- Я не хотела, – пятилетняя темноволосая девочка стояла посреди огромного зала, опустив голову и водя носком туфли по кафельному полу.

- Не хотела? – напротив нее в позолоченном кресле сидел высокий мужчина в белом костюме-тройке.

- Да… - девочка виновато шмыгнула носом. Она сейчас хотела бы заплакать, но не получалось.

- Значит, не хотела, – мужчина поморщился и вдруг резко повысил голос. – А тогда почему же так получилось? Почему то, что я создавал несколько лет, теперь сломано и безнадежно испорченно? Ты хоть понимаешь, сколько сил на это было потрачено?

Малышка вжала голову в плечи. Маленькая, напуганная, она не понимала, за что ее ругают.

- Молчишь, значит, – мужчина покачал головой. – Когда ты, наконец, повзрослеешь? Невозможный ребенок.

Девочка хлюпнула носом. Это обвинение было самое болезненное. Слезы потекли по щекам.

- Папа, я правда не хотела, – она посмотрела на отца своими огромными темно-синими глазами.

«Совсем как у матери». Мужчина вздохнул и, встав с кресла, неуверенной походкой подошел к дочери. Он никогда не понимал детей, воспитание малышки его тяготило. И в тоже время этот шумный, вечно путающийся под ногами ребенок вызывал в душе какое-то до боли знакомое чувство умиления, радости. Такого давно не было.

- Папа…

Она неуверенно приблизилась к отцу. Он вздохнул и прижал ее к себе. Маленькую, беззащитную, такую хрупкую и еще совсем глупенькую. Она ведь не понимает еще, какая сила таится в ее сердце. Откуда она могла знать, что тот стеклянный шарик на столе отца – целый мир, живой, населенный разными существами. Она ведь не знала… За что ее ругать?

Мир можно склеить. Правда, он уже не будет прежним, станет с целым наборов изъянов. Но что важнее? Работа или родная дочь – точная копия умершей жены?

Малышка плакала, уткнувшись носом в плечо отца. Она теперь будет очень-очень осторожной. Чтобы не огорчать его. Она его так любит.

Мужчина улыбался, гладил ее по голове, успокаивал. И думал: «Все же надо ей как-нибудь объяснить, что значит быть богом».