взгляд.

     - Зашел я в алтарь, облачился в стихарь, а выйти не могу, - продолжал Николай, - Слезы душат. Потом отец Валентин пришел. Я умылся, окрестили мы их. Крестным воспитателя сделали, а они все ко мне руки тянут. Так на меня это подействовало, что потом мы с отцом Валентином в кафе пошли, выпили немного, и я ему, как на духу, все свои переживания выложил. А он мне про больницу рассказал, где мы с тобой познакомились. Ему там отпевать пришлось. Такие места отцы между собой делят, им тоже семьи кормить надо, а здесь священник, который там отпевает, не смог и попросил его. Рассказал, как больница берет с родных отпеваемого круглую сумму, а священнику достается только ее треть. Рассказал, как привозят больного на скорой, а носилки вытащить некому. Тоже деньги дерут. А в конце он и говорит мне, что ты, мол, в алтаре кадило подаешь, раз рукополагаться не собираешься? Хочешь Богу служить - иди туда, где в тебе действительно нужда есть. И благословил меня. Из алтаря я не ушел все-таки, а вот светскую работу поменял на больничный приемный покой.

     - Не жалеешь? - серьезно спросил Славка.

     - Нет. Теперь могу так сказать, хотя в начале сомнения были. Не так легко переломить себя, преодолеть людское непонимание…

     В трамвае, в автобусе они больше молчали, думая каждый о своем.

     -Ты позвони мне, когда опять в больницу пойдешь, - попросил Славка, когда они расставались у метро.

 

 

     7.

 

     Иконку, что подарил ему мальчик, Славка повесил на стену над своей кроватью. Увидевшая мать буквально замерла сначала, а потом недоуменно перевела глаза на Славку. Он не стал ничего говорить и вышел из комнаты.

     - Господи... - донеслось до него через дверь, - Господи, ты услышал мои молитвы...

     Весной Николай предложил Славке поехать в паломническую поездку.

     - А что это такое? - не понял он.

     - Это только так называется, - ответил Николай, - По сути дела обыкновенный туризм, только религиозный. Поедем с группой на автобусе, посетим несколько монастырей недалеко от Ленинграда. Ничего утешительного ты там не увидишь, но все-таки святые места, где когда-то люди спасали душу.

     - А чтобы ее спасти, нужно непременно уходить в монастырь?

     - В монастырь вообще-то надо не уходить, а приходить. И то далеко не каждому. В том-то и дело, что у нас туда именно уходят. Причем, зачастую, просто запутавшись или не достигнув ничего в жизни. Мало надежды в таком случае, что человек достигнет что-то и в духовной, особенно, если окружают такие же, а уклад формируют люди, сами никогда не познавшие настоящей монастырской жизни. Да и монастыри, как правило, представляют из себя руины, которые надо еще приводить в подобающий вид.

     Славка поехал исключительно ради любопытства.

     Первое, что ему бросилось в глаза, были именно руины. Да и сами насельники производили впечатление замкнутых ожесточившихся людей, к тому же каких-то ненастоящих, он не знал, как это охарактеризовать. Их отвели на могилу какого-то местночтимого старца, и пожилой, не особо грамотный человек в застиранном подряснике, долго говорил что-то про чудеса и  видения, что здесь бывают, и про исполнение того, что попросишь.

     Николай отвел Славку в сторону:

     - Интересно?

     - Заслушаешься. Прям так и хочется попросить о чем-нибудь...

     -...Как золотую рыбку. Здоровья и денег побольше, - завершил Николай, - Пойдем, побродим немного.

     Они направились за территорию, но вдруг Николай сделал несколько шагов в сторону и остановился возле могилы на краю погоста, представлявшую собой аккуратный холмик, в который был врыт деревянный крест шатровой формы. Славке было непонятно, что его привлекло? Не было даже традиционной надписи с фамилией и именем.

     - Как думаешь, кто здесь лежит? - спросил Николай.

     - Тут же ничего не написано, как узнаешь?

     - Ну, да. И видений, и чудес нет. А человек жил. И один Господь знает как, и что оставил после себя. Нам известно только, что лежит мужчина.

     - Почему? - не понял Славка.

     - Потому, что висит образок Спасителя. Если бы была погребена женщина, был бы - Богородицы.

     Они помолчали немного, стоя над могилой, и Николай медленно перекрестился. И вдруг Славке захотелось последовать его примеру. Он сам не знал почему, но полуразрушенный монастырь, эта могила на самом краю, тишина вокруг и сама окружающая природа, наполнили его душу чем-то ранее не изведанным. Славка неумело осенил себя крестным знамением.

     - А знаешь, Славеныш, ты только не смейся, - тихо проговорил Николай, - мне хотелось бы, чтобы моя могила выглядела точно так же.

     - Ты что? Серьезно?

     - Да.

     - И чтобы так же никто не знал, кто похоронен?

     - Господь знает. А только Его суд я признаю над собой. И знают те, кто приходит сюда. Значит, этот человек был им дорог.

     - Ну, ты даешь, - покачал головой Славка, - другие памятники в полный рост ставят, награды всякие выбивают, а ты?

     - Одна у нас награда. Что стяжали при жизни, с тем и останемся. И никакие памятники не компенсируют.

     Николай сказал это просто, но так, что Славка не осмелился ничего возражать.

     - Ты поимей в виду, ладно? - попросил Николай.

     - Ты что, на тот свет собрался?

     - Я на всякий случай. Пошли.

     Они обошли монастырь и остановились, любуясь природой.

     - Ты чувствуешь, какой здесь покой? - тихо спросил Николай, - Ведь монастыри не строили просто так, где попало.

     - А как? Выбирали место?

     - Как правило, Господь указывал через какого-нибудь угодника. Ну, виделось ему что-то на этом месте или происходило что-то знаменательное.

     - Как на могиле этого старца?

     - Другие это угодники были, Слав. Те, которых Господь выбирал, а не люди. Мы потому их так и называем, что они своей жизнью угодили Богу. Тебе здесь хорошо?

     - Да. Но жить вот так все время... - Славка пожал плечами.

     - Эх ты, дитя времени, - шутливо провел ему рукой по волосам Николай, слегка ероша их, - В монастыре не живут, а спасаются.

     - Спасаются от чего?

     - От мирской суеты. Укрепляются в молитве, в душеполезных делах. Это особый путь.

     - Мне он точно не свойственен.

     - Каждому свое, Славеныш. Только не зарекайся ни от чего. И не так он плох, этот путь, только не каждый на это способен.

     Они вернулись в монастырь. Оказалось, что их группа уже в трапезной. Они присоединились и успели отведать монастырской пищи. Славка обратил внимание на то, как послушно и спокойно выполняли насельники свои обязанности. У дверей стояли металлические тарелки для пожертвований и Николай, выходя, положил туда деньги.

     - Яйцо надо ложкой разбивать, а не об стол им стучать, - заметила ему одна из паломниц в платке, закрывающим лоб по самые брови.

     - Спаси Господи, сестра, - индифферентно сказал Николай.

     - Что? - не понял Славка.

     - Ничего. Не обращай внимания, - ответил тот.

     Путешествовать Славке понравилось, и они съездили еще в Новгород, а осенью твердо решили поехать за границу. Николай предложил Грецию.

     - Увидишь страну, где православие является государственной религией. Там даже документы о рождении и браке выдает не государство, а церковь.

     - И на Афон попадем? - спросил Славка.

     - А ты откуда знаешь про Афон? - удивился Николай.

     - Начитался, - чуть смущенно ответил Славка, - Книжек у тебя много.

     - На Афон, пожалуй, не стоит. Туда надо ехать специально. Посетим Метеору. Горные монастыри. А потом просто отдохнем где-нибудь на острове денька четыре. Не возражаешь?

     - С тобой, хоть на необитаемом, - улыбнулся Славка.

     Греция встретила их ясной и солнечной погодой. В аэропорту Салоников ждал комфортабельный автобус. Славка вышел на площадь и огляделся. Вокруг все было обычно - ехали машины, шли люди. Прямо, как в Пулково... Только природа была другой. И люди другие. Вроде такие же, но другие.

     - Ну и как тебе заграница? Первое впечатление?- спросил Николай.

     - Ты знаешь, вот я все твердил себе - заграница, заграница, - ответил Славка, задумчиво глядя вокруг, - Вот, думал, выйду из самолета и вокруг будет все чужое. А ничего такого. Наоборот, скорее.

     - Что - наоборот?

     - Увидел то, что хотелось, что было. Хотя, откуда я знаю, что будет дальше?

     - А дальше будут святые места. Программа напряженная, будем все время ездить, имей в виду. Зато потом у нас с тобой четыре дня на острове.

      Помимо паломнического тура, Николай забронировал отель на одном из островов, чтобы отдохнуть со Славкой на море.

      Они сели в автобус и путешествие началось.

     Салоники ничем не поразили Славку. Он подсознательно ждал чего-то особенного, а вокруг были те же современные дома, разве что чистота и порядок.

     - Греция своеобразная страна, - сказал Николай, когда Славка поделился впечатлением, - Почти все население живет в двух городах - Салониках и Афинах, где, честно говоря, кроме Акрополя, ничего интересного нет. Говорят, прелесть Греции в ее провинциальности. Горные серпантины, деревеньки, козочки. Надеюсь, у нас будет возможность это оценить.

     Поездка началась с молебна у мощей Дмитрия Солунского, а потом они спустились в крипт, где тот принял мученическую смерть. Славка впервые попал в такое место. Он уже читал бегло некоторые жития, но всякий раз воспринимал, как какое-то иносказание, с трудом, а то и совсем не веря во всевозможные чудеса, красноречиво там описываемые. А тут вдруг сам неожиданно для себя почувствовал, что этот человек жил. Жил как все, и мог бы прожить иначе, но предпочел добровольно принять страдания и смерть. Ведь знал же, за что?

     Было воскресенье, и храм был полон. Славка смотрел на прихожан и не верил, что попал в церковь, насколько отличались их лица от тех, которые он видел, приходя к Николаю. Не было ни колючих взглядов, ни согбенных поз, ни платков до бровей. Люди были красиво одеты, а их открытые лица создавали подлинное ощущение праздника. Пожалуй, только их группа и выделялась из общей массы.

     После храма автобус повез их по извилистой дороге, и Славке открылась картина, о которой говорил Николай. Особенно романтичным показался обед в горной таверне, в зале, где горел настоящий камин.

      Вечером, в лучах заходящего солнца, возникли перед ними очертания скал Метеоры.

     - Классно, - проговорил Славка.

     - Это еще не Метеора, - обернулся сидящий впереди них мужчина средних лет с короткой бородкой, - Завтра ахнете, если первый раз здесь.

     - А вы не в первый? - спросил Николай.

     - Я уже, наверное, в восьмой или девятый, - улыбнулся тот, - Заряжаться сюда езжу. Отдыхать от суеты и прагматизма.

     - На Афоне бывали? - Славку почему-то очень заинтересовал Афон.

     - Был один раз.

     - Ну, и как там?

     Человек внимательно посмотрел на Славку:

     - Если вы верующий человек, надо самому побывать хотя бы раз, - ответил он, - И не как экскурсанту, а пожить в монастыре. Тогда поймете. Рассказать это нельзя. А то, что можно - не стоит.  Безгрешен один Господь.

     - Это уж точно, - подтвердил Николай.

     Автобус остановился у гостиницы.

     После ужина Николай со Славкой пошли погулять по городку. Уже стемнело, но было очень тепло, а обилие огней на улице манило к себе. Они просто шли, присаживались в скверах и у фонтанов, заходили в многочисленные магазинчики, которых тут было превеликое множество, и везде их встречали улыбками.

     - А ты представляешь, когда в такое изобилие попадал советский человек? - горько усмехнулся Николай, - Хотя ты, наверное, не застал этих времен?

     - Так вздыхают же некоторые по этим временам.

     - И, тем не менее, я счастлив за тебя, что ты родился позже. Хотя... С какой стороны взглянуть. Мы осознавали нашу отсталость, но при этом к чему-то стремились. А сейчас многие верят в собственную исключительность и гордятся своим невежеством. Поневоле задумаешься, что лучше.

     - Да ладно, - отмахнулся Славка, - Раз нравится, пусть живут, как в резервации.

     - Ты смотри, как заговорил, - рассмеялся Николай, - Опьянил тебя воздух свободы.

     Они заглянули в очередной магазин. У Николая сложилось впечатление, что Славка чего-то ищет.

     - Матери подарок выбираешь?

     - Да. И ей тоже.

     - Не торопись, у нас еще выбор будет. Что хочешь привезти?

     - Сам еще не знаю.

     - Ты говорил, по твоей милости у нее золотые украшения пропали. Купи ей что-нибудь, золото здесь недорогое.

     Без труда они нашли соответствующий магазин, и продавец, на их счастье, оказался русским. Он помог выбрать, и вообще, приятно было услышать за границей родную речь.

     - Проникновенье наше по планете особенно заметно вдалеке, - усмехнулся Николай, когда они вышли с покупкой.

     - В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке, - завершил Славка, засмеявшись, - А мы в Париж поедем?

     - Понравилось? - улыбнулся Николай, - Поедем на следующий год. Надо ценить, что живем в такое время, когда это стало возможным. Мог ли я помыслить об этом в молодости?

     - А тебе не хочется здесь остаться? - вдруг серьезно посмотрев на него, спросил Славка.

     -Хочется, - так же серьезно ответил он, - И не потому, что здесь много чего на витринах, здесь нормы жизни другие.

     - А назад потом не потянет?

     - На этот вопрос я мог бы ответить, прожив здесь хотя бы три года. Но, не думаю. К тому же, не хочу суесловить, но поверь, с Богом в сердце, человек никогда и нигде не чувствует себя одиноким.

     - Так в чем же дело? Давно бы уехал.

     - Тебя рядом не будет, - улыбнулся Николай.

     - А если вместе?

     - Хватит прикалываться, - Николай потрепал его по шее, слегка взъерошив волосы.

     - Я не прикалываюсь, я серьезно. Кстати, я нашел Женьку в Интернете, он тоже мне говорит - уезжай.

     - Что еще говорит?

     - Ну, друг к нему переехал, живут вместе, учится, работает, всем доволен. Фотки мне шлет.

     - Подумаем, Слав, - серьезно сказал Николай, - Просто, пока я на своем месте многим нужен...

     - Кстати, пойдем еще куда-нибудь зайдем, - встрепенулся Славка, - Я пацану этому из больницы, Андрею, хочу чего-нибудь купить.

     - Не торопись. Андрей мальчишка верующий, а мы будем у Андрея Первозванного. Привезешь ему настоящую святыню, освященную на мощах его небесного покровителя. Это будет лучшим подарком.

     - Ну да, - кивнул Славка, - он же мне иконку подарил...

     Утром перед ними предстали во всем своем величии скалы Метеоры. Автобус забирался туда по серпантинной дороге и у Славки, глядящего в окно, захватывало дух от увиденного.

     - Эти скалы появились почти тридцать миллионов лет назад. Тогда они находились на дне океана, вода сбивала песок и предавала им формы, каких больше нет нигде в мире. Монахи пришли сюда в поисках места, где можно было найти надежную защиту во времена турецких завоеваний. Сначала жили в пещерах, затем стали образовываться монастыри. Вплоть до двадцатых годов прошлого века попасть в монастыри можно было только с помощью веревочных конструкций. Чаще всего использовали сетки или корзины, которые с помощью ручных блоков поднимали на вершины, - рассказывала девушка экскурсовод.

     Они посетили один из монастырей, и Славка увидел своими глазами эти корзины и блоки, представив себе, как сюда поднимались люди, которые своими руками создали здесь самые настоящие рукотворные сады, храмы и жилища. Сколько же труда и любви они в это вложили, если здесь стало так? Опять в его голову стали закрадываться не ведомые ранее мысли.

     - А ты тоже где-то храм строил? - спросил он у Николая, когда они сидели на площадке у входа в монастырь, ожидая, пока соберется группа.

     - Я не строил, а помогал восстанавливать. В деревне, я тебе уже рассказывал.

     - А что тебя понесло туда?

     - Трудно объяснить, - ответил Николай, - Хотелось реально, а не на словах, своими руками сделать что-то стоящее. И еще... Была мысль священником стать, если уж, как на исповеди.

     - А сейчас не хочешь?

     - В РПЦ - нет. Однозначно. И благодарю Бога, что Он отвел меня.

     - А здесь, например, хотел бы?

     - Слав, нужно быть на том месте, что определил Господь, если ты хочешь действительно служить Ему. Если надо будет, Он приведет. Ты хотя бы открой Его в себе, для начала.

     Славка задумался.

     - Странно, - сказал он, наконец.

     - Что странного?

     - Мать, наоборот, твердит - иди в церковь, кайся, изгоняй беса, а ты... Как тормозишь все равно.

     - Если бы я тормозил, я не повез бы тебя в эту поездку, - ответил Николай, - Мне тоже хочется, чтобы ты обрел Бога. Но именно обрел, а не принял на веру мертвую систему каких-то правил и ограничений. А это сразу не приходит. Веру надо выстрадать, если хочешь…

     Поездка продолжалась, и каждый день приносил новые впечатления. В монастыре Мега Спилио Славка увидел икону из воска, созданную, как рассказала экскурсовод, самим евангелистом Лукой, а на следующий день, далеко в море, перед его глазами возник купол собора Андрея Первозванного.

     Они увидели крест, на котором был распят апостол, приведший ко Христу множество людей и не отказавшийся от своей веры.

     - А почему крест не такой формы? - поинтересовался Славка у экскурсовода, когда они были в храме.

     - Апостол посчитал себя недостойным умереть на таком же кресте, на котором был распят Иисус, - ответил за нее сопровождающий группу отец Федор, - Такой крест называется Андреевский.

     В магазине на площади возле собора Славка купил писаную икону апостола, а потом сам, один, вошел в храм, и перекрестившись, приложил ее к кресту, произнеся одними губами первую в своей жизни молитву:

     - Господи, помоги Андрею.

     И, припав губами к святыне, добавил мысленно:

     «...И прости меня, грешного».

     Завершающим в поездке было посещение Корфу и литургия у мощей Спиридона Тримифунского.  Накануне Славка попросил Николая рассказать о нем. Главным открытием для него стало именно то, что все святые были живыми  людьми.

     - Он был простым пастухом, - ответил тот, - известным благочестивой жизнью. Помогал бездомным, странникам, был по настоящему добрым человеком, за что пользовался уважением. Многих привел ко Христу, многих исцелил от болезней...

     - Так значит, это возможно?

     - А кто утверждает, что невозможно? Только не вера исходит от чуда, а чудо от веры.

     - Слушай, а завтра, что, за литургией будут причащать?

     - Ну, ты же слышал, отец Федор объявил, что в семь утра он исповедует всех желающих причаститься.

     Славка задумался, и как бы преодолев что-то внутри себя, спросил:

     - А мне можно?

     Николай серьезно посмотрел на него:

     - Действительно, хочешь?

     - Нет, прикалываюсь, - резко ответил Славка.

     - Не сердись, Славеныш, - Николай обнял его за плечи, - Бог тебя благословит. Но надо подготовиться. Сосредоточься и подумай, о чем будешь говорить на исповеди…

     - Я знаю, о чем говорить, - перебил Славка, - Только побудь со мной. Пойдем куда-нибудь. Иди рядом и молчи, ладно? Если что, я сам спрошу...

     Они вышли из отеля, и пошли на берег моря. Садилось солнце, шумели волны, а они молча шли, погруженные каждый в свои мысли.

     - Ты тоже причастишься со мной? - спросил, наконец, Славка, внимательно взглянув на Николая.

     - Причащусь, - пообещал Николай, - Все припомнил, многогрешник?

     Славка улыбнулся и уткнулся лицом ему в плечо. Тот заметил, что глаза его слегка влажны.

     - Все будет хорошо, малыш, - тихо сказал Николай, целуя его щеку, - Я уверен.

     Солнце уже село, и на остров опустились сумерки.

     - А где мы находимся, кстати? Ты дорогу запомнил? - спросил Николай, осматриваясь по сторонам.

     - По берегу все время шли, - растерянно ответил Славка.

     - Да, по берегу. А где мы на него вышли?

     Они недоуменно посмотрели друг на друга.

     - От храма дорогу знаю, - нерешительно сказал Славка.

     - Ладно, пошли.

     Николай повлек его по направлению к городу:

     - А английский ты хотя бы немного знаешь?

      Славка пожал плечами.

     - Вот и я тоже, - усмехнулся Николай.

     Они дошли до улицы, и Николай обратился к проходящему мужчине:

     - Айм сорри, аск ми, плиз, уот... уи хав... гоинг... ту... Спиридоне... Храме...

     Мужчина вежливо улыбался, но развел руками, что-то отвечая на своем языке.

     - Экскьюз ми, - проговорил Николай и отошел.

     - Вот нерадение чем оборачивается, - сказал он Славке, - Пеньком дремучим себя ощущаешь, стоит рот открыть.

     - Не ты один такой, - успокоил Славка.

     - Это в России. А здесь английский знают все. Как и в любой цивилизованной стране. И стыдно быть таким... Спросим у девушки.

    Навстречу шла молодая гречанка.

    - Айм сорри, - обратился к ней Николай.

     Девушка остановилась и с приветливой улыбкой посмотрела на него. Николай начал опять нести несуразицу, больше полагаясь на мимику и жесты.

     - Гот. Гот, - пришел на помощь Славка, изображая руками в воздухе купол и кланяясь, сложив лодочкой на груди руки.

     Кажется, девушка, наконец, поняла и произнесла вопросительно:

     - Спиридоне?

     - Да...Ес... Я-я... Си, - закивали Николай и Славка.

     Девушка, улыбаясь, начала оживленно жестикулировать, объясняя дорогу, но взглянув на их лица, прервалась, и поманив ладошкой за собой, быстро пошла по улице.

     - Она проводить нас решила? - тихо спросил Славка.

     Николай пожал плечами.

     Шли они недолго, и девушка, неожиданно остановившись у припаркованной машины, щелкнула замком, открывая дверцу.

     - Сит даун, плиз, - улыбаясь, сказала она.

     Славка с Николаем недоуменно переглянулись.

     - Сит даун, сит даун, - повторила девушка, усаживаясь за руль.

     Они сели на заднее сидение и машина тронулась. Всю дорогу девушка что-то говорила, указывая рукой по сторонам и не переставая улыбаться. Совсем скоро показались знакомые купола.

     - Саньк ю вери мач, - с чувством сказал Николай, вылезая из машины.

     Он хотел сказать ей еще много-много хорошего, но будучи лишен такой возможности, просто смотрел благодарным взглядом. Девушка тоже улыбалась, и по интонациям произносимых слов было понятно, что желает им всего самого доброго.

     «Спаси, сохрани и помилуй, Господи, рабу твою, ты веси имя...» - помолился про себя Николай.

     Утром была литургия. Николай исповедовался одним из первых и теперь наблюдал, как у аналоя стоит Славка. Вечером он посоветовал ему сказать отцу Федору, что он первый раз на исповеди, чтобы тот помог, но Славка опять оборвал его, сказав, что все знает. И сейчас, видя, как он говорит что-то, глядя на крест со спокойным лицом, разве что с порозовевшими щеками, вдруг ощутил, что Славка осознанно пришел к этому.

     Он увидел, как отец Федор что-то спросил у Славки, слегка по-доброму улыбнувшись, и повинно склоненную голову накрыла епитрахиль.

     Причастились он вместе, и отойдя, поздравили друг друга, трижды по-монашески соприкоснувшись щеками. После службы предстояла дорога в Афины, откуда завтра утром группа улетала в Россию, а Николаю со Славкой предстояло еще четыре дня отдыха на острове.

 

 

    8.

 

     Вышли из отеля они вместе со всеми, и попрощавшись у автобуса, отправились на метро в Пирей, где купили билеты, умея произнести лишь название острова, и сели на паром.

     Был субботний день, народа было много. Как они поняли, многие жители Афин проводят выходные, переплывая на острова, чтобы отдохнуть на море. Их остановка была вторая, и сойдя, они уже без труда нашли свой отель, поскольку экскурсовод обстоятельно объяснила дорогу. Она даже оставила номер своего мобильного телефона на случай затруднения, после того, как Николай рассказал о постигших их трудностях на Корфу.

     - Звоните, даже если не сможете ужин заказать, всегда помогу, - заверила она.

     В их распоряжении оказался номер с широкой кроватью и всем необходимым оборудованием, чтобы готовить.

     - Давай устроим праздничный ужин, - сказал Славка, осмотрев хозяйство.

     Магазин находился напротив.

     - Может, сначала искупаемся, наконец, а оттуда - в магазин?- предложил Николай.

     Через четверть часа они уже шагали, переодевшись в шорты и футболки, к пляжу, до которого было буквально триста метров. Они расположились прямо на песке под невысокой пальмой напротив своего отеля.

     - Хеллоу! - поприветствовала их пожилая пара, отдыхающая неподалеку. Мужчине и женщине было уже далеко за шестьдесят, но выглядели они превосходно, а улыбки были открытыми и приветливыми.

     - Хеллоу! - вразнобой ответили, тоже улыбнувшись, Николай со Славкой и устремились в морские волны.

     Едва погрузились в ласковую теплую воду, как забыли обо всем. Они плавали вдоль берега и заплывали в море, веселились на мелководье и просто лежали на воде, раскинув руки и смотря в голубое прозрачное небо с плывущими по нему облаками. Опомнились лишь, когда солнце начало клониться к закату.

     - Славеныш, ты в норме? - спросил Николай, заметив, что тело друга приобрело красный оттенок.

     - Щиплет маленько, - поморщился тот, - Плечи особенно.

     - Маленько? Мы обгорели с тобой!

     Николай ощущал то же самое по всему телу.

     - Собираемся, - решительно сказал он.

     По пути все-таки зашли в магазин, не отказавшись от затеи с ужином. Только лишь войдя в номер и встав под душ, они ощутили последствия проведенного на жарком солнце дня. Дело было плохо. Николай оделся, и дойдя до аптеки, больше жестами, чем словами попросил жаропонижающее. Но продавец сам понял, в чем дело, предложив ему требуемое лекарство.

     Вернувшись, Николай увидел, что Славка, тем не менее, колдует над плитой, и ужин все-таки состоялся со стонами и смехом одновременно. Они выходили на балкон, наблюдая, как берег моря погружается в сумерки, и наконец, оба заснули, даже не убрав следы пиршества.

     Спалось им плохо. Славка несколько раз просыпался и шел в душ, откуда возвращался, стуча зубами, закутывался одеялом, которое тут же сбрасывал, поскольку его прикосновение к обожженной коже было нестерпимым. Не лучше было и Николаю. Заснули по настоящему только под утро, когда стихли звуки веселья, доносившиеся с улицы из располагавшихся внизу таверен.

     Разбудило их шарканье метлы по асфальту. Славка поднялся, и закурив, вышел на балкон.

     - Не врубился, - сказал он, возвращаясь, - Нас что, дворничиха вчера оформляла?

     Николай тоже выглянул на улицу и увидел хозяйку отеля, подметавшую у входа.

     - Это не дворничиха. Это хозяйка, которая, очевидно, не хочет платить дворнику и делает это сама, - пояснил он.

     - Не фига себе, - улыбнулся Славка, - Я представил своего директора на ее месте...

     - Тут другие понятия, Слав. Поэтому многие наши и не могут прижиться здесь.

     Славка сладко потянулся и тут же поморщился.

     - Больно? - участливо спросил Николай.

     - Кожу, как панцирем, стянуло.

     - Да. Сегодня мы с тобой день потеряли, - сказал Николай, - Придется валяться в номере. Иначе и последние два пропадут.

     Они убрали остатки вчерашнего ужина и ополоснулись в душе.

     - Кто идет в магазин? - спросил Славка, раскинувшись голышом на кровати.

     - Дядя Коля, наверное, - ответил Николай, натягивая джинсы, - Чего тебе принести?

     - Чего хочешь, - улыбнулся Славка, - Я всеядный...

     Николай сходил за продуктами, они приготовили обед, поели, запив холодным сухим винцом, и опять впали в полудрему, завершившуюся сладким сном. К вечеру им полегчало, и Славка предложил пойти куда-нибудь, где весело.

     - В гей клуб? - улыбнулся Николай, - Не уверен, что найдем.

     - При чем здесь это? - поморщился Славка, - Откуда там всю ночь музыка играла?

     Они оделись и спустились в таверну. Здесь действительно было весело. Звучала музыка, было много молодежи, но русскоговорящие, судя по всему, они были одни. Заказав ужин, а сделать это оказалось легко, поскольку каждое блюдо в меню было иллюстрировано картинкой, они наблюдали за происходящим вокруг. Говорили между собой во весь голос, как впрочем, и за соседними столиками, и почему-то не было никакой неловкости, что кто-то услышит. Каждый был увлечен своей беседой и если пересекался глазами с кем-то другим, то лишь с вежливой улыбкой.

     - А ты замечаешь, как себя держат люди? - спросил Николай.

     - Как?

     - Ну, говорят громко, но не крикливо. Жесты свободные, но не размашистые. Раскованы, но не развязны, как у нас.

     - Да. Люди здесь другие, это я сразу заметил, - согласился Славка.

     - Вот и поучиться бы хоть немножко, а не отсталостью своей чваниться... Хотя, это не приходит сиюминутно.

     - Что ты имеешь в виду?

     - Анекдот такой слышал? Два француза встречаются, один у другого спрашивает, что нужно, чтобы стать интеллигентным человеком? Закончить Сорбону, отвечает тот. Так я закончил, перебивает его первый. Да не тебе, а твоему прадедушке...

     Славка засмеялся.

     - Пойди, потанцуй, если хочешь, - сказал Николай.

     - Да ну, - улыбнулся Славка, - Я еще не освоился настолько.

     - Расслабься, Славеныш! И поблагодари Бога, что Он подарил нам эту поездку и этот вечер.

     - А ты знаешь, за что я Его поблагодарил сразу, как причастился? - посерьезнев, спросил Славка и сам же ответил, - За то, что мы встретились с тобой. Нет, Колян, правда. Я вспоминаю и сам не верю. Я тогда вообще видеть никого не хотел... А чтобы вот так взять и рассказать незнакомому человеку всю подноготную? Да со мной такого в жизни никогда не было. Как нашло что-то.

     - Вот тебе и чудо, - улыбнулся Николай.

     - Да ну тебя, я серьезно.

     - И я серьезно, Славеныш. Я тоже благодарю Бога за это в каждой молитве.

     Бутылка опустела, и они заказали еще одну. Шумело море, смеялись и веселились люди вокруг, играла музыка, и они пребывали в приподнятом состоянии духа, чувствуя себя вместе со всеми, и в то же время в чем-то наедине.

     Николай отлучился в туалет, и вернувшись, застал Славку в компании двух девушек за соседним столиком. Они о чем-то оживленно беседовали. Как выяснилось, одна из девушек училась в России и говорила по-русски. Звали ее Элени, но слегка захмелевший Славка уже запросто называл Леной. Николай тоже подсел к ним, и они познакомились. Вторую девушку звали Георгия. Несмотря на то, что Николай выделялся из компании по возрасту, по духу он вошел в нее совершенно свободно. Вторую бутылку пили уже все вместе.

     Осмелевший Славка отправился танцевать с Элени, а Николай остался за столиком с Георгией.

     - Это ваш сын? - спросила она, улыбаясь и с трудом выговаривая русские слова.

     - Племянник, - ответил Николай, и видя, что Георгия не поняла, начал объяснять, что это такое при помощи жестов и названий первой степени родства.

     Этого хватило до возвращения Славки с Элени. Дальше беседа потекла через нее. Девушек интересовала Россия, особенно Элени, как и чем живет молодежь? Не в меру расслабившийся Славка немного грубовато охарактеризовал это в нескольких репликах, но Николай тактично сгладил впечатление, уверив, что молодежь стала свободнее, и это самое главное.

     Потом они гуляли по берегу моря, и почти из каждой таверны их дружелюбно зазывали зайти.

     - У нас сезон сейчас, - пояснила Элени, - Туристов мало, все стараются приглашать.

     - А зимой что? - спросил Славка.

     - Зимой туристов совсем нет.

     - А на что же живут хозяева?

     - Хозяева получат за это время... - она замялась, подбирая слово, - Зарплат.

     - За что? - не понял он.

     - Слав, у них государство оказывает поддержку, когда люди лишены возможности заработать сами, чтобы они могли нормально жить и не воровали, - тихо пояснил Николай, и улыбнувшись Элени, сказал - Если бы с визами было проще, туристов бы у вас было больше.

     - Да. Это есть так. А вам понравилась Греция?

     - Очень! Да, Слав?

     - Да, - улыбнулся тот.

     - Ну, он за границей вообще впервые.

     - А вы?

     - Был в Израиле один раз.

     - Так мало? Вы не любите путешествовать?

     - Любим. Это не последняя поездка.

     - Приезжайте еще раз Греция. Вы еще не были Олимпия, Пелопонес, Мистра. У нас много есть интересно...

     Утром девушки уезжали в Афины. Николай со Славкой проводили их до отеля и на прощанье обменялись телефонами.

     - Ну вот, у тебя подруга появилась в Греции, - сказал Николай, когда они шли к себе.

     - Да ладно, - отмахнулся Славка, - Не был бы я геем...

     - Не отчаивайся, Славеныш, - приобнял его Николай, - адекватный человек и это поймет.

     - Да, поймет, - грустно сказал Славка, - Ты первый, кто понял. И то потому, что сам такой.

     - А Витька?

     - Ну, еще один. До сих пор не понимаю, почему?

     - Найдутся и другие. А может, здесь еще и с геем познакомимся.

     - Зачем? - резко спросил Славка.

     - Просто, как с девчонками, для общения.

     - Не надо мне такого общения.

     - Я пошутил, Славеныш, не сердись, - нежно сказал Николай,.

     На следующий день они проснулись поздно. Николай опять сходил в магазин. Позавтракав и пообедав одновременно, они отправились бродить по острову. Он оказался совсем небольшим. Помимо двух населенных пунктов, в одном из которых помещался их отель, остров был покрыт сосновым лесом. Дышалось тут удивительно легко, а неожиданно открывавшиеся морские пейзажи завораживали своей красотой.

     Они присели в глухом месте на крутом обрыве и смотрели вдаль, где бороздили просторы суденышки, казавшиеся отсюда совсем маленькими. Вот показался паром, на котором они приплыли два дня назад.

     - Завтра у нас последний день, а следующий, который послезавтра - наш, - кивнув на него, сказал Николай.

     - Да... - с сожалением протянул Славка.

     - Жаль уезжать?

     - Не то слово. Как подумаешь, из такой красоты - в такую мерзлоту... - он даже передернул плечами.

     - Не грусти, поездим еще, - сказал Николай, обнимая и прижимая его к себе.

     Славка тоже приник к нему, и их объятия перешли в поцелуи. Вокруг никого не было, лишь шумели сосны, да плескалось под крутым обрывом море...

     - Колян... - тихо попросил Славка, чувствуя, как руки Николая залезают ему под шорты, - Этого не надо сейчас, ладно? Поласкай меня, как тогда... в первый раз.

     Да Николаю и самому хотелось именно этого - обнимать и ласкать своего Славеныша, ощущать в руках трепет его жизни и слышать биение сердца... Они лежали и предавались ласкам долго, забыв обо всем. Лишь заходящее за горизонт солнце напомнило об окончании дня.

     Ужинали они в той же таверне и вспоминали девушек.

     - А позвони Элени, - предложил Николай.

     - Сколько это будет стоить? - спросил Славка.

     - Сколько бы не стоило. Скажи хоть пару слов, попрощайся. На вот, - он протянул ему свой телефон, - У меня еще есть деньги.

     Славка набрал номер, и ему ответили. Николай слушал обрывки разговора, следил за выражением Славкиных глаз, и больше всего ему хотелось в этот момент, чтобы это знакомство переросло в чувство, и его Славеныш обрел здесь вторую родину и любимого человека. Он мечтал об этом понимая, что тогда потеряет его, но желание счастья другу было сильнее.

     - Тебе привет, - сказал Славка, закончив разговор, - Приглашала еще приезжать. Даже конкретно, просила позвонить и предлагала повозить по Греции.

     - Бог даст, позвоним, - улыбнулся Николай.

     - Нет, Колян, я решил - все деньги буду откладывать на поездки. Не нужно мне никакого шмотья, хлама. Я хочу увидеть как можно больше.

     - Я - только за.

     Последний день они провели на пляже, а вечером обоих потянуло на вчерашнее место.

     - Ну, вот, - сказал Николай, когда они шагали по лесной тропинке, - у нас уже появились в Греции ностальгические места.

     По дороге сделали еще одно открытие. Оказывается, их пляж на острове был не единственным. Неожиданно они наткнулись на нудистов. Правда, не выгляни Славка с обрыва, они, как вчера, прошли бы мимо, насколько трудно было его заметить.

     Пляж помещался между двумя скалами далеко внизу, и спускаться туда надо было по тропинкам. Очевидно, сюда приходили только те, кто про него знал. Рассмотреть отсюда что-то можно было только лишь при помощи бинокля.

     - Спустимся? - предложил Николай.

     - Спускайся, - буркнул Славка, - Я тебя здесь подожду.

     Николай рассмеялся, потормошив его за шею:

     - Я пошутил, Славеныш.

     - Дебильные у тебя шутки.

     - Ладно, прости. Просто место хорошее. И заметь, случайный человек на него не попадет.

     - Зато у нас в Дюнах ходят, мотней трясут на глазах у старух.

     - Ты прав. Вот это и говорит об отсутствии культуры чувств.

     - Свобода зато.

     - Это не свобода, а вседозволенность. На самом деле, свобода - это порядок. В цивилизованном обществе твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. У нас так, к сожалению, не будет никогда.

     - Не патриот ты, - чуть иронически заметил Славка.

     - Как посмотреть. Вот наши девчонки, может, сейчас вспоминают нас и говорят: Странные русские. Не хамы, не жлобы, не алкоголики, не агрессоры. Пусть это и будет выражением нашего патриотизма.

     - Язык бы еще, хоть немного, выучить, - добавил Славка.

     - А давай, как вернемся.

     - Да мне уже долбить надо... Отвык учиться.

     - Что же тогда обо мне говорить? Попробуем?

     - Давай, - усмехнулся Славка.

     Они дошли до своего места и уселись, как вчера, на краю обрыва.

     - Смеркается. Дорогу обратно найдем? - побеспокоился Николай.

     - На ощупь полезем, - улыбнулся Славка, наваливаясь на него и залезая ладонью по ноге под шорты...

     Они предавались ласкам, смотрели на море, погружающееся в темноту, и ушли, когда уже с трудом можно было рассмотреть дорогу.

      Наутро они попрощались с хозяйкой отеля, и паром повез их обратно в Афины. Потом был самолет, пересадка в Москве, и наконец, знакомое Пулково, встретившее дождем с холодным ветром.

     - Вернулись на родину, - проворчал Славка, ежась.

     - Не грусти, малыш, - подбодрил его Николай, - Еще будут теплые деньки, погуляем. А потом - зима, будем опять кататься на лыжах.

     - Ты когда - в больницу? - спросил Славка.

     - Послезавтра собирался.

     - Я с тобой. Созвонимся?

     - Договорились. Сейчас домой, ко мне?

     - Домой заеду. Обрадую мать возвращением.

     - Расстались нормально?

     - Да. Она, кстати, о тебе очень хорошего мнения.

     - Рассказал про меня?

     - Рассказал про больницу и сказал, что познакомился с тобой в церкви. Подействовало. По крайней мере, когда сказал, что еду с тобой, сказала, что спокойна за меня.

     - Ну, что же, - вздохнул Николай, - Пусть она действительно будет спокойна.

     На Пушкинской они попрощались, условившись созвониться завтра.

     На следующий день Николай заехал к крестнику, вручив заграничные подарки, а вечером уже прислуживал на всенощной. Отдых кончился, начались будни.

     Со Славкой они виделись каждый день, гуляли, ходили в кино, съездили в Павловск, где успели еще покататься на лодке. Потом Славка вышел на работу и встречи стали реже, но по телефону общались постоянно. Они вместе причастились на Покров, вместе ходили к детям в больницу. Они вошли в этот привычный мир своей жизни, и казалось, что нет уже ничего такого, что могло бы омрачить его. Они с нетерпением ждали зимы, сулившей им лыжные походы.

     Но зима принесла совсем другое…

 

 

     9.

 

 

     В тот день Николай проснулся рано. Он открыл глаза и заметил, что в комнате светлее обычного. Николай поднялся с постели, подошел к окну, посмотрел наружу и все понял. Пожухлую траву и асфальт покрывала ровная пелена выпавшего снега. Снег продолжал идти, падая крупными хлопьями.

     «Вот оно что... - подумал Николай, - Вот и до зимы дожили...»

     Он поежился. Николай не любил этого времени года. Как ни привык он не впадать в уныние, но наступавшая пора невольно подвергала искушению. Темные дни, холод, промозглость... Николай ловил себя на мысли, что с удовольствием впадал бы в спячку до теплых времен, если бы не жаль было бесцельно упущенных дней такой короткой человеческой жизни.

     Однако сейчас картина за окном очаровала его. Он вспомнил, что в раннем детстве любил именно зиму. Снег прикрывал мусор и грязь на улицах, и казалось, что так же чисто и бело на всем белом свете. Тогда ему не приходилось толкаться по магазинам, ездить в переполненном транспорте, замерзая в ожидании на остановках, спотыкаться, идя в толпе по наледи на тротуарах, покупать зимние вещи. Для него зима была: лыжи, санки, каток, новогодняя елка и длинные зимние каникулы.  Как приятно было прибежать раскрасневшемуся с морозца в теплый дом, сбросить тяжелую одежду, бултыхнуться в ванну, напиться горячего чаю.

     Потом, когда стало нужно ходить на работу, уходя и возвращаясь затемно, а на лыжи и каток перестало хватать времени, любовь к зиме заметно поостыла. А как поездил по теплым странам, и появилась возможность кое-что сравнить, вовсе стал Николай теплолюбивым человеком. А особенности ленинградского климата стали, пожалуй, самой большой для него неприятностью в жизни. Не зря же говорят - все познается в сравнении.

     Но сейчас, завороженный красотой первой в этом году зимней ночи, он вдруг ощутил такое желание оказаться там, за окном, причем именно сейчас, когда еще улицы пустынны, что, помолившись, начал собираться в храм.

     Улица встретила его влажной прохладой и безветрием. Снежинки кружились в воздухе, и хотелось, как в детстве, ловить их налету губами.

     Николай вспомнил, как когда-то давно, лет в шесть, наверное, он впервые увидел снег...

     Конечно, он видел его и раньше, но в тот вечер действительно УВИДЕЛ. Это бывает у каждого. У кого-то это был зимний лес, у кого-то заснеженные горы. Пусть у него это был Каменноостровский проспект, называвшийся тогда Кировским, вереница снегочистелок и купающиеся под летящими из под их металлических метелок струями снега двое маленьких сорванцов - Колька и Димка. А потом дорога домой под порхающими в воздухе снежинками. Как сейчас...

     Николай вдруг ощутил горячее желание исповедоваться, придя в храм. Вокруг было все так чисто, что невольно хотелось очистить душу.

     Он пришел очень рано и двери были на замке. Николай позвонил и довольно долго ждал, пока пожилая сторожиха Елена откроет.

     - Принесло тебя такую рань, - проворчала она заспанным голосом.

     - Елена, с зимой тебя, - улыбнулся в ответ Николай, - Посмотри, какая красота вокруг.

     Старуха выглянула в дверь.

     - Вот те на, - протянула она, - То-то всю ночь спину ломило.

     - Ладно, не ворчи, - сказал Николай, заходя в храм, - Иди, досыпай, если хочешь, я пригляжу.

     - Доспишь тут. Олег отпросился на два дня. Хоть сказал бы кто. А теперь двое суток дежурить. Завтра Витька придет за него, а сегодня придется мне.

     - Значит, с тобой весь день будем, - Николай приобнял ее, - а ты не рада!

     - Да ну тебя, Коль, - улыбнулась та, - Чайник поставить?

     - Одна попьешь, я причащаюсь.

     Решение пришло спонтанно, но Николай решил, что успеет подготовиться - до службы еще было два часа.

     Он разделся, вошел в алтарь, сотворил поклоны перед престолом, привычно посмотрел чтения, заложил Апостол, зажег семисвечник и лампады на солее, приготовил жертвенник, и встав лицом к горнему месту, стал читать каноны. Состояние духа, возникшее, когда он выглянул в окно и увидел первый снег, не покидало его.

     В храме стояла тишина, нарушаемая лишь шаркающими шагами Елены, да слабым шумом от проезжающих машин с улицы. Николай молился, а его душу наполнял сладостный покой и утешение.

     «Что, какие светские радости и удовольствия могут заменить это состояние духа? - подумал он, - Как ты милостив ко мне, Господи».

     Скоро в алтаре появился отец Валентин.

     Николай прервался после очередной молитвы и подошел за благословением:

     - Поисповедуешь меня, отче?

     - Конечно, - улыбнулся тот.

     К исповеди Николай не готовился, но это не смущало его.

     «А надо ли вообще превращать это в ритуал? - неожиданно подумалось ему, - Разве Господь не видит, какие мы есть?»

     К жертвеннику подошел отец Валентин, положил на край крест и Евангелие, и прочтя молитву, склонил голову, приготовившись слушать.

     Николай не перечислял грехи, как всегда, а просто рассказывал... Об унынии, навеянном жизненными обстоятельствами, о своем неумении противостоять обидам, о невнимании к ближнему, о том, сколько времени растратил впустую. Он говорил и говорил, никого не обвиняя, ничего не обобщая и не стремясь оправдать себя. Он просто говорил о том, без чего бы его жизнь не была омраченной, что в его собственных силах было не делать.

     Отец Валентин бросил на Николая внимательный взгляд. В том, что исповедь была искренней, он не сомневался, но она была непохожей. Это был именно голос совести, и он остро почувствовал это.

     Ему приходилось несколько раз принимать у Николая исповеди, хотя тот предпочитал причащаться не в своем храме. У них был когда-то разговор об этом.

     «Отче, ты живой человек, мы бок о бок с тобой каждый день, зачем мне тебя искушать? Я очень грешный, - с улыбкой сказал тогда Николай и добавил серьезно, - Мы же Господу исповедуемся, а не священнику. Пусть это будет другой, который меня не знает. И мне будет легче и ему. К тому же, когда участвуешь в службе, нет возможности сосредоточиться на молитве, ты сам знаешь».

     Отец Валентин сам часто думал об этом и вспоминал слова Иоанна Кронштадтского, что у священника практически нет шансов на спасение.

     Он накрыл голову Николая епитрахилью и прочитал разрешительную молитву.

     - Экспромтом решил? - спросил он, благословив Николая.

     - Да. По наитию, - улыбнулся тот.

     - Будешь причащаться?

     - Благословляешь? Хотелось бы.

     - Да, конечно, - улыбнулся в ответ священник, - Взгляни, много там исповедников?

     Николай выглянул из алтаря.

     - Двенадцать человек, если еще не набегут. Я тринадцатый. Мое любимое число.

     - Серьезно? - опять улыбнувшись, спросил отец Валентин, - Почему?

     - Не знаю, - пожал плечами Николай, - Наверное, в пику суевериям.

     Он разогрел кадило, постоял у жертвенника, прихватив его рукавом стихаря, чтобы не обжигало руку, пока отец Валентин покрывал дары, и приняв после каждения, спросил:

     - Начнем, помолясь?

     - Да, иди, читай, - ответил тот, беря в руки крест и Евангелие, - Пойду выслушивать блудные страсти.

     Николай сотворил поклон на горнем месте, вышел на солею, подождал, пока отец Валентин прочтет молитвы к исповеди, и после возгласа начал читать.

     За много лет служения, тексты он знал на память. Поглядывая в часослов, чтобы ненароком не сбиться, Николай окидывал взглядом храм, с которым успел сродниться душой, выделял знакомых прихожан. Он любил эти будничные службы, когда народу мало, но казалось, приходили именно те, кто ощущал потребность в каждодневном общении с Богом, а не только «ради праздника». Встречаясь глазами с некоторыми, он обменивался короткими поклонами, не отрываясь от чтения. Матрена, Клавдея, Василий, Тамара... Одна сегодня, а где же неразлучная Анна? Неожиданно он вспомнил, что давно не звонила Надежда Сергеевна.

     «Позвоню ей после службы, - подумал он, - и к крестнику зайти вторую неделю обещаю. Валентина хотела посоветоваться о чем-то...»

     У Николая вдруг возникло ощущение, что он может чего-то не успеть. Кстати, сегодня пятница, нужно в больницу заглянуть. Он вспомнил глаза детей, озарявшихся при его появлении, и невольно заулыбался предстоящей встрече. Это даже отразилось на дикции. Николай поднял взгляд на хор и встретился улыбкой с певчей Ниной. Она, как всегда, пришла раньше всех...

     Вот и молитва шестого часа. Отец Валентин, исповедовав последнего, вошел в алтарь.

     - Благословенно царство Отца и Сына и Святого духа...

     Начиналась литургия.

     Служба прошла четко и усердно, как бывало всегда, когда они служили с отцом Валентином. За годы, проведенные рядом, они научились понимать друг друга с полуслова. На его службах Николай делал все четко и никогда не допускал погрешностей, как бывало всякий раз, когда прислуживал настоятелю, вызывая постоянные нарекания.

     Отслужили молебен, панихиду. После службы было отпевание. Как ни странно, Николай из всех треб любил именно отпевание. На крещении его донимал плач младенцев, не понимающих, зачем их сюда принесли, зачем проделывают какие-то манипуляции и подвергают окунанию в воду? Тем неприятнее было оттого, что, зачастую, вряд ли это понимали и взрослые, принесшие их. Один раз, на слова батюшки о том, что завтра младенца надо причастить, крестная задала вопрос, а где это можно сделать, сколько будет стоить и можно ли прямо сейчас записаться? Прибегала восприемница к этому хоть раз в жизни сама? Возникало ощущение бесполезности всего происходящего, даже глумления над святым. То же чувство бывало у Николая и на венчаниях, когда он шел со свечой под вспышками фотокамер и перед толпой гостей, взирающих на все происходящее, как на театральное действо. На отпевании этого не было. Перед лицом смерти все становятся серьезными. Николай читал апостол, стоя над усопшим и остро чувствовал душой каждое слово. Он верил в то, что читал. Верил бесконечно и непоколебимо.

     После службы Николай прибрался в алтаре, пропылесосил коврики, сожалея, что опять не дошли руки соскрести со ступеней на солее капли воска - отец Валентин приглашал пообедать.

     Они пообедали, обсудив, как всегда, церковные новости. Подошли певчие, и в трапезной сразу стало оживленно. Хор был молодой, и отец Валентин был их всеобщим любимцем.

     Николай оставил их, поблагодарив хлопотавшую на кухне Серафиму. До вечерней службы предстояло еще много дел, но сначала он позвонил на мобильник Славке.

     - Да.. Привет.. - послышался его отрывистый голос.

     «В пути, наверное», - догадался Николай.

     Когда тот отвечал за рулем, он всегда говорил так.

     - Привет, Славеныш. Едешь?

     - Да.. В пробке проторчал у Московской... Разворот получил... Погода - мрак...

     - Для тебя - конечно. Придешь сегодня?

     - В четыре откатать должен... Ты - как всегда?

     - После службы. На ужин купим чего?

     - Я забегу... Поваляюсь до твоего прихода.

     - Отдыхай. Я приду - приготовлю.

     - Вместе приготовим… Ну давай, до вечера...

     В трубке послышался отбой.

     Несмотря на отрывистость фраз, голос Славки был радостным.

     «Ангела хранителя тебе», - мысленно произнес Николай.

     Он представил сейчас Славку. Не выспавшегося, рулящего по пробкам на скользких мостовых на своем троллейбусе, принимающего брань и за погоду, и за долгое ожидание, и за свое собственное существование в придачу, от раздраженных пассажиров. Своего худенького, столько выстрадавшего любимого Славку... И его сердце сжалось.

      Николай набрал другой номер:

     - Надежда Сергеевна?    

     - Коленька, - отозвалась та.

     - Как ваши дела, как здоровье?

     - Да хорошо, дорогой, спасибо тебе. Приболела вот только малость...

     - А говорите - хорошо. Что с вами? Простудились? Давление?

     - Да не знаю, Коля. Ломит все тело и температура. Грипп, похоже. Кто сейчас разберет, чем мы болеем?

     - Скорее всего, грипп. Лечитесь чем?

     - Лечусь. Малинки попила на ночь...

     - Ну, какая малинка, Надежда Сергеевна? - перебил Николай, - Лекарства у вас есть?

     - Да... Есть.

     - Надежда Сергеевна, - твердо сказал Николай, уловив замешательство в голосе, - говорите, что вам нужно из продуктов, из дому ни ногой, а я привезу вам лекарство.

     - Коленька, не надо, у меня все есть, - запричитала та, - Заразишься еще...

     - Перестаньте, - не терпящим возражений голосом сказал Николай, - Я записываю. Хлеб, молоко, как всегда, сыр ваш любимый, творог. Что еще? Первое есть у вас?

     - Коля, я прошу - не надо... - попыталась опять возразить Надежда Сергеевна.

     - Это я вас прошу, - перебил Николай, - Значит, борщ сварим, что еще?

     - Ох, Коля, Коля... - протянула она потеплевшим голосом, - Ну откуда ты такой?

     - Надежда Сергеевна, теряем время...

     Он записал требуемые продукты, и перекрестившись на алтарь, вышел из храма.

     Погода и впрямь была отвратной. Падавший ночью снег начал таять, перейдя в мелкий дождь, к тому же подул холодный ветер, и на дорогах образовалась наледь. Николай вспомнил сказочное очарование ночи и вздохнул.

     «И не подумаешь, что это было всего несколько часов назад... Хотя, в Питере погода меняется моментально...»

     Путь ему предстоял не близкий. Сначала на автобусе, которого, как всегда, пришлось долго ждать, потом на метро с пересадкой, плюс аптека, магазины. Но вот, наконец, и Московский вокзал. Гончарная, почти пришел...

     - В постель, в постель, горите вся, - по-хозяйски сказал Николай, открывшей дверь Надежде Сергеевне, - Я выложу продукты, поставлю борщ и приду к вам. Вот вам амиксин, кстати.

     - Ой, Коленька, милый, целую сумку притащил. Я рассчитаюсь сейчас с тобой.

     - Рассчитаетесь и за все отблагодарите, я знаю, а сейчас - в постель, и никаких разговоров.

     Николай мягко, но решительно развернул ее и направил в комнату.

     Он вошел в кухню, налил в кастрюлю воды, положил вариться мясо и начал строгать овощи. Пока закипало, Николай успел почистить мойку и разложить в холодильнике продукты.

     - Ну, вот и я, - сказал он, входя в комнату.

     Надежда Сергеевна лежала, укрывшись одеялом до подбородка. В углу работал телевизор.

     - Увлекаетесь все? - неодобрительно спросил Николай, кивнув на него.

     - Да я сериалы только смотрю и новости, чтобы в курсе быть...

     - Когда-то и я новостями увлекался, - вздохнул Николай, - В перестроечное время. Оторваться не мог. Казалось, наконец, правду показывать стали. «Взгляд», «Вид», «600 секунд», «До и после полуночи», чего там еще? А на самом деле, указание было дано такие передачи делать. Горбачев отменил глушение западных радиостанций. Вот, чтобы люди их не слушали, и предложили им другую жвачку для глаз.

     - Да не пугай так, Коленька. Что же я, не понимаю ничего?

     - Так там еще более понимающие сидят. Вчера с одним молодым разговаривал. Умный парень, институт закончил. Так вы бы послушали, как он Сталина защищает. А все цивилизованное человечество, в особенности американцы - враги, они мир к погибели ведут. Спрашиваю - ты своими глазами видел их жизнь хотя бы из окна туристического автобуса? Как ты можешь судить, что об одном, что о другом, если сам не жил, сам не видел? Откуда в нем такая непоколебимая уверенность в том, о чем сам имеет чисто умозрительное представление? Вывод напрашивается сам собой. И это, - Николай опять кивнул на телевизор, - их главное оружие.

     - Так может, Коля, так надо? Как Россию-то уберечь?

     - Уберечь от кого? От самих себя? Уже уберегли. Одним выгодно, чтобы она такой оставалась, а других научили гордиться своей отсталостью и невежеством. Давайте лучше друг друга беречь будем. Это самое большее, что мы можем реально.

     Николай улыбнулся.

     Он взял стул, придвинул к постели больной и присел.

     - Как Лена поживает? Не поминает меня больше недобрым словом?

     - Что ты! После истории с квартирой, о тебе ни одного дурного слова. Только... - Надежда Сергеевна запнулась, - Меня совесть мучает, Коленька. Ведь твоя она по полному праву. Если б не ты, не отстояла бы я ее. А для кого? Вот ты приехал, а ей позвонила...

     - Не надо об этом, Бог ей судья, - спокойно сказал Николай, - А что касается квартиры, я свою-то церкви завещал, а Лена вам все-таки родная.

     - Родная! Хоть бы спросила, что со мной? Я работаю, как смогу - приеду. Вот весь ответ был.

     - Ну, ведь у нее семья, муж непутевый, ребенок. С работы тоже не везде отпроситься можно, - примирительно сказал Николай.

     - Да пенсии она моей ждет! - воскликнула Надежда Сергеевна, - Вот увидишь, четвертого, как штык, заявится. Только...

     Она зашевелилась, пытаясь подняться.

     - Куда вы? Лежите, что вам подать? - спросил Николай.

     - Подожди, Коля. Помоги-ка мне лучше.

     Она поднялась с постели, сунула ноги в тапочки, и подойдя к стенке, отодвинула нижний ящик.

     - Вот там, - сказала она, указывая на открывшуюся щель, - в самой глубине. Ленка не найдет. Это твое, Коля, если со мной что случится. И не говори ничего. Это моя воля. Хватит с нее! И так, лишь обирать приезжает. Проследи только, чтобы похоронила по-христиански.

     Женщина смахнула слезу.

     Николай взял ее под руку, довел до постели и сказал:

     - Не будем о грустном. Я пойду, посмотрю, что там на кухне.

     Он, попробовав, выключил сварившийся борщ и вернулся в комнату.

     - Возьми вон там, на столе, - женщина указала взглядом на приготовленные для него деньги.

     - Это много.

     - Возьми все! - с учительскими интонациями в голосе потребовала Надежда Сергеевна, - Ленка все равно отберет. Я хочу, чтобы это тебе досталось.

     - Надежда Сергеевна, - мягко сказал Николай, - нам больше надо думать, с чем мы останемся, когда это нам уже не нужно будет...

     Он осекся, сообразив, что это звучит, как упрек и напоминание о неминуемом. К тому же, опять поймал себя на суесловии.

     Надежда Сергеевна потупила взгляд.

     - Знаете что? - улыбнулся Николай, - Я от вас еду в больницу, можно я куплю на эти деньги от вас фруктов малышам? Они очень рады будут. Особенно, когда скажу им, что вы учительница.

     - Делай, как знаешь, Коля, - ответила женщина.

     - Борщ готов, на второе я вам пельменей купил, они в морозилке, все остальное в холодильнике. Примите лекарство и отдыхайте. Не обижайтесь на меня, ладно? Я позвоню вам завтра.

     - Спасибо, Коленька, - сказала Надежда Сергеевна, - Какие обиды? О чем ты?

     Он вышел на улицу и посмотрел на часы. Пора было ехать в больницу. Уходя, он опять почувствовал, что чего-то не успел, не доделал, недосказал.

     И эта история с квартирой вспомнилась некстати во всех подробностях...

 

 

     10.

 

     Познакомился он с Надеждой Сергеевной случайно. Это произошло в храме. Она покупала свечи, когда он подошел во время вечерней службы к ящику:

     - Катюш, что у нас завтра по требам?

     Свечница ответила, Николай хотел отойти, но Надежда Сергеевна остановила его:

     - Простите, можно у вас спросить?

     - Да, пожалуйста.

     Он остановился, наклонив голову, чтобы лучше слышать. Шла служба, и говорить они могли только шепотом.

     - У меня сын погиб два года назад, а недавно сестра умерла. Завтра сорок дней. Куда надо свечку поставить и что сделать, чтобы... - она осеклась и как-то неловко, как бы стыдясь выговариваемых слов, завершила фразу - Чтобы ей хорошо там было?

     - За упокой всегда свечи ставятся к распятию,- мягко беря ее под руку и подводя, ответил Николай. - И главное, помолитесь за усопшую при этом.

     Женщина смутилась еще больше.

     - Я не знаю, как надо молиться. Не осуждайте меня. У нас время было другое.

     - Осуждать никого не надо, - улыбнувшись одними глазами, сказал Николай, - Сестра верующей была?

     - Какие мы верующие? - вздохнула женщина, - Комсомолки сороковых годов.

     - Но крещеные?

     - Это - да. И в Пасху на кладбище всегда ездили, и признавали все в душе, а вот в церковь...

     - Ну, привел же вас Господь и в церковь, наконец, - улыбнулся Николай уже открыто, - Она для того и существует, чтобы мы воздавали Ему здесь то, что у нас в душе.

     - Понимаете, - продолжала женщина, - она мне снится каждую ночь. Причем, мне кажется, что ей плохо. Я виноватой чувствую себя перед ней, и попросить прощения не успела. Даже спать боюсь, вдруг опять приснится?

     - Вы отпевали ее? Сорокоуст заказывали?

     - Я не знаю, племянница в церковь ходила, говорит, отпели заочно.

     - Вот, что сделаем, - сказал Николай, - Я запишу сорокоуст, а вы поставьте свечу, и хорошо бы завтра придти отслужить панихиду. Если не можете, подайте записку сейчас. А в своей вине перед покойной, лучше покаяться на исповеди. Сами почувствуете, как вам станет легче.

     - Спасибо вам, - проникновенно глядя ему в глаза, сказала женщина, - Сколько я вам должна за скоро… сорок... Как вы сказали?

     - Сорокоуст, - опять улыбнулся Николай одними глазами, - Это значит, сорок дней будем вашу сестру поминать за каждой службой. И сына можем, раз погиб. Как его имя?

     - Анатолий, - с готовностью ответила она, - а мужа покойного Владимир.

     - Я запомню. Денег не надо. И запомните - единственное, что от нас нужно усопшим - это добрая память и молитва. Помолитесь сейчас, когда будете свечу ставить, как можете, своими словами. Дело не в многословии, а в искренности. Господь услышит.

     - Какой вы... - начала было женщина, но Николай перебил ее.

     - Простите, у меня служба. Если что-то еще захотите спросить, приходите.

     - Вы батюшка? - спросила женщина.

     - Нет. Я чтец. Чтец - алтарник. Но то, что я вам сказал, не обязательно спрашивать у батюшки. Спаси вас Господь.

     Он слегка поклонился ей и вернулся в алтарь.

     Когда Николай вышел на солею читать Первый час, он заметил, что женщина не ушла, а внимательно смотрит на него. Их взгляды встретились, она опустила глаза и пошла к выходу.

     Прошла неделя, и он вновь увидел ее на вечерней службе. Дождавшись свободного момента, Николай вышел из алтаря и поманил ее взглядом в боковой придел.

     Они поздоровались.

     - Как у вас дела? Были на исповеди? - поинтересовался Николай.

     - Да, - ответила женщина, - Я специально пришла поговорить с вами. Я пошла в лавру, чтобы исповедоваться, как вы говорили, но... там попался такой батюшка... Я не получила облегчения от этого.

     - Что же вас смутило? - как можно мягче спросил Николай.

     - Да он начал про всякие правила... И живу я не так, и без церкви спасения нет... Я понимаю, может, это все и так, но...

     - Что же благословил вас делать батюшка?

     - Он мне столько наговорил, что я не поняла половину. И слушайте, говорит, обязательно, православное радио Санкт-Петербурга. Я специально нашла, послушала, но как-то оно мне... Там про политику больше.

     - Понятно, - сказал Николай,

     Он подвел ее к свечному ящику и снял с полки Закон Божий.

     - Купите эту книгу. Тут нет про политику, а на вопросы о вере вы найдете все ответы.

     - Спасибо, - поблагодарила женщина, - А вы не могли бы мне уделить какое-то время? Хоть вы и не батюшка, но я почему-то верю вам, и потом... Вы мне очень напоминаете погибшего сына.

     - Конечно, но не во время службы, - улыбнулся Николай, - оставьте мне телефон, я позвоню вам.

     Они созвонились на следующий день, и Надежда Сергеевна пригласила его на обед. Она рассказывала ему про семью, про умершего мужа и погибшего в автокатастрофе сына, показывала альбомы. Николай почувствовал, что помимо возраста и слабого здоровья, больше всего Надежда Сергеевна страдает от одиночества. Из близких родственников у нее осталась одна племянница, но отношения у них, как он понял, были далеки от сердечности.

     Долго говорили о вере. Разговор перешел на эту тему как-то сам собой. Николай старался не делать упор на правила, а подвести к мысли, что Бога надо открыть в себе, в своем сердце, и тогда выполнение традиций станет потребностью.

     - Почему вы не батюшка? - спросила его Надежда Сергеевна, - Ведь это вам нужно им быть, а не тому, у которого я была.

     - Не судите, да не судимы будете, - напомнил ей Николай, - Может, это тоже промыслительно, что Господь вас привел именно к такому батюшке, но не оттолкнул от Себя. Вы же пришли ко мне второй раз?

     - Я потому и пришла, что мне показалось, вы мне все сможете объяснить все, как надо.

     - А как надо, знает один Господь, - сказал Николай, - Молитесь, просите Его, и Он все вам откроет, а когда надо, и к батюшке приведет подобающему. Будем считать, с первым искушением вы справились.

     Он стал приезжать в гости к Надежде Сергеевне, ощутив, что она действительно нуждается в общении с ним. Чтобы была реальная помощь от его приездов, не забывал захватить продукты, а приготовить и угостить его Надежда Сергеевна стремилась сама, и было видно, что это доставляет ей радость.

     Однако такая идиллия в их отношениях продолжалась не долго. Однажды вечером в квартире у Николая зазвонил телефон.

     «Кто бы это мог быть?» - подумал он.

     С тех пор, как он обзавелся мобильным, все переговоры сами собой перешли на него, поскольку застать Николая дома было делом нелегким, а нужда в связи была постоянной. Он даже стал подумывать, не отказаться ли в целях экономии от домашнего телефона вообще?

     - Я слушаю вас, добрый вечер, - сказал Николай, беря трубку.

     - Это Николай? - послышался незнакомый женский голос, явно выражающий неприязнь.

     - Да. Вы не ошиблись.

     - Который из церкви? - последовал вопрос в том же тоне.

     - Да, а с кем имею честь?

     - Сомневаюсь, что вы ее имеете, - последовал язвительный ответ.

     - В чем дело? Объясните, пожалуйста, - спокойно попросил Николай.

     - Это я должна у вас спросить - в чем дело? - голос в трубке начал набирать силу, - Что вам нужно от посторонней женщины?!

     - Кого вы имеете в виду? - не теряя самообладания, спросил он.

     - Понятно. У вас, очевидно, не одна такая? Церковный бизнес...

     - Простите, либо вы представитесь и начнете излагать конкретно, либо я буду вынужден положить трубку. Разговаривать в такой манере я с вами не буду, - Николай придал интонации твердость.

     - Я племянница Надежды Сергеевны, - после некоторого замешательства ответила женщина.

     - Слышал о вашем существовании, но лично не приходилось знать до настоящего момента...

     - Так придется узнать! - буквально выкрикнула та, - Что вам нужно от моей тетки?! Пользуетесь тем, что она из ума выжила?! Дурочек старых ищете, чтобы квартиры оттяпать?!

     - Почему вы так решили? - горько вздохнул он.

     - Вы из меня только дурочку не делайте! Я вам не тетка! И знайте - ничего у вас не выйдет! Квартира завещана мне, и я вам дарить ее не собираюсь!

     - Может, вы успокоитесь, и поговорим спокойно? - предложил Николай.

     В трубке послышался шорох, нечленораздельные звуки - похоже на том конце провода кто-то вырывал ее друг у друга из рук.

     - Але! - послышался, наконец, резкий мужской, явно не трезвый голос, - Слушай, ты, попяра вонючий! Если ты еще раз сунешься туда, я тебя встречу, гад, и урою на х..! Понял?! Вас давить надо, б..., там всех пачками! Наживаетесь на старых дурах! Сгинь, гнида поповская, гандон штопаный, чтобы я о тебе больше не слышал, б...!

     Николай не стал слушать брань и положил трубку. Телефон зазвонил вновь. Он не стал отвечать, но звонки продолжались. Наконец, Николай взял трубку и молча поднес к уху.

     - Коля, Коленька! - послышался взволнованный голос Надежды Сергеевны.

     - Да, добрый вечер, - приветливо ответил он.

     - Я звонила тебе днем, но не дозвонилась...

     - Звоните на мобильный. Я же вас предупреждал, что меня трудно застать. Что у вас случилось?

     - Да уж, случилось. Даже про мобильный из головы вылетело... Ленка ко мне сегодня приезжала, Коля! Если бы ты слышал, какой скандал мне устроила.

     - Я, кажется, догадываюсь, о чем идет речь.

     - Как?

     - Имел честь только что пообщаться. И не только с ней. Там еще мужчина присутствовал. Судя по всему, муж.

     - Что они тебе наговорили, Коля? - в голосе Надежды Сергеевны послышались слезы.

     - Да трудно было понять. Очевидно, они решили, что я посягаю на вашу квартиру.

     - Ей соседка насплетничала, она и мне всю плешь проела, прости, Господи! И в церковь ходить отговаривала, говорит, жулики там все, во всех газетах пишут...

     - Ну, вы-то, надеюсь, не думаете так? - перебил ее Николай, - Успокойтесь, в наших отношениях ничего не изменится, а относительно встреч, решите сами. Я не хочу, чтобы у вас были неприятности на этой почве...

     Он говорил ей что-то еще, уверял, что все понимает и не держит никаких обид, и старался перевести разговор с больной темы. Похоже, это удалось, и Николай пожелал ей спокойной ночи.

     Надежда Сергеевна пришла на следующий день в храм. Николай, в знак верности, проводил ее потом до дома. Она  показала ему окна соседки, что поставила в известность племянницу. Ее квартира располагалась этажом выше прямо над квартирой Надежды Сергеевны.

     - Так если со стороны Староневского зайти через проходной двор, она и не заметит, - улыбнулся Николай, - Не будет же она прислушиваться к каждому шороху в парадном?

     - Если бы ты знал, Коля, что за человек эта Екатерина, - вздохнула Надежда Сергеевна.

     - А зачем вы допускаете ее к себе? Откуда она Лену знает?

     - Она все про всех знает и во все дела лезет. У нее другого ничего в жизни нет - детей разогнала, мужа похоронила...

     - Бог ей судья. Вы-то, зачем с ней общаетесь?

     - С такими людьми, Коля, не знаешь, как лучше себя вести. Ты не пережил того, что мы, в молодости.

     - Надежда Сергеевна, сейчас другие времена.

     - Времена-то другие, а люди... люди ее слушают. Да и страшно все-таки одной. Ведь иной раз давление поднимется - в лежку лежу. От Ленки толку никакого, а Екатерина тут, как тут. И не зову ее, сама приходит. И вот вроде благодарна ей быть должна, а не лежит сердце. Двуличная она, злая, хитрая. Всегда во всем свой интерес имела.

     Разговор происходил под аркой, выходящей на Тележную. Уже почти стемнело.

     - Пойду я, Надежда Сергеевна, - сказал Николай, - Не будем искушать Екатерину, если она на посту. А заболеете - звоните. Прокрадусь так, что никто не заметит.

     Он улыбнулся и легонько приобнял ее.

     - Спасибо тебе, Коленька. Благодарю Бога, что тебя встретила.

     - Ангела хранителя. Звоните.

     - Коля, а знаешь, - добавила она, - ведь и вправду в нашем доме двумя квартирами завладели нечестные люди. Все знают и молчат. Жить страшно.

     - Господь сохранит, - ответил Николай, улыбнувшись на прощанье.

     Прошло несколько месяцев. Николай продолжал бывать у Надежды Сергеевны. Правда, каждый раз, подходя к дому, принимал меры предосторожности: делал крюк по Староневскому проспекту, чтобы войти через проходной двор, и поднимался на второй этаж бесшумно. Подходя к дому, он звонил по мобильному, и Надежда Сергеевна уже встречала его у открытой двери квартиры. За все время он не столкнулся ни с кем ни разу. Звонков от Лены тоже больше не было, и создалось впечатление, что гроза прошла.

     Однажды, приехав, Николай застал Надежду Сергеевну больной. Она лежала с давлением. Продукты были на исходе, и ему пришлось идти в магазин.

     - Коленька, на обратном пути загляни в почтовый ящик, - попросила Надежда Сергеевна, - Я почту уже почти неделю не вынимала.

     Вернувшись, Николай протянул ей газеты, среди которых лежала квитанция на уплату коммунальных услуг.

     - Как рано в этот раз прислали, - заметила та, - Коля, я привыкла к порядку, может, если тебя не затруднит, зайдешь в сберкассу?

     - Да, конечно, - согласился Николай, раскладывая в холодильнике продукты.

     - Тогда, я сейчас за свет выпишу. Ты не возвращайся - пусть будут у тебя. Или в следующий раз принесешь, или я, когда поправлюсь, к тебе в храм приду.

     - Конечно, а заплачу сегодня же, не сомневайтесь.

     Николай присел за стол, ожидая, когда Надежда Сергеевна выпишет счет. От нечего делать он то поглядывал за окно, то перебирал лежащие перед ним бумаги.

     Неожиданно Николай ощутил неясное беспокойство. Он не мог понять причину. Как всегда в таких случаях, он пробежал взглядом предметы, на которые только что смотрел. Часть двора за окном, газета, другая, квитанция... Николай внутренне вздрогнул.

     "В.И.! Не Н.С., а В.И.!"

     - Надежда, Сергеевна, как ваша фамилия?

     - Королева, - растерянно протянула та, - поднимая на него слегка испуганный взгляд.

     - А кто такая Семенова?

     - Какая Семенова?

     - Счет за квартиру выписан на Семенову В.И.!

  Николай встал, и обойдя стол, положил перед ней квитанцию.

     - Видите - адрес ваш, а фамилия владельца квартиры Семенова В.И.!

     Некоторое время они оба в недоумении ее рассматривали.

     - Коленька, я ничего не понимаю, - заговорила Надежда Сергеевна дрожащим голосом, - Какая Семенова? Я тут одна прописана. Я всегда все плачу день в день...

     - Достаньте старые квитки. Посмотрите, какая там фамилия, - перебил ее Николай.

     - Господи... Господи, да что же это такое?

     Николай взял ее под руку и отвел в комнату. Надежда Сергеевна достала папку, куда аккуратно складывала оплаченные квитанции, и дрожащими руками стала перебирать их.

     - Вы видите? И здесь Семенова! - сказал Николай, беря из ее рук пачку, - И здесь... Уже три месяца квитанции приходят на Семенову. Как же вы раньше не заметили?

     - Коленька, я не обращала внимания, - растерянно лепетала Надежда Сергеевна, - Я только платила всегда вовремя, да и Екатерина мне помогала. Я только сумму проверяла...

     - Екатерина? Как она вам помогала?

     - Ну, как? Заходила, говорит, я иду платить, вам не надо заодно? Я сейчас ей позвоню, - она схватила телефонную трубку и дрожащими пальцами стала крутить диск.

     Николай решительным жестом положил руку на клавиши:

     - Не надо. Звонить будем в милицию.

 

 

     11.

 

     В храм Николай приехал за пятнадцать минут до службы, в очередной раз вызвав недовольство настоятеля. Это была всенощная под воскресный день, и все духовенство было уже в алтаре.

     - Алтарник у нас в арьергарде, - строго заметил тот, благословляя Николаю стихарь.

     - Простите, батюшка, так получилось, - смиренно ответил Николай, целуя благословляющую десницу, и опрометью бросаясь разжигать кадило.

     - Слава Святей Единосущной и Животворящей Троице... - послышался возглас настоятеля.

     Николай успел-таки в последний момент подать дьякону кадило и свечи, другой рукой открывая катапитасму, заметив, что до времени начала службы еще четыре минуты. Но сейчас это не волновало его. Идя перед дьяконом, чтобы очистить проход для каждения храма, как он делал всегда, когда бывало много прихожан, Николай выглядывал из их толпы нужное ему лицо.

     Этот человек приходил на службы не часто. Но он появлялся в храме утром каждого рабочего дня, покупал дорогую свечу, ставил ее к иконе Николая Чудотворца и некоторое время стоял молча. Несколько раз он приезжал раньше времени, и Николай специально для него открывал дверь. После этого они стали обмениваться легкими поклонами. Возле ограды, во время утренних визитов, его всегда ожидала черная волга с номером Большого дома на Литейном. Это все, что Николай знал. И теперь этот человек был его надеждой.

     «Хоть бы он пришел, - повторял он про себя, как заклинание, - Хоть бы пришел...»

     Человек стоял в боковом приделе слева от алтаря. Николай заметил его уже с солеи, когда завершал обход храма. Всю службу он выглядывал из дьяконских врат, опасаясь, что человек уйдет, и из-за этого опоздал на чтение канона, не успев вовремя его заложить. И, хотя он сумел довольно быстро найти требуемые чтения, опять заработал замечание от настоятеля.

     - Наезжает? - подмигнул ему с улыбкой отец Валентин.

     -Значит, любит, - в тон ему ответил Николай.

     Отчитав первый час, и не успев даже разоблачиться, он поймал человека на выходе из храма.

     - Простите, - дотрагиваясь до локтя, обратился к нему Николай, - Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Мне очень нужно поговорить с вами.

     Человек внимательно взглянул на него:

     - Какие проблемы?

     Они отошли вглубь придела, и присели на скамью.

     - Я хочу обратиться к вам с просьбой, - заговорил Николай, - Скажу сразу, речь идет не о моих родственниках или нужных людях и мне нечем вас отблагодарить. Я просто обращаюсь к вам, как к верующему человеку, и ни на чем не настаиваю. Если вам это будет затруднительно...

     - В чем суть дела? - перебил тот.

     Николай, как можно короче, по-деловому изложил происшедшее с Надеждой Сергеевной.

     - Какой адрес? - спросил человек.

     Николай назвал.

     - Запишите.

     Человек достал из кармана блокнот, и вырвав страницу, протянул ему вместе с солидной ручкой.

     - В этом доме было уже два случая, когда люди лишались квартир. Одна пожилая женщина уехала к сестре в Смоленскую область на лето, а вернувшись, застала новых жильцов, которые предъявили оформленные по всем правилам документы о покупке квартиры у третьего лица. Она ничего не смогла доказать и ей пришлось уехать доживать к той же сестре...- рассказывал Николай, записывая адрес.

     - Я разберусь и поставлю вас в известность, - опять перебил человек, поднимаясь, - С Богом.

     Прошло два дня. Все это время он навещал Надежду Сергеевну, которая слегла уже не только с давлением, но и с сердцем. Один раз пришлось вызывать неотложку. На ночь к ней приезжала Лена. Она вежливо здоровалась с Николаем, не поднимая глаз, и он стремился сразу же уйти, чтобы не смущать ее.

     Ходил он теперь короткой дорогой, никого не остерегаясь, и несколько раз видел в окне на третьем этаже силуэт с ненавистью глядящей на него Екатерины. Однажды ему показалось, что рядом с ней стоит еще кто-то. Он поднял взгляд еще раз - в окне уже никого не было, но в сознании почему-то ярко запечатлелся силуэт высокого парня лет тридцати с гладко зачесанными назад волосами.

     Подходя на третий день к храму перед утренней службой, Николай заметил возле ограды знакомую Волгу. Он невольно убыстрил шаги и столкнулся в притворе с выходящим человеком из Большого дома. Тот поманил его взглядом на улицу.

     - Кем вам приходится эта женщина? - спросил человек после обмена короткими поклонами.

     - Никем. Просто прихожанка.

     Человек внимательно посмотрел на него.

     - Можете ее успокоить. Пусть напишет заявление с просьбой прописать племянницу и обратится в паспортный стол своего отделения.

     - Но, ведь... - начал было Николай, но человек перебил его:

     - Проблем не будет.

     - А как же остальные?

     На непроницаемом лице человека отразилась легкая досада:

     - Какие - остальные?

     - Я вам говорил, это третий случай в этом доме. И эта Екатерина...

     - Вы обращались ко мне с конкретной просьбой? - опять перебил человек уже совсем другим, твердым голосом.

     - Спаси вас Господи, - вежливо ответил Николай, потупив взгляд.

     - С Богом, - ответил человек и направился к машине, но приостановившись, обернулся.

     Николай подошел к нему.

     - Я посоветовал бы вам, больше не вмешиваться в это дело, - с долей отеческого участия тихо проговорил человек и сел в машину.

     Сразу после службы Николай позвонил Надежде Сергеевне. К телефону никто не подошел. Он убрал алтарь, сходил в трапезную и позвонил еще раз. Опять ответом были длинные гудки.

     «Что могло случиться?» - встревожился он и начал набирать снова.

     На третий раз трубку подняли.

     - Але... - послышался нерешительный, скорее даже испуганный голос Надежды Сергеевны.

     - Это Коля, здравствуйте. Я не мог вам дозвониться. С вами все в порядке?

     Возникла пауза.

     - Да. Все в порядке, - отрешенно ответила она.

     - Надежда Сергеевна, я переговорил с компетентным человеком. Вам нужно срочно, немедленно поехать в отделение и прописать к себе Лену. Если вы в силах это сделать сейчас, я готов вас проводить...

     - Коля... - каким-то чужим усталым голосом перебила его женщина, - Я никуда не поеду. Я прошу, не тревожь меня.

     В трубке послышался отбой.

     Николай оторопело смотрел на телефон в руке и не знал, что делать. В том, что что-то произошло, сомнений не было. Но что?

     Он попробовал позвонить еще раз и убедился, что это бесполезно.

     «Надо ехать», - решил он.

     Николай оделся и направился было к метро, но остановился и вернулся на автобусную остановку. Он ехал домой.

     Придя, Николай кинулся к телефонному аппарату. С того памятного звонка прошло уже больше трех месяцев, но он надеялся, что номер сохранился в памяти определителя, благо домашним телефоном он пользовался редко. Надежда не обманула его.

     - Да, - послышался в трубке резкий мужской голос.

     - Лену попросите, пожалуйста.

     - Кого? Лену?! - голос был явно не трезвый, - А ты кто такой?!

     - У меня к ней дело, а не к вам, - твердо ответил Николай, стараясь сохранять спокойствие.

     - А я ее муж! Понял, ты?! Что тебе надо от моей жены?! Я тебя не знаю...

     - А ну, позови жену!!! - неожиданно сам для себя, грубо рявкнул в трубку Николай, - С тобой я разговаривать не буду!!!

     На том конце провода возникло замешательство - там явно были шокированы такой резкой переменой интонаций. Как в прошлый раз, возник какой-то шорох и в трубке послышался голос Лены:

     - Я слушаю. Кто это?

     - Лена, выслушайте меня спокойно, - твердо заговорил Николай, - Это Николай из церкви. Если хотите сохранить квартиру тетки и ее жизнь, немедленно оставьте все дела, берите такси, захватите паспорт и поезжайте к ней. Я не знаю, что там произошло, со мной она разговаривать не хочет, но вам надлежит, как угодно уговорить ее прописать вас к себе. Я говорил с одним человеком, он дал гарантии, что это удастся, но это надо сделать сейчас. Или будет поздно.

     - А какое вы имеете отношение к нашим делам?! - воскликнула Лена, - И почему я должна вам верить?! С вашего появления там началась вся эта история! Ей угрожают, нам звонят, а вы...

     - Лена, я вам все сказал и сделал все от меня зависящее, - твердо перебил ее Николай, - Решайте сами. В конце концов, я действительно не имею к вам никакого отношения.

     Он положил трубку. На душе была горечь. Не хотелось ни видеть, ни слышать никого. Хотелось все забыть...

     Неожиданно задребезжал мобильник. Николай взглянул на определитель. Номер звонившего не выявлялся.

     - Я слушаю вас, добрый день, - ответил он машинально.

     - Николай?

     Мужской голос в трубке был незнакомым.

     - Да.

     - Ты жить хочешь? - последовал вопрос.

     - Не пугайте, я не из пугливых, - спокойно ответил он.

     - Я тебя не пугаю, а предупреждаю, - лениво растягивая слова, заговорил голос, - Если не прекратишь своей деятельности вокруг квартиры - тебе не жить. Понял?

     - Не много берете на себя? - все так же спокойно спросил Николай, - Или вам дано право свыше решать, кому жить, а кому нет?

     - Ты дебил на всю голову или вчера родился? - после небольшой паузы поинтересовался голос.

     - Позавчера. Спасибо за беспокойство.

     - Если бы ты знал, недоумок, на кого замахнулся.

     - Замахнулись вы, но в данном случае вряд ли что у вас выйдет, - ответил Николай.

     В трубке послышались гудки отбоя.

     Он постоял в задумчивости какое-то время, а потом решительно стал одеваться.

     Вот и знакомый двор. Николай зашел в парадное, поднялся на второй этаж и позвонил. За дверью стояла тишина. Он стал звонить еще и еще. Сквозь дверь послышался слабый шорох.

     - Надежда Сергеевна, откройте. Я знаю, что вы дома, - сказал Николай.

     Дверь приоткрылась, и в щель он увидел искаженное страхом лицо женщины. Одновременно Николай уловил краем уха какой-то шорох на площадке этажом выше.

     Решительным жестом распахнув дверь, он шагнул в квартиру, потеснив хозяйку, и закрыл ее за собой.

     - Коля… - дрожащими губами проговорила женщина.

     - Пойдемте, там поговорим.

     Он взял ее под руку и буквально силой втащил в комнату. Надежда Сергеевна опустилась на стул.

     - Зачем ты приехал? - спросила она, - Ты погубить меня хочешь? Я же просила тебя оставить меня в покое...

     - Как вы можете так распускаться?! - воскликнул Николай, - Мне тоже сегодня звонили и угрожали, если хотите знать. И что? Сами полезем в петлю, если они прикажут?

     - Если... Если со мной что случится, знай, я тебя не звала, ни о чем не просила... - поднимая на него гневный взгляд полных слез глаз, сказала Надежда Сергеевна.

     Николай вздохнул, и стараясь придать голосу спокойствие, сказал:

     - Давайте попьем чаю и спокойно поговорим. После этого я уйду и никогда больше вас не потревожу без вашей на то воли.

     Оставив плачущую Надежду Сергеевну на стуле, он вышел на кухню и поставил чайник. За окном было хмуро. Сыпал мелкий дождь, и все казалось спокойным, умиротворенным, незыблемым.

     «Вот так, - подумалось ему, - живет человек, уйдет человек, а за окном будет то же самое, из года в год целую вечность...»

     Он налил в чашки чай и вернулся в комнату. Надежда Сергеевна продолжала сидеть на стуле в той же позе, уставившись взглядом в стол. Она даже не пошевелилась, когда он поставил перед ней чашку.

     - Надежда Сергеевна, - заговорил Николай, - я переговорил с человеком из Большого дома, рассказал вашу историю, и он обещал разобраться. После этого они начали звонить вам, мне и Лене, и угрожать. Человек сегодня утром сказал мне, что вам следует немедленно прописать к себе Лену. Причем заверил, что трудностей не будет. Вам надо это сделать. Раз они начали проявлять беспокойство, значит, он что-то предпринял. Что и как нас не касается, но обратного хода теперь нет. Поймите это.

     - Я хочу умереть своей смертью, - глухо сказала женщина, - Мне все равно, что будет с квартирой, с имуществом... Я хочу умереть своей смертью!

     - Так не умрете вы своей смертью! - воскликнул Николай, - Неужели вы не понимаете, что раз они решили завладеть вашей квартирой, они не будут дожидаться вашей смерти десять, пятнадцать или сколько там лет, что вы еще проживете? Они помогут вам! Эти люди ждать не любят. У них там, - он сделал жест рукой в сторону сердца, - ничего лишнего. Они привыкли к своей безнаказанности, у них везде свои купленные люди и их ничего не остановит. Вы же сами рассказывали про присвоенные квартиры в вашем доме. Одна хозяйка поехала доживать в деревню, а другая пропала без вести. Пятьдесят тысяч человек в России каждый год пропадают без вести! Вы хотите стать еще одной?

     Надежда Сергеевна молчала.

     Николай прихлебнул чай и сказал:

     - Единственный выход, чтобы они оставили вас в покое, это сделать так, как посоветовал этот человек. Я не знаю кто он, но судя по номеру служебной машины, не рядовой милиционер. Зачем же вы сами обрекаете себя на верную гибель?

     В прихожей послышался звонок. Надежда Сергеевна вздрогнула и испуганно уставилась на Николая.

     - Сидите, - приказал он, - я сам открою.

     За дверью стояла Лена.

     - Проходите, - сказал Николай, пропуская ее в прихожую, - Я пойду. Думаю, вы сами обо всем договоритесь...

 

 

     12.

 

     Николай вспомнил все это, идя по растаявшему снежному месиву и прикидывая дальнейшие планы. Надо было сходить еще в больницу и к крестнику. Он зашел было в магазин, чтобы купить фруктов, но, вытащив и пересчитав деньги, полученные от Надежды Сергеевны,  вышел на Староневский и направился к троллейбусной остановке.

     В ДЛТ он купил мягких игрушек. На большие денег не хватало, но ему почему-то вдруг захотелось, чтобы у каждого ребенка осталась от него что-то на память. Маленькие котята и собачата заворожили его. Было в их облике что-то неуловимо доброе. Отдельно купил еще довольно большого слоника, думая порадовать крестника.

     Тот тоже, можно сказать, возник в его жизни случайно...

     Так получилось, что в тот день крестил сам настоятель, как правило, перекладывавший исполнение треб, кроме исключительных случаев, на подчиненных священников.

     Две женщины - одна молодая, другая постарше, появились в храме раньше назначенного времени.

     - Батюшка, - обратилась к Николаю пожилая, - у нас крестного нет. Можно будет как-то помочь нам?

     Николай покачал головой.

     - Видите ли, крестный - это не простая формальность. Господь не навязывает Себя никому насильно, а у младенчика мы спросить согласия не можем. Мы крестим по вере родителей, но должен быть восприемник, который возьмет на себя ответственность перед Богом, что воспитает его таким образом, что когда тот вырастет, то не отвергнет Бога. Как же мы можем пренебрегать этим?

     Женщины потупили взгляд.

     - Вы понимаете, у нас нет достойного человека, а кого попало, мы не хотим приглашать, - вступила в разговор молодая.

     - Я могу быть крестной? Я бабушка. - спросила пожилая.

     - Нет. Была бы девочка - можно, но у вас мальчик, а крестный должен быть одного пола с ребенком.

     На лицах женщин отразилась неподдельная печаль, и Николаю стало искренне жаль их. Видно было, что решение крестить младенца они принимали исходя не из фольклорных соображений.

     - Подождите, я поговорю с батюшкой, - обнадежил их Николай, - может быть, он согласится стать крестным? Вы живете недалеко?

     - Совсем рядом, - заверила пожилая женщина, - Мы ходим к вам...

     Настоятеля Николай нашел в трапезной.

     - Готово все? - спросил он, увидев входящего Николая.

     - Да, но у них крестного нет.

     - Молодцы, - хмыкнул он, - О чем они думали, собираясь крестить? Как стакан поднимать будут?

     - Батюшка, это все-таки наши прихожане, - сказал Николай примирительно, - Они говорят, что не смогли подобрать достойного...

     - Ну, а при чем? – перебил настоятель.

     - А вы бы не согласились стать восприемником?

     - Что?! - он даже поперхнулся, - Ты знаешь, сколько у меня таких могло бы быть? Отправляй их домой. Пусть подготовятся, как положено, а потом приходят. Окрестим в любое время.

     Николай посмотрел в лицо священнику, вспомнил глаза ожидающих его с надеждой женщин, и неожиданно сам для себя, сказал твердо:

     - Все готово, батюшка. Восприемником буду я. Мы ждем вас.

     - Смотри, перед Богом ответ будешь держать, - строго посмотрев на него, сказал тот.

     - Отвечу, отче, и постараюсь справиться достойно, - завершил разговор Николай и вышел из трапезной...

     Теперь малышу уже шел пятый год и его радостный возглас: «Папа крестный пришел!» радовал сердце Николая всякий раз, как он звонил в дверь ставшего для него чем-то уже родным дома. Радовалась и мать, Валентина. Растила она сына без мужа, и иногда Николай ловил на себе по-женски нежный взгляд. И душой он ощущал себя здесь дома, и Ольга Владимировна, бабушка, была с ним приветлива, а один раз даже намекнула, что они очень подходят друг другу с Валентиной. Что мог ответить Николай? Он сам это чувствовал и был бы рад обрести, наконец, свою семью. Только правду, что мешала осуществлению этих замыслов, он открыть о себе не мог, так и оставшись, наверное, для них в чем-то загадкой...

     Но были зажигавшиеся радостью при его появлении глаза мальчишки, были и другие глаза, к которым он сейчас спешил, и это было самое главное в его жизни. Николай не чувствовал себя отверженным или чем-то в жизни обделенным.

     Когда Николай вышел, наконец, из больницы, стало смеркаться. Сегодня пришлось потрудиться по полной программе, даже на традиционный турнир по шашкам не хватило времени.

     «Ну вот, - подумал он, взглянув на часы, - к крестнику уже не попадаю...»

     Николай с сожалением посмотрел на завернутого в целлофановый пакет плюшевого слоника.

     «Видел бы Славка, чем сегодня мне пришлось заниматься», - подумал он.

     При воспоминании о Славке, у него опять сжалось сердце:

     «Бедный мой малыш. Как, должно быть, трудно любить такого, как я. Меньше всего уделяю ему внимания…»

     Николай вытащил на ходу мобильник и позвонил.

     - Да, Колян, - послышался желанный голос.

     - Разбудил?

     - Придавил маленько после смены. Все равно уже вставать пора. Я рыбы купил. Пожарю к твоему приходу.

     - Ты завтра работаешь?

     - Нет. Послезавтра в вечерку.

     - Слушай, давай проведем, в конце концов, весь день вместе, а?

     - Я-то с радостью...

     По интонациям голоса чувствовалось, что Славка заулыбался.

     - Нет, правда, Славеныш, - Николай тоже невольно улыбнулся, - обещаю, все дела отменю, на вечернюю службу заменюсь...

     - Поедем куда?

     - Решим. Главное - побудем вместе.

     - Давай. Жду.

     - До вечера. Не скучай.

     - Пойду рыбу жарить...

     Николай положил телефон в карман, и повеселевший от неожиданно принятого решения, стал спускаться в метро.

     Вот и храм. Вечером он служил с неразговорчивым отцом Петром.

     «Быстро освобожусь», - подумал Николай, зная, что тот любит, когда служит без настоятеля, подсократить службу. К тому же, она была рядовой. Ни праздника завтра не было, ни особо почитаемых святых.

     -В темпе читай, - сказал отец Петр, благословляя стихарь, - в храме полторы калеки.

     Николай сотворил поклон на горнем месте, взял часослов и вышел на солею, бросив взгляд на прихожан. В храме стояло восемь человек. Мария, Клавдея, Анна - этих он знал по именам. Три женщины и пожилой мужчина были ему не знакомы. Да еще один, кажется, незнакомый - высокий парень лет тридцати... Его он рассмотреть не успел, поскольку тот сразу же отступил в сумрак бокового придела.

     Отец Петр дал возглас и Николай начал читать. Все было, как всегда...

     Первый раз Николай ощутил неясное беспокойство, когда вышел на середину храма читать шестопсалмие. Он не мог понять почему, но ему вдруг стало неуютно. Как будто холодом повеяло. Он оттолкнул неприятное ощущение, но оно возникло опять, когда читал канон. Казалось, что на него кто-то пристально смотрит.

     Николай окинул взглядом прихожан. Все стояли, как всегда, с серьезными лицами. Прибавилось еще три человека, да продолжал маячить в сумраке придела силуэт высокого парня. Николай заметил, что его взгляд все чаще и чаще обращается к нему. Даже на какой-то момент показалось, что он уже видел его когда-то. Даже не его, а именно этот выделяющийся на фоне слабого света от горящих свечей, силуэт...

     Выходя читать «Благо есть...», Николай бросил взгляд в придел, но парня там уже не было.

     Служба закончилась быстро. Проповедовать отец Петр не стал, и объявив время начала завтрашних богослужений, благословил прихожан.

     Николай приготовил жертвенник, налил воду для завтрашнего молебна и выложил синодики. Храм уже опустел, ушла свечница, Елена закрыла двери. За окнами опять пошел снег. Почти, как утром...

     Николай окинул взглядом алтарь. Только что он спешил, предвкушая, что дома ждет Славка, пожаривший уже, наверное, рыбу, а тут вдруг почему-то ему расхотелось торопиться.

     «Я же собирался отчистить, наконец, капли воска с солеи», - вспомнил он.

     Николай взял скребок и вышел на солею. Елена ходила по храму, гася лампады и свечи.

     - Ну, вот, - сказала она, подходя, - Все по домам, а ты за работу. Вот, что значит, дома никто не ждет.

     - Откуда ты знаешь? - улыбнулся Николай, - А может, ждет?

     - Кто? Эх, Коля, Коля. Смотрю я на тебя - трудолюбивый, обходительный. Какой бы из тебя отец мог получиться, муж. Почему ты всю жизнь один?

     - Один, когда никому не нужен. А у меня сама знаешь...

     - То-то и дело, что ты любому помочь готов. А семья должна быть одна, своя. Род-то свой продолжать надо?

     - Все в свое время делать надо, - уклончиво ответил Николай, орудуя скребком, - Ты вон ругаешь меня, а друг один сказал недавно, что завидует. Второй раз женат уже и дети есть там и там, а говорит, что никому не нужен. И такое бывает.

     - Верующий, друг-то? - поинтересовалась Елена.

     - В душе, как многие говорят. Да что мы привыкли делить всех на верующих и неверующих? Кино такое смотрела в свое время? «Берегись автомобиля» называется. Помнишь, что Банионис Смоктуновскому отвечает, когда тот спросил, верует ли он в Бога? В Него верят все. Одни верят в то, что Он есть, другие верят в то, что Его нет, и то и другое недоказуемо. Так оно и есть. Бога надо чувствовать. Сердцем. Разумом осмыслить невозможно. Мне своего друга насильно в храм привести? Ну, привел. И что дальше? Если ему Бог Себя не открыл, что я-то, грешный, ему открою?

     - Ну, а что делать?

     - Серафим Саровский говорил, что делать. Спаси себя, и вокруг тебя спасутся. На себя больше смотреть надо, каяться, а мы других судить привыкли, учить, как надо жить, наставлять, как будто сами уже с крылышками.

     - Складно говоришь, Коль. Лучше иного батюшки. А не женишься, что монахом не станешь? Вот и проповедовал бы.

     - Надо будет, Господь приведет, не переживай. Устала, небось, второй день подряд дежурить?

     - Ой, правда, Коль. Молодая была, кирпичи на стройке таскала на пятый этаж - и ничего. За Автово мы строили, когда я в Ленинград приехала, - охотно переключилась Елена на другую тему, - В общежитии жили. Что у нас у кого было? А весело жили. Свадьбу, помню, играли, столы из комнату в комнату составили через коридор. Гуляли всю ночь, а на следующий день - опять на работу. И сил хватало. А сейчас? Что я делала-то тут? Свечи тушила? А уже, до подушки лишь бы дотронуться... Чай-то пить будешь?

     - Да нет, пей одна. Помою сейчас солею, и домой.

     Елена ушла, а Николай завершил уборку и вошел в алтарь. Он сотворил поклоны перед престолом и неожиданно, стоя на коленях, начал молиться, прося у Господа прощения за все лукавство, ложь, нечистоту, коими осквернял себя в жизни...

     Послышались шаркающие шаги Елены. Николай поднялся и пошел одеваться.

     - Ну, счастливо, - сказал он ей у дверей храма, - Помощи тебе Божией.

     - С Богом, Коля, - ответила та, закрывая за ним дверь.

     Улица была совершенно пуста. На автобусной остановке маячила лишь одинокая фигура сильно подвыпившего здорового детины с бутылкой пива в руке.

     «Наверное, автобус только ушел, - подумал Николай, направляясь к остановке, - Теперь не дождешься...»

     Детина, заметив приближающегося со стороны храма Николая, перестал раскачиваться, отхлебнул из бутылки и уставился на него. Николай встал поодаль и глянул в сторону, откуда должен был показаться автобус. Детина, тем не менее, сделал несколько шагов и оказался с ним лицом к лицу. Не заметить уже было невозможно, и Николай поднял на него взгляд.

     - В церкви работаешь? - прохрипел пьяный, дохнув на него перегаром.

     - Работают на заводе, в церкви служат, - спокойно ответил Николай.

     - Батюшка? - опять прохрипел детина, с ненавистью глядя на него.

     - Нет.

     - Ну, твое счастье...

     - Почему? - спросил Николай, посмотрев в его мутные озлобленные глаза.

     - А потому, что если бы был батюшка, я бы тебя убил, - с трудом ворочая языком, выговорил тот, и рука его крепко сжала бутылочное горлышко.

     - А ты убей. Это самое большее, что ты можешь для меня сделать, если я через тебя мученическую смерть за Христа приму. С моими грехами меня только это и спасет.

     Николай сказал это спокойно, без патетики и восклицаний, глядя прямо в глаза, но так, что детина невольно попятился.

     - Е..нутый, - выговорил он в замешательстве и отошел на прежнее место.

     Он видел, как человек из церкви опять посмотрел на пустынную улицу, как неожиданно выступил из темноты высокий парень лет тридцати, стоявший в тени заколоченного дверного проема дома возле остановки.  В свете фонаря мелькнули гладко зачесанные назад волосы...

     Парень подошел к человеку вплотную - казалось, что встретились друзья. Детина уловил короткий взмах локтя парня, после чего тот резко развернулся и быстро пошел по улице. Затрещали под ногами ветки кустарника в сквере, что начинался за домом...

     Детина вдруг заметил, что стоящий человек начал медленно оседать на землю. Вот он уже лежал в неловкой позе на асфальте... Пьяный сделал несколько шагов к распростертому мужчине и увидел, как свежевыпавший снег окрашивается под ним в бурое в свете фонаря, растекающееся пятно...

     Он в ужасе поднял голову, оглядел пустынную улицу и опрометью бросился в противоположную сторону...

     Закрыв за Николаем дверь, Елена спустилась в подклеть храма, где помещалась трапезная, прихватив пакет с пряниками. Чайник уже вскипел. Она, не спеша, попила чаю, помолилась, вымыла чашку и поднялась в храм. Все было тихо. Мерцали в свете дежурной лампочки лики святых на иконах, да кружились белыми звездочками за окнами падающие снежинки.

     На всякий случай, Елена обошла храм, заглядывая в самые темные уголки, и уже собралась отправиться в свою каморку в боковом приделе, чтобы прилечь, как вдруг ей почудился шорох у входных дверей. Перекрестившись, она подошла к ним, и стукнув в дверь, громко спросила:

     - Есть там кто?

     Шум из-за двери послышался более явственно, до ее слуха донесся слабый стон.

     - Господи, спаси и сохрани... - прошептала Елена, и перекрестившись, приоткрыла дверь.

     На ступенях храма что-то чернело. Приглядевшись, Елена разглядела лежащего человека. Человек медленно поднял голову, и она узнала Николая. Лицо его было белее снега, а пристальный, даже какой-то пронзительный взгляд был устремлен в открывшуюся щель на алтарь.

     - Коля...- холодея внутри, прошептала Елена.

     - П.. прости... - прошептал мертвеющими губами Николай, не отводя взгляда от алтаря, и уронил голову на ступени.

     Посмотрев наружу, Елена увидела тянущийся за ним по свежевыпавшему снегу от самой остановки кровавый след...

     - Коля!!! - истошно закричала она, бросаясь к свечному ящику и хватая телефонную трубку.

 

 

    13.

 

     Весть о произошедшей трагедии облетела округу, и утром, несмотря на будничный день, к храму стали стягиваться прихожане, да и просто любопытствующие. Последних было большинство. Они подходили к кучкам судачивших прихожан, прислушивались к разговорам, и некоторые уже сами начинали передавать другим подробности происшедшего.

     Милиция опросила служителей храма, попыталась найти свидетелей из ближайших домов и еще ночью обработала два свежих следа, тянувшихся от места происшествия. Один обрывался за сквером, примыкавшим к соседнему от остановки дому, где очевидно, оставивший его сел в машину, другой привел к трамвайной остановке на соседней улице.

     Явился настоятель.

     - Отслужи панихиду, - бросил он, войдя в алтарь, отцу Петру и поманил за собой подавленного известием отца Валентина.

     - Вот что, - сказал настоятель, когда они отошли в южный придел, - Усопший был человеком открытым, не весть у кого могут быть ключи от его квартиры. Завещана она все равно нам, близких у него не было, оспаривать вряд ли кто будет. Поезжай сейчас туда и посмотри, что есть ценного, пока там не прошелся кто-то предприимчивый. Книги посмотри, он говорил, что у него собрана библиотека, пригодится для воскресной школы. Я после литургии пришлю алтарников на машине. Я звонил туда, там сейчас этот, как его... Ну, парень, что возле него крутился все последнее время. Отбери у него ключи.

     - Может, не стоит пока ничего трогать, - попробовал возразить отец Валентин, - До сорока дней хотя бы.

     - Не гоже святому иерею выступать поборником народных суеверий, - строго сказал настоятель, - Все. Поезжай.

     Отец Валентин молча вышел.

     На квартире сидел заплаканный Славка. Когда отец Валентин вошел, он сложил руки для благословения, а потом, не выдержав, уткнулся ему в грудь и зарыдал в голос. Отец Валентин не утешал его. Он только обнял за плечи и стоял, чувствуя, как у самого по щекам безудержно текут слезы.

     - Батюшка, я пойду... - заговорил, наконец, Славка, - Тяжело мне здесь. Я не могу поверить, что этот человек сюда больше никогда не придет. Я ждал его... Рыбу пожарил... Звоню, никто не отвечает, а потом трубку взяла милиция...

     - Да, конечно, иди с Богом, - ответил отец Валентин, - Только... Ты, как я знаю, был близким человеком Коле. Я хочу, чтобы личные и ценные вещи остались у тебя.

     - Да что у него было ценного...

     Славка подошел к письменному столу и выдвинул ящик:

     - Здесь все. Вон письма какие-то, бумаги, документы.  Денег немного.

     - Как ты думаешь, кто? - спросил отец Валентин.

     - Ума не приложу, батюшка. Он никому не делал зла, помогал всем только.

     - Помогать, не делая зла, трудно, - задумчиво проговорил священник, - тем же злоумышленникам хотя бы... Он с тобой не делился? Может, ему угрожал кто? Преследовал?

     - Он был очень скрытным в этом отношении, батюшка, - ответил Славка, - Он был открытым, искренним, но... Всегда говорил, что у него все хорошо. И любил повторять, что грузить другого человека своими трудностями - признак дурного тона.

     Отец Валентин взял пакет, переложил все содержимое ящика в него, включая деньги, и протянул Славке.

     - Это твое. И посмотри, нет ли в чего бумагах, проливающего свет на его смерть.

     - Я понял, - ответил Славка.

     Он взял пакет, благословился, и протянув отцу Валентину ключи от квартиры, вышел.

     Оставшись один, священник оглядел жилище погибшего друга. Николай действительно был ему другом, одним из немногих, о ком он мог, не кривя душой, так сказать. И именно сейчас отец Валентин со всей остротой почувствовал это. И еще почувствовал, как облик жилища соответствует хозяину. В квартире не было ничего лишнего, но каждая вещь была действительно нужна хозяину при жизни.

     Самое ценное, что могло пригодиться в храме, были, пожалуй, книги. Библиотека занимала всю стену в комнате, завешанную от пола до потолка полками. Было много детской литературы, альбомов, которые Николай привозил из паломнических поездок, хороший подбор художественной литературы, где преобладала классика - Достоевский, Гоголь, Толстой, Диккенс. Пробежав взглядом по святоотеческой, отец Валентин засомневался, что Александр Мень, Александр Шмеман и Антоний Сурожский будут угодны настоятелю, и решил оставить их на месте, пожалев, что не предложил взять Славке.

     Зазвонил телефон. Отец Валентин снял трубку. Это беспокоился настоятель.

     - Ну, что там? Посмотрел?

     - Да, - коротко ответил священник, - Ничего ценного, кроме книг.

     - Служба закончилась, сейчас панихиду отслужим, и они приедут. Отбери подходящие и сложи в одно место. Еще чего? Посуда приличная? Ковры есть?

     - Да, - поморщившись, нехотя выговорил отец Валентин, - ковер в спальне и минимум обеденной посуды...

     - Тоже собери, пригодится. Компьютер?

     - Есть.

     - Пусть заберут. Пойдет для помощника старосты. Ключи отобрал у этого парня?

     - Он мне их сам отдал, - ответил священник.

     - Жди. Передашь все старосте.

     Отец Валентин подержал в задумчивости некоторое время трубку, из которой доносились короткие гудки, глубоко вздохнув, перекрестился на иконы, и включил компьютер.

     На высветившемся мониторе возник силуэт знакомого храма. Отец Валентин кликнул по папке «Альбомы» и встретился глазами с улыбающимся Николаем. Он смотрел на него, как живой, со своей жизнеутверждающей улыбкой.

     «Ну, вот и я...» - как бы услышал священник привычную фразу Николая.

     Он перелистывал старые, еще черно-белые фотографии, где Николай был ребенком, юношей, взрослым, и понял, что объединяло все эти снимки. Улыбка, которую погибший сумел пронести с детства, и которая почти не утратила своей искренности за все прожитые годы.

     Закрыв альбом, священник хотел выключить компьютер, но в задумчивости случайно кликнул еще по одной папке. Появившееся изображение обнаженного юноши заставило его вздрогнуть. Он даже зажмурился, не поверив своим глазам. Отец Валентин стал кликать еще и еще, просмотрев весь альбом. Потом перешел в почту. Чем больше он читал, тем лицо его становилось бледнее, а лоб покрывался испариной...

     Приехавшие после панихиды староста с двумя алтарниками, застали аккуратно уложенные на столе стопки книг, составленную посуду, свернутый ковер у стены и стоящего, упершись взглядом в пол, отца Валентина. Он, молча, взглядом указал им на стол и стоящий в углу выключенный компьютер, выложил на угол стола ключи, и не проронив ни слова, вышел.

     Утром следующего дня в храм нагрянула милиция. Возмущенный молодой следователь бесцеремонно разбудил почивавшего в своих покоях настоятеля:

     - По какому праву вы стали вывозить из квартиры погибшего вещи?

     - Я ничего не вывозил, - оправдывался тот, - Я забрал только книги для воскресной школы и кухонную посуду. Квартира и все имущество погибшим было завещано церкви, у меня есть нотариально оформленное завещание, и я посчитал своим долгом...

     - Во-первых - церкви, а не лично вам. Во-вторых, ваш долг был вообще не входить туда до окончания следствия, а не пользоваться тем, что квартира не была своевременно опечатана. Вам не известно как решается вопрос о наследовании имущества? Предъявите немедленно все, что вы оттуда вывезли!

     - Да, пожалуйста, пожалуйста... - ошеломленный таким натиском, пробормотал настоятель, - Все сложено в воскресной школе, ключ только у меня, никто ни к чему не прикасался.

     - Вы ответите за свое самоуправство, - пообещал следователь, - Если это не большее.

     - Что вы имеете в виду? - багровея, спросил настоятель.

     - Разберемся.

     Вещи были подвергнуты осмотру. Включить компьютер не представилось возможным, поскольку в системном блоке отсутствовал жесткий диск. Вызванные для допроса староста и алтарники клятвенно заверяли, что они только упаковали и доставили вещи в храм, и ключ от помещения сразу же передали настоятелю. Отец Валентин показал, что отобрал по указанию настоятеля вещи, передал ключи от квартиры старосте, и больше ни к чему не прикасался.

     - К компьютеру тоже? - не унимался дотошный следователь.

     Устремивший взгляд в пол отец Валентин молча покачал головой...

     Отпевали Николая на третий день. Настоятель вызвался это сделать сам, торжественно и красиво проведя службу. В конце напутственного слова пустил слезу. Плакали и присутствовавшие. Хотя Николай был простым алтарником, проводить его пришли многие.

     Когда стали забивать гроб, Славка не выдержал, и рыдая, упал на колени, обняв его.

     - Кто это? - послышалось в толпе любопытствующих.

     - Сын, наверное...

     В боковом приделе, ото всех в стороне, стоял отец Валентин. Его лицо выглядело сосредоточенным и не выражало никаких чувств, кроме скорби. Он подошел попрощаться с Николаем, приложившись к иконке и венчику на лбу, и ни на кого не глядя, вышел из храма. Он не поехал на кладбище и отказался участвовать в поминальной трапезе. Не переоблачаясь, только надев черное длиннополое пальто, он пошел по городу. Прохожие провожали его любопытными взглядами, насколько необычной была бредущая в толпе скорбная фигура в подряснике и пальто нараспашку, с виднеющимся из-под него крестом.

     Отец Валентин шел долго. Он вышел на Неву, прошел Малую Охту, свернул на Дачу Долгорукого и остановился на маленьком мостике через речушку Оккервиль. Вокруг не было ни души. Священник порылся под подрясником и вытащил таинственно исчезнувший жесткий диск. С минуту он смотрел на него, держа перед собой и о чем-то размышляя, а потом разжал ладони, и диск, бултыхнувшись, скрылся в мутном и грязном водовороте.

 

 

     14.

 

     Уже стало смеркаться, в кафе входили и выходили люди. Стало шумно, в воздухе повисла пелена табачного дыма, а Алексей со Славкой все сидели за столиком. Славка рассказывал не спеша, с подробностями, как бы мысля вслух. Когда он улыбался, Алексею вспоминалась та улыбка, которую он когда-то увидел в метро. Славка тоже сумел пронести ее сквозь невзгоды, выпавшие на его долю...

     - Ну, а что было потом? - спросил Алексей.

     - Ничего, - пожал плечами Славка, - Убийцу не нашли, дело замяли, а могилу ты видел. Я позаботился о том, чтобы она выглядела, как хотел Николай. Спорить было не с кем, хоронили за счет храма. Настоятелю было чем проще, тем лучше, а отец Валентин меня поддержал.

     В кармане у Алексея зазвонил телефон. Это было уже в третий раз за все время, что они сидели здесь. Опять звонила жена.

     - Прости, зай, - ответил Алексей, - теперь уже точно скоро... Не сердись, так получилось... Встретил старого друга, не виделись двадцать лет... Нет, зай, не мог... Дело в том, что я очень виноват перед ним...

     Славка смотрел за окно в сгущающиеся сумерки, и под влиянием всего, что вспомнил, почувствовал незримое присутствие Николая. Он как бы видел его, смотрящего сейчас на него со своей улыбкой с привычной фразой:

     «Ну, вот и я...»

     - Ну, а у тебя как сложилось после его гибели?

     - А никак, - просто ответил Славка, - После Коли у меня никого не было. Такое бывает в жизни один раз, если бывает. Мы действительно любили друг друга. Не ищу я больше никого. Некогда об этом думать. Самое главное, что у меня есть, для кого и для чего жить, и я знаю, что Господь любит меня. Ты прости меня за тот вечер...

     - Это ты меня прости, - искренне попросил Алексей.

     Они помолчали.

     - Через шесть лет похоронил я маму, - продолжал Славка, - добили ее фабрика да непутевый сын. Были мысли уехать, и Женька предлагал помощь, но я так до сих пор и не собрался. В гости к нему ездил два раза. Живет с Русланом - гей семья. Там это в порядке вещей. Отношение разное, но бить, издеваться никому в голову не приходит. И вообще, я поражен, как там спокойно и мирно уживаются люди разных взглядов, вероисповеданий и цвета кожи. И все уважают закон. Это действительно настолько цивилизованное общество, что с нашим лучше не сравнивать.

     - Раз ты один и тебе там нравится, что тебя удерживает?

     - Понимаешь... После гибели Коли постепенно все перешло ко мне.

     - Что именно?

     - Ну, все, что он делал. Все, кому он помогал по жизни. Год назад я ушел из троллейбусного парка и тоже стал прислуживать в алтаре. У отца Валентина. Он теперь протоиерей и получил свой приход.

     - А тот настоятель?

     - Все там же. Говорят, совсем постарел, все на самотек пустил, только пьет и кружки каждое воскресенье выгребать приезжает. Да Бог ему судья. А в детской больнице у нас теперь братство. Четырнадцать человек ходят, помогают за детьми ухаживать. Храмик оборудовали в одной из комнат, отец Валентин молебны служит. Нас называют между собой николаевцами, в память о Николае. Хотя, официально у братства другое имя... Ладно, утомил я тебя, наверное, - Славка улыбнулся, - Иди, жена заждалась.

     - Неужели так вот просто расстанемся? - спросил Алексей, глядя в глаза Славке, - После стольких лет?

     - А что? - пожал плечами тот, - Мы странно встретились когда-то... А так - у тебя своя жизнь, у меня своя. Главное, мы поняли друг друга и не держим друг на друга обиды. Верно ведь?

     И Алексей опять увидел его искреннюю улыбку.

     Они вышли из кафе.

     - Ну, прощай, - протянул руку Славка.

     Алексей подал свою и от души пожал теплую ладонь.

     - Ты... молись за меня, ладно? - неловко попросил он.

     - Хорошо, - ответил тот, - Как имена жены и детей?

     - Антонина, Борис и Александр. Все крещеные, не сомневайся.

     - При чем тут это? Господь все равно слышит, если от сердца молишься, - сказал, Славка, и махнув на прощанье рукой, зашагал к метро.

     Алексей посмотрел ему вслед и пошел к троллейбусной остановке. Все, что он узнал и пережил за этот день, не переставало владеть его сознанием. Он никак не мог осмыслить вещей, о которых у него были совсем другие понятия. Они были основаны тоже на чувствах и каком-то опыте, но рассказанное Славкой, открывало их совершенно с другой стороны.

     Всю дорогу до дома он пребывал в глубокой задумчивости.

     Жена встретила его укоризненным взглядом.

     - Не сердись, зай, - сказал он, войдя на кухню и поцеловав ее.

     - Я надеялась, ты хоть Сашку из сада заберешь, - обронила та.

     - Прости еще раз, - мягко беря ее за руку, сказал Алексей, - Завтра заберу обязательно.

     - Есть будешь?

     - Да нет... Весь вечер ел. Чем ребята занимаются?

     - Борька с секции пришел, уроки делает, а Сашка все тебя дожидался. Как не услышал, не знаю. Наверное, мультики свои смотрит.

     Алексей умылся и вошел в комнату.

     - Папка! - послышался радостный возглас, и малыш, подпрыгнув, повис у него на шее.

     - Привет, герой, - Алексей подбросил его на вытянутых руках, и поймав налету, слегка чмокнул в щеку, - Как жизнь?

     Борис оторвался от уроков и посмотрел на него:

     - Как учили.

     - Усвоил достойный ответ, - усмехнулся Алексей, - Как в школе дела?

     - Нормально... К завучу тебя пока не вызывают, - ответил сын, - Послезавтра соревнования.

     - Поболеть за тебя можно будет придти?

     Борька удивленно вскинул брови:

     - Так ты же занят, наверное, как всегда.

     Алексей подошел и шутливо взял его двумя пальцами за шею.

     - Не подкалывай. Сказал - приду, значит приду. Посмотрю, какой ты там смелый будешь. Уроки сделал?

     - Почти... - протянул тот, внимательно глядя на отца и не зная, как объяснить такое неожиданное внимание к себе.

     - Доделывай, и сгоняем партию в шахматишки, - подмигнул ему Алексей.

     - Запросто, - улыбнулся Борька, - Вот увидишь, как я тебя сделаю!

     Он уткнулся в тетрадь, очевидно, стремясь поскорее разделаться с задачей, а Сашка затеял с отцом борьбу на диване.

     Вошедшая через какое-то время в комнату, Антонина застала полную идиллию семейного вечера - Алексей играл с Борисом в шахматы, другой рукой не прекращая борьбы с Сашкой, на мониторе компьютера мелькали кадры Чебурашки и негромко звучала песня про голубой вагон.

    Они обменялись с Алексеем взглядами и улыбнулись друг другу.

     Алексея не оставляли мысли о Славке.

  «Самое главное, есть, для кого и для чего жить, и я знаю, что Господь любит меня» - вспомнилась ему его фраза и то, как она была сказана.

     Так мог говорить только человек, бесконечно уверенный в этом.

   «Наверное, это действительно так, если все-таки Он есть, - подумал Алексей,- Разве я могу не любить своих детей?»

     Он посмотрел на сыновей и неожиданно задался вопросом:

     «А что, если пройдет еще несколько лет и выяснится, что кто-то из них - гей?»

     Алексей даже поморщился и внутренне содрогнулся, насколько это показалось ему чудовищным...

  «Ну, а если все-таки такое произойдет? - спросил он сам себя, - Неужели он из-за этого станет мне меньше дорог?»

 

  2010