Как же это так? Ведь вчера только конфеты приносила…улыбалась тихо и молчала. Где же я упустила? Что-то не так… Не увидела, не доглядела, не почувствовала. Может ли быть так тихо? Снова тихо вокруг. И эта невыносимая боль внизу живота, словно неразорвавшийся нерв: набухший, налившийся кровью, но не разорвавшийся. Не могу плакать. Это ужасно, когда человек не может заплакать. Хочу и не могу…

Конфеты…яблоки…целый пакет с монетами по 10 рублей…«Откуда это?» «Тебе-то что? Украла…» И снова яблоки…Все это кружится в моей голове. Боже, не это…что-то другое человек должен думать в эту минуту.  А я опять закрываю глаза и снова эти яблоки. Холодильник набит ими, уже и класть некуда, и я с гневом в голосе…раздраженно: «Зачем? Зачем ты опять принесла яблоки? Мы еще те не съели. Больше не приноси!»

«Мама, мама, она принесла конфет?». «Нет, не принесла. Солнце, тебе же их нельзя. Ну, не плачь. Мама вылечит твой гастрит, и скоро все будет можно. Она принесла яблоки». «Фу, опять яблоки. Я  не буду..»

И опять эта боль, где-то очень глубоко, внутри, внизу живота. Хоть бы ты лопнул нерв проклятый, язва чертова. Я так больше не могу. В голове снова проносятся разные мысли. Сердце стонет. И опять тихо. Ну, почему никак не могу заплакать? Да что со мной? Я просто отвратительна. Прости, прости меня…не доглядела, не долюбила. Милая…милая…милая…

Иду. Холодный подъезд. Глухое эхо. Ну, вот…опять бабочка, заснувшая, к ногам упала…Да сколько можно? Уже третья бабочка за эту неделю. Это ли не знак? Вот…вот…может, это то самое…может, вот почему…вот когда щелкнуть-то должно было…а я? Прошла, подняла и молча положила спящую на газетные ящики.

Заболела голова. Ну, это уж совсем не странно. Если живот в напряжении, глаза застыли, сухое натянутое лицо…абсолютно не странно, что заболела голова. И снова рой мыслей: «Яблоки…десюнчики… конфеты». Может, ну, его? Буду складывать конфеты и прятать,только пусть не обижается, ради Бога.  Буду делать шарлотку, раз нет места в холодильнике. Госпади, о чем я? Разве это уже имеет смысл? Поздно.

Милая… милая…Плачу.

Ну, слава Богу! Заплакала. Полегчало? Нет. Ну, кто сказал, что полегчает? Кто это придумал? Аха…нет, нет…что-то там внутри чуть шевельнулось. Кажется, немного отпустило. Живот уже не тянет. Фууууууууу…

Почему они выбрали эту фотографию? Нет…совсем не такая она! Она другая. Лицо доброе, морщинки одна к другой. Не понимаю, почему эта фотография? Я ее такой и не знала никогда. Очки какие-то…Здесь ей около…странно, да же и не знаю сколько. Для меня она застыла совсем в другом возрасте. Лицо тихое, спокойное и доброе. Нет, очки решительно лишние. Не моя она тут, не моя…

Боже мой…да о чем я…какая разница. Ведь нет… нет больше. Хочется прямо завыть, до того давит на уши эта тишина. Вот и кровать ее, гардероб… Выкинуть придется, чтобы потом детскую кроватку поставить. Нет, не могу, вроде и рука-то не подымается выкинуть. А с другой стороны - старомодный, советских времен еще. Охо, сколько тут вещей?! Одежда и белье какое-то…все такое чистое, ровно сложено и поглажено. Пахнет чем-то далеким, из детства… и письма…письма…а да, это от сестры ее. Фотографии…какие все молодые веселые. Вот и все. Пролетело…прошумело и ничего не осталось. Столько лет прошло, а до сих пор чувствуется жизнь на этих поблекших картинках…

Ну, зачем? Ну, зачем я ей так грубо сказала? Подумаешь, яблоки…в конце концов, можно было и во дворе кому-то раздавать тайком. Да где уж там. Она сама всем и так раздавала: кому – яблочко, кому – конфетку. И никогда с пустыми карманами- то не ходила. С кем-то все спорила она, ругалась… Зачем они велись, раздражались на нее. Ведь ей гораздо больше, чем им. Надо же это понимать. Боже, кому говорю… Им понимать надо? А мне? А я? Что лучше?

«Эй, Валерьич, дать бутылку-то к празднику?» «О, Лида…конечно. Тока моей не говори».  «Да, что ты…что ты…я с ней и не разговариваю. Вчера хотела ей книгу дать. Хорошая такая. Про войну. Нет, говорит! Что ты опять с помойки принесла? А хотя бы и принесла. Да разве ж можно? Это ведь про Беларусию мою. А они на помойку. Говорю, прочти, ей. А она рукой на меня махнула и пошла…»

Слезы…долгожданные…опять…это хорошо. Это намного лучше.

«Баушка, блинчиков хочу». «Блинчиков? Ой… да мигом я…»

«Поможешь мне палки донести? Белье надо просушить. Не могу я дома. Давай-ка во двор снесем. Посижу, чтоб не украли». «Бабушка, да ты что? Кому белье-то твое нужно?» «Нуууу, знамо кому. Мала еще. Палки неси вслед за мной. Поняла?»

«Бабушкааааааааааааа…» «Ну, что ты кричишь?» «Молоко приехало. Ты не слыхала что ли?» «Да, слыхала…я уж и очередь заняла. Хлеб купила. Мой любимый - Московский. Слышь, как пахнет?! Ща, мы с тобой с молочком его.»

Слезы…слезы.. .как приятно плакать. Боже, не верится. Не может этого быть. Ведь она же вечная. Я всегда это знала. Она - вечная. Плачу…

Как не услышала, не почувствовала, не поняла? Боже помоги…

«Бабушка, хватит сидеть, иди домой». Махнула рукой.

Темно…холодно…лавочка. А на ней бесконечное одиночество. Проглядели мы…