Красный цвет помады мне никогда не шел. Хоть и брюнетка, хоть и губы небольшие. Просто не идет. Она не придает мне той элегантности, уверенности. Лишь страх и немного раскованности. А от этих качеств, собственно, я и бегу всегда. Но вот сегодня мне необыкновенным образом захотелось видеть этот цвет у себя на губах. Руки трясутся. Красная помада не такая, как все. Невозможно накрасить ее и потом тут же смыть. Она все ровно оставить розоватый оттенок. Интересно, а от меня тоже останется только оттенок? Честно говоря, мне бы хотелось видеть память обо мне именно такого – ярко-красного, сочного, свежего, уникального цвета. Желательно водостойкую помаду, чтоб не смылась временем, не липкую, чтоб ничего к ней не приставало; ничего лишнего, и главное – дорогую, чтоб дорога была не только мне, а словно мы с кем-то сложились деньгами для ее покупки. Вот и все эти три пункта моей жизни.
И еще помада подойдет к красному платью, что я сегодня купила. Оно очень красиво подчеркивает все. Оно откровенно не потому, что открывает ноги и грудь, а потому, что ничего не скрывает. Красное платье не может ничего скрыть. Какая есть, собственно.
Волосы стоит чуть подкрутить; на белоснежной подушке, и с красной помадой, да еще и в платье, открывающем плечи, это будет смотреться красиво. Красиво во всем благородстве этого слова.
Краситься больше не стоит. Все отлично. Я даже на миг засомневалась, но меня уже ничего не могло остановить.
В комнате все в розах; белоснежная кровать, дорожка, проходящая от самого входа в спальню и до кровати, прикроватная полочка с шампанским. Дул легкий ветер. Он лишь на мгновенье приподнимал занавесь. Я задумалась; как же вкусно пахнет…да, здесь даже не к чему ароматные свечи, или тонкий запах французских духов, созданных итальянцами. Все так, как я и задумала. Нет, ну как же он пахнет – воздух. Я бы жила только ради него. Хотя капля духов на запястье и на шее мне не помешают.
Думаю, что пора.
А теперь я попытаюсь объяснить все, что сейчас писала. Я собираюсь умереть. По собственной воли. Я знаю, что грех. Знаю все. Только не хочу жить по правилу: «Бог дал, Бог взял». Навеки благодарю свою мать, родившую меня, воспитавшего отца, любящую бабушку. И конечно, Господа Бога, который дал мне эту жизнь. Я прожила её. Я радовалась каждому дню, улыбалась неудачам, плакала над победами, смеялась, любила. Да и сейчас люблю. Люблю и буду любить всегда. Если только есть эта жизнь после жизни. Долгое время я думала, что самоубийство – признак слабости и эгоизма. Но это не так. Слишком много мне нужно сейчас силы, чтобы подавить страх и любовь, живущую во мне. И это совсем не просто – отнять у себя жизнь. Я чувствую, ощущаю. И какого это – осознать, что это длиться будет еще ровно час. Последний час моей жизни. Звучит, словно приговор. Но нет же! Так нужно. Я сама так решила. Потом, над гробом все будут говорить: «Зачем ей это было нужно? Она красивая, молодая. Вот глупая». И только я буду знать ответ на все это. И что с этой красотой? Если она – чуть ли не последнее, что осталось. Со временем и она уйдет. Как и ушли все. К чему теперь все это? Моя жизнь? Когда она нужна лишь мне? Хочу, чтоб меня помнили такой. И если хоть один человек поймет меня, моей душе будет легче. Я жила, думая о будущем. О прогулках по пляжу с человек, который меня любит сильнее всего на свете, который обнимает меня, вдыхая запах моего тела, ведь он узнает его из миллиона запахов. Я прислоняюсь к нему рукой, словно вожу по морской глади. И еще я мечтала о работе. О той, которая будет поглощать всю меня, пока его не рядом. Ровно на 9 часов с 9:00 и до 18:00 каждый день. Мечтала и об ужинах в кругу семьи каждый праздник, суматохе из-за выбора подарков каждому из тех, кто всегда со мной, на новый год. Вот. Я ненавидела ссоры, конфликты, презирала ложь и предательство, воровство и несправедливость. Весь этот наив исходил из меня ровно столько, сколько все эти люди были со мной. Сейчас я одна. Вот так, в один день все ушло в неизбежность. Правда похоже на незамысловатый сериал, который смотрит вся семья, когда родители приходят с работы, а дети заканчивают делать домашнее задание? Мне тоже немного напоминает. Один проклятый случай перевернул всю картину беспрекословного счастья, которое я сама для себя построила. После вмешательства случая, я осталась с ним. На такой период времени, который отсрочил черный день от сегодняшнего. В общем, это должно было случиться. На лице сейчас ни одной слезинки. Я просто уже решила. Это как вычеркнутое имя в списке поступивших в университет, или упавшее в грязь надкусанное яблоко. Ничего не вернуть. Стоит ли мне писать последнее письмо или звонить ему, может лучше лучшей подруге? Да нет, не стоит. Я сама по себе. Сейчас задумываюсь о боли, которую причиню друзьям. Они же были со мной всегда. Эта мысль перекрывается той болью, которую через сорок минут я причиню себе. Я подготовилась ко всему: не хотелось умирать, как школьница от несчастной любви – напившись таблеток. Тогда я купила яд. Перелила его в колбу из красного стекла, украшенную позолотой. Яд будет убивать меня больно, примерно три минуты. Я не могу умереть просто. Моя боль – плата за то, что я сама решила свою жизнь. Не хочу, чтоб все выглядело как плаксивая история. Я сильная. Я жила ради людей, которые были ближе всего, ради работы, ради него…и к чему жить, если этого нет. Ради себя? Ну, уж нет. Это легко и скучно.
Я в последний раз подошла к зеркалу, посмотрев на то, что я отлично выгляжу, что улыбка всегда шла мне лучше серьезного и задумчивого взгляда. Оглядела свое тело, наткнувшись на шрам на руке. Это продукт десятилетнего труда на балетную школу. Мне всегда чертовски нравился балет; изгиб и силуэт тела, грациозность прыжков, наслаждение музыкой, легкость и воздушность каждого движения. Я жила в балете. Уделяла этому пол себя. Боролась с жуткой болью моего тела, которое каждый раз отвергала мою душевную любовь к самому прекрасному из искусств. Танцуя, я порой чувствовала столько силы, которой хватит даже на полет.
Дальше мой взгляд остановился на татуировке у меня на бедре. Она в виде змеи – символизирует об окончании мной медицинского университета пять лет назад. Помню, мы все группой поехали тогда на природу – праздновать. Какое же тогда счастье испытывала! Я наконец могу делать то, к чему иду с детства. Татуировки есть у каждого моего одногруппника. Это был словно ритуал. И никогда никто из нас не жалел о том, что по студенческой глупости, согласились носить это на своем теле. А какой тогда Слава сделал вкусный шашлык! А сколько было выпито пива! А как громко играла музыка! И сколько радости было! Я спустя годы доставала свой диплом, и просматривала вложенные в него фотографии того августа, когда у меня в руках появился документ моих стараний и мечтаний. И зачем мне сейчас он?
Ах, вот и оно – время. Ну что ж…пора.
Моя рука невольно тянется к телефону, разум просит разбить красный флакон, а сердце смиренно ждет конца. Тут как в танцах, когда разум просил повернуться и осознать, что я калечу себя, а сердце примерно слушалось меня и придавало мне силы.
Может, все же позвонить ему. Просто поговорить, сказать, что люблю его? Отговорить меня ему уже не получится, пусть он даже не будет знать о моем решении. Мне нужно позвонить.
Я прошла по белому ковру, нарушив ряд лепестков, взяла телефон. Набрала эти цифры. Пальцы его еще не забыли.
- Алло.
Красивый хрипловатый голос. Он спал, а я его разбудила. Он непонимающе дышит в трубку. Еще секунда и он повторит свое «Алло». А пока мне еще секунда, чтобы слушать его дыхание.
- Алло.
- Здравствуй, я не побеспокоила. Хотя глупый вопрос, ты видно, спишь, – я говорила спокойно, вдумчиво, взвешивая каждое, сказанное мной слово.
- Привет. Да, я спал. Но то, что ты меня разбудило не должно тебя задевать.
- Не стоит так обороняться. Я всего лишь хочу узнать как ты.
- У меня все хорошо. Много работаю сейчас.
- Устроился? Так тебе все же дали ту работу?
- Нет, я нашел другую. Ждать и ловить мне нечего.
- Это не столь важно. Работа для тебя всегда была второстепенным делом.
- А у тебя как дела? – он даже не хотел замечать того, что я в каждую фразу вкладываю все мои воспоминания о нем. Эта защитная реакция знакома мне уже давно. И сейчас я ей просто улыбаюсь.
- У меня все так, как должно быть.
- Нашла себе кого-нибудь?
- Нет. Последнее время нахожу только выход.
- А я тоже не нашел. Так мелкие встречи и компания на поход в кино.
- Можно тебя спросить? Зачем ты это сделал?
- Потому, что от тебя осталась лишь тень. Ты перевернула все, включая себя. Я не видел в тебе человека, которого любил. Ты не думай об этом. Ты красива, очень красива. Полюбить тебя не стоит ничего. Ты найдешь себе свое счастье, я свое. И лет через десять мы посмеемся над этим, когда я приглашу твою дочь на день рождения моего сына. Если сейчас тяжело, то потом будет легко и спокойно. Поверь мне.
- Да, спасибо. Все так и будет. Моя дочь, твой сын. А еще легкость и покой. Ты прав. Извини, что разбудила тебя. Спи. Спокойной ночи. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю. Пока.
Сейчас он уснет, а проснувшись, поймет, что не угадал на счет моего будущего. Все это я говорю с улыбкой на лице и надежной в сердце. Не хочу быть трудным подростком, пишущим больные стихи о последнем дне со слезами на глазах. Моё решение – это как решение покрасить стены на кухне. Решение – перемена к лучшему.
Еще минуту я стою, прижав телефонную трубку в уху, надеясь уловить еще хоть чуть-чуть его. Потом аккуратно ложусь на кровать, достаю из прикроватной тумбочки красивый листок бумаги с надписью «Так просто было надо», и кладу его около себя. У меня красивая смерть. Меня найдут не повешенную на старой веревке с перекошенным лицом, и лужей у ног, не истекшую кровью в ванной, а аккуратно лежащую в кровати молодую женщину, от которой приятно пахнет духами и которой приятно любоваться, не смотря на бледность, присущую мертвым людям. Гордость за то, что я ухожу достойно, как капитан со своим судном, мне не присуща лишь по той причине, что вторая половина меня верит в Бога и говорит, что грех ляжет на меня навсегда. Мне просто нравится, что все красиво.
Время. Красный флакон. Боль. Три минуты. Все.
Вот так я умерла. Забавно наблюдать на свое бездыханное тело, паря в воздухе над кроватью. Я так и знала, что покоя мне не ждать. Что ж я и к этому была готова.
Почему все говорят, что духи не отражаются в зеркале? Я вполне себя вижу. Почему все говорят, что духи не могу ни к чему притронуться или что-либо взять? Я спокойно поправила своему телу волосы и закрыла глаза. Теперь все идеально. Вот то, что духи прозрачны – это верно. Я лишь оттенок. Как стертая с губ красная помада. И что мне теперь с собой делать? Как уйти отсюда? Неужели и вправду я буду так – же жить. Ведь между моей жизнью и жизнью после смерти почти не различий. Точно так – же себя чувствую.
Где-то же должен быть свет? Ангел смерти? Выход?
Ответ не заставил себя ждать. Чуть приоткрыв дверь, в комнату, наполнившую в себя настроение моей «идеальной» смерти, вошел молодой человек. Его, в отличии от меня можно было видеть и чувствовать, ведь он был живой, словно человек. Красивый. Таких, как он, нельзя охарактеризовать словом «симпатичный». Он достоин более возвышенного и точного слова – красивый. У него глубокие, понимающие глаза, глаза полные жизни. Которой в моих уже нет чуть более десяти минут. Он смотрит, прям на меня, на мои мертвые глаза, на мою призрачную тень, на силуэт. Смотрит таким взглядом, словно винит меня, словно презирает, словно любит. Ему не страшно. Он двигается ко мне.
- Теперь можно я задам вопрос? Зачем ты это сделала?
После этих слов, я словно снова почувствовала что такое – кошки скребут по душе.
- Я..я…я…Я так решила. Я так больше не могла.
- Ты не считала, сколько раз за весь свои диалог с самой собой, ты повторила «Я»?
- Нет…
- Куда теперь делось твое мужество, сила? И кто ты теперь? Ты могла встретить свою любовь, создать семью, родить на свет детей, любить, жить! А что остается тебе сейчас? Блуждать.
- Да не было бы этого всего. И не нужно мне все это. Я уже любила и я жила. И у меня это все отобрали. Жизнь, случай, Бог…кто, я не знаю. Но теперь я пустая. Я была пустая.
- И чем же ты наполнена теперь? Знаешь, почему кармой за этот грех, что ты совершила, является жизнь без жизни? Жизнь, в которой ты ничего не можешь поменять. Ты просто остаешься в том же положении и с теми же чувствами, что и несколько минут назад. Неужели твои ум не привел тебя к тому, что нет продолжения в конце? Я зол, мне больно. Больно за тебя.
- Зачем ты мне говоришь все это? Думаешь, я не знаю этого? Думаешь, я не чувствую? Думаешь, я сожалею? Вот в этом ты не прав.
- Я хочу дать тебе то, что не получал еще ни один человек после смерти. Я хочу дать тебе второй шанс. Ты будешь сожалеть. Пусть во мне говорят юношеские амбиции, но их маленькая доза еще никому не мешала. Пойми, что отняла ты не только право дышать у самой себя, ты отняла светлую память и любовь людей, которые тебя знали и верили. Которые восхищались твоим умом, мужеством, способность понять, простить. И еще…он по-прежнему тебя любит.
Она выпала из глаз и медленно скатилась по призрачному телу, словно его и вовсе нет. Она упала рядом, на полу. И лишь она была живой. Я плакала. Плакала горько и больно. Плакала потому, что совершила ужаснейшую ошибку. Никогда мне не обрести покой, никогда не увидеть родителей в райском саду и никогда не быть. Слово «никогда» теперь повторялось чаще, чем «я». И понимание того, что повторятся ему еще вечность, делало меня еще более прозрачной.
- Не бойся вечности. Я не позволю тебе блуждать. Ты отправишься в рай, если мой второй шанс не убедит тебя.
- Ты читаешь мои мысли?
- Да. Так ты готова?
- Я могу оказаться прямо сейчас в раю? С родителями? С моей семьей?
- Да. А можешь последовать мне и принять шанс на жизнь под номером два.
- Нет, вторая жизнь не принесет мне ничего кроме удвоения боль под номером один.
- Я все же покажу тебе то, что ты разрушишь, отказавшись от второй жизни. Если я буду неубедителен, ты сразу же отправишься в рай.
- Хорошо.
С этих слов я наполнилась надеждой. Как же это приятно. Надежда переплетается со страхом и борется. Как сладко-горький шоколад. Один день он покажется горьким, да таким, что ты не сможешь даже прожевать, но уже на другой день ты найдешь его сладким, тебе захочется еще. Как любовь, в общем. Далеко за примером ходить не стоит. Почему же этот человек появился в моей жизни только сейчас, когда я уже лишь призрак. Нет, возвращаться к жизни я не хочу. Хочу уйти туда, куда и направлялась. Туда, где навеки собрался карточный домик, который я строила, и который рухнул за последний год. Эгоистические чувства заставляют меня сейчас думать лишь о себе. О том, что жизнь в человеческом мире создана не для меня. Не для меня сегодняшней.
- Никуда не приведут тебя мои мысли.
- Кто ты?
- Повторяю, никуда.
- Что мне делать?
- В эти три минуты ты испытывала не физическую боль – душевную. Эта боль была не твоя. Три человека испытавшие в те минуты боль, передали её тебе. Эта боль – боль утраты. Этих людей ты никогда не видела, и никогда не увидишь. Закрой глаза.
-Закрыть глаза было трудно, ведь я и так была с закрытыми глазами – я ничего не видела кроме себя. А сосредоточится на ком-то, было еще труднее. Мне было настолько холодно, что я словно слилась с ветром, которым столько восхищалась.
- Первая боль – боль потери друга. Вторая – боль потери любимого человека. Третья боль – боль потери ребенка. Ты думаешь, если твоих родителей нет, то им все ровно, если их дочь умрет? Ты сейчас в том же положении, что и они. Ты мертва. Если я скажу, что умерла твоя одноклассница, тебя это не тронет? Ты чувствуешь все еще острее, ведь более о другом ты думать не можешь.
Ты нужна еще многим людям. Если так ты пытаешься убежать от одиночества, то не выход это! Человек рождается и умирает одиноким. И лишь жизнь дана ему на разделения чувств и самого себя по кусочкам.
Как же ты можешь так! Ты разорвала всю себя пополам…и после этого не дорожишь теми людьми, которые хранят тот кусочек тебя.
Сейчас ты вспомнишь все. Вернешь все вещи на места. Ляжешь. И вновь выпьешь яд. На этот раз он повернет тебя вспять, и поднимет, а не опустит.
Мысли мои разделились ровно пополам. Мысленно я записывала в две колонки все за и против. На одной стороне мир, где нет понятия обоюдная любовь. Здесь один любит, а другой позволяет любить. Зачем жить, ожидая любви, когда её просто уже не осталось. Тут люди просто запрещают любить сами себе. И само любить осталось лишь на страницах французских журналов.
Хм…а на другой стороне одно единственное слово – жизнь.
Я подошла к прикроватной тумбочке, поставила аккуратно шампанское со стаканом. Пройдя немного дальше, я остановилась, оглядев комнату. Лепестки роз совсем разбросало по комнате. Их нужно разложить красивой дорожкой к кровати.
- Вроде все, - сказала я, направив свои взор на этого, все еще стоящего в моей комнате необычайно красивого молодого человека.
- Ты ничего не забыла? А время?
- Да, я умерла в 0:06.
- Следовательно, выпила яд ты в 0:03. Раз уж все готово, ты можешь приступить.
Ветер. Я. Яд.
Когда тебе очень хочется жить, сделать шаг назад, нужно не делать шаг вперед. Невозможно вернуть все вспять. Человек не может жить, когда он уже увидел смерть. И не нужно пить яд, надеясь на то, что все изменится. Измениться может лишь одна жизнь, которую вы на тот момент потеряете. И когда вам сделают два подходящих предложения, одна деталь испортит вам все, раз и навсегда. Помада.