Я приехал на родину жарким июньским днем, вернувшись домой после трехмесячного плавания на сухогрузе под панамским флагом, зарегистрированному в Либерии, принадлежащему турку, проживающему в Гамбурге. Эти детали я узнал от таких же как и я моряков, которым задолжали еще за прошлый рейс.

Я же, получив свои кровно заработанные, положив половину на свой банковский счет, на вторую половину предался варварским пирам и безудержному веселью с портовыми дамами и лихими друзьями. И вот, через несколько ярко проведенных дней, на квартире у очередной знакомой, я почувствовал болевые ощущения в весьма важном месте, что явственно свидетельствовало о симптомах популярной мужской болезни. Так как в портовом городишке нормальной поликлиники не было, а имеющийся медпункт меня не устраивал, я решил двинуть в областной центр, чтобы сдать анализы и удостовериться в диагнозе. 

В совершенно не примечательный кроме истомной жары день, я с Димой Уткиным, двадцатипятилетним журналистом местной газеты, везшим материалы о жизни рыбаков двинулись в Энск на электричке.

По случаю избытка лета окна в электричке были частично выставлены, по вагону носились разудалые сквозняки, закручивая на между сиденьями пыльные смерчики, начиненные семечной лузгой и газетной бумагой. Обычно электричка из порта в Энск состояла из двух, а то и одного вагона, зато ходила довольно часто. Кондуктора не было, билеты проверяли при посадке в Северном, в порту, а между полустанками и вовсе можно было проехать зайцем. Так как перед нами только что прошла электричка, то наша, пришедшая как-то вне расписания, сдвоенной, была совершенно пустой, во всяком случае, наш вагон. Ехать надо было минут сорок. 

Мы уселись на скамьях посередине вагона и стали играть в карты. Дима достал из сумки несколько сложенных вдвое густо исписанных листов, видимо материалы для газеты. 
-Почему не на компьютере? – спросил я. – Где твой ноутбук?
-Кофе залил. – последовал невозмутимый ответ. – Аминь технике. 

Тем временем электричка вылетела на дамбу и загрохотала всеми своими грохоталками, раскачиваясь, трясясь и подпрыгивая на предельной скорости. Воспользовавшись грохотом, мы с Димычем немного поорали «Хоп, хей-гоп» многоуважаемого товарища Маккартни. 

Так с песней и доехали до первой остановки. Тут стоянка на пару минут, не больше. Но мы с Димычем в порядке и моя фляжка с виски была уже наполовину пуста. 

Кроме виски в джентльменском наборе копченый минтай, минеральная вода и журнал „Итоги” для развития интеллекта и чтобы скоротать очередь в поликлинике.
 
В вагон вошел персонаж. Колоритный. Что это спортсмен, видно по фигуре. Неужели они все время повсюду ходят в тренировочных костюмах? Загадка!

Годков ему было не больше двадцати. Прическа — дреды. Это такое оригинальное произведение парикмахерского искусства, внедренное в наш обиход Бобом Марли и продолженное Децлом. У этого субъекта косички были разноцветные. А вот спереди, была сделана челка. Челка посередине, косички по бокам. 

Выглядел человек законченным придурком. Хуже — только племянник моего соседа со стиляжным коком а-ля Элвис Пресли, уж поверьте.

На мужественном лице пассажира вспыхивали огнями солнцезащитные очки. Даже не с темными, а с зеркальными стеклами. Тренировочный костюм „Рибок” как влитой сидел на мощном теле героя. 

Герой носил кроссовки на босу ногу.

Он уселся напротив и приветливо помахал рукой. 

Здесь нам снова пришлось затаить дыхание, поскольку наш незнакомый герой снял по жаре куртку и остался голый по пояс. 

Димыч ахнул.

– Конан-варвар, бля, собственным персоном, — сказал он восторженным шепотом. — Миллион-другой лет до нашей эры.

Наш попутчик стал поигрывать накачанными мускулами. Он встал, лихо прошелся по вагону, демонстрируя тренированный торс. Он победно оглянулся на нас, но аплодисментов не прозвучало. 

Затем спортсмен подошел к окну, подпрыгнул, вцепился в полку под потолком выгона, куда пассажиры обычно кладут свой багаж и подтянулся раз восемь, а то и десять. 

Следующая остановка. В тамбуре показалась процессия. На каком-то мелком полустанке в электричку села компания из трех девушек. Увидев, что наш вагон практически пуст, они естественно, расположились в нем. Через некоторое время оказалось, что в загашнике у них есть: 

– вино местное, правда, сладковатое на наш вкус,

– бюсты разногабаритные, от третьего до пятого размеров,

– обнаженные коленки, животики и даже пирсинг,

– да и внешность у них очень даже ничего.

Спортсмен подрастерялся. 

Растеряешься тут.

Местечковые матрены любили ездить в Энск с известным прицелом — познакомиться на дискотеке или в баре с приезжими студентами, коих множество училось в нашем городе в те годы. Можно было и с местными роман завести, если из обеспеченной семьи, да еще и с собственной жилплощадью. Один раз живем, гуляй провинция.

А тут занятный мужчина прямо в поезде. Провинциальные дамы с интересом уставились на нашего героя и стали потягивать вино, перешушукиваясь и игриво хихикая.

Вернувшись в сознание, герой прошелся пару раз мимо дам, на каждом шагу сгибая поочередно руки в локтях, демонстрируя бицепсы.

– Довольно странный субъект, — пожал плечами Димыч.

– Эксгибиционст? — полюбопытстовал я.

– Трудно сказать.

– К нам не пристает и то хорошо.

– Господи, что он делает?

Со словами „девочки, идите сюда!” спортсмен позвал попутчиц в тамбур. После короткого диалога с ним они вышли. Снедаемые любопытством, мы пошли следом. Герой стоял в проходе опершись руками в крышу вагона, а ногами с стенки тамбура. По довольному лицу его струился пот. 

–Растяжка у него конечно потрясающая, спору нет. Вот только именно для таких как он, пишут на дверях транспорта „не прислоняться”. Инерция, одним словом.

– И что получится?

– Скоро увидим.

Гимнаст спрыгнул вниз и негромко, с достоинством, объявил:

– Угол! Ха-ха! Смертельный номер.

Местечковые дамы зааплодировали.

Поезд тем временем уже подъезжал к Энску.

Упершись одной ногой в трубу на стене, наш герой руками уперся в дверное стекло, оставшись на одной ноге. Затем он, взявшись за поручни, оторвал вторую ногу от пола, уткнув ее в туалетную дверь. 

Замечу, что и в первом вагоне сидело всего лишь несколько пассажиров, тем более, из-за шума электрички все звуки, даже приближенные, не были слышны; поэтому никто не обратил внимания на творящиеся в тамбуре показательные выступления. 

Зависнув в очередной раз над полом перед восхищенными девами наш атлет самодовольно улыбнулся. По его лицу и телу текли капли пота, но он не обращал на них никакого внимания. По-молодецки хыкая и хакая, спортсмен выполнял сложные акробатические трюки. Наконец, ловко спрыгнув на пол, наш герой отвязно облокатился на двери, ожидая заслуженных аплодисментов. 

Но... в этот момент поезд остановился.

Остановился достаточно резко, двери открылись автоматически и молодой гимнаст устремился в небо.

Кубарем.

Вот только приземлился он на проводника, стоявшего на платформе.

Он даже не вывалился, а буквально вылетел из дверей.

Картину, получившуюся в результате столкновения в лучших традициях рестлинга двух человеческих тел, я описать не берусь, нет у меня таких талантов.

Стоявшие на перроне замерли. Вокзал огласился истошными криками проводника, на которого при падении приземлился наш герой. Он же приподнял голову, опершись одной рукой на асфальт, выплюнул сгусток крови и прошептал прерывающимся голосом:

– Все нормально, кенты. Сейчас пройдет.

И потерял сознание.

Вот тут присутствующих и прорвало. Проводник продолжал дико орать, дергая под навалившимся телом нашего вагонного знакомого рукой и ногами, словно раздавленный жук. Несколько человек звонили по мобильному, видимо, вызывая „Скорую”. Кто-то уже пытался стащить нашего героя с проводника. Пассажиры первого вагона выглядывали в окна, привлеченные криками. 

– А у железнодорожника-то перелом похоже, гляди, как надрывается, — отметил Димыч.

– А у гимнаста вообще болевой шок, — выдохнул я.

Мы решили более там не задерживаться.

На перрон сбегались люди. Растворившись в этой толпе, мы побрели восвояси. 

Сели в такси, поехали. Когда таксист выруливал со стоянки и объезжал стоящий троллейбус, справа послышалась пронзительная трель «Скорой помощи», которая появилась из-за угла и остановилась буквально у ступеней вокзала.

– Это они не тебе, — Димыч кивнул на „Скорую”. — Это они им. — И через секунду-другую торжественно добавил, имитируя голос артиста Булдакова. — Ну, с приездом!

– Инерция... — Задумчиво прошептал я. — Какое странное и красивое слово.

– Иностранное, понимаешь! — объяснил Димыч.