-Интересующее вас дело у следователя Ромашовой Светланы Николаевны - сказал, натянуто улыбаясь Жанне, заместитель начальника Михайловского ОВД Сергей Громов.
Минут за тридцать до появления «скандалистки»-практикантки Громов со своим начальником обсуждали как исправить втык, полученный на коллегии городского ОВД . Втык был преподнесен за недостаточную информацию в прессе о своей работе . Так что, появление студентки оказалось весьма кстати: гадостей про милицию она еще не создала, а простенькое дельце распишет, не жалея красок.
Когда дверь за журналисткой закрылась, Громов достал из бумажника фотографию Светланы Ромашовой и утопил в ней печальный взгляд. Фотографию он, как заправский жулик, стащил у Светланы со стола, когда распекал ее за мелкий служебный проступок. Подчиненная в воровстве его не заподозрила: в отделе Громов слыл сухарем и женоненавистником. Все знали, что он развелся с наставившей ему рога женой, а теперь судился с бывшей «половиной», претендовавшей на большую часть его трехкомнатной жилплощади…
…- Не могу рассказать вам об этом деле. Оно еще не расследовано. Значит, все его детали – служебная тайна, - говорила Жанне Бубенцовой следователь. Она курила и, гостье невольно мечталось о противогазе.
- Сергей Иванович не возражает. Он считает, что, хоть суда не было но, изменив, имена, фамилии и, показав ему материал, статью опубликовать можно, - возражала студентка.
• Пока дело расследуется - никто вам о нем не скажет. А Громову я все объясню , - равнодушно изрекла Светлана Николаевна.
«Нефертити»,- машинально «окрестила» ее про себя Жанна, привыкшая из-за своего исторического имени давать знакомым с «особенной» внешностью исторические прозвища. Травящаяся сигаретой милиционерша, выглядела не «особенно», а совершенно потрясающе . Иначе и нельзя было назвать «вставленное» в темно-русые, волнистые волосы лицо с атласной, без единой морщинки кожей, «нарисованными» на нем большими серыми глазами, «по-гречески» вздернутым носом, не тронутыми помадой вишневого цвета губами.
Покидая ОВД, Бубенцова думала, что в милицию, пожалуй, сходила не зря. Во-первых, не на музейной картине, а в жизни увидела редкую красавицу. Во-вторых, не проговорилась ей. Ну, сказала бы, что живет в доме, где произошло убийство. И оказалась бы в роли свидетельницы. Лишенной инициативы. А так можно провести самое настоящее журналистское расследование…
3
… «Чего б я ей сказала, если б захотела? – думала Светлана Ромашова после ухода журналистки, – Рассказывать-то нечего». Ей казалось, что дело Людмилы Миловидовой, задержанной по подозрению в убийстве, напоминает сидение на стуле с подпиленными ножками. Непонятное началось с того, как пришедшая с работы Марина Игнашевич обнаружила в своей квартире обезображенный труп. Откуда взялся страшный гость и кто он, она не знала. На следующий день оперативники на вокзале взяли бомжиху Миловидову, пытавшуюся продать «коллегам» женские вещи. Кровь, в которой была выпачкана блузка (одна из вещей), имела ту же группу, что и у найденного трупа. Миловидова на допросе в убийстве созналась. По ее словам, они с хозяйкой пили водку, поссорились. Во время ссоры бомжиха ударила собутыльницу бутылкой по голове. Та упала , признаков жизни не подавала. Ну, Людмила Миловидова, испугавшись, и убежала, куда глаза глядят. Сумку с вещами она нашла на улице…
Показания задержанной не состыковывались с данными экспертизы и… с элементарной логикой… Пила с хозяйкой квартиры? Но, хозяйка-то в это время была на работе. Ударила собутыльницу бутылкой по голове и только? А у трупа изуродовано лицо и множественные переломы. Хотя, законченную садистку низкорослая, щупленькая Миловидова не напоминала.
«Если она врет, нужно искать сообщника (или сообщников)… А, если не врет, почему признается, что в этом доме, в этой квартире убила человека?», - рассуждала тогда Светлана Ромашова и, вместе с оперативниками, повезла Миловидову показывать место преступления. Им действительно оказалась квартира 75 в доме на Цветочной. Только, вот, зверское убийство случилось в доме 204, а бомжиха «погладила» бутылкой по голове хозяйку квартиры 75, находящейся в доме 204-б. Хозяйку «скорая» увезла в больницу. Людмилу Миловидову, заходившую в жилище пострадавшей, видела соседка по лестничной площадке. Ну а дом 204-б находился рядом с 204-м. Вот оперативники сразу и не сориентировались…
- Из Ленинского приемника, - сказал, протягивая Светлане бумагу, вошедший в кабинет оперативник.
Для установления личности трупа, найденного в квартире Марины Игнашевич, был сделан запрос во все районные приемники – распределители для бомжей, где у всех бродяг брались отпечатки пальцев. В ответе из приемника- распределителя Ленинского района говорилось, что присланные из Михайловского ОВД отпечатки пальцев принадлежат Игнашевич Ксении.
В случайное совпадение фамилий Ромашова не поверила. После представления себя на месте женщины, узнавшей о гибели родственницы, у нее было ощущение провала в ледяную бездну. Но, понимание горя чужого быстро уступило место инстинкту. Инстинкту профессионала, напавшего на след…
-Игнашевич Ксения – моя дочь. Она пропала год назад. Сбежала из дома с любовником. Он тоже из дома удрал. Семью бросил… Вы что, снова нашли ее? – спросила звенящим голосом телефонная трубка…
Через два часа, поговорив с Мариной Игнашевич, Светлана докладывала Громову, что 25-летняя Ксения Игнашевич вернулась через год в родную квартиру, чтобы отправиться оттуда в мир иной.
-Что теперь? Искать героя-любовника? – спросил следователя начальник.
-Надо искать, - кивнула та.
-Раз он бомж, а бомжи часто собираются на вокзале – ты, конечно, не утерпишь и с операми туда отправишься? –предположил Громов.
-Еще не знаю, - пожала плечами Светлана.
- Нечего тебе там делать! – строго сказал вице-шеф.
Больше всего на свете Громову сейчас хотелось провести рукой по волосам сидевшей напротив него женщины. Светлана Ромашова нескромно мечтала, чтобы этот, почти двухметрового роста блондин поцеловал ее...
У кабинета Ромашову ждали мужчина и женщина - дети Миловидовой.
-Светлана Николаевна, мама живет то у меня, то у сестры, - стоя, объяснял Денис Миловидов .- Она немного не в себе. У психиатра на учете состоит. Потому, что живет, себе, живет, как нормальный человек. А потом, раз и сбежит из дома. Бомжует где-нибудь. Милиция ее находит. Она возвращается. У нее, у мамы, и квартира была. А она ее продала, и деньги с друзьями-бомжами промотала.
-У мамы с головой плохо. – говорила умостившаяся на краешке стула Ольга Миловидова. - Она думает, что папу угробила какая-то женщина и хочет ее разыскать. А папа у нас от инсульта скончался. И никакой женщины не было. Просто мама отца любила очень. И от горя… умом тронулась,
пить стала, ночевать где попало. Но убить наша мама никого не может. Она и подралась-то впервые. Мы с братом были у этой женщины в больнице. Она заявление в милицию писать не будет… Отпустите маму, пожалуйста, ее лечить надо…
-Отпустим, - обнадежила Миловидовых Ромашова, вспомнив, что в больнице пострадавшая Нина Головина разговаривать с ней отказалась, сославшись на головную боль.
После ухода брата с сестрой она поймала себя на том, что опять живет не по советам всемирно известного психоаналитика. Психоаналитик в своей книге, бывшей у Светланы учебником чуть ли не все случаи жизни, рекомендовала изгонять из головы пессимистичные мысли. Она неопровержимо доказывала, что ослушников ждет букет болезней и неудача во всех делах. А Ромашова думала, что после того, как отпустят Миловидову, расследование начнется с нуля . «Пойду-ка домой, а то еще о неприятном подумаю»,- решила она, взглянув на часы. Однако, мелодично затренькавший «мобильник» снова заставил нарушить табу на плохие мысли. В конце рабочего дня начальник районного следственного изолятора извещал , что одна из задержанных просится на допрос «по важному делу». Добираясь, на своей «шестерке» в изолятор, следователь про себя костерила по чем зря текучку, мешающую поразмышлять над делом. При этом Ромашова представляла даму-психоаналитика, укоризненно качающую головой…
…Коробова, попавшаяся во время «обследования» карманов трамвайных пассажиров, показалась Светлане невероятной нахалкой. Вальяжно развалилась на старом стуле, как на дорогом кресле. И тон, и выражение лица загадочные, покровительственные. Ни больше, ни меньше, как супершпионка Мата Хари.
-Светлана Николаевна, - начала «Мата Хари», - Со мной вместе сидит Люда… Миловидная. Она мне про дело свое рассказала. Но она никого не убивала.
-Откуда вам известно, что Миловидова не убивала? – спокойно спросила Ромашова.
-Потому, что я знаю, кто убил, - довольно улыбнулась Коробова. – Но не скажу, пока вы меня не отпустите.
При этих словах вся уверенность у задержанной куда-то испарилась и она, ссутулившись, жалобно затараторила:
-Светлана Николаевна, первый раз дурость сделала. Больше не буду. Отпустите меня. А я помогу вам.
-Я поговорю с руководством. Думаю это возможно. Говорите! – пообещала Ромашова, готовая в этот момент выпустить Коробову не только из изолятора, но и отправить ее в качестве космической туристки на Марс.
-Я на Коробейниковской живу в двухэтажном доме. Анька Шатова – соседка моя. Мать с отцом у нее из зоны не выходят. Шестнадцать Аньке этой, а ее вся округа боится. Пьет она, «колется», со всеми подряд мужиками спит. А зверюга какая! Была однажды пьянка у нее дома. Так она бабе одной вилкой в глаз тыкнула. Показалась , что та на ее мужика глаз положила….
Во время одной из Анькиных бухаловок, окно у нее, на первом этаже открыто было. Я во дворе сидела. Слышала, Шатова говорила, как они с Юриком, на Цветочной, урыли Ксюху Игнашевич. Ксюха – бывшая Юрикова баба. Она ему надоела. Отпускать не хотела. А потом и вовсе отравить захотела: заманила к себе домой и гадость какую-то в водку подсыпала. Так они с Юриком, чтобы Ксюха их не траванула, сами ее уработали…
«Ура! Психоаналитики не ошибаются. Никогда и ни о чем нельзя думать плохо. Хорошо-о-о, что появился след настоящих убийц»,- вдалбливала в себя Светлана «нужную» мысль, записывая в блокнот адрес Анны Шатовой …Приехавшие на шатовскую квартиру оперативники застали там пьяного Юрика. Он им обрадовался. То, смеясь, то плача просил оперов где-нибудь его поселить. Ведь, у Аньки теперь Витек. Она сейчас к нему пошла. Сказала, когда вернется, чтоб его, Юрика, здесь не было. Где Анька с мужиком, он не знает. Раз она – шлюха, а он – бомж – их и на вокзале, и в любом подвале искать можно.