Стас и сам не мог понять, как все могло так обломиться. Еще неделю назад у него было как минимум три варианта встречи Нового Года: с семьей, то есть с братом, сестрой и родителями в доме у дяди, с друзьями на даче – обещала собраться очень теплая и веселая компания, и вдвоем с Дашкой у него. Разумеется, он, не задумываясь, выбрал последний. Тем более, что если уж она соглашалась встречать Новый Год с ним наедине, это могло означать только одно. Наконец, все свершится.

О Дашке Стас мечтал так давно, что даже не мог точно сказать, когда это все началось. То ли в детстве еще, пока они вместе строили невероятные песочные замки и заставляли неразумных, месяц как родившихся, котят в них залазить и бродить по лабиринтам. То ли позже, когда они собирались всей улицей у него на участке, чтобы поиграть в настольный теннис. Шутили и смеялись, а Даша сидела молча, закрывшись черными волосами, и ждала своей очереди взять ракетку. А может, и еще позднее – на первом курсе. Они ходили в поход. Она, тогда еще десятиклассница, увязалась за ними. И в один прекрасный момент, пока все сидели ночью у костра, пели, играли на гитаре и пили разбавленный речной водой спирт, Дашка забралась к нему в палатку – он притворился, что заболел – и сделала минет. Да так неожиданно и так сладко, что крышу просто снесло.

Крыша на место возвращаться не спешила. Дашка – тоже. В смысле не спешила. Дальше петтингов и единственного минета дело не пошло. Стас извивался как уж. Предпринимал все возможные ухищрения, чтобы остаться с ней наедине. Придумывал сложные схемы и планы, чтобы заманить ее к себе, пока родителей нет дома. Выкручивался, сочинял, творил. В дело шло все – и стихи, и цветы, и проза. И клятвы, и страсти, и ревность. Даша после нечеловеческих его усилий соглашалась идти с ним, и каждый раз Стасу казалось, что вот оно – вот! Но как только дело доходило до постели – дама сердца начинала впадать в истерики и умоляла ее не трогать. Стас приходил в отчаяние. По натуре он был человеком глубоко порядочным, даже сердобольным, и не мог позволить себе взять девушку силой. Его жег то адский огонь, карающий за покушение на невинность, то еще более страшный огонь собственной страсти, в котором он при полном бездействии сгорел бы до тла. Поэтому он продолжал извиваться, исхитряться и творить.

В итоге вся эта чехарда привела к тому, что организм Стаса не выдержал. И собственными руками – в смысле не совсем ими, но все же – облегчил Дашке жизнь. Стоило Стасу исхитриться и стащить со своей возлюбленной и с себя одежду, как корень жизни, который только что вот топорщился как сумасшедший с намерением разорвать к чертям собачьим штаны, впадал в меланхолию. Вял, хирел и оказывался ни на что не годен. Сначала Даша смотрела на такие причуды удивленно и по инерции продолжала отпираться. Постепенно же поняла, что дело в шляпе и ей уже разоряться не надо. Опасности ситуация не представляет. И она, вроде как, даже и ни при чем. Он сам не может. А Стас потерял покой и сон.

Чего только он не перечитал, в какие только недра Интернета не залез. Как только не извернулся, чтобы опросить старших товарищей и не выдать при этом себя. Это только так кажется, что в наше время ребенок с рождения знает, что, куда, почему, зачем и чем это все чревато. А потому период взросления и начала половой жизни происходит незаметно и сам по себе. На самом-то деле каждый, как и встарь, оказывается впервые и наедине со своими открытиями. А если они еще и не приятные, то тушите свет, господа. Нужно помочь.

Помощь подоспела вовремя и сама по себе. Стас обратил внимание на Варю. Точнее, она на него внимание обратила. Варвара Степановна была единственной женщиной – преподавателем на их исключительно мужском, авиационном, факультете. И – хоть стой, хоть падай – преподавателем физкультуры. Народ на занятиях, вместо того, чтобы подтягиваться, например, на турнике, вяло болтался на нем с оттопыренной ширинкой, и, пуская слюни, взирал на Варварочку Степановну в сногсшибательном спортивном костюме. На самом-то деле, костюм был обыкновенный. Но вот прелести, кощунственно в него упрятанные – просто блеск. Почему в результате именно Стасу досталось такое богатство, сказать не смог бы никто. Видимо, по жизни так и есть – в одном месте убыло, в другом – прибыло.

Между тем, прибыло необыкновенно. Варенька двое суток не выпускала добычу из постели и, нужно сказать, для новичка держался Стас «ого-го»! Он не просто учился получать удовольствие, он впитывал как губка и старался сторицей отдавать. В результате такой старательности преподаватель чуть ли не слезы лила, выпуская из объятий своего студента. Но ничего не поделаешь. Дома ждет муж, двое детей, а дружеские соревнования с Университетом Нижнего Новгорода подошли к концу. Пора возвращаться. Да и Новый Год на носу.

Стас, окрыленный своим успехом и чувствуя невыразимую благодарность к Вареньке, с новыми силами и уверенностью в себе, взялся за Дашку. Пригласил встречать Новый Год с его семьей. Она согласилась. Потом постепенно, правдами и неправдами, оттер семью. Даша не сорвалась. Стас осмелел и размечтался. Накупил презервативов. Выбрал себе в магазине новое белье. Придумал подарок для Даши и даже начал уже закупать продукты, как вдруг Даша пропала. Не попрощалась, не зашла, не позвонила. Стас ждал день. Ждал два. Тридцатого позвонил ей домой – превозмог себя, хотя знал, что ее родители на дух его не переносят. Мама удивленно: «А ты разве не знаешь? Она с подругами уехала. Будут Новый год в Питере встречать.». «Где?!». «У меня что – дефекты речи? В Санкт-Петербурге.». «А как же я?!». Повесили трубку.

Мобильный Даши продолжал, как заведенный, отвечать одно и то же: «данный вид связи не доступен для абонента». На дачу к друзьям Стас не поехал – успел уже похвастаться, что у него другие и исключительно романтические планы. К родителям прибиваться тоже не хотелось – вопросами замучают: «ты чего такой бледный?», «почему такой хмурый?», «что морщишься – не вкусный холодец?». Оставалось только одно – одному оставаться дома. Сказочный Новый Год на глазах превращался в грязноватую лужицу растаявших надежд и несбывшихся вожделений. Стас нашел в себе силы нарядить елку, подогреть заказанную заранее пиццу и, налив себе пива до краев, плюхнуться на диван перед телевизором.

В телевизоре чудили, кто во что горазд. Стас никак не мог остановиться на одном канале и шлепал по кнопкам пульта с частотой два удара в секунду. Получалось плохо. Погано. Особенно взбесили его мельтешения на тему Mamma Mia с его испохабленной «Аббой». Стас пару месяцев назад чуть ли не в первый раз в жизни поддался на рекламу и купил билеты на этот «сокрушительный хит-мюзикл». Да еще и Дашку с собой потащил, о чем потом страшно жалел. Подобной дряни он не видел и не слышал давно – старательно себя оберегал. А тут на тебе – пошел добровольно, да еще и с предвкушением удовольствия, как бык на красную тряпку. Эффект был тот же. Все действо Стас злобно ржал на весь зал в тех местах, где другие утирали слезы, и едва сдерживался, чтобы не заплакать, когда зрители начинали дружно хохотать. Очень уж за Державу было обидно. И даже страшно. За то, что русский человек способен так унизить свой ум: слушать никчемные, хуже самодеятельных, тексты, смотреть преглупую, надуманную, историю и вникать в посредственную игру. За то, что способен переваривать разную дрянь, лишь бы она была приправлена грандиозной рекламной компанией – то есть, попросту говоря, деньгами. Стас подумал тогда, что ладно – Бог с ним – американцы. Может, там как-то оригинальная музыка и тексты самой «Аббы» спасали. Но в безобразном и бездарном переводе на русский язык, песни звучали как посмешище над любым здоровым на голову человеком. Как посмешище над искусством вообще.

Стас раздраженно выключил телевизор. Только мыслей о том «куда мы катимся» ему сейчас не хватало. До полуночи оставалось совсем чуть-чуть. Хотелось очиститься от мусора, который против воли застрял в голове. Хотелось писать. Стас взял блокнот и ручку, включил гирлянду на елке и сел прямо на пол. Строфы побежали по сияющей разноцветными бликами бумаге как ровные, только что вот вспаханные борозды. Было хорошо. Потом прошла тоска, потом пропала злость на всех и вся, потом ручка-борона запнулась и застряла. Нужные слова не шли больше на ум. Стас отложил блокнот — «завтра перечитаю». И начал, снизу вверх, рассматривать елку. Мерцающие огоньки, серебряные бусы, стеклянные снежинки, птички, олени, покрытые сияющим напылением, цветные шары, раскрашенные вручную игрушки. Дед Морозы, клоуны, маски. Стас внимательно разглядывал каждое елочное украшение и улыбался. В них пряталась целая история – история не одного поколения их семьи. Вот эти стеклянные фигурки с напылением Стас сам купил пару дней назад – хотел удивить свою Дашу. Этот космонавт появился в их доме вместе в целым набором украшений, когда родился первенец — Стас. Только космонавт и уцелел. Все остальные давно превратились в яркие разноцветные осколки, а, может, уже и в пыль. Эти шары ручной работы папа подарил маме, когда еще в женихах ходил. Тогда такая роскошь была редкостью и стоила больших денег – так что папины шансы сразу увеличились вдвое. А вот эту – Стас любовно погладил приятную округлость большого стеклянного шара – дед привез из Германии после войны. Тогда все забирали на родину, что могли – кто ковры, кто швейные машины. Дед тоже что-то полезное для бабушки добыл и еще – этот вот елочный шар. Стекло от времени немного помутнело, но это ничуть не портило игрушку. Напротив, придавало ей загадочности и очарования. Внутри шара находился целый мир, который выдул из цветного стекла талантливый стеклодув. Домик в немецком стиле шестнадцатого века, деревья, покрытые серебристым инеем, сугробы, блестящие у самого порога и вокруг. А на пороге стояла прелестная черненькая девушка, одетая в эльзасский костюм. Крошечная, она была очерчена до мельчайших деталей. Присмотрись внимательнее и увидишь синие глаза, черные реснички, алый, сияющий нежной улыбкой, рот. Стройная фигурка, притягательные формы – все при ней. Стас не мог оторвать от игрушки глаз – он подмечал все новые и новые элементы, видел незамеченные до сих пор детали. Девушка же была сама нежность и ласка – таким теплым и сияющим был ее взгляд. И вдруг Стас, изо всех сил напрягающий зрение, чтобы не упустить никакие, даже самые мелкие, черточки, увидел, что прелестница из шара ему подмигнула. Он замотал головой. Закрыл и снова открыл глаза. Девушка тем временем спустилась с порога своего чудесного домика и протянула к Стасу руки. Не успел Стас испугаться и подумать, что вот она – вечность и спасение, лекарство от глупости и одиночества, как его закрутило, закрутило. С такой силой, что он не мог уже ни сопротивляться, ни соображать.

Родители с младшими братом и сестрой приехали домой первого вечером. Устало ввалились в квартиру – морозные, свежие, с красным румянцем на щеках.

-Вот ведь разиня, — покачала головой мама, зайдя в гостиную, — ушел гулять, а гирлянду на елке выключить забыл.