А давайте я вам расскажу о стихах. Как я к ним пришёл (если кому интересно). Не будет большой неправдой, если я скажу, что я всегда читал. Это было какой-то потребностью организма. Никогда не забуду, как мама убирала от меня с обеденного стола бумажные пакеты с молоком, потому что я, забывая жевать, уставлялся в бессмысленные письмена на их бумажных боках ("Жирность - 2%, белки..." - не помню). "Антон, чтение во время еды вредит пищеварению", - это я придавливаю тарелкой с супом "Республику ШКИД" на разломе - чтоб не закрывалась. Господи, благослови моих родителей, вытащивших меня за уши в седьмом классе из Джеймса Хедли Чейза, благослови моего отца, пересказавшего мне сюжет "На краю Ойкумены" (это была первая более или менее серьезная книга, взятая мной в нашей более или менее деревенской библиотеке, в которой, однако, хранились весьма достойные тома, за которыми я приходил позже, глядя, как всё круглее и круглее становятся глаза библиотекарш, переспрашивающих: "Кого? Гильгамеша? Ну, это только в читальном зале, но Вам мы, конечно, её выдадим").
Это была обычная книга, в мягкой обложке, на газетной бумаге, таких книжек тогда были тысячи - хлынула перестройка, пооткрылись кооперативные и не очень издательства и вдруг прочитать стало можно ВСЁ. Конечно, эту книгу можно было достать и раньше - именно что "достать"; я навсегда запомню унылый прилавок книжного магазина моего детства, на котором пылились изданные стотысячными тиражами на такой жёлтоватой, но хорошей бумаге (гарнитура с громким названием "Литературная"), в замечательных переплётах книги, обязательная аннотация - "для широкого круга читателей" или "для школьников средних и старших классов" - и, в конечном счете, ни для тех, ни для других. Ни для кого.
Книга называлась "Алмазный мой венец". Автор - Валентин Катаев ("Белеет парус одинокий", Петька, Гаврик, книга эта во времена детства тоже была страшным дефицитом, попыткой возмещения стал многосерийный фильм, из которого помню только "ТикАйте" - а Гаврику дерут ухо - и "сыпь Ушки" - и дальше звук ссыпающихся патронов - такой завораживающий). Я, конечно же, и понятия не имел о большинстве поэтов из тех, которых Валентин Петрович зашифровал под искусными псевдонимами (10-й класс, ну чего вы хотите), но Есенина узнал (10-й класс, всё-таки!).
"На раздробленной ноге приковыляла, у норы свернулася в кольцо. Тонкой прошвой кровь отмежевала у норы дремучее лицо. Ей всё бластился в колючем дыме выстрел, колыхалася в глазах лесная топь. Из кустов косматый ветер взбыстрил и рассыпал звонистую дробь. Как желна, над нею мгла металась, мокрый вечер липок был и ал. Голова тревожно подымалась, и язык на ране застывал. Желтый хвост упал в метель пожаром, на губах — как прелая морковь... Пахло инеем и глиняным угаром, а в ощур сочилась тихо кровь."
Причем заворожило меня не само стихотворение, а реакция на него Катаева. Это был момент, когда я начал учиться слову. Фраза "прелая морковь доконала меня" доконала меня. Я пытался понять - что здесь такого?
И понял. Когда однажды вдруг, в школе, на какой-то невообразимо суматошной перемене, когда речь зашла о Есенине (как об одном из авторов школьной программы), начал читать этот стих, с удивлением обнаруживая, что помню его наизусть, более того - что это часть меня, что я вибрирую и раскачиваюсь в такт этому хорею.
Девчонки мельком посмотрели на меня с уважением, пацаны не придали особого значения, но я помню ни от чего не зависящую мысль, которая пришла тогда в мою раздолбайскую голову: "Стихи - это круто".
Потом был, конечно же, Блок, интерферировавший с моими бесконечными безответными влюблённостями и первыми заигрываниями с алкоголем, из которых проистекали первые стихотворные опыты, потом был оглушительный и ослепительный Бродский (выданный мне из того же читального зала), читая которого я смеялся от радости, что такие стихи написаны и плакал от боли - из-за того же. Был Гандлевский, учивший вслушиваться в шуршание песка в часах жизни, пока мы что-то там такое творим. Много кого было. Но первое, всё же - это стихотворение, написанное в строчку в одной из замечательнейших книг.
Если кому интересно.
Комментарии
"Венец" впечатлил, конечно, как и "Колодец" и "Трава". По многоразовому прочтению больше понравились две последние вещи, особенно та, что про Бунина. А в "Венце" и правда про каждого какая-нибудь бяка, не так? А знаешь, что Довлатов (мой любимейший) не терпел Катаева и даже вроде бы высмеял его в "Ремесле", там есть редактор, Боголюбов, кажется, некоторые детали так очень напоминают. Будь здоров. Макс
Рассказ и сам по себе хорош :)
Спасибо!
Ну, смотря что считать бякой. Я ничего такого намеренного не заметил. Ну, жили люди. Писали, И жили. Что ж они - не люди, что ль?
Да-да, и у Гандлевского читаем: "Сдается мне, я старюсь. Попугаев
И без меня хватает. Стыдно мне
Мусолить малолетство, пусть Катаев,
Засахаренный в старческой слюне,
Сюсюкает." Не знаю. Не мне судить, за что они друг друга любят или не любят. Я люблю их всех. И ты не хворай :)
прочел с интересом
рад был услышать
с теплом вик