РЕШЕТО - независимый литературный портал
Игорь Анфиногентов / Художественная

Живее всех живых

402 просмотра

В старину говаривали так про дедушку Ленина, который мало того что дедушкой никогда не был ни по возрастным признакам, ни по семейным, так и не жив вовсе, а давно в Мавзолее лежит. И в книжках про него более не пишут, и дети быть похожими не стремятся. Эпоха канула в Лету.
Владимир Владимирович, историк по образованию, но страховой агент по призванию, имел одно безобидную привычку: он вырезки из печатных изданий про известных людей старины собирал. Раньше занятие это было вовсе незатратным: в общественной библиотеке, благо располагалась она как раз на первом этаже дома, где и жил Владимир Владимирович, можно было втихаря любопытных фактов накроить хоть про Ленина, хоть про Сталина: архив периодики там был изрядный. Пока влюбленная в свою работу библиотекарша ходила меж стеллажей с кисточкой и пыль с фолиантов сдувала, он мог в лапшу целую подборку искромсать. Чем вкупе с безграничным доверием (а как же - интеллигентный человек) и пользовался. А вечерком, бывало, после ужина принимался этот ценитель типографского шрифта добычу сортировать. Отсортирует эдак вырезок двадцать-тридцать - и по картонным папочкам с тесемками раскладывает.
Да только халява неожиданно накрылась вместе с самой избой-читальней. Денег в бюджете на содержание столь бесполезного учреждения не стало. Были, и вдруг пропали. Аргументировали власти сей акт как всегда безаппеляционно: поколение книгочеев прошло мимо скорым маршем, а дети сегодня сказкам и рассказам и вовсе компьютер предпочитают и роликовые коньки.
Погоревал Владимир Владимирович - но делать нечего. Пришлось из скромного заработка страховщика выкраивать мелочь на газеты; о книгах, понятное дело, и речи не шло. Но и без того пухлые папки уже не умещались в шкафу, тесемки свисали с антресолей, и даже кухонную утварь из "солдатика" бумаги потихоньку выживали...
Однажды Владимир Владимирович так спешил на работу, что оставил дома... утюг, подумает читатель. И будет прав. Утюг Владимир Владимирович дома ежедневно забывал - зачем он ему? Клиентов пытать, не уплачивающих страховые взносы? А вот инструмент, без которого коллекционер не мог полноценно хобби заниматься, оставил - очки с одной дужкой, этакий старомодный лорнет. Сей предмет достался Владимиру Владимировичу по наследству от прадеда. Наш коллекционер ввиду слабости зрения и финансовой ограниченности применял его по назначению. Поначалу, бывало, смущался, выуживая из внутреннего кармана футлярчик и приставляя к носу ветхий антиквариат, а после привык, и до того привык, что сегодня, отправляясь по клиентам, чувствовал себя просто отвратительно. И ведь было с чего: нужная маршрутка дважды пронеслась мимо, номер дома клиента пришлось высматривать едва не на ощупь, и лифт сначала привез Владимира Владимировича не на тот этаж. Топать до адресата пришлось два пролета по загаженной лестнице.
На площадке было четыре квартиры, и ткнувшись носом в первую же, коллекционер пустился в пляс от радости, исполнив несколько замысловатых па в честь того, что хоть здесь не оплошал и нашел все с первого раза. Кнопка звонка отсутствовала, и пришлось отрывисто постучать в обитую дерматином дверь. Тотчас приглушенно раздались торопливые шаги, неловкое покашливание и мягкое, чуть картавым тенорком, "иду-иду". Дверь отворилась без единого скрежета - хозяин явно либо ждал гостей, либо не обладал хоть сколь-нибудь значимым имуществом и потому воров не опасался. На пороге возник мужчина неопределенного возраста, в мышиного цвета брючках, того же оттенка жилетке и белоснежной сорочке.
- Проходите, проходите, - нестерпимо картавя сделал ручкой в направлении комнат потенциальный клиент.
Владимир Владимирович несмело сделал пару шагов, наступив по пути на что-то твердое.
- Послушайте, уважаемый, - глухо раздалось со стороны вешалки, - будьте внимательней, ведь вы гость в этом доме.
Страховой агент зажмурился, пробормотал извинения и, натужно щурясь, попытался идентифицировать говорившего. Впрочем, безуспешно: помешало облако едкого табачного дыма. Один лишь нос с горбинкой да аккуратную щетку усов разглядел.
- Проходите, любезнейший, на кухонку, - пригласил картавый, и Владимир Владимирович, приготовившись внутренне к отказу от страхования либо к ничтожно малой сумме, неуверенно проследовал в направлении тесной "хрущевской" кухни. За столом, занимавшим почти половину помещения, сидел потный лысый мужик в кальсонах и украинской вышитой рубахе. На столе стоял массивный полупустой графин, рядком граненые стаканы, а на плите посвистывал, закипая, чайник.
- Ага, пришел, бродяга, - загорланил, увидев гостя, лысый. - Ну проходи, проходи же, садись.
- А я мигом чайку соображу, морковненького, - заквохтал картавый.
Тут на кухню вместе с табачным облаком вошел тот самый обладатель носа с горбинкой.
Владимир Владимирович, снедаемый отчаянным чувством дежа вю, лишь хлопал глазами: эти голоса, эти расплывчатые лица - он явно их где-то видел!
- Эээ... господа, мы с вами нигде не встречались? - нерешительно обронил наконец он.
И было все: и отчаянно надрывавшийся свистком чайник, и кричащие разом обитатели странной квартиры, и удушающий дым. Лысый стучал кулаком по столу, грозя чьей-то матерью, картавый жестикулировал и даже запустил в коллекционера тапком, а горбоносый с налитыми кровью глазами цедил что-то сквозь зубы, попыхивая все той же трубкой. И было это тем более неожиданно, что на господ никто в наше время так по-особенному не реагировал...
Проснулся Владимир Владимирович в холодном поту, разметавшись на жестком диване. На полу лежала полураскрытая папка, сверзившаяся с антресолей коллекционеру на голову. Несколько вырезок спланировали на подушку. Владимир Владимирович щелкнул выключателем ночника, нашарил на комоде лорнет и, обмирая, вгляделся в черно-белые нечеткие снимки. С одного величаво щурился вождь всех народов Сталин, на другом был вещающий с броневичка Ленин, а с последнего грозил кому-то ботинком Хрущев. Коллекционер призадумался, собрал с пола вырезки, а наутро отнес свои сокровища на пустырь и сжег все до единой, приплясывая у огня на манер африканского пигмея. Он сжигал не только хобби - Владимир Владимирович сжигал прошлое, которое пристало словно банный лист и тянуло его назад. Кумиры былого уже не те, и роль их в истории давно уже выглядела сомнительно. А занятие на досуге можно завести новое. Вот хоть монетки собирать, подумал будущий нумизмат. Из-под полуботинка на тонкой подошве брызнули комья земли. Один из них рассыпался, и глазам Владимира Владимировича предстал блестящий, отливающий медью, кругляш.
Теги:

 Комментарии

marko 0
29 July 2007 20:48
Ну ладно… суть здесь, положим, яснее ясного. Суть эта благородна, мудра и, сколько ее ни пользуй, остается всякий раз незатасканной и таки с претензией на статус непреходящей истины. Особенно в нашей многострадальной и вечно нищей отчизне. В общем, долой проклятое прошлое, и да здравствует нумизматика! Все на сбор монеток — и будет счастье…

Герой Вашего рассказа очень напомнил мне одного моего хорошего знакомого, Е. П. — журналиста, поэта, человека очень эрудированного и прекрасно образованного, но совершенно к реальной жизни не приспособленного… некая, знаете ли, углубленная разновидность Хоботова из Покровских ворот. Именно такие вот вырезочки Е. П. коллекционировал всю жизнь. И еще книги. И еще был серьезным нумизматом. М-да… Все, что не входило в сферу его интересов, им решительно отметалось. Быт и семья, в частности. До пятидесяти он жил холостяком, в заваленной папочками с вырезками и подшивками двухкомнатной квартире, где заросло плесенью и мхом все, кроме этих самых вырезок и папочек, через которые гостю приходилось перебираться, как через ухабы… Таким уж он был человеком и упрямо жил так, как ему хотелось, не глядя ни на кого, и таким бы он остался (я уверен в этом), даже если бы подобно булгаковскому мастеру вдруг выиграл бы в лотерею солидную сумму.

В Вашем рассказе вовсю сквозит мысль о том, что, мол, надо бы порешительнее расстаться с грузом ушедшей эпохи, спалить его на пустыре, к такой-то матери… Что ж, такой радикальный хирургический подход, на первый взгляд, похвален и единственно целесообразен. Но это только на первый взгляд. Ибо (здесь я с умным видом поднимаю вверх указательный палец) возникает вполне закономерный вопрос: и что дальше?.. А Вы вот вместо ответа сводите все к нулю и предлагаете собирать монетки. Но герой-то Ваш остался прежним! Да, он в силу каких-то малопонятных обстоятельств (действительно: а что такого, собственно, страшного произошло-то? ну сон приснился, ну и что? я, к примеру, так и не понял, что хотела зловещая троица от бедного страховщика…) нашел в себе силы расстаться с прошлым, однако исключительно для того, чтобы заморочиться еще одним бессмысленным, за уши притянутым занятием. Зададимся вопросом: а почему? И сами же ответим: а потому что Владимир Владимирович — пуст. Пуст, как самая пустая пустыня. И в самом деле, ну чем были для него эти вырезки? «Безобидной привычкой». (Кстати, безобидной ли? Библиотекарша, у которой он кромсал подшивки, наверное, не раз получила по шапке. Да и вандализм это, недостойный «интеллигентного» человека. А монетки он откуда брать будет? Из музея тырить?)

Что же составляет основу существования жизни этого персонажа (помимо вырезок, разумеется)? Семья? Ее у него, кажется, нет и быть не может — исходя из черт его характера и образа жизни. Работа? Из первых строк рассказа мы узнаем, что Владимир Владимирович — «историк по образованию, но страховой агент по призванию»; первое немного объясняет его увлечение, однако относительно «призвания» сложнее… страховой агент по призванию — это преуспевающий представитель среднего класса, живущий современными понятиями и зарабатывающий современные же деньги. А Ваш герой живет прошлым, оставаясь равнодушным к работе и увлекаясь историей на бытовом (именно — на бытовом!) уровне.

Потому-то и выглядит неубедительным его финальное расставание с прошлым — он расстался с видимостью прошлого, муляжом. Он словно опорожнил мусорное ведро, чтобы вскоре вновь заполнить его таким же мусором. И остаться такой же серой никчемной мышью, после которой на земле ничегошеньки не останется.

Остается не совсем понятным, на чем же именно Вы стремились акцентировать внимание читателя — на этом вот радикальном расставании с грузом прошлого или на никчемности Вашего героя. Ответ на этот вопрос очень важен, поскольку в первом случае героя следует превратить в человека, достойного современной эпохи, а во втором — немного усилить образность концовки.

И, в заключение, два слова об идеологической, так сказать, составляющей. В рассказе местами проскальзывают фразы вроде «Кумиры былого уже не те, и роль их в истории давно уже выглядела сомнительно». Это откровенно авторская позиция, никак и ничем не обоснованная, — мы уже лет двадцать норовим представить прошлое своей страны в карикатурном виде, чем оказываем медвежью услугу будущему. Впрочем, это уже из области субъективного восприятия, и потому не стану на этом зацикливаться.
Очень хороший разбор, Валерий, спасибо вам.
Образ никчемного героя - это тоже образ, и он также имеет право на жизнь. :)
Вы знаете, я неоднократно примечал таких людей. Хорошо, конечно, описывать человеческие подвиги, свершения, преодоления - я бы сказал, сам Бог велел! Но от этого никчемные люди никуда не денутся. Они живут, в меру способностей и желания трудятся, не чужды досужих пристрастий и пр. Вот о таком герое и его роли, месте в обществе сие повествование. И никаких параллелей с карикатурным прошлым: пародии на вождей употреблены исключительно в качестве наиболее яркого и знакомого образа. Ну не талоны же на колбасу ему (герою) коллекционировать!