4. Война

«Привет, Носик. Как странно… за все время нашего знакомства так и не удосужилась поинтересоваться псевдоним это или настоящее имя. Хотя какая теперь разница. Ты всегда останешься для нас (меня) рыжеголовым Носиком. Хотя, если тебя зовут Носьен… Хм… нет все же Носик лучше.

 Как здоровье? Как служба? Нам в тыл новости доходят очень поздно. Совершенно случайно узнала, что служишь на передовой. Совсем не ожидала от тебя. Думала, что скорее занимаешься ремонтом танков или флаеров. Почему ты забросил свое призвание? Человек с твоими способностями не должен подставлять голову под пули. Сидел бы в тылу, изобретал, помогал объединению…

 Извини… просто я очень волнуюсь. Пыталась что-нибудь разузнать о Дропе, все без толку. От отряда, где он служит уже больше двух месяцев, нет вестей.

Люси целыми днями пропадает в штабе Объединения, рассказывает очень мало и неохотно. С утра за ней присылают военный джип и привозят только к вечеру. Догадываюсь, что лучше не задавать лишних вопросов. Да в принципе мне и самой не до этого. С русской медсестрой Дашей обслуживаем западный корпус госпиталя. Хотя Объединение постановило избегать упоминания национальностей. Так что правильней будет просто – с Дашей. Раненных привозят каждый день. Иногда ночевать приходится там. Даже смешно становится… училась на психолога, а приходится, удалять пули и зашивать раны. Никогда не видела столько крови. Даже когда на практике приходилось наблюдать за операциями, все было по-другому. Через толстое стекло операционная казалась другим миром. Но, увы, сейчас я стала частью этого мира.

 Немного слышала о Дэйле. Совсем недавно был проездом в нашем городе, возвращался с фронта. Наверняка читал про кровавое побоище на границе Китая. Он единственный выжил из всего отряда. Хотела с ним поговорить, но ученые и мух к нему не подпускают. Заперли в своем лагере. Говорят, что Дэй согласился принять участие в каком-то эксперименте. Что за эксперимент, молчат. Сейчас все молчат, боятся лишнего сболтнуть.

 Поскорей бы закончилась эта проклятая война. Уже пять лет прошло… а помнишь как все начиналось? Как думаешь, Носик, мы действительно виновны в том, что произошло? Неужели, все началось из-за нас? Мы же просто хотели спровоцировать правительство на объединение мира.  Какой там теракт, просто шалость… Мы не хотели войны.

Я иногда боюсь назвать свое имя и фамилию…

Знаешь, Носик… я очень хочу, когда все это закончиться, чтоб мы все вместе встретились. Посидели в старой библиотеке Фишера.

 Иногда мне снятся кошмары. И я боюсь, что однажды все сбудется. Боюсь, что разгневанные люди сожгут меня словно ведьму. Сейчас сомневаюсь, что пошла бы за Дэйлом, если бы знала, к чему это все приведет. Но, увы, никто не знал. 

 Мне пора закругляться. Обязательно ответь. Береги себя Носик. И свою плешивую макушку тоже. Если вернешься целым и невредимым, вознагражу поцелуем.

 Скучаю… все же не хватает твоего цинизма, чертов зануда.

           Марин»

Почесав бритую рыжую голову, закрываю сообщение и убираю коммуникатор в нагрудный карман. Несмотря на поздний час, сон не приходит, голова забита лишними мыслями. Как долго я пытаюсь забыть тот день.

 Ослепительно бьет по глазам луч фонаря. Караульный проводит очередную проверку личного состава. Слышится злое ворчание, фонарь прерывает сон еще одного солдата. Проводив караульного взглядом, расслабленно вытягиваю ноги. Не слишком удобно лежать на ящиках с боеприпасами, где вместо матраса постелен дырявый бушлат. Сон все не идет.

 «Никто не знал, что так случится?» Конечно. Иначе кто бы пошел в ту ночь за президентом студенческого совета? Хотя ты все равно бы пошел, правда, Носик? Признайся хотя бы сам себе, что тебе на все плевать. Лишь бы делать всем на зло.

 Однако наш футуролог дал маху. Но кое в чем был прав. Шакалы из правительства ждали подобной возможности, словно голодные собаки ждут кость. Сколько было скандалов. Пресса жужжала, как переполненный улей. Бензина в огонь подлили студенты из других стран, устроив многочисленные митинги и забастовки. Мда… Дэй и представить не мог, что начал. Объединение мира пошло не так мирно, как хотелось. США и Россия чудом нашли общий язык, однако остальные страны побоялись объединения двух сверхдержав. Побоялись, что их попросту подомнут без лишних вопросов. Хотя наверняка именно так и планировалось. Иначе говоря, весь мир против объединенной Америки и России… интересный расклад.

 После первого столкновения войск Объединения с войсками Китая, пресса назвала пятерых студентов зачинщиками третьей мировой. Ну да, конечно… все равно, что обвинять ребенка в ссоре родителей. Семья Дропа, занимавшая высокое положение в финансовом мире, разорилась. От Дропа отреклись. Бедняга совсем пал духом. На улице в него кидали камнями. Впрочем, как в каждого из нас. Знали бы наглецы, что способен с ними сделать тихий философ. Дроп сносил все издевки, словно буддистский монах. Но в чем он виноват? От злости я сжал кулаки и ударил по ящику. Он первый ушел на передовую.

Следом отправился Дэй. Последним был я.

 Мы все равно чувствуем вину за собой… Вот почему, моя милая Марин, мы ушли на войну. Вот почему я не могу сидеть в тылу и мастерить технику для убийств.

- Ты спишь? – слышу тихий голос рядом.

- Нет, - так же шепотом отвечаю я.

- Вот и я не сплю, - продолжает говорить Демьян. – Слышал? Завтра большой день. Переходим в наступление. Командование говорит о переломном моменте. Пытаются вселить в солдат бодрость духа и желание сражаться.

 Я не отвечаю, прикрыв глаза, продолжаю слушать.

- А я вот думаю, что все это хрень собачья.

 Демьян прерывается, слышится жуткий кашель.

- Этим гадам лишь бы самим зад в безопасности держать, - продолжает Демьян, переведя дух. - А мы для них просто скот. Овцы. Хотя может так и верней будет.  В мире есть те, кто в стаде, овцы, как мы с тобой. И те, кто стадом погоняет, пастухи, вроде них. Хотя и они стадо. Стадо пастухов. И есть тот, кто погоняет ими.

- И так до бесконечности? – со смешком задаю вопрос я.

- Нет. На самой вершине Лидер. Он главный пастух.

- Но без стада нет и пастуха, - замечаю я. – И чтоб стадо не распалось, пастух должен кормить, ухаживать и выполнять волю стада.

Демьян заливается хриплым смехом. Я уже неоднократно советовал другу посетить медпункт. На что получал неизменный ответ. А толку? У нас до сих пор фурацилином и горло и письку полощут. Единственное, я не уверен, что правильно уловил смысл слова «писька», но думаю со временем Объединение устранит языковой барьер.

- Ты сам-то понял, что сказал? - в голосе Демьяна слышится маниакальная убежденность. – Волю стада? У стада нет воли и желаний. Овцы идут туда, куда пастух направит и делают то, что Пастух скажет. Желания пастуха становятся желаниями стада.

- Но люди не овцы, - я стремлюсь прекратить наскучивший спор. – Люди свободны.

- Уверен, что и овцы думают то же самое, - смеется Демьян и отворачивается на другой бок.

 С минуту лежу и возмущенно открываю рот, силюсь ответить что-нибудь едкое, острое.

А к черту!

 Все равно сегодня глаз не сомкнуть. Накинув бушлат на плечи, направляюсь к ангару. Там еще не спят, и, может, удастся посмотреть телевизор. У самого входа слышу рев мотора и ругань солдат.

- Да брось уже этот металлолом! – кричит младший сержант механику. – Сигнал и так плохой, ни черта не слышно… так еще ты мешаешь.

 Несколько мужчин в военной форме Объединения расселись на ящиках около небольшого телеприемника. Антенна выдвинута на максимум. Один из солдат с крысиным лицом и лощеной прической колдует над ручкой настройки. На экране сквозь дергающиеся полосы едва различим силуэт диктора новостей.

 - Звиняйте хлопци, но цю колымагу потрибно к утру щоб работало. Инакше капитан мене з говном зъесть.

Я подхожу к старому, видавшему лучшие времена, БМП. Участливо пинаю носком берца по гусенице.

- А что случилось? – спрашиваю я.

Механик недоверчиво смотрит в мою сторону.

- Так заводиться, заводится… а не едет ни хрина. Тильки шуму богато. Вично проблеми з цэ российской техникою.

- Правильно говорить с техникой объединения, - смеется кто-то из солдат у телевизора.

Механик лишь смачно сплевывает в ответ.

- Помоги открыть «ребристый», - прошу я.

Встречаю непонимающий взгляд.

- Капот, - объясняю я, запрыгивая на броню.

Механик нехотя вытаскивает зад из люка. Вдвоем откидываем стокилограммовый ребристый капот.

- Клеммы нагнетателей, – показываю я на отошедший контакт. – Вечная болезнь «Братских Могил Пехоты»

Выхватив у ошалелого механика разводной ключ, подтягиваю клеммы.

- Попробуй, - командую, возвращая ключ.

механик на миг скрывается в отделении водителя. Кряхтение мотора сменяется ровным гулом. Наконец БМП осторожно трогается вперед, затем назад. Довольное лицо высовывается из люка.

- Спасиби, друже! – искренне благодарит он.

Ловко спрыгнув с брони, механик хлопает по плечу.

- Мене Октави звати, - радостно представляется он, – Эй, народ, поступитися моэму друже.

Солдаты нехотя теснятся, освобождая место на ящике.

- Есть хочешь? – интересуется один из них.

- Нет, спасибо, - присаживаясь, отвечаю я.

Спросивший моментально теряет интерес и продолжает беседу с товарищами.

- Так вот, мне друг из двенадцатого отряда рассказывал, у них тоже эти слухи ходят. Мол, ученые создают роботов из солдат. Отрывают руки и ноги и заменяют их железными! Им после этого и пули и гранаты не страшны. И силищи немеряно!

- Брехня! – отмахивается товарищ. – Кто же в здравом уме на такое согласится? Свои-то руки дороже железных.

- Да в том-то и дело, что никто! Только они согласия и не спрашивают. Забирают тех, кого не хватятся, у кого ни друзей, ни семьи и проводят свои эксперименты…

- Ну нам тогда, паря, это точно не грозит. Нас с тобой дома ждут, Людка да Маринка, дай бог живыми вернуться.

- Так-то оно так… - соглашается другой. – Вот только боюсь, что если все у них по ладному пойдет, то и остальных солдат в роботов переделают. Так-то им выгодней будет.

- Харэ галдеть, - резко прерывает мрачный разговор младший сержант. – Слишком много боевиков в детстве смотрели. В этой войне робокопов только не хватало.

 Настройщик, многозначительно шикает, призывая к тишине. Из динамика слышится слабый голос диктора:

- Сегодня вечером вандалы осквернили могилу печально известного Льюиса Калохена. Как известно, студент был убит при совершении теракта несколько лет назад. Некоторые считают Льюиса и его товарищей зачинщиками третьей мировой войны. Над останками студента ужасно надругались. Предположительно, вандалы раскопали могилу, справили нужду и совершили в гробу половое сношение. На месте происшествия обнаружены фекалии и следы спермы. Преступление расследуется местным отделением полиции. Теперь вновь вернемся к новостям с фронта…

 Сигнал  прерывается. Диктор открывает и закрывает рот, но до наших ушей доносится лишь шипение.

 Стискиваю челюсти, кровь бьет в виски, гневно хрустят кулаки.

- И поделом ему, чертов ублюдок, - гневно цедит лощеный настройщик. – Если б не эти выскочки, так дома бы телевизор смотрел. 

- Завались! – рычу я.

- Друже, что с тобой? – удивленно оборачивается механик.

- Ты это мне? Плешивый? – смеется настройщик. – Может, подойдешь поближе и поговорим?

Я встаю с ящика, вплотную подхожу к обидчику, размеренно повторяю:

- Завали свой рот, дятел!

Настройщик встает, и хищно оскаливается.

- Кажется, плешивый захотел подраться…

- Одному моему другу требовалось находиться на расстоянии двух шагов, чтоб вышибить дух одним ударом, - улыбаясь, отвечаю я. – Представь, что будет с тобой, когда между нами нет и шага.

Лощеный перестает скалиться. С такого близкого расстояния он не успеет даже замахнуться.

 Неуловимо быстрым движением, он отпрыгивает назад. Стремительный удар настигает противника в воздухе. Слышится звук разбитого стекла. Лощеный падает на колени и выплевывает кровь вперемешку с зубами.

 Вытерев кулак о штаны, разворачиваюсь и вопрошающе смотрю на остальных. Желающих вступиться нет.

 Поправив бушлат, возвращаюсь на лежанку к Демьяну.

- Постой, - просит один из солдат. – Тот парень, выбивающий дух с двух шагов. Ты говорил не про Дропа?

- Ты знаешь Дропа? – я просто не верю ушам. – Ты знаешь его?

Мужчина улыбается, показывая недостаток зубов.

- А кто не знает лучшего бойца ближнего боя?

- Ты видел его?

- Увы…

«Наш отряд в тот день попал в засаду китайцев. Меня и еще троих, бросивших оружие, отправили в лагерь, остальных к праотцам. Там я повстречал Дропа. Ужасно худое измученное тело, но удивительно сильный дух. Парень сносил все пытки и издевательства. Каждую неделю косоглазые устраивали бои. Вечно они любят всякие боевые искусства. Один их капитан, прославленный мастер какого-то там стиля, до смерти забил уже четверых наших. Но все кончилось, когда на Арену выпустили Дропа и сняли кандалы. Они не догадывались, что освобождают демона. Косоглазый капитан плясал вокруг минут двадцать. Дроп стоял, как скала, не обращая внимания на красивые кувырки. Как только китаец оказался на расстоянии двух шагов раздался смачный хлопок. Дроп остался стоять, как стоял, а вот косоглазый оказался на другом конце арены с проломленным черепом. На арену выбежали солдаты с дубинками. Но любой, кто подходил к Дропу ближе, чем на два шага, в следующую секунду растягивался на земле. Мы даже не видели ударов. Лишь звонкие шлепки. Все солдаты сбежались усмирять демона. Мы остались без охраны. Воспользовавшись ситуацией, я и еще пятеро пленных рванули к выходу. Сбежать удалось лишь мне, остальных с вышки застрелил снайпер.  С пятизарядки шмалял косоглазый. Пока с обоймой возился, я уж за холмами скрылся.

 Фактически лишь благодаря Дропу, мне удалось выбраться.»

 Беззубый заканчивает рассказ. Горечь заполняет сердце. Бедняга Дроп… 

 Внезапная вспышка прерывает мои раздумья. Следом гремит взрыв. Летят комья земли. Люди хватаются за оружие.

- Бомбежка! – кричит кто-то испуганным голосом. В ночи не разглядеть пролетающих самолетов, однако мощные снаряды однозначно подтверждают их присутствие.

- Демьян! – кричу я на бегу.

 Бомбы падают одна за другой. Сзади обдало жаром, падаю на землю. Накрыв голову руками, продолжаю ползти.

 Наконец взрывы прекратились, но на смену пришли автоматные очереди.

- Китайцы наступают! – слышу отчаянный крик.

- На нас напали! Напали! Прошу подкрепления! – кричит в рацию капитан.

Стрекот автомата обрывает связь. Китайцы вошли в лагерь.

 Лежу ничком, уткнувшись в землю. Чувствую рядом движение. Тяжелый ботинок опускается на спину, вдавливает в землю. Затем носком втискивается под ребра, силится приподнять. Резко переворачиваюсь, вижу удивленное лицо вражеского солдата. Ногой со всей силы бью в пах. Тело китайца склоняется. Правый боковой надолго выводит солдата из строя. Подхватив автомат, бегу к ангару. Точнее к тому, что от него осталось.

 Искореженный БМП объят пламенем. Взрывом задело баки с соляркой. Из огненной могилы слышатся истошные крики Октава.

 Сзади настигают грозные крики на непонятном языке. Повсюду звуки выстрелов. Не сразу понимаю, что стреляют по мне. Резкий разворот, стреляю в ответ. Двух из преследователей срубает очередью. Остальные ничком падают на землю, продолжают стрельбу.

 Под ноги падает граната. Отталкиваюсь в противоположную сторону, но взрыв достигает цели.

 В голове шум, перед глазами все плывет. Совершенно ничего не слышу. Совсем как в тот раз.

 Отец что-то кричит, но я не могу разобрать слов.  В нос бьет невыносимый запах жженых волос. Отрешенно оглядываюсь и вижу на месте небольшого сарайчика, где часами мастерил забавные изобретения, лишь развалины. Развалины и куски разнесенного взрывом человека… Девушки… Сандры…

 А ведь я говорил ей, что безопаснее играть с Барби в песочнице, но соплячка не слушалась. Ей были интересны мои эксперименты.

 Ужасно жарко… мать несется ко мне с полотенцем. На глазах слезы. Озадаченно касаюсь волос на голове. Горячо…

 Осознание того, что горит именно моя голова приходит поздно. Отмерли многочисленные участки кожи. На их месте образовались язвы, вокруг которых со временем вырастут волосы.

 Полгода в госпитале, потом психиатрическая лечебница. Почему-то доктора желали убедить меня, что специально убил соседскую девочку, что социально опасен для общества и психически неуравновешен.

 Возможно, таким образом, родители хотели сохранить пошатнувшуюся репутацию порядочной семьи. Еще бы… гораздо легче признать, что сын псих, чем гений, потерпевший неудачу.

 Вот только я не был с ними согласен. Потому лечение продлилось несколько дольше… на восемь лет дольше.

 Когда, наконец, удалось выйти, я сам отрекся от родителей. За время, проведенное в лечебнице, у меня были доктора, медсестры, медбратья, соседи по палате, но не было родителей. И дальше по жизни они мне тоже не нужны.

Сквозь белесую пелену проступило довольное лицо Демьяна.

- Жив все-таки, - улыбается он. – Держись, подкрепление пришло.

Пытаюсь опереться на руку, изо рта вырываются проклятья. Обе руки в крови, и, однозначно, не способны выдержать мой вес.

 Демьян помогает подняться и пальцем показывает на груду железа.

 Неожиданно, груда железа начинает двигаться. Причем, движения проворные, ловкие. Играючи перепрыгивая обломки зданий, поливает очередью из крупнокалиберного пулемета наступающих китайцев. Рядом еще одна громадина, в два раза выше человека, выпускает из базуки ракету.

 Удивленно наблюдаю за странной битвой… Десяток железных махин, дают отпор сотне китайцев. Причем не просто отпор. Одна из машин, часто перебирая передними конечностями, таранит бронетехнику, сминает попадающих навстречу солдат. Стальные ноги вдавливают костлявые тела в землю, слышится жуткий хруст, словно машина наезжает на сухую ветку.

- Что это? – едва выдавливаю я.

- Этой, первая роботизированная дивизия в деле.

Я лишь беззвучно открываю рот, не в силах комментировать происходящее.

Одна из жутких машин направляется к нам. Одной рукой отстегивая захваты, снимает шлем. Показывается человеческая голова.

- Командир первой роботизированной дивизии, капитан Дэй Фарадей, – представляется механизм. – С вами все в порядке?

Неверящими глазами смотрю в знакомое лицо.

- Дэй… Дэй, сукин сын! Это же я Носик! Ты меня помнишь? – забыв про всякую субординацию, кричу я.

 Отпустив плечо Демьяна со всех ног бегу к старому другу. Ноги подкашиваются после первых двух шагов. Взор заливает красным. Теряю равновесие и почти падаю, но огромная стальная ладонь подхватывает у самой земли.

- Врача! – истошный крик Дэйла - последнее, что запоминает сознание.   

- Осколками пробило легкое, задело печень. Множественные повреждения ног. Те несколько шагов, что успел сделать перед потерей сознания, скорей всего последние… Ты на всю жизнь калека… - голос Дея звучит как всегда бесстрастно, но хождение по палате взад-вперед выдает волнение.

Приоткрыв один глаз, с интересом посматриваю на механическое тело товарища. Огромные руки и ноги заменены на конечности обычного размера. Скорее всего, то было боевое обмундирование.

- Вступай в наш роботизированный отряд, - наконец выпаливает Дэй.

- Это правда что мне отрежут руки и ноги? – шепчу я.

- И руки, и ноги, и добрую половину туловища. Фактически, останется только голова. 

Я ничего не отвечаю.

- Да подумай же! В своем теле ты теперь калека… Объединение предлагает новую жизнь в новом механическом теле!

- Новую жизнь? В таких телах мы не сможем вернуться к гражданской жизни… вечные псы на службе Объединения.

Дэй скрежещет зубами.

- Нам обещана демобилизации по завершению войны. А война скоро кончится. Мы положим ей конец. Поверь мне, как бывшему футурологу.

Я снова замолкаю, переваривая перспективы.

- А ведь ты знал о грядущей войне, Дэй… ты знал, – улыбка растягивается на лице. – Я-то все это время считал тебя хреновым футурологом, а ты, оказывается, гений! Ты все знал… но смолчал… А мы были твоими овцами, твоим стадом. Неужели тебе нужна была это война? Ради чего?

 Дэй сосредоточенно всматривается в мои глаза.

- Ради этого. – Дей поднимает трясущиеся руки. – Ради этого тела.

Огромный ком подкатывает к горлу. Четко проступают вены на лбу. Ну, конечно… элементарно. Такой скачок в развитии техники могла дать только война…

 Наконец, ком смеха вырывается наружу.

- Так значит все идет по плану? – отсмеявшись, спрашиваю я.

Дэй улыбается и лишь показывает стальной, надраенный до блеска, большой палец.

Что ж, Марин, похоже, мне посчастливится почувствовать вкус твоих губ.