Они лежали на траве. Тускло-зеленой, с пожелтевшими краями, но казавшейся им необыкновенно мягкой и нежной. С недавних пор она стала такой для них. Только для них. Но почему-то лишь тогда, когда они были вместе. Это было бы странно и для них, если бы они замечали разницу. Да, трава была мягче, ветер был теплее, небо было красочнее, а все вокруг было таким добрым и ласковым. Но они не обращали внимания на все это.
- Тан…
- Да?
Его глаза смотрели в серое небо, укутанное плотной пеленой облаков, сильно напоминавших табачный дым. До последнего момента они были неподвижны и безжизненно пусты. Но сейчас в них появилась искра, быть может, даже маленькая звезда. Увидев ее, можно было почувствовать тепло. Не то тепло, что дает прикосновение тел, а то, которое нещадно окутывает все вокруг двух соприкоснувшихся душ. Душ, которые очень долго искали друг друга и, не смотря ни на что, не сдавались, и нашли.
- Тан…
- Сегодня утром я видел красного ворона. Он пролетел мимо.
- Почему я не видела его?
- Ты спала.
- Почему мы не умеем видеть один и тот же сон?
- Это был не сон.
Он закрыл глаза и в тот же миг увидел перед собой ворона кроваво-красного цвета. Ему даже показалось, что это и есть кровь. Но первой реакцией на увиденное стало удивление и непонимание. Отчего он резко поднял веки, за которыми было все то же осеннее небо.
- Прости, я разбудила тебя.
- Разве я спал? Прошел всего миг.
- Да… прошел лишь миг. Но в жизни он оказался часом. Мгновенье за мгновеньем, час за часом. Они летят так быстро, когда это совсем ни к чему. Жестоко.
- Пора.
Он приподнялся и оперся на локти, рассматривая карусель из сухих опавших листьев и ветра, кружащую вокруг, но не смевшую прикоснуться к ним ни на мгновение. Через минуту он почувствовал на шее дыхание, ее дыхание. Слегка улыбнувшись, он повернул голову на бок и увидел ее. Она сидела рядом, согнув колени и обняв их руками. Ее голова безжизненно лежала на коленях, повернувшись лицом к нему. В глазах ее была тьма.
- Лу…
- Нет.
- …
- Кто-то из нас должен говорить “нет”. Ты выбрал “да”, потому это слово досталось мне.
- Нет.
- Я тоже хочу его увидеть. Покажи мне.
- Закрой глаза.
Она закрыла глаза, а он, поднявшись с травы, присел рядом, подобрав подолы черного плаща, что был одет на нем.
- Где же он?
- Он там. Найди его.
Внезапно подул леденящий сильный ветер и повалил ее на землю. Спустя мгновение раздался дикий крик. Тан не сразу понял, откуда доносится звук раздирающий его душу. Только когда увидел, что рот ее открыт, а кисти сжаты в кулаки, понял, что этот голос, так не похожий на ее, доносится из ее уст. Тан сразу же рванулся к ней, схватил ее руку и попытался разжать кулак. Лу уже молчала. Глаза ее были закрыты. Тело ее трясло. А из сжатых кулаков потекла кровь. Медленно, узкой струйкой, капая на землю. Тщетные попытки Тана расслабить ее пальцы привели лишь к тому, что ее кровь покрыла и его руки. Отпустив ее кровоточащую кисть, он обхватил ее плечи руками, поднял и обнял. Его глаза заблестели и через секунду по щекам покатились прозрачные капли, в которых отражалось неизменное мертвое осеннее небо. В его голове была паника, в сердце его была боль. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что бессилен. Он крепко прижал ее к себе. Слезы текли все сильнее. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но ком в горле не позволил и было слышно лишь его прерывистое дыхание, больше похожее на стон.
- Что с тобой?!
Наконец он смог произнести хоть что-то. Но эти слова были больше похожи на рев изнемогающего от боли человека, знающего, что боль его никогда не прекратится и взывающего к Богу со словами: “За что, Господи? За что?!”. И тут он почувствовал, что ее перестало трясти. Отпрянув, он посмотрел на ее лицо. Глаза были открыты. Но в них он увидел не боль от того, что произошло с ее телом, он увидел ужас и страх. Еще минуту они смотрели друг другу в глаза. И неожиданно Лу ослабла и повисла на его руках.
Ее ладоней не было видно среди всей крови, что покрывала их. Эта красная жидкость была теперь и на траве, и на ее виниловой юбке, и даже на ее волосах, но продолжала сочиться из ран, капля за каплей покидая ее тело. Тан взял ее ладони в свои, и его взору открылись глубокие порезы, пронзившие ее кисти чуть ли не насквозь. Страх и боль окутали его сознание. Он не знал, что ему делать. Вид ее изрезанных ладоней заставлял его чувствовать боль в десятки раз большую, что мог испытать человек, получив такие ранения. Невозможность избавить ее от боли и кровотечения заставляли его паниковать.
- Нет!!! Нет, нет, нет! Не хочу! Не надо! Нееет!!!
Теперь Лу кричала своим голосом.
- Что с тобой?!! Лу!
- Пусти! Отпусти меня!!
Она вырвалась из его рук и упала на бок. Тан попытался поднять ее, но она не далась, а лишь метнулась в сторону, упала на землю оставив за собой красные пятна на зелено-желтой траве и сжав зубы застонала.
- Лу… тебе нужно к врачу… все это зашло слишком далеко.
Дрожащими губами Лу несколько секунд пыталась произнести внятные слова, но ей никак не удавалось, не смотря на то, что еще минуту назад она не просто говорила, а кричала. Наконец она собралась с силами и тихо произнесла:
- Не надо к врачу, пожалуйста.
Тан промолчал. Но в его голове был ад. Переживания за нее, вид ее ран и крови, ощущение ее боли, все это было очень тяжело сдержать в себе. Но он понимал, что не может заставить ее сделать то, чего она не хочет. Только не ее. Ни за что и никогда. Он подошел к ней и сел рядом. Наклонившись ближе, он осторожно убрал с ее лица черные локоны волос, помолчал с минуту, ожидая ее слов, и заговорил первым:
- В этот раз все было не так. Я чувствую, тут что-то иное.
- Красный ворон. Я видела его. Но не только его.
- У тебя было видение? Но почему ты кричала? Откуда судороги? Ты говоришь, что не было приступа?
- Не было… Все не так! Было страшно! Мне было очень страшно! Мне было больно! Будто все зря, все напрасно, все потеряно… и никогда не вернуть.
Тан лишь глубоко вздохнул. Он уже не мог здраво рассуждать. Слишком много всего произошло за последние минуты. В его сознании было только одно желание – сделать так, чтобы ей не было больно. Но он не знал, как этого добиться. И это медленно сводило с ума. Лу, собрав остатки сил, развернулась к нему лицом, не поднимаясь с измазанной кровью травы. Ее руки и губы не отпускала дрожь. Причин для того было много: пережитая боль, страх, раны, потеря крови. Ее черные волосы, ставшие местами темно-багровыми и блестящими, опять упали на ее лицо, накрыв глаза и губы. Казалось, что ее лицо, сокрытое черным, из под которого виднеются следы запекшейся крови, изувечено и намеренно прикрыто прядями волос, дабы сокрыть уродство. Тан наклонился к ней, обнял за талию и помог подняться. Посадил, навалив на себя ее обессиленное тело. Кровь. Она была повсюду. Ему казалось, что из нее вытекла вся кровь и даже больше, чем могло. Но она еще была жива. Или нет? Быть может она уже мертва, а он сошел с ума и делает все это с ее трупом, который как ему кажется, разговаривает с ним? Он постарался отбросить эту мысль, и ему удалось.
Они сидели на траве. Как делают это обычно. Все было как всегда. Разница была лишь в том, что в этот раз на картине художник разлил красную краску. Он сидел на коленях, она полулежала, опираясь спиной о его плечо. Они молчали. Молчали долго. Теперь им каждый миг казался часом, а не наоборот, как было раньше. Постепенно Лу начала приходить в себя. Но чем больше она понимала и вспоминала, тем страшнее ей становилось. Сознание против ее желания стало снова и снова прокручивать перед ее глазами все случившееся. Вытянув левую руку вперед и закрыв глаза, чтобы не видеть, она протянула ладонь правой руки и провела ногтями, черный цвет которых сменился разнообразными узорами всех оттенков красного цвета, по свежим, но уже затянувшимся ранам. Задумавшись на мгновение, пытаясь приготовить себя к предстоящей боли, она занесла пальцы над ладонью в нескольких сантиметрах, сжала зубы и вонзила ногти в изнывающую от боли плоть, разрывая корку запекшейся крови. Ее разум взвыл. Но она молчала. Память о том, что она почувствовала во время недавнего странного видения не давала ей покоя, и единственным спасением было заставить себя вновь почувствовать боль вонзившихся когтей. Она хотела, чтобы это ушло. И оно ушло опять. Теперь в ее сознании доминировала физическая боль. Как бы она ни старалась не смотреть на свою ладонь, но воображение само достраивало все детали этих ран, что заставляло ее содрогаться. Тан почувствовал ее легкую дрожь и, повернув голову, увидел, что ее раны опять кровоточат.
- Боже…
Все, что он смог произнести. Его сознание немного помутилось от вида разорванной кожи на ее руке, сочащейся оттуда крови. Но он собрался с силами и не дал себе впасть в беспамятство, он понимал, что этого никак нельзя допустить, иначе она может убить себя. Нужно было понять, что произошло и решить, что делать дальше. Он взял ее руку, прижал свою ладонь к ранам, поднес к своим губам тыльной стороной и крепко прижал.
Когда кровь перестала течь, как казалось Тану, потому, что просто вытекла вся, Лу просунула руку в карман своей куртки, достала оттуда сигарету и зажигалку. Зажигалка была серебряной, с черепом с одной стороны и крестом с другой. На вид было трудно догадаться как ею пользоваться, она была похожа скорее на украшение. Закурив, Лу наконец заговорила:
- Тан…
- Да?
- Что такое этот красный ворон?
- Всего лишь мой сон.
- Значит я научилась видеть один сон с тобой вместе.
Она устало улыбнулась. Хоть Тан и не мог видеть ее лица, но понял это. Облегчение, ощущение, будто что-то самое страшное уже позади. Вот что он почувствовал после ее улыбки. Но она не разделяла его эмоций. В ней были усталость, которая не давала ей вновь кинуться в панику, боль и тревога о том, что самое страшное еще впереди.

Глава 2.
Перед его лицом была ее ладонь. Он целовал шрамы на ней. Эти вечные шрамы, которые уже никогда не сгладит ни один крем. Как много раз ее ногти вонзались в эти ладони. Но она сама отказалась от коротких и даже заточила длинные. Тан понимал, что некоторым людям нравится боль, ему и самому нравилась в некоторых проявлениях. Но у него в голове не укладывалось, как ей может нравиться вонзать в свои ладони, вновь и вновь в старые раны, свои остро заточенные ногти. Все же, он смирился с этим. Он не мог идти против ее воли, хоть и не мог научиться наслаждаться болью как она. Может быть это даже к лучшему, ведь иначе это было бы жестоко – радоваться ее боли. Это было не просто жестоко, но и мерзко для него, потому он каждый раз в рассуждениях приходил к мысли о том, что он находится в лучшем положении и тем самым поддерживал себя, когда ему приходилось страдать из-за нее. Но он любил ее и не мог не страдать. Он мучался вместе с ней каждый ее приступ. Эпилепсия стала приговором и для него тоже. И не потому, что ему пришлось мириться с ее неполноценностью, а потому, что он видел, как она страдает и не мог избавить ее от этого. Он всегда плакал, держа ее на руках и пытаясь успокоить ее тело, истязаемое судорогами. Он плакал каждый раз, когда видел, как самое лучшее, самое нежное и прекрасное, что есть в его жизни и, как он считал, в жизни вообще, страдает из-за того, чем наделила ее природа, которую он возненавидел с тех самых пор, как узнал, какой жестокой она может быть по отношению к прекрасному, по отношению к своим же творениям. Наверное, он и сам упал бы на колени и с рыданиями взывал к Богу, жалуясь и коря его за несправедливость в отношении Лу и прося избавить ее от мук взамен на что угодно. Но он не верил в Бога. Не верил по тем же причинам. Он был бы рад продать свою душу Сатане, если бы тот помог Лу. Но повелитель тьмы никогда не являлся ему и не предлагал заключить с ним сделку, а как найти его самому, Тан не знал.
Была ночь. Они сидели в углу комнаты на ковре – Тан, навалившись спиной на стену, и Лу, сидя рядом, полу развернувшись к нему, согнув ноги в коленях, положила свою голову ему на плечо. В противоположном углу на столике стояло маленькое странное устройство, похожее на камень из застывшей лавы, потрескавшийся местами. Из этих трещин пробивались лучи света, но не пламенного оранжево-розового, а нежного красного цвета. Они двигались по поверхности камня по кругу и оставляли за собой на потолке красные пятна. В темноте это было особенно красиво, и Лу заворожено наблюдала за плавно движущимися во тьме кровавыми светлячками. Тан, сидевший рядом, так же не мог отвести своего взгляда, но не от ночной пляски засыпающих огней, а от ее лица. Ему доставляло неслыханно удовольствие смотреть, как она глазами ловит по очереди каждый из блуждающих огоньков и увлеченно провожает их взглядом. Его душа радовалась тому, что сейчас с ней все в порядке, он знал, что ей хорошо и наслаждался этой мыслью.
Что нужно было им для счастья? Мягкая трава, ледяной осенний ветер, серое пепельное небо или угол, с мягким ковром на полу и ночными солнечными зайчиками, красной россыпью покрывающими стены и потолок? Вовсе нет. Будь это день, пустыня и палящее солнце, раскаленный песок, обжигающий кожу и горячий воздух, обжигающий легкие. Они могли бы лежать на песке голыми спинами, подставив солнцу свои лица и медленно умирать от жары и жажды, но не замечать этого. Будь это зимний лес в лютый мороз с сугробами по пояс. Они бы и в сугробе не почувствовали боли, так и замерзнув друг с другом рядом постепенно засыпая, чтобы уйти из этого мира вместе. Они хотели быть вместе и были. Больше им ничего не было нужно. Они были теми людьми, которым удалось найти свое счастье. Да, они не могли быть вместе все время, а то, что удавалось провести друг с другом, пролетало стрелой, несущейся к своей цели и мечтающей скорее поразить ее. Но они были рады этим моментам. Будучи вдали друг от друга они страдали, им было больно, тоскливо и грустно. Но каждая новая встреча излечивала эту боль и шрамы в душе, которые она успела оставить. Каждая встреча давала им тепло и надежду, давала силы для нового дня проведенного в разлуке. Да, они были вместе каждый вечер, каждую ночь и каждое утро, но день отнимал их друг у друга, за что они его ненавидели лютой ненавистью. День был самым большим злом в их жизни, даже большим чем ее болезнь. Каждый вечер они встречались как будто в первое свидание, в глазах обоих горел огонь любви и страсти. Не было предела нежности их обоих, когда они заключали друг друга в объятия после целого дня разлуки, казавшегося им, наверное, целым веком.
- Иди к черту!
Лу произнесла эти слова тихо и спокойно, так же, как затем встала и пошла в сторону светильника. Подойдя к нему, она опустила голову и поднесла ладонь правой руки к его движущейся поверхности, задевая ее кончиками пальцев. Полоски света, вырывающиеся из глубин полусферы сквозь щели, беззвучно гладили ее ладонь, тень от которой теперь закрывала половину потолка и не пускала туда огни. Тан продолжал молча сидеть на том же месте, где только что они сидели вместе. Только теперь он смотрел в пол. Глаза его были неподвижны, он даже не моргал. Если бы не тьма, скрывающая его взгляд, то можно было бы понять, что в нем были страх и усталость. Лу нехотя убрала ладонь со светильника и медленно пошла в сторону выхода из комнаты. Ее терзали сомнения, паранойи, обрывки непонятных ей самой эмоций, которые ежесекундно, а может и чаще, заставляли ее менять ход мыслей, желания, и даже взгляд на саму жизнь.
- Не надо.
Тихо и умоляюще произнес Тан. В его голове было желание сказать: “Ты опять?”. Но понимание того, что, хоть эти слова ее и вернут, но обидят, не позволяло так говорить. Лу остановилась, опустив голову так, что волосы полностью закрыли ее лицо, и молчала с минуту. После чего она резко двинулась в угол, где сидел Тан, упала на колени и схватив его за плечи, глядя в глаза закричала:
- Зачем ты это делаешь со мной?!!
Тан лишь поднял свой взгляд и теперь смотрел в ее глаза.
- Ты лжешь мне! Я не верю! Не верю!!
Тан продолжал смотреть в ее глаза. Ему нечего было сказать. Он не мог найти слов, да и знал, что они тут бесполезны.
- Зачем ты все это делаешь? Зачем мы все это делаем?! Зачем?! Скажи мне! Это же театр какой-то! Зачем вообще все?!...
Она застонала. В ее голове было еще много вопросов, которые она хотела задать, на которые не было ответа ни у нее, ни у него, а может быть и ни у кого во всем мире. Эта безысходность сменила хаос эмоций, царящий в ее сознании на пару пустых ощущений – тоски и уныния. С колен Лу повалилась на грудь Тана и заплакала. Она плакала навзрыд, как ребенок, которому причинили сильнейшую обиду. Тан обнял ее руками за плечи и талию, прижавшись щекой к ее волосам. Он бы тоже заплакал, но понимал, как это нелепо в такой ситуации, потому молча разделял ее негодование и обиду на людей, мир, да и саму жизнь.
Когда Лу стала затихать и уже не рыдала, а просто плакала, изредка всхлипывая, Тан поднял одну руку к ее голове и провел по волосам. Затем сделал это еще раз. Через минуту они выглядели со стороны как маленькая девочка и ее папа, который пытался успокоить безутешного ребенка, гладя по голове и ласково целуя в макушку. Немного погодя заговорил Тан:
- Просто верь. Не думай. Верь… Ты веришь тому, что было? Веришь в августовские вечера? Веришь в закат на берегу моря? Ты помнишь как пахнут сосновые шишки? А как красиво пламя костра посреди ночи? Ведь это все – не обман. Все это уже прошло, но не оказалось обманом. Так неужели окажется им в будущем?
Лу улыбнулась.
- А помнишь того парня на кладбище, что встал на середине дороги и наклонив голову что-то упорно разглядывал в руках? Как мы увидели его сзади, и нам показалось, что у него нет головы? Как мы осторожно обошли его со стороны и, только оказавшись сбоку, рассмотрели, что это человек, а не безголовый труп?
Тан усмехнулся.
- Он был таким высоким, что вполне походил на смерть, переодевшуюся из балахона в штаны и куртку.
Лу подняла голову и посмотрела ему в глаза. Улыбка играла на ее лице. Безмятежная и по-детски радостная. Опустив свой взгляд к ее глазам, а затем губам, Тан тоже слегка улыбнулся. Лу подняла руки и обвила ими его шею, прижалась крепче и осторожно коснулась его губ своими. Пристально посмотрев в глаза Тана, она поцеловала его еще, на этот раз смелее. Обняв ее за талию, Тан сначала поцеловал ее в щеку, а затем, медленно приблизившись, и в губы. Вокруг было тихо, а их сердца стучали так громко, что едва не перебивали наполненное страстью прерывистое дыхание. Веки медленно, будто погружаясь в приятный сон, потяжелели и опустились, скрывая за собой комнату, в которой и так почти ничего не было видно. Их губы жадно впились друг в друга.
Через несколько минут безумной страстной игры уста их разомкнулись. Губы их казались черными в темноте, а по подбородку каждого стекали маленькие капли такой же черной жидкости. Так закончился их странный поцелуй.
- Тан…
- Да?
- Пойдем на кладбище, Тан?