Крикун возопил: «Не быть больше миру!

Вставай-подымайся, страна-великан!..»

Молчун инструменты сдал бригадиру

И с мастером выпил прощальный стакан.

Крикун на трибуне вмиг оказался

И тут же речугу народу толкнул…

Молчун же домой с работы добрался,

Прилег на диване и тихо заснул.

Крикун нес плакат с призывом сражаться

С врагами отчизны за родину-мать…

Молчун же, вздохнув, пошел собираться,

Чтоб завтра на утро идти воевать.

Крикун голосил: «Все ляжем под танки!

Не станем жалеть мы ни крови, ни сил!..»

В забрызганной кровью тесной землянке

Молчун у печурки портянки сушил.

В собраньях Крикун пылал, словно факел:

«Мы всем отщепенцам дадим окорот!..»

Молчун в никому не нужной атаке

Осколком гранаты был ранен в живот.

Крикун «аллилуйя» пел полководцам,

Месившим безжалостно жизни солдат…

Молчун же смотрел на черное солнце,

Покуда его несли в медсанбат.

Крикун хлопотал – весь в пене и мыле, -

Чтоб всем, кому надо, достало гробов…

Молчун был закопан в общей могиле

Меж двух телеграфных подгнивших столбов.

Крикун, как петух, настырный и звонкий,

Вождям возносил за Победу хвалу…

Молчун удостоен был похоронки –

Обрывка бумаги с печатью в углу.

Крикун наш, почет и славу изведав,

Наградами по уши быстро зарос…

Над Молчуном к юбилею Победы

Коровник построил какой-то колхоз.

Потомство крикливых все разрасталось –

В постели Крикун обожал баловство…

От Молчуна ничего не осталось,

Как будто бы не было вовсе его.

И нынче Крикун живее живого,

Орет в телевизор, мол, «Я – патриот!..»

Новый Молчун, как положено, снова

В военное пекло не в ногу идет.