Так настиг его первый инфаркт.

 А второй - грянул уже дома, когда провалявшись положенное время в зарубежной клинике, он вернулся в Москву.

Запершись ночью в своем кабинете, он пил холодную обжигающую водку, не закусывая и не хмелея, стакан за стаканом, как пьют только русские мужики. Пил и плакал, как плачут в детстве от несправедливого наказания, а в старости – от запоздалого раскаяния и  горького разочарования от прожитой жизни…

Молодой доктор Бакулевского кардиологического центра буквально вернул его с того света…

…За окном реанимационной палаты забрезжил холодный серый рассвет, и контуры лица пациента четко проступили в хмуром утреннем сумраке: веки были плотно сомкнуты, пряди черных кудрей, слипшиеся от обильного пота, беспорядочно сбились на высоком лбу, иссиня-бледное лицо было спокойным, и лишь глубокие горькие складки у рта подчеркивали обреченность на вечное страданье…

Вдруг слабая улыбка тронула синеющие губы, - остро и явственно он почувствовал, как обволакивает его приторный зной слепящего солнечного света. Где-то в вышине мелькнул водопад белокурых волос, фиалковые глаза излучали безмерное счастье, а пухлые губы улыбались ему трогательно и беззаботно, как в далекой юности.

-«Она вернулась ко мне !»- радостно встрепенулся он, - «Вот оно, давно не испытанное ощущение полета!

Сейчас, сейчас они воспарят с любимой в солнечном поднебесье фантастическими крылатыми эльфами, сольются в бешеной любовной схватке и никогда, никогда больше не расстанутся!»

Собрав все силы, он резко рванулся, чтобы взлететь туда, в высоту к самому солнцу, где сияло нежное, похожее на старинную акварель, личико его Принцессы…

Но нестерпимая все заполняющая боль вдруг накрыла его. Слепящий солнечный свет стремительно померк. Черная ледяная вечность бережно приняла страдальца в свои объятья…

…Поздно вечером усталый врач вернулся домой с дежурства. Ему безумно хотелось уснуть «богатырским» сном на целые сутки. Но мерно тикал будильник, а желанный сон не приходил. Ворочаясь и вздыхая, он безуспешно старался отогнать беспокойные мысли, вспоминая вечерний разговор с пациентом:

-«Почему столь безобидная тео-философская беседа так разволновала этого странного больного?»

 Он мысленно ругал себя за поспешно прерванный разговор. К утру тревога и беспокойство настолько овладели им, что он поспешил назад, в отделение, твердо решив вызвать больного на откровенность и дать ему возможность облегчить душу от преследовавших его мучительных мыслей, которые, как понял доктор, не дают этому человеку покоя и серьезно мешают его выздоровлению…

Решительно отворив дверь, молодой врач огорченно поник головой: в реанимационной палате стояла непривычная тишина, - обрывки проводов от медицинских приборов стыдливо прятались в складках постели. Беспокоивший его пациент  лежал навзничь, широко раскинув руки, в белых спутанных простынях удивительно похожие на крылья. В подернутых смертной пеленой цыганских глазах не было ни отчаяния ,  ни муки. Заострившиеся черты красивого лица дышали покоем и счастьем .

И лишь из разбившейся капельницы непрерывно сочились прозрачные капельки, похожие на человеческие слезы, словно кто-то горько и безмолвно оплакивал

только что состоявшуюся смерть…