Сказка для взрослых.

– Ваня, Ванечка, вставай, на работу опоздаешь, – звал ласковый мамин голос. 

И не знала она, что сын давно уже не спит. Он лежал, закинув руки за голову и глядя в потолок, а в мозгу теснились невесёлые мысли.

Тридцатидвухлетний Иван Голоднов, работающий охранником в турагентстве «Голдлайн», третий год находился в депрессивном состоянии. Тоска начала мучить молодого человека ещё до того, как он перешагнул рубеж, разделяющий юность и зрелость, а когда граница осталась позади, тревога и беспокойство переросли в настоящий сплин.[1]

– Я уже поднялся, ма, – откликнулся он, сбрасывая одеяло. 

Покончив с обязательными зарядкой и контрастным душем, Иван подошёл к зеркалу и замер, разглядывая себя. Симпатичный, ладный, неглупый и… никому не нужный. Работодатели использовали его физическую силу, женщины – тело, а поинтересоваться духовным миром никому и в голову не приходило. Даже мама не заглядывала настолько глубоко и поэтому считала, что всё у её ребёнка складывается неплохо. А он, всматриваясь в неясные глубины зеркала, мысленно перебирал события своей несостоявшейся жизни.

После безоблачного и радостного детсадовского периода Голоднов окончил школу с серебряной медалью, поступил в институт. Спрашивается, на что ему дался этот энергетический ВУЗ? Ведь Иван неплохо пел, рисовал, играл на гитаре, писал хорошие стихи и срывал бурные аплодисменты, выходя на сцену в школьных примитивных постановках.

Но мама мечтала, чтобы её мальчик имел надёжную профессию, и тот, не желая огорчать родного человека, вложившего в сына жизнь, забрал документы из театрального и отдал туда, куда хотела она. И вот, пожалуйста, солидная работа – охранять бумажки и деньги захапистой конторы, и то благодаря армии.

Уклоняться Голоднов не стал. Едва пришла повестка, как он оставил учёбу и пошёл отдавать долг Родине. И эти годы оказались единственными, наполненными смыслом. Не то чтобы Иван одобрял туповатую приказную форму армейского бытия, но там, куда он попал, были товарищество, взаимовыручка и никакой дедовщины.

Нет, он не воевал в горячих точках и не выполнял смертельно опасных заданий, а всего-навсего в любую погоду нашагивал километры вдоль российско-китайской границы, где всё время приходилось быть начеку. Служба учила физической и душевной стойкости, терпению и выдержке, а уже из всего этого складывался характер. Голоднов часто сожалел после, что не остался на сверхсрочную, но что уж там, после драки кулаками не машут.

А потом... потом снова институт, долгие поиски работы и, наконец, как  итог – депрессия и мир в чёрно-белой расцветке. 

– Не о том ты волнуешься, мамуль, – подумал он, – я не на работу, на жизнь опоздал. 

Иван тряхнул волнистыми тёмно-русыми волосами, провёл ладонью по обрамляющей лицо бородке, оторвался от созерцания своего отражения и отправился на кухню, где мать, суетясь, готовила завтрак. Без аппетита жуя, но вслух расхваливая поданные ему кулинарные изыски, молодой человек старался отогнать назойливо жужжащие думы. Ненадолго это удалось, но, когда, одевшись, он вышел из дома и пошагал давно изученным маршрутом, мысли, словно мухи на мёд, вновь налетели на его измученный ум. Он отмахивался от них, однако те оказались настырны и кусали сегодня особенно больно.

Впереди замаячил знакомый тоннель, за которым находилось здание агентства. Сейчас Иван придёт на работу и отвлечётся от гнетущих размышлений. Там будет просто не до них, ведь к своим обязанностям Голоднов относился ответственно, хотя и без энтузиазма.

Но когда он вынырнул из полутьмы, то впервые за несколько месяцев забыл о терзающей его тоске. Знакомых домов впереди не было, лишь узкая тропка вела к возвышающемуся вдалеке мрачному, дремучему лесу. Иван постоял, глядя на то, что предстало его глазам, и через плечо кинул взор назад. Давно проснувшийся город шумел за спиной, всё там выглядело так знакомо, так привычно, что, вновь посмотрев на тёмную чащобу, мужчина подумал:

– Так, допереживался!  Сошёл с ума.

И помчался обратно через тоннель. Пробкой выскочив с другой стороны, он застыл, открыв рот. Перед ним расстилалось море с покосившейся избой на берегу. Голоднов развернулся и обомлел. Над чёрной аркой с другого конца прохода виднелось блистающее свежей краской здание «Голдлайн».

Пробежка, и опять лес. Бросок, и снова море. Лес, море, лес…. Рухнув на землю, Иван взвыл:

– Да что же это такое?!  Где я? 

И вздрогнул, услышав тоненький голосок:

– Дяденька, что с тобой?  Ты кто?

Подняв голову, он увидел маленькую, худенькую и очень симпатичную девочку лет семи-восьми в старорусском наряде, с изумлением разглядывающую его одежду. 

– А кто ты?  – с трудом шевеля языком, спросил мужчина. – И куда я попал?

– Я Марья-царевна – дочка правителя тридесятого государства Елисея, – гордо представилась та. 

– Ты одна гулять не боишься?  – зачем-то поинтересовался Голоднов.

А про себя подумал: «Похоже, скрытой камерой снимают». 

– Да чего бояться-то? Горыныч-змей покушал недавно, Кощей бессмертный в наших краях не появляется, а Яга только в лесу повредить может. 

– Точно, розыгрыш, – решил Иван.

Но вслух спросил:

– И где же ты живёшь?

– Воон там, – ответила девочка, показав рукой вправо. 

Действительно, вдалеке виднелись строения, на которые впавший в панику мужчина не обратил внимания. 

– А батя твой к странникам как относится? Поит, кормит или взашей гонит?  – вспомнив язык русских сказок, спросил он. 

– Батюшка мой – добрый человек, никого не обижает. Пойдёшь со мной?

– Пойду, – обречённо согласился Голоднов, понимая, что ничего другого ему не остаётся.

И, поднявшись, последовал за Марьей-царевной. По дороге любопытная девочка расспрашивала спутника:

– А ты откуда пришёл, дядечка?

– Из той чёрной дыры, у которой ты меня нашла. 

Царевна нахмурила бровки. 

– Из дыры? Но я не видела никакой дыры.  

– Ну, как же, – загорячился молодой человек, – воот такая вот, а за ней город большой, высокий…

И тут же одёрнул себя, осознав, что увлёкся, доказывая свою правоту. Но какова девчонка! Такая потрясающая актриса в столь юном возрасте! Ведь он едва ей не поверил. 

– А море до чего у вас красивое, – решив всё же подыграть, притворно восхитился  Голоднов, – огромное и синее-синее!

– Море? – изумился ребёнок. – Но в нашем царстве нет моря. Оно только в тридевятом государстве плещется, у Драгомира-королевича. Дядечка, ты оттуда что ли?

– Не называй меня так, – неожиданно рассердившись, буркнул «дядечка». – Меня Иваном зовут. Что ты придумываешь, царевна? И дыру-то она не видела, и моря-то у вас не бывало. Да я только что оттуда пришёл. С этой стороны лес, с той – вода и избушка одинокая. 

Девочка остановилась и задумалась. 

– Ты, дядя Иван, не чёрт ли? Вылез из темноты, что в тридевятом королевстве деется, увидел. Только чёрт на такое способен. 

– Может, я ангел, – огрызнулся мужчина. 

Собеседница с серьёзным видом помотала головой. 

– Ангелы не такие, они белые и с крыльями.

– А черти?

– Эти в любом облике могут показаться…

– Ну, хватит! – рявкнул Голоднов так, что царевна взвизгнула и отскочила. – Немедленно скажи, как отсюда выбраться, раз уж через тоннель не пройти. Я и так из-за шуток этих на работу опоздал!

– Какой тебе работы не хватает, мил человек? – раздался холодный голос. 

Перед путниками, словно из-под земли, вырос богатырь – косая сажень в плечах, казалось, что голубой кафтан сейчас треснет на нём по всем швам. Ловко заломленная того же цвета шапка придавала сему добру молодцу, которому явно уже перевалило за пятьдесят, залихватский вид. А из-под тёмных сросшихся бровей недобро смотрели на Голоднова серо-стальные глаза.

– Любую работу тебе дадим: хошь, ямы рыть, хошь, лохани ночные мыть. Ты почто на царевну кричишь, ирод иноземельный?

Иван настолько растерялся, что не смог ответить. Выручила незадачливого спутника Марья. Она бросилась к неизвестно откуда взявшемуся человеку, крича:

– Дядька Ворон, он меня не обижает, он хороший. Его Иваном кличут. А вылез он из чёрной дыры и во владениях Драгомировых побывал. Море, говорит, там с избушкой. 

Богатырь стащил шапку и почесал затылок. 

– Из дыры, баешь? Не первый раз слышу. 

Голоднов, наконец, пришёл в себя. 

– Хочешь сказать, что от нас кто-то уже приходил?  – промямлил он. 

– Да тятька её, – сообщил Ворон, кивнув на девочку. – Много доброго принёс, облагодетельствовал государство, потому и царём сел. Вот что, Иван, хочешь разобраться во всём, иди к нему. 

– Мы туда и направлялись, – тихо отозвался тот. 

А в виски стучала ужасная мысль: «Что, если это не скрытые съёмки, а правда?»

– Тогда ступайте, а мне по гребте нужно. Скоро вернусь и покумекаем, что с тобой, Вань, дальше делать. 

И, махнув на прощание рукой, богатырь шагнул в сторону и исчез. 

– Как это у него получается?  – поражённо спросил молодой человек. 

– Ну, не зря же его Вороном кличут, – просто, как само собой разумеющееся, пояснила Марьюшка, – ударится о сыру землю, птицей обернётся и улетит. Только глаза при этом отводит, чтоб не видал никто. 

И тут Иван вспомнил, что перед появлением незнакомца с неба, громко каркая, упала большая чёрная птица. 

– Так он оборотень что ли?

– Кудесник[2]. Сильнейший в тридесятом царстве. Но очень добрый и весёлый, особенно, когда мёду выпьет. 

Голоднов застонал, понимая, что влип. Но в душе, где-то очень глубоко, зашевелилось любопытство. Такие приключения ему не снились даже в армии, а уж в гражданской, бедной событиями жизни тем более. Мысль, что он может потерять работу, сама собой выветрилась из головы, и мужчина бодро зашагал вперёд. Девочка доверчиво взяла его за руку, а Иван погладил маленькие пальчики и спросил, улыбаясь: 

– Не боязно тебе с чёртом-то идти?

– Ну, я же не убогая, всё понимаю, – обиженно надув губки, ответила царевна. – Батюшка, сам слыхал, откуда и ты пришёл, а он человек. Значит, и ты тоже. 

– Логично, умница, – ласково потрепав Марью по голове, сказал Голоднов, и та просияла. 

Разговаривая, они приблизились к увиденным издали деревянным строениям.

Царский дворец поражал своим великолепием. Взгляду потрясённого пришельца предстало такое произведение искусства, какого он не видел никогда в жизни. Причудливая резьба покрывала всё, вплоть до маленького столбика. От просторного крыльца, подпираемого резными же колоннами, на второй этаж, где, должно быть, находились царские палаты, вела широкая лестница, тоже вся изукрашенная. А изящные башенки, стремящиеся к небесам, создавали ощущение воздушности.

Марьюшка, ничему не удивляясь, тащила упирающегося спутника наверх. Отмахнувшись от двух дружинников, преградивших путь царской дочери, ведущей с собой подозрительного незнакомца, девочка ворвалась в палату, при виде убранства которой мужчина остолбенел, и сдвинуть его с места ребёнок не смог. Дёргая Голоднова за руку, царевна закричала:

– Батюшка, батюшка, иди, погляди, кто со мною!

И только лишь эхо, гулко отдающееся от стен и потолков, смолкло, в палату вошёл…. Когда Иван распознал под царскими опашнем[3] и шапкой, кто, ему пришлось опереться об узорчатую спинку большого стула.

– Саша! Саша Елисеев, господи!

Когда-то оба вместе служили, а поскольку вскоре выяснилось, что они земляки, то и сошлись, крепко сдружились. Александр демобилизовался годом раньше, но связи товарищи не прерывали, нашли друг друга и после возвращения Ивана.

Вот только приятель потерял смысл жизни много раньше последнего; пару лет ходил Сашка, как в воду опущенный, а потом пропал. И сколько его ни разыскивали, следов не нашли. Друзья и родные подозревали, что он покончил с собой, уж больно унылым выглядел юноша в последнее время, хотя после долго ломали голову над вопросом, куда же исчезло тело.

И вот теперь товарищ, живой и здоровый, стоял, вглядываясь в незваного гостя. Помотав головой, царь что-то сдавленно промычал и, развернувшись, шагнул к двери. Но опомнился, вернулся и, обняв друга, заглянул тому в глаза.

– Ваня!  Господь вседержитель, откуда ты взялся?!

Елисеев душил Голоднова в крепких объятиях, а Марьюшка изумлённо глядела на горячо приветствующих друг друга мужчин. Не пожелав оставаться в неведении, она, настойчиво теребя рукав родительского опашня, грозно вопросила:

– Батюшка, ты откуда знаешь Ивана, а? 

Тот вытер глаза тыльной стороной ладони и ответил:

– Давным-давно, доченька, когда жил я далеко отсюда, мы с Ваней дружили. И вот теперь он как-то меня нашёл. 

– Это не он тебя, – надувшись, сказала царевна, – это я его нашла у чёрной дыры. Правда, сама я её не видала, но дяде Ивану поверила. 

– У чёрной дыры?

Саша, повторив действия Ворона, снял головной убор и почесал в затылке. 

– Так ты тоже через тоннель прошёл?

– Ну, да. Растерялся ужасно, увидев лес, и даже запаниковал, обнаружив на другой стороне море… 

– Да, это тридевятое королевство. Хорошо, что ты никого там не встретил, а то не повидаться бы нам. 

– Почему?

– Это самое поганое место во всей нашей реальности: Горыныч, Кощей, русалки, волколаки[4], а сам властитель Драгомир – упырь. 

У Голоднова закружилась голова. 

– Это вампир или как?  – вопросил он с опасным блеском в глазах. 

– Он самый. 

– Погоди, Сань, погоди, у меня сейчас мозг взорвётся. Так я в сказку попал что ли?

– В неё, Ваня. Но ты даже не представляешь, насколько она страшнее тех, что мы читали в детстве. Змей-Горыныч вон повадился людей в моём царстве хватать, сладу нет, а Драгомир…. Знаешь что, велю-ка я нам трапезу изготовить, посидим за чашей доброго вина, отдохнёшь, и я всё тебе расскажу. Идёт?

– Считаешь, у меня есть выбор?  – вопросом на вопрос ответил Иван. 

– Боюсь, что нет, – засмеялся друг. – Славянское хлебосольство навязчиво, а я давно перенял все местные манеры. Марьюшка, дочка, распорядись. 

Девочка убежала, а Елисеев, нет, теперь уже царь Елисей, обхватив плечи товарища, повёл того за собой. 

[1] Сплин – меланхолия, тоска, хандра.

[2] Кудесник – колдун, волшебник. 

[3] Опашень – старинная мужская и женская верхняя летняя одежда. 

[4] Волколак – в славянской мифологии человек-оборотень, обладающий сверхъестественной способностью превращаться в волка.