Если Вы уже имеете учётную запись на портале Решето, то введите свой логин и пароль для того, чтоб прикрепить учётную запись в ВКонтакте к учётной записи на Решете.
Логин:
Пароль:
Чтобы Вас зарегистрировать, сообщите нам, пожалуйста, ваш e-mail и предпочитаемый логин:
Марфа Ивановна казалась себе женщиной деловой и серьезной. Она работала заместителем директора средней школы в маленьком провинциальном городке, и это ее вполне устраивало. Коллеги прозвали Марфу 'железной леди' и 'стойким оловянным солдатиком' за преданность школе, советовали завести любовника, втайне надеясь, что за время состоявшегося романа Марфуши, они отдохнут от ее творческих изысков и педагогических требований, но она ничем другим, кроме школы, не интересовалась.
Вот и сегодня, в свой выходной день, вместе с учительницей вторых классов Агнессой Львовной и группой второклассников, Марфа Ивановна направилась во Дворец Машиностроителей, чтобы поздравить шефов с пятидесятилетним юбилеем завода.
Около Дворца Машиностроителей царило праздничное оживление. Подъезжали машины с гостями из ближнего и дальнего зарубежья, собралась элита города, толпилось множество зевак, желающих прорваться на торжество.
Прорваться было трудно - омоновцы оцепили здание кордонами, тщательно проверяли пригласительные билеты.
Минуя охрану, школьная бригада весело и шумно расположилась в коридоре перед сценой.
Марфа Ивановна уставилась в широко распахнутые двери, ведущие за кулисы. Среди взволнованных, нарядных участников праздника она чувствовала себя неуютно. В мыслях своих была далека от этого события, от этого Дворца, от дверей, в которые смотрела, а вроде и не смотрела, а просто стояла, обернувшись лицом к сцене.
В дверях неожиданно появился мужчина в белом костюме и "леопардовых" джинсах. Он бегло осмотрел публику, задержал свой взгляд на Марфе Ивановне - их взгляды встретились.
Она почувствовала странный толчок где-то в левом подреберье.
Мужчина показался ей знакомым, а его глаза нашептывали о какой-то забытой любви, о чем-то важном, о чем она раньше помнила, а вот сейчас почему-то забыла. На ум пришлись какие-то слова, какие-то мелодии. Время замедлило свой бег, а вскоре и совсем остановилось.
Сердце Марфы Ивановны забилось так быстро, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
"Господи! - проговорила Марфа. - Что со мной?"
Она вспомнила каменный дом высоко в горах, долгие зимние вечера у камина, прогулки в зимнем саду, снег, осыпающийся с веток деревьев, губы, стынущие на морозе после поцелуев, вкус этих поцелуев, вспомнила любовь, которой когда-то им хватало на двоих.
Но только было все это в какой-то другой ее жизни, в каком-то другом временном измерении.
Марфа Ивановна хотела рассмотреть лицо мужчины, но это у нее не получилось - она могла смотреть ему только в глаза - все остальное перестало существовать.
Она улыбнулась, но не ему, а самой себе и подумала о том, что все, что было в ее жизни до сегодняшнего дня, было незначительным и ненужным.
Неожиданно громкие крики и истошный смех второклассников вернули ее в реальные события:
'Борис Моисеев! Моисеев!' - истошно кричали дети.
-Где вы видите Бориса Моисеева? - строго спросила Марфа Ивановна.
-Вон он! Вон он! Там стоит! - наперебой кричали малыши и показывали пальцами на мужчину, глаза которого так ее взволновали.
Мужчина сорвался с места и быстро сбежал вниз по ступенькам, туда, где стояла Марфа Ивановна. Он нечаянно сбил ее с ног и только успел удержать за плечи, прижав к себе.
От неожиданности она сказала: 'Ой, здравствуйте!'
- А мы знакомы? - спросил он.
- Нет. Мы незнакомы! - она обрадовалась тому факту, что они незнакомы.
Ей показалось, что коридорчик, в котором они стояли, и через который выходили на сцену и в обратном порядке участники праздника, закружился, и все в нем закружилось и завертелось, и зазвенели рождественские бубенчики.
-А почему мы незнакомы?
- Вы не можете меня знать! - испугалась Марфа. - Я человек неизвестный.
- А я известный? Ну и чем же я так известен? - он как будто осуждал свою известность и завидовал ее неизвестности. - Ну и кто я по-вашему?
-Вы Игорь Моисеев! - она удивилась, почему он ее об этом спрашивает.
-Борис, - тихо подсказал он, внимательно рассматривая Марфу.
-Ой, простите, я ошиблась, - быстро-быстро проговорила она. - Мне показалось, что вы Игорь. Мне почему-то все время хочется называть вас Игорем.
-Да? - улыбнулся он одними глазами.
-Когда я со своими друзьями говорю о вас, то почему-то называю вас Игорем, а меня поправляют и говорят, что вы Борис.
Его взгляд пробежался по ее лицу, погладил лоб, щеки и остановился на губах. Теперь он смотрел только на ее губы.
-Поправляют, - повторил ее интонацией. - А когда вы говорите обо мне, вы все время смеетесь.
-Почему смеемся? Мы не смеемся!
-Сколько агрессии! - отметил он и опять впился взглядом в ее губы.
- Когда мы говорим о ваших песнях, - начала было она, но он перебил ее.
- А когда вы говорите о моих песнях, это значит, вы говорите обо мне.
-И тогда я почему-то называю вас Игорем.
-А все знают, что я Борис.
Теперь он размышлял над тем, кто же все-таки она такая. Наверное, одна из его фанаток, наверное, была на его концертах, наверное, знакома с его творчеством. Однако что-то не совпадало. Первая их встреча в фойе Дворца Машиностроителей перечеркнула все его доводы.
2 глава
А было это так: вместе с группой артистов он вошел во Дворец Машиностроителей. Среди людей, толпившихся у гардероба, заметил Марфу Ивановну и направился ей навстречу. Она стояла в центре фойе и смотрела через парадные двери куда-то на площадь. Он подошел к ней и громко сказал:'Здравствуйте!'
Она также весело и громко ответила: 'Здравствуйте!' - и продолжала смотреть на площадь.
-Ну и куда же нам пройти? - он принял ее за администратора и удивился такому скромному приему.
- Туда! - она махнула рукой в сторону гардероба.
- Может, вы все-таки меня проведете и разденете, - вежливо предложил он.
- Почему я должна вас раздевать? - удивилась она, но, заметив, что он не шутит, спросила. - Я похожа на гардеробщицу?
Он виновато оглянулся на гардеробщиц, и как бы извиняясь за ее тон, ответил.
-На гардеробщицу вы не похожи, думаю, вы администратор.
-Правильно. Я замдиректора.
-Тогда почему вы не хотите меня раздеть?
-Вас раздеть? - язвительным тоном переспросила она. - Прямо здесь?
Он вдруг рассмеялся.
-А я думал вы меня ждете.
В этот момент кто-то крикнул: 'Смотрите! Борис Моисеев!' - в толпе зашумели, заулыбались, стали подходить к ним и окружать плотным кольцом.
-О ком это говорят? - удивилась она. Она была так далека от его имени.
Он оглянулся и крикнул собравшейся толпе, как кричат случайно привязавшимся по дороге собакам и кошкам: 'Где? Где Борис Моисеев? - и это прозвучало, как, - Брысь! Кто его видел?!' - и все разошлись, пристыженные, что могли так обознаться.
-Почему такой ажиотаж? Может, этот певец сегодня приедет? - она не назвала его по имени и не понимала, с кем разговаривает.
И тогда он спросил:
-А зачем нам нужен этот Борис Моисеев? Зачем он нам такой?
-Какой такой? - переспросила Марфа.
-Ну, вот такой! - в его ответе звучал вопрос.
-Педрилла? - не поняла она.
Он отшатнулся от нее, но, все-таки, продолжил разговор.
-Это что-то новое, я такого... еще не слышал.
-А он такой? - она смотрела на него так доверчиво, так наивно, что он не захотел ее обижать.
-Нет, это не так. Хотя, слово 'голубой' мне нравится больше.
-Почему? - спросила она.
-Посмотрим на это слово, видите, какое оно? - он произнес это слово по слогам.
- Го-лу-бой!
И она неожиданно для самой себя увидела это слово. Оно было все воздушное, доброе, эфемерной легкости. Марфа радостно заулыбалась.
-Нравитcя? - сердито спросил он.
-Да.
-И от чего же оно вам нравится?
-Небо голубое! - она вспомнила небо, речку и небо в речке и снова заулыбалась.
-А что еще голубое? - все еще сердился он.
-Цветы!
-Где вы видели цветы голубые? - не унимался он.
-В поле. Колокольчики!
-Сорняки? Репей?
Марфе не понравилось, что колокольчики он сравнивает с сорняками.
-Это скромные цветы, неброские, их сразу не заметишь! Очень красивые! А вам, наверное, нравится все яркое, экстравагантное, дорогое!?!
Он задумался над тем, какое ему все нравится, а она была готова с ним поссориться. Но тут подошел администратор Дворца Машиностроителей и прервал их разговор.
-Извините, - сказал администратор, - но вас уже ждут. - Он сообщил программу дня. - Сначала торжественная часть, потом концерт, потом банкет. У вас есть час свободного времени.
-А я вот тут просил женщину, чтобы она меня раздела.
-А почему вы просили ее об этом, когда я ждал вас у дверей?
-А я, может быть, хотел, чтобы меня раздела эта женщина, - он заглянул Марфе в глаза, и она неожиданно спросила:
-Почему у вас шапка такая?
Он переглянулся с администратором:
-А какая у меня должна быть шапка?
-С дыркой на макушке!
-С чем??? - недоумевал администратор.
-Ну, вот здесь, - она указала артисту на макушку, - могла бы быть дырка.
-А я, может быть, у себя самого на макушке дырку прикрываю, - улыбнулся он. - А почему вы так заинтересовались моей шапкой?
-Сейчас модно 'хвостик' через дырку в шапке выставлять. Вот здесь и вот так. - она показала, где и как модно выставлять 'хвостик'.
-Хвостик? - переспросил в замешательстве администратор. - Хвостик, по-моему, в другом месте растет. - Он подмигнул Моисееву.
-Но у вас прическа такая! - сказала она.
Он опять увидел ее глаза. Женщина смотрела вроде на него, а вроде и не на него, а куда-то сквозь него.
-А я ведь в шапке, - сообщил он ей.
-Ну, вот же, - указала она рукой на его макушку, - очень милый, светлый 'хвостик'!
Администратор закашлялся и поспешно произнес:
-Идемте, пожалуйста, отсюда поскорее!
-Хорошо, - ответил он. - Идемте! - и снял шапку, и все, кто стоял рядом, засмеялись, - такая неожиданная оказалась у него прическа: весь затылок выбрит, как у японца, и только на макушке красовался озорной веселый 'хвостик'.
А Марфа Ивановна уже не увидела и не запомнила всего, что произошло.
Это был 'транзитный' эпизод в ее жизни.
Всякое общение с людьми эта женщина воспринимала, как слепой дождик,- вроде есть и вроде нет, а в целом, и так хорошо, потому что всегда солнечно! Она всегда оставалась 'ТАБУЛА РАЗА' - чистым холстом, на котором можно было нарисовать ее портрет, каждый раз по-новому.
Он хотел улыбнуться ей на прощание, но она уже смотрела через парадные двери куда-то за площадь. Но вот теперь они снова встретились и снова в дверях, и снова она смотрела на него так, будто общалась с кем-то через его глаза по ту сторону реальности.
Его насторожил этот взгляд, он подумал :
'Врешь! Ты просто моя фанатка и хорошая актриса!"
-Вы были на моих концертах! - заявил он.
-У меня нет времени и денег на концерты! - возразила она.
- А сколько, по-вашему, стоит билет на мои концерты?
-Долларов двадцать или сто.
-Почему вы думаете, что сто? - он разглядывал ее как сувенир на рождественской елке.
Она не ответила.
-Тогда, где? - потребовал он ответа. - Где мы с тобой виделись?
-Нигде!
-Нигде?
-Никогда!
-Чувствуешь, слово-то какое? НИКОГДА?
Ее насторожило и испугало это слово. Ей показалось, этот мужчина мог материализовать любое слово, любой звук, цвет, движение души! Мог потрогать все это руками, пощупать, перебросить с ладони на ладонь, продемонстрировать, словно видеозапись, опробовать на вкус. Заставить других прочувствовать вместе с ним и увидеть все это его глазами.
-Ну и по каким приметам вы меня узнали? - взгляд его стал лукавым, обольстительным. Она ощутила идущую от него волну веселья и радости, ей показалось, кто-то, совсем рядом, проскандировал ответ: 'По идущим в школу детям городов и деревень!
Она оглянулась, увидела двух парней, похожих на близнецов, с черными, до плеч волосами.
'Из группы Моисеева! - отметила про себя и снова ощутила эфемерность, нереальность происходящего.
- Вы, что же это, разбросали по городам и весям своих детей? В каждом городе и в каждой деревне оставили по ребенку?'
-Весям? Весной? Вы хотите сказать, я оставил здесь своего ребенка?
- Весям, означает по деревням! - возмутилась она.
-Я никогда не был в деревне! - с сожалением произнес он, пытаясь разобраться, к чему она все это говорит.
-Вы спросили, по каким приметам я вас узнала? А ваши мальчики, - она кивнула в сторону 'хвостатых' близнецов, - ответили: 'По идущим в школу детям городов и деревень!'
Он рассмеялся:
-Но как вы догадались, что эти мальчики мои? На них-то это не написано! И потом, они сейчас ничего не говорили! - он ожидал, как она поступит дальше. А у нее от волнения дыхание перехватило, ей показалось, она теряет сознание и сейчас упадет! Все вокруг закружилось, завертелось и снова зазвенели рождественские бубенчики. Она схватилась руками за его свитер и не отпускала. И сразу подбежали его мальчики, они хотели оторвать Марфу Ивановну от артиста, но он взглядом приказал им: 'Не тревожить!' - и как-то очень ласково, очень нежно взглянул на Марфу.
-Простите, - испуганно проговорила она. - У меня закружилась голова.
-Я знаю, - ответил он. - Я все про тебя знаю.
Происходило то, чего она не понимала, и в чем не давала себе отчета. А потому решила немедленно уйти из Дворца Машиностроителей и забыть о том, что с ней приключилось. Подалась было к дверям, но он встал у нее на пути и почти сдвинул куда-то в коридор. Бесцеремонно и требовательно рассматривал ее. Его взгляд пробирался куда-то ей под свитерок, останавливался на ее на губах и возвращался к ее глазам. Она отвернулась, подумала, что так он испепелит ее взглядом, испепелит всю, без остатка, а пепел развеет над городом, и в каждой пылинке этого пепла будет пульсировать ее любовь.
-Давай, убежим! Бог с ним, с концертом! - потребовал он.
-Куда? - удивилась она.
-Неважно куда!
-Но зачем?
Зачем было куда-то убегать, если через пять минут они разбегутся, каждый в свою жизнь?!
-Ты бы ушла со мной, если бы знала зачем? Тебе платят за это?
-За поздравление? - не поняла Марфа - Это моя работа.
-Эх ты, учителька, - вздохнул он. - Видно, плохо ты в школе училась. Ты была плохой ученицей.
-Неправда, - возразила она. - Я была одной из первых учениц!
Он передразнил ее: 'Я была первой ученицей!' - повернулся к ней спиной и стал одним из толпившихся у сцены людей - не смотрел на Марфу, не подходил, не обращал на нее никакого внимания.
"Хам какой - то!" - Марфа обрадовалась тому, что ее реальность, ее восприятие жизни вернулись к ней. Она стала слышать, видеть, ощущать и понимать себя, радостно улыбалась всему свету, так как снова стала самой собой - заместителем директора средней школы, железной леди, стойким оловянным солдатиком.
Но он опять подошел и заглянул в глаза, и опять она почувствовала, что попадает в поле его магического обаяния.
Она тяжело вздохнула и старалась не смотреть в его дурманящие душу глаза, - только так она могла защититься от этого человека.
-Где твой муж? - спросил он. - Здесь? Где он?
-Бывший муж живет в Москве. У меня нет мужа.
-Ничего бывшего не бывает. Ни в этой жизни, ни в прошлой, раз уж ты так за прошлое держишься.
-Но он бывший муж! - настаивала Марфа.
-Все, что было в прошлом, всегда идет рядом или за нами.
Она не понимала, к чему он все это говорит.
-Ну, вот, к примеру, - объяснял он ей,- как про тебя говорят со стороны твоего мужа? Они говорят так: она жена..., - он подал ей реплику. - Чья ты жена? Как зовут твоего мужа? Кто он по профессии?
-Дмитрий Борисович Бессонов. Режиссер.
-Вот! - продолжал он ее воспитывать. - Ты жена Дмитрия Борисовича Бессонова, театрального режиссера, - и смотрел на нее так, будто хотел сказать: 'Вот и я теперь про тебя кое-что знаю, а то все неизвестная, да неизвестная...'
Она смутилась. Он перехватил ее смущение, перебросил с ладони на ладонь и вернул ей обратно.
-Так вот где, оказывается, театральные режиссеры держат своих жен! - вероятно, ему казалось, что театральные режиссеры отправляют своих жен в ссылку? -Это твои дети? - он указал на ее второклассников. - Где твои дети? С кем они сейчас?
-Сын сейчас у бабушки в Минске.
-Муж в Москве, сын в Минске, а тебя что сюда занесло?
Она не ответила. Тогда он подошел к Агнессе Львовне и тихо спросил: 'Она живет одна?'
-Да, - ответила Агнесса Львовна.
-Совсем-совсем одна? - переспросил он, оглядываясь на Марфу, будто каждый, кому вздумается, мог обидеть ее. А она, вот такая беззащитная, стоит сейчас перед ним и некому ее пожалеть.
-Многие так живут, - вздохнула Агнесса Львовна, вспомнив про свою одинокую жизнь. - А вас что сюда занесло, на юбилей?
-Случайность.
- Вот и ее сюда случайность занесла! - сообщила Агнесса Львовна.
-А случайность на случайность дают что? - спросил он у Агнессы Львовны, - и сам себе ответил, - а случайность на случайность дают событие. К тому же, рождественские дни, пятница.
Марфа подумала, что он суеверен и переспросила: 'Какая пятница?"
-Стра-а-а-шная пятница, - ласково ответил он и снова закружил, завертел ее своим взглядом.
Марфа отвернулась. Но он подошел с той стороны, куда она смотрела.
-Скажи, твой муж до Москвы работал здесь? - постучал каблуком в пол. - В этом театре?
-Это не театр. Это Дворец.
-А ты в нем принцесса?
-Я не принцесса. Я работаю в школе.
-А вы щелкунчик! - вмешалась в разговор Агнесса Львовна.
-А вы орешек! - отпарировал он ей. - Знаем мы такие орешки! - он подхватил Марфу Ивановну под локоть и вывел из холла подальше от посторонних глаз. Марфа хотела возмутиться, но не успела.
-Согласитесь, - сказал он, - здесь гораздо спокойнее, чем там, в суматохе, когда об вас все толкаются и мешают разговаривать. Какие нахалы!
-Да! - согласилась она. - Нахалы! - хотела вернуться к своим второклассникам, но он не пропустил ее:
-И вы теперь не признаете театр, потому что обиделись на театр? - он наступал на Марфу так, что она поднималась все вверх и вверх по лестнице. dd> -В нашем театре сейчас безвластие и безвременье, это сказывается на постановках, - она подумала, что пора бы уже и рассердиться на этого мужчину, но не рассердилась. На него невозможно было сердиться. Он озорничал и проказничал, словно ребенок. Был прост и доступен в общении, весь светился радостью, и это уравновешивало их отношения.
-А где ты обычно сидишь в зале? - поинтересовался он.
-Не все ли равно, где я сижу? - не захотела отвечать Марфа. - Обычно я сижу где-нибудь сзади!
-Ох! - воскликнул он. - Как сказано! - и поморщился, как от кислого яблока и повторил как стишок, - А где ты сидишь в зале? А я сижу в заде!
-Я сказала сзади, а не в заде!
-Так ты любишь сзади, а спереди сидеть не любишь?
-Впереди сидеть я не люблю, - начала было она, но заметив его нахальный взгляд, возмутилась. - Не хамите мне!
Он развел руками: 'Ну что вы? Ну, как можно?'
Теперь он смотрел на Марфу Ивановну и думал:
- Да она никакая! Некрасивая! Смешная! Вот какая!' - и это его радовало, и он готов был спеть ей песенку про каких-то девчонок, которые сидят по домам, как камешки, и ничего в жизни не смыслят! - но она снова разгадала его мысли.
Ему показалось, она подсматривает за ним, подслушивает его мысли, различает мелодии и слова песен, которые постоянно вертелись в его голове.
-Ты не зритель, - заявил он. - Ты наблюдатель.
-Как это?
-Ты наблюдаешь, правильно ли актер играет свою роль, как режиссер выстраивает свой спектакль, соответствуют ли декорации и свет задуманному.
-А как надо смотреть? - не понимала она.
-Надо просто смотреть и слушать и получать от этого удовольствие.
-Расслабиться, когда тебя насилуют?
-С такими, как ты, наблюдателями, трудно общаться, трудно работать, - вздохнул он, - а сегодня на концерт, думаю, придут одни наблюдатели. - Он почувствовал себя неуютно и сожалел, что поделился с этой женщиной своими опасениями.
Она не ответила. У нее были свои мерки по отношению к искусству.
-Ну, и какой режиссер тебе нравится сейчас? - спросил он мрачно.
-Тарковский! - ответила она, но ей хотелось ответить. - Этот режиссер - вы.
-У, ностальжи! - недовольно протянул он.
'Ностальжи' было сказано про Марфу, и она обиделась за себя и за Тарковского.
-Кто тебе подсказал фильмы Тарковского посмотреть? - взгляд его был ироничным, тон насмешливым.
-Сама как-то определилась в своем выборе. Смотрела-смотрела разные фильмы и выбрала для себя Тарковского, Филлини, Бергмана.
-А после них тебе все неинтересно! Назови хотя бы две этикетки его фильмов. Понимаешь, о чем я говорю? Ну, вот, к примеру, к фильмам 'Ностальгия' и 'Жертвоприношение'.
-Свеча в руке и Дерево.
-Чему тебя Тарковский научил?
-Не научил. Заставил. Заставил по-иному смотреть на такие понятия, как жизнь, смерть, душа. Объяснил суть этих явлений. Раскрыл понятие святости, трагедии раздвоенности плотского и духовного, объяснил, что самым мучительным пороком является гордыня от иллюзии, что человек независим и ему ничто не угрожает.
Он смотрел на нее, как на послушную ученицу, а она оживилась, стала говорить еще что-то о своем понимании жизни, о душе, о святости, о сыне, о маме.
Он почти не слушал, о чем она говорила, так как знал все, что она могла сказать, он просто смотрел на нее, просто радовался, а глаза его по-прежнему говорили : 'Давай убежим!'
Она вздохнула. Стала смотреть в окно. Он прислонился к стене и тоже стал смотреть в окно - вроде на небо, а вроде и не на небо, а куда-то дальше и выше неба... И они стояли так довольно долго, слегка соприкоснувшись рукавами.
Но вот он стал тихо-тихо что-то нашептывать, и она не сразу поняла, так тихо он говорил - это были стихи:
На свете все переменилось,
Даже простые вещи- Таз, кувшин, вода...
Когда стояла между нами, Как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда...
Пред нами расступались миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги.
И птицам было с нами по дороге.
И рыба подымалась по реке,
И небо развернулось пред глазами,
Когда судьба по следу шла за нами,
как сумасшедший с бритвою в руке. Хорошо, что ты не была знакома с Тарковским, - пошутил он, - иначе он забрал бы тебя с собой, и я бы тебя уже не встретил.
-Знаешь, - поделилась Марфа своим секретом, она впервые говорила ему 'ты'. - Тарковский, когда тяжело заболел, тоже спал с Библией в руках.
-Тоже? Ты тоже спишь с Библией в руках?
-Иногда помогает, - улыбнулась она.
-У тебя, наверное, вся комнатка в иконках. И в церковь ты ходишь в платочке.
-У меня только две святые иконки! - почему-то оправдывалась Марфа. - Мне их мама подарила.
-Только две иконки? - он повторил ее слова 'иконки' и 'мама', казалось, подержал эти слова в ладонях и как-то очень бережно, очень трогательно вернул ей обратно. - Почему ты такая?
-Какая такая?
Его глаза пели и смеялись и закручивали ее в какой-то танец. Лестничная площадка, на которой они стояли, была вся соткана из солнечных бликов, рекламных огоньков, теней и звуков, проникающих в здание через окна. И эти свет и тени вели между собой свою игру, появлялись над головой каруселью, уходили под ноги, забегали за спину и снова возникали впереди...
Но вот он задумался о чем-то очень болезненном и печальном. Может, эта встреча напомнила ему о прошлом, о тех проблемах, которые волновали его теперь?
- Почему ты ушла от мужа? Тебе было с ним неуютно?
- Мы не любили друг друга. Как говорит моя мама, мой муж был просто ЗОМБИ! Какой-то зомбированный тип!
Он передразнил ее:
-Как говорит твоя мама!- и хотел спросить - А что ты сама про своего мужа знаешь? - но вдруг ощутил слово ЗОМБИ, испугался за Марфу. - Зомби? Ты жила с Зомби? - в его глазах мелькнули смятение и страх. Потом он оценил, что Марфа жива и невредима и вот сейчас стоит перед ним и что-то лепечет своим милым голоском. -Твой Зомби был голубой?
-Нет. Он не был голубым. Он был такой, какой есть.
-А если бы был голубым, ты бы от него ушла?
-Нет. Если бы любила.
-Если бы любила? - переспросил он.
-Мужчина - не моя собственность! Он ничего не должен мне за мою любовь.
-Значит, ты допускаешь определенную свободу выбора для каждого человека?
-Конечно.
-Я спрашиваю об определенных свободах.
-Каждый вправе выбирать то, что ему нужно в жизни.
-Как ты считаешь, ВЕРНОСТЬ - чувство врожденное?
-Приобретенное. Если человек любит, он верен.
-А если любишь, не изменяешь? И никогда не изменяла?
-Однажды, - горестно вздохнула Марфа, вспомнив о чем-то печальном, - я бросилась в омут с головой от отчаяния, узнав, что любимый человек уходит... Навсегда уходит.
-Тебе было так больно? - спросил с таким участием, что Марфе стало жаль себя.
Она не ответила - не захотела возвращаться в свое прошлое.
-И как последействие? Не стало хуже?
-Я спаслась.
- Спаслась, уйдя в омут с головой?
Она подумала о том, что у каждого ОМУТ свой, и как бы прогулялась рядом с его омутом, как бы слегка коснулась его омута, но проникать туда не захотела, а только устрашилась бездны чувств, в которой так одиноко и горестно бьется его душа. Марфа улыбнулась ему так по-доброму, так по-домашнему, что им обоим стало тепло и уютно. Но он опять стал ее расспрашивать:
-И кто твой мужчина сейчас?
-У меня нет мужчины, - ответила Марфа, и он подумал, что она солгала ему. А она подумала о том, что в ее жизни нет никого, кто бы заполонил ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Как же ты живешь без мужчины? Как Маша Распутина? - и тут же пояснил. - Это Маши не касается, просто по аналогии с фамилией.
-Знаете такие стихи : 'Приду домой и сразу упаду!'
-Упаду с кем?
-Упаду от усталости! Устаю так, что ничего от жизни не хочется!
-Тебе не хочется жить?
-Я сказала, мне ничего не хочется от жизни.
- Это одно и то же. Уходи немедленно с этой работы.
-Но у меня нет другого образования! Разве я могу работать где-то еще?
-Переучивайся! - взорвался он. - Я учусь и переучиваюсь всю свою жизнь! Если человек этого не делает, то превращается в...- он не сказал, в кого превращается человек, который не учится всю свою жизнь, не захотел обижать Марфу, которая явно не понимала, для чего ей нужно переучиваться и не хотела этого делать. -Моя работа, - объяснял он - Это моя жизнь! Я работаю по пятнадцать, шестнадцать часов в сутки! Вечные переезды, гостиницы, концерты, съемки на телевидении, репетиции до изнеможения! Но знаешь, - он заглянул Марфе в глаза. - Мне это нравится! Конечно, приходится от многого отказываться - у меня нет времени на то, чтобы просто расслабиться, поразмышлять, просто поваляться в постели. Нет времени на то, чтобы вдоволь пообщаться с близкими людьми. Но это ПЛАТА за то, чтобы осуществлять мои самые безумные проекты и воплощать их потом на сцене.
Ты говоришь, твоя работа вампирит тебя? А я вампирю свою работу: чем больше я работаю, тем больший заряд энергии получаю. И знаешь, о чем я сожалею больше всего? О том, что в сутках только двадцать четыре часа, и я не успею сделать все, что задумал!
-Не путайте СУДЬБУ с ПРОФЕССИЕЙ! - ответила Марфа, сообразив вдруг, как истово, как самозабвенно этот человек трудился. Как безоглядно, по-рыцарски, вел себя в простом общении, и каким жестким непримиримым становился, когда речь заходила о его творчестве.
-Скажите, - прервал он ее размышления, - а что вы делаете по вечерам, лежа "в" или лежа "на"? Где вы спите?
-В постели! - удивилась Марфа.
- Я знаю! Вы читаете! - он посмотрел на нее с сожалением. - Нет! Вы не читаете! Вы листаете журналы, курите папироски, пьете кофе.
-Я не пью кофе, предпочитаю молоко.
-Предпочитаете что? - переспросил он.
-Предпочитаю все, что вкусно, а все что вкусно - дорого! Поэтому не предпочитаю ничего! Но, когда замерзну или получу стресс, пью спирт!
- Вы говорите о стрессах, как о зарплате! - его всего передернуло от мысли, что Марфа Ивановна по вечерам и по праздникам, лежа в постели, пьет спирт. - А что, так холодно и голодно в вашей квартире, что вы все время под одеялом и пьете спирт?!
- Как в блокадном Ленинграде! - не задумываясь, ответила она, и он оттолкнул ее от себя взглядом, разве можно так шутить?
Марфа вдруг увидела Ленинград военных лет. В ее сознании отпечаталась картина каких-то улиц, каких-то серых зданий. Окна домов, заклеенные крест-накрест, бумажными лентами. Черный от копоти снег. Вереницы голодных, измученных людей. Куда они все идут? Почему идут так медленно? Почему они все идут за водой, а не за хлебом? Почему за водой? И снова услышала его голос:
-А по каким признакам вы узнаете стресс? Руки дрожат???
Марфа обиделась.
-Руки не дрожат! Состояние такое, будто я неделю плакала!
-А плачете вы только тогда, когда что-то НЕ ПОЛУЧАЕТЕ???
- Неправда! - она пыталась объяснить ему себя. - Во мне тогда все дрожит! Каждая частичка меня дрожит!
-А!!! - сказал он пренебрежительным тоном. - Вы вся ДРЕБЕЖЖИТЕ!!! - слово дребезжите произнес с московским выговором. - Примете рюмку и ДРЕБЕЖЖИТЕ!
-Ну, знаете! - разозлилась Марфа. - Вы прямо какой-то!!! Вы какой-то!!! Вы тип какой-то!!!
-Ну, вот такой я! - заявил он. - Моисеевская порода!
-Ага! - согласилась она. - Моисеев и Горе!
-Наконец-то вы меня узнали! - улыбнулся он.
-Знаете, - сообщила вдруг Марфа, - когда мы разбегались с мужем, сын вывесил в детской комнатке ваш портрет. Все удивлялись, зачем он это сделал, а я привыкла к этому портрету. Вот почему сегодня вы показались мне знакомым.
-А портрет был в траурной рамке? - спросил он. Глаза стали бесконечно грустными.
-Вы там очень красивый! - успокоила она его. - Весь в черном.
-Я красивый? - удивился он, потом щелкнул каблуками, как гусар, и поклонился ей. - А так я вам не нравлюсь? - и потрепал себя по светлому загривку. - Как вам моя новая прическа?
Марфа удивленно подумала о том, что она и не заметила, какая у него прическа, как он вообще выглядит. Она видела только его глаза, на которые летела, как мотылек на ярко зажженную лампу.
Он глубоко вдохнул в себя воздух и, не отдавая себе отчета в том, что делает, поцеловал Марфу Ивановну куда-то в щеку.
И сразу зазвенели рождественские бубенчики, и все вокруг Марфы закружилось, завертелось, как в калейдоскопе : пол, потолок, окно...Она схватилась руками за его свитер, боясь только одного, что вот сейчас земля уйдет у нее из-под ног, и она, Марфа, останется где-то в невесомости, где-то между небом и землей...
Он легонько отстранил ее руки от себя, сильно сжав при этом за локти, и слегка встряхнул. Сообразив, что произошло, она закрыла лицо ладонями.
Он вскинул руки вверх, игриво и ласково произнес: 'Я не дерусь!'
Ей было неловко и стыдно. Он же, взяв ее за плечи, еще раз легонько встряхнул и спросил:
-Я тебе нравлюсь?
-Разве вы можете не нравиться? Ваши песни, ваши шоу...
-Которых ты никогда не видела и не слышала! - перебил ее он. Потом ткнул себя пальцем в грудь и спросил по слогам, как спрашивают у иностранцев, не понимающих русский язык. - Я те-бе нрав-люсь?
-Да! - на одном выдохе ответила Марфа.
И тут же возникла пауза, похоже, он задал вопрос, на который у самого ответа не было.
А Марфа подумала вдруг о том, что вот она - Марфа Ивановна, заместитель директора средней школы, железная леди, стойкий оловянный солдатик, стоит сейчас в промерзшем холле и рассказывает приезжему артисту о себе все подряд, как в поезде, случайному попутчику.
-Ты моя? - спросил он вдруг.
Она не поняла, о чем он ее спрашивает, она уже вернулась в свою реальную жизнь.
- Ты моя звездочка?
Она пожала плечами, потому что не знала, о какой звездочке он говорит.
А в это время в холл вбежала организатор праздника, взволнованная, улыбающаяся, огорченная и стала отчитывать актера, как маленького мальчика, которого вечно нужно где-то разыскивать:
"Уже давно закончилась торжественная часть. Объявлен концерт, а вас все нет! Вы даже переодеться не успели!"
-Не надо так волноваться, - успокоил он ее, - переоденусь после концерта, и, уже сбегая по ступенькам к сцене, оглянулся на Марфу. -Ты будешь моей! Ты будешь моей звездочкой!
- Я очень хочу посмотреть ваше шоу! - воскликнула она.
-Ты считаешь, что это шоу? - удивился он.
-А разве нет? А что это такое? - и вдруг увидела, как он, на глазах у собравшихся в служебном помещении людей, проделал свой фантастический трюк!
Подобно тореро, актер шел к своей РАМПЕ!
Марфе привиделся его костюм - черный, с серебристыми блестками.
Лунный, воздушный плащ с меховой опушкой изящно обхватывал его тело!
Как зачаровывающее видение, необычайное и пугающее по красоте, перед изумленной публикой предстал Человек - Бог! Человек - Дьявол! Представитель какой-то другой , мистической планеты. Гордый! Прекрасный! Недосягаемый!
Это ошеломило!!!
Он оглянулся на толпу, и возвысился над ней, потому что понимал ее грешную суть. Но в нем не было высокомерия или насмешки, а были только понимание и любовь! Он ПОДАРИЛ этой толпе свой восхитительный взгляд.
С грустью, и думая о чем-то невозможном, артист смотрел на Марфу Ивановну, а она уже слилась с толпой и вместе со всеми весело смеялась над увиденным, удивляясь таланту и изяществу артиста.
Она непроизвольно послала ему воздушный поцелуй. По его лицу пробежал гнев! Но, увидев, что этот гнев испугал Марфу, он улыбнулся ей в ответ и только взглядом ПОКАЗАЛ, что ее поцелуй - это частичка ее души, которая летит к нему, невидимая для всех, но желанная для него.
Подождав, пока ее поцелуй коснется его губ, он вдохнул этот поцелуй в себя и выпил его весь без остатка! А потом вернул Марфе свой поцелуй.
Ей показалось, она увидела легкую дымку, направляющуюся от его губ к ней. Она ощутила, как плавно и медленно его поцелуй достигает ее губ. Она слегка приоткрыла рот, и этот поцелуй вошел в нее, и она выпила его весь, без остатка!
Глаза у нее закрылись, а из сердца вырвался тихий стон.
Марфа Ивановна открыла глаза. Актер еще раз выглянул со сцены в коридорчик, улыбнулся ей на прощание и скрылся за кулисами.
Она подумала вдруг о том, что все это время находилась в каком-то гипнотическом сне. И этот сон пролетел, как один короткий миг, как яркая вспышка кометы, которая внезапно появилась над горизонтом, расколола небо на две половинки и исчезла, так же быстро, как и появилась.
Взглянув на часы, она с ужасом отметила, что с того момента, как вошла во Дворец Машиностроителей, время не сдвинулось ни на секунду. Остановились ли часы или ОСТАНОВИЛОСЬ ВРЕМЯ, она не знала и только задавала себе один и тот же вопрос - было ли все это в реальности, или только привиделось? Привиделось за один короткий миг, когда актер случайно появился в дверях и заглянул ей в глаза???
Но тут Агнесса Львовна потащила ее в зал на концерт Бориса Моисеева, и Марфе Ивановне уже некогда было поразмыслить над тем, что же такое произошло на самом деле.
Глава 3
В зале было холодно. Марфа куталась в свой цыганский платок и пыталась согреться. Она запуталась в беспокойных мыслях и машинально аплодировала артистам.
Агнесса Львовна постоянно толкала ее в бок и ядовито говорила: "Да он - гей! Гей!'
И, понимая, о чем говорит Агнесса Львовна, Марфа Ивановна еще больше куталась в платок и думала о том, что ей абсолютно все равно, гей он или не гей, она любила этого человека. Она любила его всю свою жизнь!
В Марфе уживались два существа. Вот она - Марфа Ивановна из провинциального маленького городка, который постепенно поглощал ее, делая частичкой однородной безликой толпы. И вот она - Марфа, про которую говорили, что у нее третий глаз во лбу, так точно порой она могла предугадывать события и судьбы людей, оставаясь при этом человеком деловым и серьезным, далеким от суеверия и предрассудков.
-Агнесса Львовна, - строго спросила Марфа Ивановна, - о чем со мной говорил Борис Моисеев?
- А он с вами ни о чем не разговаривал, - изумилась та.
- Но как же, ведь он и вас о чем-то спрашивал?!
Марфа испугалась. Страх заполонил все ее существо.
-Ой, спросил только, что вас занесло на этот юбилей, - рассердилась Агнесса.
- Вспомните, хоть что-нибудь из того, что произошло, - взволнованно требовала ответа Марфа. Агнессе Львовне даже как-то неловко сделалось за коллегу.
-Ничего не произошло - усмехнулась она. - Когда он сбегал по ступенькам, то чуть не сбил вас с ног, а вы все пытались схватить его за свитер, а потом вы ходили друг против друга, как два кота на масленице. А потом вы исчезли. - Агнесса Львовна задумалась над тем, куда можно было исчезнуть, вот так вот вдруг и сразу, и с любопытством взглянула на Марфу Ивановну. - Ой, да не помню я ничего! - она уставилась на сцену, всем своим видом показывая, что ей мешают смотреть концерт.
Марфа Ивановна вспомнила рождественские бубенчики... ей захотелось плакать, так неуютно и тревожно сделалось в ее душе. Она зябко куталась в платок, постепенно погружаясь в атмосферу смятения и страха. Все казалось ей нереальным, мистическим, происходящим не с ней и не в зале Дворца Машиностроителей, а на какой-то другой, воображаемой ПЛАНЕТЕ, где бродит полумесяц, звенят бубенчики, поет изящный, красивый мужчина - полубог, полудьявол, прибывший на эту грешную Землю, чтобы взглянуть на их человеческую жизнь.
Она вспомнила его глаза - ласковые, лукавые, загадочные...
Много разных людей пришли на этот праздник, среди них были те, кто жаждал ПОРОКА, желал вкусить этот порок, заполнить им свое сердце.
- Не предавайте любовь! Не делайте ошибок, - говорил он зрителям, - а они кричали, смеялись и плакали от восторга. - Я научу вас любить! Я преподам вам урок!'
Он ИСПОВЕДОВАЛСЯ в своей песне, говорил людям СВОЮ ПРАВДУ, раскрывал им великое таинство ЛЮБВИ. И в этом была загадочная самоуверенность актера, которую многие восприняли за высокомерие, но это было особое высокомерие, в котором выражалась покорность судьбе.
Марфу Ивановну потрясло это откровение. Этот ' молчаливый' разговор актера со зрителем.
Но тут Агнесса Львовна толкнула ее в бок и удивленно проговорила.
-Вы только послушайте, о чем он говорит! Игорем себя называет!
-Вас приветствует Игорь Моисеев! - звучал из-за кулис такой родной, такой знакомый голос.
В зале послышался ропот: 'Нас разыграли? Это подстава?'
-Не удивляйтесь, - говорил актер. - Сегодня у меня счастливый день. Правда. Перед началом выступления ко мне подошла женщина, которая разгадала мое имя...Это имя знают немногие , только самые дорогие и близкие мне люди...БОРЯ и ГОРЕ...Горе всегда ходило за мной по пятам , и тогда я решил отделаться от него, считая, что горе заключается в моем имени. Но вот сегодня Горе ушло! А имя осталось! Сегодня я счастлив и хочу поделиться с вами своей радостью!
Марфа удивленно воскликнула:
-Это я сказала, что мне почему-то все время хочется называть его Игорем!
-Ну, как вы не понимаете, - возмутилась Агнесса Львовна, - это шутка! А вы всему верите, прямо как маленькая! Лет-то вам уже сколько?
- Но мне почему-то все время хочется называть себя Игорем! - снова крикнул со сцены актер и закрутил концертную программу с таким очарованием, что зрители от восторга стали выпрыгивать из кресел.
Марфа Ивановна тяжело и грустно вздохнула. По залу блуждал лунный плавающий свет, перебегая с лица на лицо каждого зрителя, подчеркивая фантастичность происходящего в зале и на сцене. А со сцены струился яркий, искрящийся юмор, эфемерная легкость, будто и не люди вовсе пели танцевали, а эльфы спустились с небес и завораживали, обволакивали своей красотой и теплом, КУПАЛИ зрителей в бесконечной к ним нежности и любви, дарили им свою безудержную радость!
Она стала понимать значение и связь слов и действий, молчания и звука, танца и мелодий. В какой-то момент ей открылся громадный мир, такой знакомый уже, и тем не менее, постоянно углубляющийся до бездонности. И этот мир переселился в нее. И она знала, он будет жить в ней постоянно, даже ночью, во сне!
Но вот снова она услышала его голос.
-Где ты? - обращался к залу актер. - Где ты, звездочка моя? - Он побежал к зрителям в зал, а те тянулись к нему руками, прикасались к его одеждам, дарили ему цветы.
-Сейчас он подойдет к нашему ряду! - испуганно проговорила Марфа.
-Почему вы так думаете? - удивилась Агнесса Львовна и внимательно посмотрела на нее, а Марфа отвечала ей потерянным голосом. - Но он сказал, что я его звездочка.
- Да когда же он вам все это сказал? Когда??? - задохнулась от возмущения Агнесса Львовна.
'Я схожу с ума!' - подумала Марфа. Она стала похожа на маленького , несчастного , замерзшего котенка, который заблудился в чужом подъезде и теперь не знает, куда приткнуться. А навстречу ей бежал Борис Моисеев. Он радостно улыбался, словно они договорились встретиться здесь, в зале.
'Мне это все привиделось! - сказала себе Марфа. - Не было ничего!' - она стала смотреть мимо актера куда-то в первые ряды, только бы не смотреть в его обольстительные глаза!
Актер перестал петь. Звучали одни хоры. Он был одет в лунный черный костюм. Серебристый воздушный плащ с меховой опушкой так изящно обхватывал его тело...
-Я уже где-то видела этот костюм! - Марфа вспомнила восхитительный трюк с воздушным поцелуем. - Но тогда мне все это привиделось! А сейчас? Или сейчас мне это все ПРИВИДЕЛОСЬ? Или тогда ПРИВИДЕЛОСЬ?" - она запуталась во временных понятиях, перестала ощущать реальность и знала только одно: она столкнулась с огромной, непонятной ей силой, способной прокатиться через нее вулканом, испепелить, швырнуть в другие временные пространства, другие временные измерения, откуда обратной дороги нет!
Она перевела взгляд на зрительный зал, но весь зал, казалось, смотрел только на нее, и некуда было спрятаться от этих любопытных глаз. Она охнула, закрыла лицо руками, опустила голову.
Актер остановился рядом с Марфой и смотрел на нее как на маленького котенка и ласково и нежно, и глаза его были такими печальными.
Фонограмма закончилась. Он не уходил на сцену. Фонограмму включили снова. Он не пел. Зрители удивленно переговаривались: "Что он делает? Почему не поет? Что происходит?".
Теперь они смотрели друг другу в глаза так, словно взялись соревноваться, кто кого пересмотрит. Глаза Марфы сделались холодными и злыми: "Давай, смотри! Я не боюсь тебя!". И он принял этот вызов и безотрывно смотрел ей в глаза.
На миг ей показалось, что это вовсе и не он, а тот другой, кому она бесконечно доверяла и кого любила, стоит напротив и смотрит ей в глаза.
Марфа перестала видеть и слышать, и только ощущала у себя в груди бешеный поток воздуха, который закручивался в вихрь справа налево, прямо через сердце, а вместе с потоком воздуха в нее ужом вползало что-то холодное, ясно осязаемое, непонятное, а потому вызывающее леденящий ужас.
Остатками сознания она хваталась за жизнь, которая, уходила от нее, увлекая за собой в беспросветную тьму.
-Господи! - выкрикнула Марфа. - Господи! Да он же Дьявол!
-Что вы сказали? - переспросил мужчина, сидевший рядом.
-Он - нечистая сила! - вымолвила она чуть слышно и все повторяла про себя забытые бабушкины заклинания: 'Изыди, изыди, изыди...'
-Нечистик? - усмехнулся мужчина. - Красок с себя не смывает? - И тут же сказал артисту. - По-моему, она приняла тебя за Мессию, Борис, - и снова уставился на Марфу, пытаясь понять, что же, все-таки , такое с ней происходит, но, увидев ее глаза, вжался от страха в кресло, будто она, Марфа , могла сотворить сейчас все, что ей вздумается, все, что взбредет в голову. Взлетит, к примеру, к потолку и сбросит оттуда, что ни попадя. Начнет метаться над залом, разобьет вдребезги все их фонарики, лампочки, прожектора, изувечит всю их аппаратуру и станет ХОХОТАТЬ над обезумевшими от страха людьми и размахивать своим цыганским платком! Потом подхватит Моисеева и унесется вместе с ним куда-то ввысь, к небу, куда-то прямо к голубой луне, откуда они оба когда-то на этот грешный свет явились!
Марфа хотела запомнить лицо человека, с которым столкнула ее судьба, но увидела лишь отчужденный взгляд, который проплыл у всех над головами, скользнул по лицам людей, ни на одном не задержался, а уперся куда-то в стену.
Грустно качая головой, будто лаская взглядом маленького котенка, и как бы за что-то Марфе в отместку он произнес:
- Нет ее, моей звездочки! Не нашел я ее!
На сцену он вернулся измученный, словно какой-то вампир отобрал всю его энергию, словно случилось что-то страшное в его жизни, и он никак не может справиться со своей печалью. Но надо было продолжать концерт.
-Ты хочешь спастись? - спрашивал он. - Но нельзя любить наполовину. Половинчатой любви не бывает.
Закончив песню, он просто стоял на сцене, просто молчал, и зрители молчали, притихшие и взволнованные.
Но вот кто-то закричал: ' Голубую луну! Голубую луну!!!'.
Мужчины вскочили с мест. Девицы размахивали руками и свистели от восторга. Актер снова стал сказочно обольстительным, но смотрел на всех так, будто осуждал за желание окунуться в порок, за желание увидеть его, гея, во всей красе.
- Хотите голубую луну? - спросил тоном вроде этого : ' Ах, вы хотите порока, сладострастия, безумия голубых ночей? Ну нате вам! Получайте!'
Он медленно расстегнул рубашку и повел плечами, вызывая бурю восторга у мужчин и женщин , которые подбегали к сцене и дарили ему цветы. Он пел, а все танцевали и пели вместе с ним, и голос его уносился куда-то в поднебесье и потом возвращался обратно, будоража умы и фантазию зрителей.
После 'Луны он решил свернуть концерт и, пошутив, что ему негде ночевать, спросил, кто может пригласить его к себе на ночлег.
Зал замолчал. Каждый спрятался в свою скорлупу. Каждый, кто только что кричал от восторга, осудил актера за его шутку.
Теперь на него смотрели не зрители. Это были НАБЛЮДАТЕЛИ, которые чувствовали свое превосходство над актером, любили и лелеяли это превосходство.
Марфа подумала о том, каково ему сейчас стоять одному на сцене под обстрелом осуждающих, жестоких глаз. Она предложила Агнессе Львовне и сидевшему рядом с ней мужчине поднять руки за актера, за его творчество:
-Он ведь играет со всеми! Это просто игра! Он хочет сказать: 'Вот я вам пел, и если я вам понравился, то поднимите руки!'
Мужчина усмехнулся и спросил:
-Значит, надо поднять руки тем, кому он понравился?
- Тем, кому понравилось его творчество! Это то же самое, если бы у вас спросили: 'Кто пойдет со мной в поход?'
-Но он вас не в поход приглашает!
-Ну, как вы не понимаете, - разволновалась Марфа. - Все, что он делает на сцене, называется психологическими играми.
-Так вы психолог, - снова усмехнулся мужчина.
-Нет. Я не психолог. Я замдиректора.
-О! - сказал мужчина, - кого наш Борис себе в звезды выбирает! Ну, если вам так хочется поднять руку, поднимите! Кто вам мешает?
-Ну, как это? Я все-таки женщина.
-Ага! - не унимался мужчина, - секрет в том, а что люди подумают? Но вы хоть рукой ему помашите, он так для вас здесь всех старался!
Марфа подняла руку и помахала рукой. Актер тоже помахал ей в ответ. Весь зал обернулся и уставился на Марфу. Она хотела опустить руку, но у нее это не получилось, рука, словно зависла в воздухе.
-Это ужасно, это ужасно! - повторяла она.
-Что ужасно? - удивился мужчина.
-Я не могу опустить руку! Она как будто к нему приклеилась!- на Марфу обрушилась вселенская печаль и слезы потекли из глаз.
-Как магнитом? - переспросил мужчина.
-Да, -ответила она и опустила руку и прижала к сердцу.
-Связь!- оторопело произнес мужчина. - Скажите, вы где-нибудь, когда-нибудь встречались с ним? Вы о чем-нибудь разговаривали?
Марфа почувствовала угрозу в словах мужчины, направленную в адрес актера и забеспокоилась за него, запереживала.
И снова вселенская печаль обожгла ей душу.
-Нет. Я впервые его вижу. Я здесь случайно.
А актер повторил свою просьбу: 'Прошу еще раз поднять руку того человека, который только что это сделал!'
Весь зал обернулся и уставился на Марфу.
Марфа не подняла руку, а только прижимала ее все сильнее и сильнее к сердцу.
Актер долго смотрел в зал, потом обратился к директору машиностроительного завода.
- Дмитрий Васильевич, вы пригласили меня на юбилей завода. А теперь пригласите меня к себе ночевать. Я буду хорошей девочкой. Тонкой-тонкой, картонной девочкой!
Зал взорвался от хохота. Все сразу уставились на директора завода, заподозрив того в неладном. А с первых рядов министры погрозили Моисееву пальчиками: ' Бо-о-о-рис! Начальники таких шуток не по-ни-ма-ют!'
Зрители не могли угомониться от хохота... Он же повернулся к ним спиной, показав, таким образом, что свое отработал, и концерт окончен. Подарил все свои цветы ведущей юбилея, назвав ее самой красивой ведущей из всех ведущих, которых он когда-либо встречал и ушел со сцены.
Напрасно зрители скандировали: "Бо-ря!Бо-ря!". Напрасно кричали :"Бис!БиС!"- на сцену он так и не вышел.
Глава 4
После концерта Марфа Ивановна на банкет не осталась, посчитав, что и без того на сегодняшний день ей удовольствий достаточно!
Она выбежала из Дворца Машиностроителей, остановила такси.
Приехав домой, позвонила своему просто-другу-Юрику. Сказала о том, что хочет пить, курить и плакать, а на улице холодно и некому сходить за сигаретами.
Юрик послушно принес сигареты.
Разбавив спирт один к одному водой, они решили 'по чуть-чуть по чуть-чуть' выпить и 'побазарить' о том о сем.
Марфе впервые в жизни захотелось напиться и забыть обо всем, что с ней приключилось.
Выпив по "маленькой" и закусив жареной картошечкой, они стали громко разговаривать и смеяться без умолку. Но тут раздался телефонный звонок.
- Алло! - сказала Марфа и услышала знакомый голос.
-Здравствуйте. Борис Моисеев.
-Кто??? - почему-то не поверила Марфа.
Подождав немного, он повторил: "Это Борис, ну вы еще меня с Игорем перепутали, - и поспешно добавил - Моисеев".
-А!!! - сказала Марфа, испытав вдруг обиду за все, что с ней произошло на концерте, когда она крестилась и повторяла про себя: 'Изыди, изыди, изыди...'. - Это вы. Тот самый Борис, который Игорь, который... - ее голос показался ей самой до неузнаваемости противным.
На другом конце провода повисла тишина.
-Алло, - дунула она в трубку, - почему же вы молчите? - и вдруг поняла, ему совершенно нечего ей сказать, а еще подумала, что это кто-то ее разыгрывает.
- Кто там звонит? - тоном заступника рявкнул Юрик. - Пошли ты его ко всем чертям!
-Придурок какой-то звонит! - рявкнула ему в тон Марфа. - Хватит придуриваться, кто это?
Он по-прежнему молчал, но не положил трубку. И она трубку не положила. И так в молчании прошла минута - две? Марфе показалось, что прошла целая вечность. Но вот она услышала голос не то раненого зверя, не то самого Дьявола:
- Я приду...???
Она вздрогнула. Ей показалось, он смеялся над собой, над ней, над всем светом и швырял свой смех куда-то в преисподнюю. В мыслях прокрутились какие-то слова из его песен о том, что он войдет в ее сны, и она уже никогда-никогда не забудет о нем.
-Ну и приходи! Приходи! - закричала ведьмарским голосом. - Если знаешь номер телефона, значит, знаешь и адрес! Приходи! Я жду тебя! - она швырнула трубку и опустилась на стул.
-Случилось. Сегодня я получила зарплату и стресс. - Марфа улыбнулась, вспомнив слова Моисеева о том, что стрессы она получает, как зарплату.
-Что с тобой происходит?
-Ничего. Я полюбила.
-И кого же?
-Игоря. Ой, нет, Бориса Моисеева.
-Вот, дура!
-А почему бы нет? Почему нельзя???
-Да пошла ты к черту!- рассердилась соседка и бросила трубку.
А Марфа вдруг принялась хохотать и хохотала без умолку.
-Ну ты, Марфа, у нас дальтоник, - сказал Юрик, - надо же. А я сразу не заприметил. - Он стал убирать со стола и мыть посуду. - Лучше кофе пить по чуть-чуть. Здоровее будет.
- Я не пью кофе, - ответила Марфа. - Предпочитаю молоко. - Она уже не смеялась, а смотрела в окно, куда-то на голубую луну.
А тут в подъезд примчалась чья-то разудалая, веселая компания. И эта компания поднималась с площадки на площадку, разыскивая чью-то квартиру.
-Ты не понимаешь? - сказала она. - Ты не понимаешь!
Юрик замолчал и уставился на дверь. А за дверью происходило вот что: кто-то взбежал с седьмого этажа на восьмой со словами: "Ну, где же, наконец, эта квартира? А! Вот она! 138 ! - на цифре 8 голос вдруг осекся, и как-то жалобно и грустно, будто лаская белого котенка, произнес. - Нет нигде этой квартиры. Не нашел я ее". А рядом чей-то веселый женский голос подсказывал, что между 138 и 136 квартирами есть та квартира, которую они ищут.
-Квартира без номера?
-Боже, - прошептала Марфа, - без номера - это моя квартира. Она испуганно посмотрела на Юрика, потом на дверь. А там, за дверью, стоял человек, который ворвался в ее жизнь и разместился в ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Вот она, квартира без номера! Женщина без адреса! - с театральным пафосом произнес такой знакомый и такой родной голос.
Марфа смотрела на дверь в ожидании, что будет дальше. Она не встала с места и дверь не открыла.
-Ну, и что это будет, если мы войдем? - спросил он.
-Шли и зашли! - засмеялась какая-то девушка. - Что тут такого, зашли на огонек!
-Думаю, если ты войдешь, это будет ЧТО-ТО! - ответил ему мужчина, и в голосе у него прозвучали нотки зависти и злости. - Что ты творишь?
За дверью повисла тишина. Все ожидали, как поступит ОН. А он вдруг сорвался с места и побежал вниз по лестнице, а за ним побежал и мужчина. И только девушка крикнула им вслед: " Э, а лифт?" - она вошла в лифт и, напевая какую-то веселую песенку, поехала на первый этаж.
-"Я любовь свою оставил у порога...", - сказал Юрик.
-Можно я у тебя посплю? Я за рулем. Не могу вести машину.
-Только, чур, не приставать! А то драться буду!
-Хорошо, хорошо, - ответил Юрик и тут же попытался поприставать к Марфе, но она уже стояла со сковородкой в руках:
-Щас как тресну по балде сковородкой! Пошел вон!
Юрик отлично знал эту белую ворону, этот синий чулок, эту эгоистку, которая никого не любит и не умеет любить, и не хочет никого любить, а все время ждет кого-то, кого и сама не знает.
Он послушно пошел в другую комнату. Лег и уснул.
В эту ночь Марфе Ивановне приснился Борис Моисеев. Он вошел в ее сон, вошел в ее мозг, в ее сознание, в ее кровь, в ее плоть. Он не прикасался к ней и только взглядом ласкал ее, жалел ее, любил ее. И она пропускала его ласки через свое сердце и возвращала ему обратно. А глаза его говорили: "Помни меня."
Утром в спальню к Марфеньке постучался Юрик.
-Я уже трезвый! - сообщил он.
-Зато я на всю жизнь пьяна! - ответила Марфа.
-Как же ты будешь жить теперь, такая пьяная? - спросил огорченно Юрик и поплелся к себе домой.
Глава 5
Марфа стала для городка коронным номером.
-Вон звезда Моисеева пошла! - шушкались про нее незнакомые люди. Они весело смеялись, а иногда обступали плотным кольцом и смотрели как-то гаденько и пошло.
А она говорила им, как привязавшимся случайно по дороге собакам и кошкам:
-Где! Где Звезда??? - и они отходили, пристыженные, или хохотали вслед: "Николаев так тот за ночь Дедом Морозом пятнадцать тыщ баксов берет! А ты Моисееву сколько заплатила???"
-Ты становишься знаменитостью! - пошутил как-то Юрик и почему-то спросил. - Скажи, я тогда напился до чертиков, или он все-таки приходил?
-А был ли мальчик? - ответила она вопросом на вопрос.
-Разве он мальчик? - возразил Юрик. - Он девочка.
-Ах, отстань ты от меня , Юрик! - попросила Марфа. - Не хочу тебя слушать!
Она все чаще стала задумываться над своей жизнью, стала видеть в ярких красках : закаты, рассветы, снег, деревья, небо, людей...Ее все удивляло и радовало. А однажды она пошла в музыкальный киоск и купила там диск с записями песен Бориса Моисеева. Она хотела понять, с каким явлением в своей жизни столкнулась. Она хотела понять, кто он - этот человек, заставивший ее жить по-другому, по-новому!
Увидев на диске его фотографию, Марфа удивленно воскликнула:
- Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!
Продавщица рассмеялась.
-Почему вы смеетесь? - спросила Марфа.
-Вы сказали: " Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!"
-А разве это смешно?
-Так ведь он Борис! - ответила продавщица.
Дома Марфа включила магнитофон, подошла к окну.
-Надо просто слушать, смотреть и радоваться и получать от этого удовольствие, - вспомнила она его слова.
За окном шел снег. Снег скользил по стеклу, кружился и падал большими белыми хлопьями на землю. А по этому белому снегу спешили куда-то в свое завтра люди, и каждый жил в ожидании рождественских праздников.
"Научи меня любить", - пел знакомый, казавшийся родным, голос, который звучал, как послание Марфе от любимого человека, композитора и исполнителя песен - Бориса Моисеева.
Добро пожаловать на независимый литературный портал Решето, идея которого заключается в свободной публикации авторами своих произведений при минимуме редакторского вмешательства. Вы можете опубликовать свои стихи, свою прозу – их прочитают и оценят. Решето – литературная республика, это живой мир творческих личностей, где каждый может рассчитывать на адекватную оценку и понимание. Чтобы получить возможность публикации, право голосовать, оставлять комментарии и найти свое место в сообществе тех, для кого слова имеют смысл, необходимо пройти регистрацию, что займет не более 3-х минут.
Комментарии