РЕШЕТО - независимый литературный портал
Александр Асмолов / Конкурсная лента

Вместе

2758 просмотров

Последние солнечные лучи, блеснув на водной глади, скользнул по судам у пирса, рукастым портовым кранам, огромным пакгаузам и стали подниматься вверх по склонам гор, которые, как чаша, окружали гавань. Вместе с прохладным бризом со стороны открытого моря, лавируя между молами, перекрывающими порт от нагулявших силу на открытой воде волн, бухту начали заполнять сумерки. Постепенно они стали превращать зеленоватый цвет морской воды, чем-то напоминавший китайский чай на донышке изящной светлой чашки, в остатки черного кофе. Скрывшееся за высокими краями гор солнце уступило свои права южному вечеру, который стал наполнять все в округе неясными полутонами, в которых каждый мог найти для себя какие-то намеки и недомолвки. Недосказанность и неопределенность у романтиков рождает жажду творчества, а у приезжих отдыхающих неистовую тягу к развлечениям. И только местные жители, вернувшись после трудового дня в раскаленные летним солнцем дома, долго не могут заснуть, ворча на приезжих, жару и цены, взлетающие на непомерную высоту в туристический сезон.
Во мне одновременно проснулись все эти чувства, едва я ступил на родную землю после долгого отсутствия. А еще меня волновало предчувствие встречи со старыми друзьями, не увидеться с которыми я не мог. Шумное кафе или ресторан для душевной беседы не подходили, поэтому решили встретиться в сауне. Для этого как нельзя лучше подходил огромный плавучий кран, изготовленный в Швеции несколько лет назад. Несмотря на свой рабочий характер, судно имело комфортабельные каюты для экипажа и превосходную сауну, оборудованную всем необходимым для отдыха и удовольствий. Будет лишним говорить о том, что попасть туда можно было только с позволения капитана, который был одним из нашей компании.
Южное и морское гостеприимство всегда соперничали в этом сильном и суровом на первый взгляд человеке, но он по-отечески любил свою команду, и она платила ему тем же. Созваниваясь о встрече, он солидно добавил, что нас примут лучше, чем в любой гостинице города, и это было приятно, хотя и не столь важно для того, чтобы увидеться и поговорить. Так уж повелось, что Костя-Кэп был самым солидным и надежным в нашей компании. С незапамятных времен он был последней инстанцией в спорах, чем пользовались и наши родители, и учителя, часто делегируя ему свои полномочия. Нельзя сказать, что он использовал это в своих корыстных целях, но быть первым он любил, да и всегда был им. Костя раньше всех стал ходить с отцом на рыбацкой шхуне в море и всегда выделялся своей морской походкой в школьных коридорах. И он сам, и все мы знали, что он будет морским волком, поэтому прозвище Кэп было его основным именем, даже среди домашних. Только учителя нарушали эту традицию, вызывая его на уроке для ответа к доске каким-то торжественным голосом, и не иначе как Константин.
- А вот и московская штучка. Привет, Ласта!
Я по очереди обнимался с друзьями детства, собравшимися у причала. С теми, кого знал почти полвека. Мы вместе учились плавать, делали уроки, выручали друг друга в беде, играли свадьбы и хоронили родителей. Они еще помнил мое прозвище, полученное однажды на море, когда я с выпученными глазами выскочил на берег в одной ласте, уверовав, что за мной гнался огромный скат. Было ли это на самом деле или только в моей фантазии давно забылось, но прозвище осталось навсегда. В то время все мы жили небогато, и потеря дорогого подарка отца после окончания очередного класса школы была просто трагедией. Тогда долго вся наша компания ныряла, обследуя каждый пятачок дна в округе нескольких сот метров, но со страха я не мог хотя бы приблизительно указать злосчастное место, и ласта была безвозвратно потеряна, правда, переродилась в другом обличье – напрочь приклеившись ко мне в виде прозвища.
- Кого еще ждём?
- Серый, как всегда, опаздывает.
Это было чистой правдой. Никакие уговоры, обещания или угрозы не могли изменить ситуации. Когда в детстве все собирались во дворе дома, перед тем как идти на море или в школу, мы выкрикивали имена тех, кто еще не вышел из своей квартиры, то последним всегда был Серый. Мы даже пробовали только ему назначать время встречи пораньше, но он упорно приходил последним. Серый был уникальным человеком, притягивающим к себе все мыслимые и немыслимые приключения, он всегда попадал в какие-то истории, вечно за ним гнались или он догонял кого-то. Он был серым волком по жизни, которого ноги то спасают, то – кормят. Однако я не знаю более жизнерадостного и остроумного человека: с его появлением любая компания оживлялась и начинала бурлить. Это был кладезь анекдотов, песен и морских историй. Он вечно опаздывал, но женился первым из нас.
В этой романтической истории всем нам довелось поучаствовать. После восьмого класса Серый окончил мореходку и стал рыбачить на сейнерах. Он и раньше-то был неуправляемым вулканом, а, начав зарабатывать неплохие деньги, вовсе от рук отбился. Матушка решила тогда его женить, чтобы как-то утихомирить и уберечь от неминуемой беды. В короткие периоды между рейсами Серого таскали на смотрины ко всем известным свахам и девицам на выданье. Несмотря на неуравновешенный характер, Серый жутко боялся ослушаться свою матушку и покорно следовал за ней на все подобные мероприятия. Каждый раз при встрече он рассказывал нам о своих смотринах, мастерски изображая в лицах всех участников. В нем умер великий актер, по крайней мере, нам так всегда казалось, но только море манило его, и полтора года обучения в мореходке были для него последним подвигом на светлом поприще. Да и то благодаря постоянному вмешательству его матушки и авторитету отца – уважаемого всем пароходством старпома.
Мать Серого, тетя Эмма, часто уезжала встречать мужа то в Одессу, то в Мурманск, то во Владивосток, но за ним присматривал весь наш дом. Пацан вовремя был накормлен и отправлен в школу. Многие наши семьи жили примерно так же, но зато, какие праздники случались, когда кто-то из отцов появлялся дома. Это сейчас мы не знаем своих соседей, живя в больших домах спальных районов, а тогда дом из двух-трех десятков квартир был одной семьей, где днем не закрывались двери.
Появившись однажды дома после рейса, Серый встретил свою двоюродную сестру Наташу и влюбился. Через два дня он уговорил её сбежать вместе. Куда глаза глядят! Отличница, комсомолка и красавица была маминой дочкой, но пылкое сердце Серого перевернуло её жизнь. Восстав против всей родни и обстоятельств, они сбежали и неделю прятались у знакомых. Каждый из нашей команды помогал, как мог – кто деньгами, кто квартирой, а я, как доверенное лицо тёти Эммы, вел переговоры. Это была нелегкая работа с валокордином, раскаяниями и угрозами, но в один прекрасный майский день мы все вместе явились в Серегин дом и упали на колени, обещая быть вместе до конца. Восемь парней в своих лучших костюмах с цветами в петлицах сопровождали влюбленных. Мы потом часто вспоминали этот день с обмороками, слезами и объятьями. А какая свадьба была.… Впрочем, не все сложилось, как пишут в романах: первый ребенок Наташка-маленькая была умницей и красавицей, как мама, а вот с сыном не повезло – он родился с неизлечимой болезнью. Они не бросили его и не отдали в приют, как их об этом ни просили, несли свой крест пятнадцать лет, пока Серега-младший не умер. Однако более сплоченной семьи я не знаю. Сразу после свадьбы Серый расстался с морем и стал удивительным семьянином, остепенившись, насколько это было возможно. Они с Наташкой-старшей до сих пор появляются везде только вместе. Наташка-младшая давно выскочила замуж, и теперь они вместе нянчат внуков.
- Мужики, чья ласта там, на углу валяется? Опять кто-то потерял.
Мы обнялись с этим загорелым, еще стройным, полным какой-то удивительной жизненной силы человеком. От Серегиных похлопываний у меня гудела спина, и почему-то наворачивались слезы.
- Здравствуй, Наташенька, как ты? – она давно стала своей в нашей компании.- Еще держишь этого оболтуса в узде?
- Ну, конечно. Полюбуйтесь на его правый глаз.
Оживление стихло, и все начали всматриваться в лицо Серого, который сначала отмахивался, но потом гордо продемонстрировал обществу свеженький синяк.
- Я им говорю – в очередь, сукины дети, а они: нам только пиво…
- Ну, если бы не Наташка, они бы тебе наваляли…
- Да кто ж меня, непутевого, выручит.
Он обнял располневшую, но еще очень привлекательную жену и поцеловал в макушку. Как уживались эти абсолютно непохожие люди, для многих оставалось загадкой. Поговаривали, что они дополняли друг друга, но я думаю, что это просто настоящая любовь, которая превыше всего на земле. Создатель наградил их этим счастьем по одному ему известным причинам, а мы всегда были вокруг этого чуда. Некоторые из нас женились уже в третий раз, но только Серый с Наташкой отпраздновали серебряную свадьбу.
- Кэп заставит драить палубу за опоздание.
- Нет, у нас есть оружие, которое его обезоружит.
И действительно, Наташка не только наравне со всеми участвовала в наших мальчишниках, но была главным членом команды, вокруг которого все и происходило. Только ей позволялось разбавлять мужское общество, и она всегда была настолько тактичным и незаметным человеком, что только её незримое присутствие удерживало нас от серьезных попоек или иных неприятностей, так свойственных старым мужским компаниям.

Белоснежный катер с плавучего крана «Труженик» бесшумно рассекал отражение огней набережной, длинными нервными цепочками протянувшихся по всей бухте. Все притихли, боясь потревожить эту красоту, хотя родились и выросли здесь, да и вся жизнь каждого, за моим исключением, была связана с портом, но сегодняшний вечер был удивительно хорош. Это как давно любимая женщина, ставшая родной за долгие годы совместной жизни, вдруг поворачивается к тебе с таким удивительным взглядом, что ты внезапно ощущаешь прилив нежных чувств, кои, казалось, были давно утрачены, и понимаешь, что жизнь еще не кончилась, что-то припасла она и для тебя. Какой-то секрет таят непостижимые женские сердца, способные так долго дарить счастье.
- Я даже не представляю себе, какое оправдание вы придумаете на этот раз, чтобы я позволил вам подняться на борт, – раздался с борта крана суровый голос капитана. - К Наталье это не относится.
- А мы это, дядь капитан… Мы Серому глаз набили…
- Зачем?
- Да чтоб чего не вышло.
- Авансом, что ли?
- Так точно, сэр!
- А, ну-ка, малый, посвети вниз.
Луч прожектора скользит по палубе катера, и мы выставляем вперед Серого, который опять гордо вскидывает голову.
- Иди сюда, бродяга, я добавлю. Все должно быть симметрично. – Кэп был суров, но снисходителен. - Спустить трап.-
Серый подхватывает Наташку на руки, и ловко поднимается на мерно покачивающийся борт крана. Следом поднимаемся и мы, неся увесистые сумки с припасами.
- Костя, хоть Вы поговорите с этим младенцем, совсем от рук отбился.
- Ну, если он кого и должен слушать, то это – только Вас, Наташа.
Они давно называют друг друга на вы, и мы поддерживаем их уважительное отношение, часто подшучивая над их игрой, хотя они к этому относятся очень серьёзно.
- Смирно, салага! - Кэп подносит увесистый кулак к лицу Серого. - Марш на камбуз, и смотри у меня…
Белый китель с золотыми пуговицами, фуражка с крабом и неизменная трубка с ароматным табаком, напоминающим вишню, делают мощную фигуру Кости еще солиднее, а грубоватый, с хрипотцой голос внушает уважение.
- Простите, сэр, а кильку резать вдоль или поперек?
- Красиво. И смотри, чтобы я ни одной косточки не нашел, а то твои пересчитаю.
- Я присмотрю за ним, Константин, не волнуйтесь.
Они удаляются на корму, и мы молча провожаем их взглядами. У меня почему-то мелькает странная мысль: а если с одним из них что-нибудь случится, что будет со вторым, что будет с нами…
- Неужели ласту отыскали? – это уже относится ко мне.
- Волной прибило…
Пытаюсь отшучиваться я и тону в объятьях огромных ручищ, прижимающих меня к пахнущему морем и вишней кителю. В памяти всплывает давняя история, когда мы почему-то разодрались с ребятами с другой улицы. В пору нашей юности это случалось не по злобе или за что-то, а по какой-то звериной традиции. Портовый город населяли многие национальности, и селились они всегда очень компактно и обособленно. Не то чтобы враждовали меж собой, но чужих не жаловали на своей территории. И вот когда мы схлестнулись с ребятами с армянской улицы, каждый себе выбрал противника по габаритам, мне же достался мой одноклассник, с которым я еще и дружил. Бить друг друга мы не могли и в нерешительности стояли, не зная, что делать. Когда же наши стали брать верх над армянами, те крикнули моему противнику что-то на своем языке, и он неожиданно залепил мне такую оплеуху, что я свалился на землю. Было не столько больно, сколько обидно за такое вероломство. Я так растерялся, что почти не сопротивлялся ударам оседлавшего меня агрессора. Потом все неожиданно прекратилось, и чьи-то сильные руки подняли меня. Я не мог сдержать слезы и спрятался от всего ненавистного мира, уткнувшись в широкую грудь.
- Свои…
Только и произнес тогда Кэп, но для меня это был Рубикон. С той минуты весь мир разделился на своих и всех остальных. Я знал, что каждый из них станет рядом со мной в любых испытаниях, и я поступлю так же.
Удивительно, как четко хранит наша память события минувших дней и в какой-то момент вдруг выплескивает их во всех красках. Так случилось и в этот раз.
Отец Кэпа был крупный мужчина и крутого нрава. Он руководил бригадой рыбаков, но мог и один вывести сейнер в море. Зарабатывали они иногда очень прилично, но и спускали эти деньги как-то бестолково. У матери Кости была слабость к красивой мебели. Купить её в те далекие времена было просто немыслимо, но ей это удавалось. Причем – периодически. Когда это случалось, весь двор участвовал в процессе разгрузки и установки новеньких шкафов, столов, тумбочек и прочего. Отец Кости ворчал и хмурился до определенного момента. Когда же такой момент наступал, он хватал топор и рубил ненавистную ему обновку. В десять минут блестящая полированная мебель превращалась в щепу. Иногда доставалось и хозяйке.
Как-то Кэп встал между разъяренным отцом и матерью, выскочившей во двор. Ему было лет семь-восемь, но по лицу было понятно, что он не отступит. Отец что-то заорал, отчего присутствующие только присели, а Кэп и глазом не моргнул. Тогда откуда-то выскочил Карась – один из нашей компании – он встал рядом с Костей и как-то по-детски взял его за руку. Они были вместе. Тут же подбежали остальные из нашей компании. Испуганной стайкой мы сгрудились вокруг Кэпа. Всем было страшно, но никто не отступил. Наверное, не только мне запомнился этот миг. Отец Кэпа сел тогда на землю и отер пот со лба. Посмотрел виновато и тихо произнес: «Простите, сынки». Потом он еще не раз крушил новую мебель. Но никогда ни на кого не поднимал руку.
- Ладно, пошли попаримся, – снизошёл капитан.
Мы были прощены за опоздание. Все загалдели, начали толкаться и забегать вперед. Я тоже с удовольствием включился в эту игру, почувствовав себя одним из той далекой команды, когда нам было по десять лет. Правда, с тех пор мы остались прежними только в памяти – округлые бока и упругие животы отнюдь не украшали былые мускулистые торсы, да и волос поубавилось. Один Карась продолжал носить пышную рыжую шевелюру и окладистую бороду. Он с детства был заядлым рыбаком, но более всего ему удавалось ловить карасей. Я помню его огромную черную сумку, с которой он ходил на рыбалку. Просоленная, вся в чешуе, жесткая, как будто из жести, она всегда была полна карасей – отборных, жирных. Его мать – толстая еврейка с одесским говорком – так замечательно умела их готовить, что отойти от огромной сковороды с рыбой было невозможно, пока там еще что-то оставалось. Какой секрет они оба знали, для меня остается загадкой: побывав во многих рыбных ресторанах разных стран, я никогда ничего подобного не пробовал. Вкус детства ни с чем нельзя сравнить!
- Кэп, а белоснежные простыни только невестам?
- Можешь и себе взять, жених. Панамку не забудь.
Мы нахлобучили войлочные шапочки, и пошли париться. Запах горячего дерева и раскаленный воздух почему-то всегда напоминают водную станцию, где мы летом часто купались. Настил из просоленных досок на мостиках и вышке прогревался солнцем. В июне вода была удивительно прозрачной, и мы ныряли долго, до посинения, а потом выскакивали из воды и ложились на разогретые доски, чтобы согреться. Было так приятно ощущать их тепло, постепенно отогревающее озябшее тело, что хотелось расплющиться и прижаться плотнее.
- Братцы, а помните, как мы купались на трубе?
Дело в том, что мы выбирали места для купания в зависимости от времени года. Открывали купальный сезон восьмого марта, как гусары, посвящая первое омовение дамам сердца. Вода к тому времени не успевала прогреться выше десяти градусов, поэтому купались около бывшего рыбачьего причала: там, на берегу, были небольшие ямки, где мы прятались от ветра и отогревались на солнышке. В мае перебирались купаться на мост с огромной трубой во всю длину, по которой с барж на берег перекачивали песок. Майское солнце за день так раскаляло трубу, что, выскочив из воды, мы ложились на нее, как на печку. Более метра в диаметре, она как нельзя лучше подходила юным купальщикам, чтобы, распластавшись на ней, обнять её руками и ногами и согреться. В июне металл уже обжигал, и мы перебирались на водную станцию. Середину лета мы проводили на старом маяке. Он стоял на отмели, дугой выдававшейся далеко в море, там всегда был прохладный ветерок и чистая вода. В конце лета мы любили купаться у прожектора – это была древняя башня на холме. Наверное, начинали её строить еще римляне, а потом - турки, да и в наше время там был пограничный пост, команда которого на всю ночь включала мощный прожектор и шарила его лучом по кораблям на рейде и береговой линии. Тогда наши пляжи считались границей.
- А помните, как Ванчик застрял?
Похоже, мысли наши блуждали в одном времени.
Этот случилось в августе, когда мы купались около прожектора. Вода прогревалась настолько, что можно было пару часов не выходить на берег. А там было, за чем понырять. Метрах в ста от берега дно было изрыто ямами и гротами с густой травой. Удачливому пловцу они сулили очень интересные находки. Очевидно, удобная бухта во все времена привлекала внимание моряков и разбойников - их встречи оставляли следы в виде обломков кораблей, оружия и всякой утвари. Самым ловким среди нас был Ванчик – светловолосый улыбчивый парень с редким именем Иванов Иван Иванович. В тот день, он пытался вытащить, как мы потом узнали, старинный клинок из-под останков затонувшего корабля. Ему придавило руку, и он не мог самостоятельно выбраться с десятиметровой глубины. Наверное, провидение хранит смелых и отчаянных, иначе бы Серый вовремя не заметил его и не вытащил. А погиб Ванчик почти двадцать лет назад, когда спасал пассажиров с затонувшего «Нахимова». В ту ночь он дежурил в порту на буксире. Когда объявили аврал, их команда первой была на месте катастрофы, но домой он не вернулся. Судьба.
- Как его Серый нашёл?
- Помните, как мы его тогда в чувство приводили?
- Даже не заметили, как ребро ему сломали.
- Сколько из него воды вытекло…
Мы лежали на горячих деревянных полках парилки и разговаривали, не глядя друг на друга. Казалось, не было десятков лет, прошедших с того памятного дня, когда жарким летним днем, переломив через колено безжизненное тело Ванчика, Кэп вытряхивал из него воду, стараясь оставить там едва теплящуюся душу. Наверное, наше единство не отпустило его тогда в иной мир, и он закашлялся, лихорадочно вдыхая и отплевывая воду. И только много лет спустя, таким же августовским днем, вернее ночью, он опять наглотался воды, но рядом никого из нас не оказалось, чтобы помочь. А ведь был удивительно ловким и смелым человеком: он единственный среди нас мог прыгать в воду с макушки портового крана, крутил сальто с места во все стороны, а на мотоцикле был просто виртуозом. Мне кажется, что там, у «Нахимова» он отдал свою жизнь взамен чьей-то. Возможно, это был ребенок. Правда, своих ребятишек оставил. Троих.
- Что-то вы мне душу растеребили.
Первым поднялся и вышел Кэп, за ним – все остальные. Мы закутались в простыни и расселись вокруг стола. Чувствовалась Наташкина заботливая рука: он был так изысканно накрыт, что самый стойкий вегетарианец и сторонник здорового образа жизни немедленно сдался бы в плен.
- За встречу, - коротко и четко скомандовал Кэп.
Хрустальные стаканчики понимающе цокнули друг о друга, не отвлекая нас от главного. Холодная водка обожгла, но была кстати.
- А теперь – за тех, кто в море, кто еще вернется, и кто останется там навсегда.
Мы приняли эту традицию от своих родителей и всегда соблюдали её. Будут ли наши дети хранить её – кто знает.
- Господа офицеры…
Серый появился с огромным подносом красных, дымящихся и безумно вкусно пахнувших раков. О, это было их с Наташкой фирменное блюдо! Не удивляйтесь, если на юге вам будут часто попадаться люди с огромными животами – это не случайность и не болезнь. Это дань тому пиршеству, которое окружает вас в этих благодатных краях. Вы не сможете пройти мимо, сослаться на диету или лишний вес - вы попадете в плен этому празднику жизни и уже никогда не сможете вырваться. Впрочем, вы и не будете предпринимать попыток для этого.
Отборные, сваренные с травами и специями, а главное – с любовью, пунцовые раки были уложены горой на огромном подносе и так гипнотизировали собравшихся, что их появление приветствовали стоя. Молниеносно состоялась вторая перемена блюд, и все вожделенно застыли над своими тарелками, наполненными аппетитными раками, сжимая рукой бокал с холодным пивом.
- Давно таких раков не видел.
- Серый, тебе прощаются все грехи.
- Нет, это – Наташка.
Её счастливые черные глаза сияли неподдельной радостью. Удивительно незаметно она вошла в нашу компанию, и было видно, что она дорожит этим. Странным образом иногда переплетаются человеческие судьбы, соединяя, казалось бы, абсолютно несоединимое.
- Вот я в детстве слушал сказку «Гуси-лебеди» и не мог поверить, что может найтись такая сестра, которая выручила всех своих братьев. У меня со своими ничего подобного не было, но вот появилась Наташка - и я стал верить в сказки. Они не врут. За Наталью!
- Не подлизывайся, раков всем поровну. Проверим.
- Нет, ну почему же. Особые поклонники моют посуду.
- А помните, как Свист раков глушил?
Все, как по команде, откинулись на спинки кресел, жестикулируя руками, поскольку рты были заняты другим, более важным делом.
История была действительно забавной. Олега прозвали Свистом не за пристрастие к этому творчеству, коим в наше время все увлекались, а за постоянные проделки с порохом. Бои за наш город в Отечественную войну были очень жестокие и оставили столько оружия и боеприпасов, что их до сих пор находят. Одной из наших забав был артиллерийский порох, напоминающий длинные макароны с отверстием во всю длину, который мы называли «свистун» из-за звука при горении. Олег умел так поджигать эти «макаронины» что на спор достигал разных нот свиста горящего пороха и силы взрыва. Это сейчас мы с ужасом думаем, как бессмысленно рисковали своими и чужими жизнями, а в то время это была забава. К праздникам наши родители не покупали в магазинах петарды и ракеты - об этом заботились мы.
Летом мы ездили ловить раков на небольшие озера около станицы Лазаревской. Там били сильные ключи, вода была чистой, а раки водились отменные. Можно было искать их норы по отвесным берегам и вытаскивать руками, но мы предпочитали раскидывать на ночь ловушки из обрывков старой сети с приманкой. За ночь нам попадалось две-три сотни раков. Часть из них мы варили утром на озере, и устраивали себе пирушку, остальные приносили домой. Это было аргументом в разговоре с родителями перед ночной охотой. Однажды Свист решил обойти нас всех по количеству пойманных раков и втайне принес на озеро упаковку «свистуна». Он устроил целый фейерверк над озером. Правда, глушенных раков мы не нашли, но зрелище запомнилось.
- Надеюсь, сегодня мы не идем на озеро.
- Кстати, Свист притащил увесистую сумку.
- Надо бы проверить.
- И отнимите у него зажигалку.
- А перед сауной обыскать... Кто его знает, куда он «свистун» прячет.
Мы до сих пор любили подшучивать друг над другом, хотя непосвященному многое было бы непонятным, глядя на солидных мужчин, которые были счастливы окунуться в свои воспоминания, бережно хранимые в сердце каждого.
- Да ладно, вы. Пусть Кот расскажет про свои лыжи.
- Ничего интересного, кстати, – буркнул он.
- Ты расскажи, расскажи, - подхватил народ. - Ласта ведь не знает.
Котом мы звали между собой «самоделкина», который получил прозвище благодаря своей фамилии, но прославился тем, что мог починить все, что угодно. Его талант прорезался рано, и весь наш двор пользовался этим. Потом он стал ходить на танкерах старшим механиком, и многие капитаны, набирая команду в очередной рейс, боролись за его участие в личном составе.
Оказалось, контрабандисты пригрозили Коту жизнью его близких, если он не спрячет партию товара на судне. Решив никого не посвящать в свои планы, он в одиночку заложил нелегальный груз в техническое помещение, закрыв люк необычным способом. Раздобыв где-то резервуар с жидким азотом, он остудил в нем специально выточенные для этого случая винты и аккуратно закрутил их холодными. При обычной температуре они расширились настолько, что никакая сила их не могла сдвинуть. На любом судне бывают «стукачи», и при досмотрах пограничники или таможенники часто знают, где искать. В тот раз тоже была явная наводка, но как ни пытались открыть люк, не смогли, а резать автогеном было нельзя, так как переборка была несущей. Позже Кот проделал обратную операцию.
- Ну, те бандиты подарили мне на день рождения лыжи… - начал Кот.
- На юбилей.
- А лыжи фирменные.
- Дорогущие…
- На таких только рекорды ставить..
Кот был удивительным механиком и умельцем на все руки, но спортсмен был просто никакой. Комплекции он и в детстве был неслабой, отчего всегда стоял на воротах. Часто за полное отсутствие координации ему предлагали просто лечь вдоль ворот. В иных случаях он часто использовался в роли противовеса, балласта или тягловой силы. И надо же было такому увальню полюбить водные лыжи. Не воднолыжницу, а именно – сам вид спорта. Он собирал фотографии, статьи из газет и журналов, позже – фильмы о соревнованиях и показательных выступлениях воднолыжников. Все мы об этом знали и вечно подшучивали над Котом. Как-то даже подарили ему видеоролик с собакой, катающейся на лыжах, после чего Кот поклялся, что научится кататься.
- Причем лыжи покупали на заказ – самые широкие, чтобы они его выдержали.
- Да ладно вам. Только бы языки чесать. Попросите что-нибудь теперь…
- Нет, ты не обижайся на правду. Ты расскажи, как все было.
- Ну, обмыли мы их вечером, - попытался продолжить Кот свой рассказ.
- Это был «гусь с выносом» - пятеро мужиков внесли чудо спортивной экипировки.
- Под охраной…
- Я видел, он их под столом надел, и весь банкет не вставал.
- Ну, это понятно: вещь-то ценная.
- Еще скажите, что домой в них пошел, - насупился Кот.
- Нет, снега тогда не было, а вода была далеко.
- Он их домой не понес. Никому не доверяет.
- Да, он их в каюте на болты посадил.
- На стенку?
- Нет, над кроватью в каюте.
- Тогда придется танкер на борт валить.
- Это зачем?
- Ну, чтобы иногда в них постоять вертикально.
- Хватит вам, балаболы, дайте Коту рассказать.
- Да что говорить-то. На следующее утро на палубу вышел…
- Сознанья уж нет…
- Серый!
- Молчу.
- Короче, утром зацепило меня тросом.
- Зацепило… Голень ему перебило в трех местах!
- Ну, попал в больницу, а там костоломы…
- Ох, и костерил он после операции хирурга…
- Да кто ж так делает. Смотрю, а стопа внутрь косит. Сильно.
- Кот первым делом прикинул, что если лыжи будут крестиком сидеть, он кататься не сможет. Обидно.
- Никто ничего понять не может: Кот от наркоза еще не отошел, а все про лыжи лопочет.
- Кэп оказался самым понятливым – разъяснил медперсоналу, в чем беда.
- Хирург наш портовый извинялся, что, мол, только так можно его ногу собрать.
- Представляешь, голубая мечта детства висит над койкой, а кататься теперь нельзя.
- Ну и чем дело кончилось?
- Он взятку предложил.
- Кот?
- Он главврачу пообещал до конца дней своих ремонтировать всю технику в больнице, и тот привез московского светилу для операции.
- Сделали лучше, чем было.
- Ну, поэтому он и кататься научился.
- Ноги-то теперь другие.
- Балаболы…
- Нет, это надо было видеть. Мы спускали Кота на воду под оркестр.
- И флажками фарватер обозначили, чтобы ненароком кого не зацепил.
- Ты же знаешь, теперь флот хлипкий пошел.
- Долго обсуждали, сколько буксиров брать: вдруг один не вытянет.
- Запрягли тройку!
- А какой был бурун…
- У пирса «Дружба» стояла, её так волной рвануло, что кнехты погнулись.
- Но как летел Кот…
- Погранцы тревогу сыграли, думали: натовский десант в порту.
- Так что, – давясь от смеха, спрашиваю я. - Свершилось чудо, Кот?
- Да, врут они, пошли мы на водную станцию, - начинает Кот, но его тут же перебивают.
- На – водочную…
- А там катерок дали. Детский какой-то.
- Он тарахтит, а Кота из воды вытянуть не может.
- Кот покопался в моторе полчаса, и теперь этот катерок…
- Как птица…
- А без Кота за кормой он просто взлетает.
- Теперь Кот почетный гость водной станции.
- И старший механик сборной города по водным лыжам.
- Так он и в показательных теперь будет выступать?
- В качестве волнолома…
Несмотря на все насмешки, Кот выглядел абсолютно счастливым человеком. Наверное, нужно очень долго вынашивать какую-то бредовую мечту, чтобы однажды она свершилась, доказав, что невозможного нет.
- А ты знаешь, что Ленон стал броненосцем? – закидывают меня новым вопросом.
- Титаником.
- Он экранирует свои мысли от инопланетян.
Друзья вспомнили о Лёнчике, единственным представителем интеллигенции в нашей команде: мама – преподаватель английского, папа – истории. Они работали в нашей школе, поэтому получили квартиру в портовом доме. Его бойкий язычок часто не давал покоя многим и был причиной для стычек между компаниями. Если бы не круглые очки и тщедушное телосложение, он был бы кумиром девчонок. Кто знает, как сложилась бы его судьба, если бы однажды до нас не докатились песни «Битлз» и открытие, что Лёнчик похож на одного из них. Так или иначе, но он первым стал переводить нам их песни и петь их сам. Как-то очень естественно за ним закрепилось это прозвище, а в нашей компании появилась гитара. Целыми вечерами мы распевали любимые песни, и Ленон навсегда остался с нами. Он огорчил родителей, не пойдя по их стопам. Играл по ресторанам в маленьких оркестрах и приторговывал пластинками, привезенными из-за бугра. Виниловые диски с записями зарубежных звезд были очень популярны и стоили немалых денег. На свою зарплату родители Ленона смогли бы купить одну-две таких пластинки, а он в школьном портфеле частенько носил по несколько штук. Иногда его торговые операции проходили успешно, и он гордо оплачивал наш совместный поход в кафе, бывало и так, что мы собирали последнее, чтобы помочь отдать ему долги. В отличие от наших семей, он был единственным у родителей, и те не могли с ним справиться, но к нашей компании он прикипел душой, и ему многое прощалось. Очень рано у него появился классный проигрыватель и магнитофон. Это позволяло Ленону не только приторговывать записями, но и слушать оригиналы песен, а не десятые копии. А пел он действительно здорово - мы, затаив дыхание, слушали, как он «один в один» копировал своего кумира.
У Ленона была одна особенность – после второй рюмки водки «крышу сносило напрочь». Он ничего не помнил и становился агрессивным. Только Кэп мог задавить его в своих железных объятьях, несмотря на тщедушное телосложение нашего барда. Какой дух бунтовал в нем или это была наследственность, мы не знали, но следили, чтобы Ленон кроме кружки пива с нами ничего себе больше не позволял. Несколько раз он женился, но каждый раз все кончалось тем, что жены просили родителей забрать такого мужа от греха подальше. Мы давно стали для него семьей, и он возвращался к нам, потрепанный и бездомный, зализывать раны. Давно умерли его родители, бывшие жены сторонились, и он знал, что только мы всегда приютим его и обогреем. Он прощал нам колкие насмешки, а мы – все его выходки. Он был нашим братом. Конечно, во многом Ленон был виноват сам, но всегда было искренне жаль этого неглупого и очень душевного человека. Пробовал он и торговлей заниматься, но торгашом нужно родиться, а он по сути своей был поэтом.
- Тебя произвели в рыцари и подарили доспехи, – обратился я к Ленону.
- Все прозаичнее: мы пели у одного папика на юбилее.
- Гости не знали, что артисту подносить не стоит.
- Я им говорил, что мне нельзя…
- Короче, очнулся – гипс.
- Башню ему проломили. Основательно.
- Говорят, теперь вся дурь выйдет, и буду как все.
- Месяц ничего не мог вспомнить.
- Серый его в Геленджике отыскал.
- Там есть такая прелестная больничка. Для психов.
- Когда я его увидел, не признал сразу – бородища выросла. Он, оказывается, волосатый! Всегда только длинные волосы носил, а тут – череп бритый перебинтованный и борода. Только по глазам и узнал.
- Как у побитой собаки.
- Поговори еще, назад отвезу.
- Братцы, он меня побрил, вспрыснул одеколоном и неосмотрительно оставил флакончик с парфюмом. А коллеги по палате пристали - дай выпить. Ну, я дал. Сам-то я ни-ни. Хотя тогда лучше бы вместе с ними припал к пузырьку. Все ж с головой лежат. Минут через десять началось: у кого черти под кроватью, на кого потолок падает, кто от монстров защищается. И все ко мне на кровать лезут защиту искать. Что там современные ужастики! Я предлагаю начинающих наркоманов на экскурсию в такую палату привести и на денек оставить. Так закодирует, что согласятся руку отрубить, а не уколются. Я там спать совсем не мог и только мечтал, чтобы свихнуться окончательно и всего этого не понимать…
- Ладно, не бери в голову.
- Все прошло.
- Да ты чего, брат?
Увесистые ладони дружески хлопали мужика по спине, а он как-то скрючился, втянул голову в плечи и замолчал. У каждого из нас ком застрял в горле, и в наступившей тишине было слышно, как волна плещется у открытого иллюминатора и всхлипывает Ленон. Он плакал очень искренне, по-детски, как в те далекие годы, когда любая несправедливость казалась концом света.
Прожив большую часть своей жизни, я неожиданно ясно понял, как мне повезло, что есть такие друзья, тот старый дом из детства, щемящее душу чувство преданности и люби к каждому из них со всеми их заковырками. Собственно, они и были моей жизнью, моей родиной, моей судьбой - тем главным, что я бережно храню в потаенных уголках души, тем, что я хотел бы передать своим детям и внукам.
Мы стояли, обнявшись, чувствуя, что так и остались командой из далекого детства, некогда огромной и сильной страны. Мы по-прежнему были вместе.

27 August 2008

Немного об авторе:

... Подробнее

Ещё произведения этого автора:

Остров первого снега
Вербена
Кружева

 Комментарии

Комментариев нет