У товарища Троцкого сладкие, терпкие губы,
Выразительный рот, да еще леворверт в кобуре.
И вот-вот запоют у Кремля ерихонские трубы,
Отпевая шлимазла, что жил в местечковой дыре.

Он идет по прошпекту в унылом пенсне и ботинках.
Ни разруха, ни голод безродному псу не страшны.
Ночевал на Литейном у богини - буфетчицы Нинки,
Там и встретил под утро приход долгожданной весны.

Той весны, что свободу дала моисееву роду,
Разметав половодьем сиволапый мужицкий помет.
Он идет по прошпекту, пиная чужую природу,
В ожидании счастья и приятных по службе хлопот.

А тем временем в жаркой Испании маленький мальчик,
Из отцовского шкафа ледоруб потихоньку достал.
Он порезал слегка (мать не видела) собственный пальчик.
Не заплакал, но долго о чем-то неясном мечтал.