Когда-нибудь выпьешь и вспомнишь эту тюрьму.
Она тебя вспомнит у последнего поезда
На Колыму.
В нем пахнет раскормленной печкой в плену
У холодного климата. Поезд на Колыму.
Мне рассказывал дядя, как возили людей на задворки
Вселенной, истины, совести, мира, страны. На полках
По три человека до самого потолка.
В вагон уместить – два с половиной полка.
Мой дед, когда выпивал, вспоминал институт МВД
По-теперешнему. Раньше бывало: «Хорошо – не бордель».
Бабушка на диване с тарелкой клубники спелой
Рассказывала о самом вкусном военном хлебе.
Папа спасал людей из огня и пахнул всегда костром
И никогда не рассказывал мне об этом. Всегда молчал о том,
Как человеческим мясом, жаренным над огнем,
Был заполнен каждый полуистлевший дом.
Мама моя не вспомнит меня, а я не помню ее.
Хоть упейся, нажрись, забудься пьяненьким сном.
Нет памяти – нет человека. Я не рождалась на свет.
Делайте вид, что меня просто-напросто нет.
Когда-нибудь выпьешь и вспомнишь эту тюрьму.
Большую Россию, непонятную никому.
В ней леса будто степи, озера – моря, а реки
Песни поют и с каждым болтают как человеки.
В ней клеток на каждую клетку любого тела.
Страна кристаллических решеток графита и мела.
Чуть-чуть и – алмаз. Чуть-чуть – и степная воля.
Как в автобусе за 12 рублей, и непременно – стоя.