Я знаю, он мне – последний якорь, барьер последний до слета в пропасть. Шальная скорость ломает лопасть, я много лет не умею плакать.
Костры из юных надежд и слов темнеют отсветами на душах, в глазах – обугленное «назло», мы живы, значит – нам повезло, чего ж оно так тошно… послушай…

Скажи, легко ли тебе? Светло ль?...

…Тепло ли, девица? Что за жуть. Умею думать, умею делать, ходить, смеяться, чувствую тело… души не чувствую. Нет. Ничуть.
А может – не было? Тоже бред. Была, и есть инвентарный номер… Что ты скулишь, будто кто-то помер? И кто ты там вообще, ответь…
Ага, оно – остатки души. Отмыть – иль?… новых уже не сделать. Тут вам не тело. А так хотелось. И кто в калашный ряд разрешит…

…С такой душой? Да еще в любовь?

Вот этим вот – и любить? Всерьез? В курилку - сплетней и анекдотом. Вот только смотрит серьезный кто-то, и как-то ёрничать не срослось.
Срослось – заплакать, и дернуть ртом. Сидеть и ждать отмиранья боли. И думать с ужасом, что – потом?

Бог с ней – с душою. Как быть с любовью?