Так вот, значит.

Я где-то сижу и что-то пью. К мне подсаживается человек и начинает что-то рассказывать. Я давно уже здесь сижу и он тоже; я вижу , что ему надо поделиться с кем-то, пускай со мной. Я слушаю...

- Так вот, значит... У меня был друг. Он умер. Но об этом после. Мне шестьдесят и ему тоже в этом году было бы шестьдесят. Мы прожили шестьдесят лет в одном доме, в одном подъезде. Меня Саня зовут, Александр Александрович, его - Сеня, Семен Арнольдович. Надо же: "Арнольдович"... Арнольдыч. Да...

Так вот, мы виделись редко. Может раз в полгода. Итого за шестьдесят лет виделись всего раз сто двадцать. Это много или мало? Наверное мало, хотя число немаленькое.

Мы жили в одном подъезде, но ходили в разные детсады, разные школы, потом пошли в разные институты, но в этом нет ничего удивительного.

Встречались мы только вечером у подъезда. Я возвращался откуда-то и он откуда-то. И так получилось, что когда мы встречались, мы произносили одно и то же. Я говорил: "Ну чё, бля, Сеня?" А он отвечал: "Ну дык, хули, Саня..." И всё!!!

Ну чё, бля, Сеня? - Ну дык, хули, Саня! И всё!!!

А потом мы ехали на лифте и молчали. Он на седьмой, а я... Я вообще-то на первом живу, но почему-то я делал вид, что живу выше, и ехал с ним. Мы ехали в лифте и молчали. Кроме этих слов мы ничего не говорили друг другу, и не надо было. Мне казалось, что он понимает меня лучше всех. Без слов.

Так вот он доезжал до своего этажа и выходил, а я потом ехал снова на первый. И он думал все шестьдесят лет, что живу где-то выше. А может и не думал, не важно...

Ну чё, бля, Сеня? - Ну дык, хули, Саня!

И так шестьдесят лет.

А потом мы стали взрослыми, ну как взрослыми? Большими. И при встрече стали называть друг друга по имени отчеству. Я не помню, кто первый начал. А! Ну я и начал, я же говорил первый "Ну чё, бля, Сеня? а потом он "Ну дык, хули, Саня..." Так вот я стал говорить: "Ну чё, бля, Семен Арнольдович?" А он: "Ну дык, хули, Александр Александрович!"

Вот так...

Ну чё, бля, Семен Арнольдович? - Ну дык, хули, Александр Александрович!

А потом он умер.

Я пришел на похороны. Все стояли возле могилы. Его родственники, жена сын, разные люди. И я тоже стоял. И мне казалось, что я потерял единственного человека, который меня по-настоящему понимал. Мне было плохо.

А потом все стали бросать горсть земли в могилу. И я тоже подошел к моглиле, взял горсть земли, бросил, посмотрел в низ и горько сказал:

- Ну че, бля, Сеня!

Вдруг кто-то схватил меня за пиджак, оттащил от могилы и развернул к себе. Это был сын моего друга. Он был зол.

- Ну хули, ты? Ну, хули ты? - шипел он мне в лицо. - Ну хули, ты... как тебя там?
- Саня?
- Ну дык хули, ты Саня? Ты че тут говоришь, вообще, Саня?

Он что-то ещё говорил, и тряс меня, а я ничего не говорил. Я заплакал. Он ничего не понял и отпустил меня, и никто ничего не понял. Только я понял...

Ну чё, бля, Сеня? - Ну дык, хули, Саня!

Я вы поняли?