Всё дышало поэмой: и бархатный лес, и хрустальность небесных сфер...
Бултыхались во мне, и поэмный контекст, и особый поэмный размер.

Всё дышало поэмой: и запах весны — этих терпких роскошных духов,
навевающих райские чистые сны грешным людям с покон веков;
и встающая дыбом земная кора, и исход человечества в ад...
В той поэме сражались с горою гора, и на брата бросался брат.
В той поэме предательство было в честИ, а прощенье и верность — нет.
В ней в тупик приводили земные пути — те, что в норме выводят на свет...
А в конце той поэмы звучал женский смех, детских слюнок плелись кружева,
и ложился на мир очищающий снег...

И поэма была жива...

Я когда-нибудь всё же её напишу — эту суперпоэму поэм
с посвященьем какому-нибудь малышу, неиспорченному ничем...