Перед Великой Отечественной войной мы жили в небольшом городе Донбасса в частном деревянном доме на втором этаже, где снимали квартиру из двух больших комнат и большой кухни. Перед самым началом войны мне подарили двух морских свинок и одновременно другую пару подарили одному соседскому мальчику. Мама мне разрешила держать морских свинок и я назвал их Сашкой и Машкой. Они быстро росли и довольно быстро выросли в двух красивих, крепких бело-рыжих зверюшек.
К этому времени война подошла к нам, отец ушел на фронт, а мы должны были эвакуироваться, но не успели. Так мы с мамой оказались в оккупации. Через несколько дней соседский мальчик принес мне и своих свинок, так как его мама запретила ему их держать. Так у меня оказалась еще одна пара морских свинок: Нюрка и Андрюшка.
Я сделал им из немецкого ящика для снарядов общий домик, проделав внизу два отверстия для входа. Ящик оказался очень удобным для этого, потому что имел два отсека разделенных перегородкой. Сверху ящик был открыт и можно было на свинок в любой момент посмотреть. Я поставил ящик на кухне и поселил в правой половине Нюрку и Андрюшку, а в левой – Сашку и Машку. Мама была занята тем, что доставала продукты и ей было не до меня, а так как зверюшки отвлекали меня от дальних походов от дома то мама ничего не имела против моих зверюшек.
Сашка, как более сильный самец стал драться с Андрюшкой и в конце концов загнал его под шкаф откуда Андрюшка и не вылезал и мне пришлось давать ему еду под шкаф.
Так у Сашки кроме «законной» жены появилась и «незаконная». Интересно, что к Нюрке Сашка всегда лихо являлся, перепрыгнув через стенку ящика, наверне чтобы показать Нюрке свою лихость, а к Машке заходил только через дверь, то-есть через входное отверстие. При этом каждый раз, когда Сашка возвращался от Нюрки, Машка стояла у входа высунув голову в дверь, и не пускала его домой. Между ними всякий раз происходило «выяснение» отношений: Машка ему выговаривала на своем языке что-то цокая, а Сашка стоял перед входом явно оправдывался и наверное обещал исправиться. После того, как Машка наконец впускала его домой, наступал обряд примирения.
Примирением была всегда прогулка вего симейства по кухне. Прогулка была всегда в таком порядке: сперва шел Сашка, как глава семейства; за ним носиком ему прямо в его куций хвостик шла Машка, а за ней точно также по старшинству их детки.
Детки у морских свинок очень хорошие и симпатичне, так как рождаються сразу с глазками.
Сашка со своим симейством гулял и без повода при этом «построение» при прогулке всегда было точно такое же. Смешно, но я не могу припомнить ни одного раза, когда бы Сашка гулял с Нюркой. Он явно считал своим долгом показывать всем только свою «законную» половину. Я даже не помню были ли у Сашки дети от Нюрки.
Когда зимой стало совсем холодно, мы большую комнату закрыли, превратив ее в погреб и стали хранить в ней картошку, буряк, морковку, капусту и что-то еще. Сашка и Машка, как «хозяева», очень часто проникали туда вместе с мамой. Мама их оттуда выставляла, но однажды уже перед сном мама Машку не заметила и та осталась там на всю ночь. Мы удивлялись тому, что Сашка никак не мог угомониться и возился, и возился, сопя в своем отсеке. Утром мама заметила «пропажу» и выпустила Машку догадавшись где она. А мы, завтракая наблюдали сцену ревности уже Сашки к Машке. Происходило это так.
Сашка встретил Машку посреди кухни и, когда они встретились, началось обычное цокотание. Только теперь звучало все наоборот. Сашка явно выговаривал Машке, а та явно оправдывалась. Интересно, что при этом они были друг против друга, цокали, и топчась, вращались по кругу, оставаясь на одном месте. По часовой стрелке они вращались или против я не помню, но хорошо помню, что затем последовал их обычный обряд «примирения»- прогулка всей семьей по кухне.
У нас еще был рыжий кот Тимка, которого я учил не есть моих зверюшек, тыча его носом в них и шлепая. Я ему так надоел этим, что он к ним даже не подходил.
Наконец пришли наши. У нас остановились шестеро солдат, молодых ребят. Как раз в это время Машка окатилась шестью детенышами. Каждый из солдат выбрал себе одного и мы назвали их именами солдат. И теперь после службы ребята быстрее бежали домой и каждый начинал кормить своего детеныша, а потом играть с ним. Для них это была отдушина в их трудной и опасной службе. Готовилось наше наступление, но тут Тимка задушил одного из детенышей. Бедный солдатик, детеныш которого погиб, был ужасно расстроен и шел в бой убежденным, что он не вернется из боя живым. Я не знаю- погиб он или нет, так как солдаты после боя к нам не вернулись, но бедный Тимка мной был так сильно бит, что ушел из дома и прибился к воинской нашей полевой кухне. Наступление наше скоро прекратилось, наши отступали и немцы опять нас оккупировали. Фронт стабилизировался.
В это время умерла мамина тетя, что жила в отдельном маленьком домике, и мы перебрались туда. Сашку и машку я забрал с собой, а кому отдал Нюрку и Андрюшку не помню. Да это и не важно. Мама ходила по деревням, выменивала вещи на продукты, а я болтался без дела по двору. Так продолжалось пока фронт не приблизился опять к нам. Тогда немцы все гражданское население выгнали из прифронтовой полосы и нам пришлось уйти в соседний город. Забрать Сашку и Машку с собой я не смог и выпустил их на волю. Что с ними стало потом я не знаю, а забыть их не могу до сих пор.
На память о них у меня осталась моя фотография, где я снят с одним из детенышей тоже Сашкой, но Сашкой маленьким-рыженькой маленькой морской свинкой с белой полосой поперек туловища. Я держу его на левой ладони.
Как ни странно, но эта история имела неожиданное продолжение через несколько лет на другом конце Украине. Как-то в седьмом классе наша учительница по русскому языку, если я правильно помню-Зинаида Александровна, дала задание написать нам сочинение на тему: «Мой домашний зверь». Я написал все, что вы уже знаете про моих морских свинок, и дал маме проверить. Мама исправила ошибки. Я переписал и полностью уверовал в то, что получу заслуженную «пятерку». Сдал сочинение и стал ждать.
В следующий раз, когда Зинаида Александровна вошла в класс, я был совершенно спокойный. Учительница же начала не с раздачи тетрадок, как всегда, а посмотрела на нас, встала и говорит: «Мне очень неприятно но некоторые ученики без зазрения совести нахально переписали чужые произвидения». Класс притих, а учительница продолжает: «Я этому ученику поставила единицу», - и стала раздавать тетрадки. Я не прореагировал на это пока не получил свою тетрадку. Единица для меня была полной неожиданностью. Я, конечно, стал доказывать учительнице, что она не права. На следующий день даже принес свою фотографию с маленьким Сашкой на руке, но пятерки так и не получил, хотя единицы все же лишился.
Видимо я тогда написал свое сочинение слишком хорошо для семикласника, чтобы мне было можно поверить как автору. Ну, а как я его написал второй раз судить не мне, а вам. Только все рыжие коты для меня так и остались Тимошками, а когда вижу бело-рыжих морских свинок, то вспоминаю моих любимых Сашку и Машку. Ну а к свинкам с черной окраской или с черными пятнами я навсегда остался абсолютно равнодушным.
Афонский О. Н.