РЕШЕТО - независимый литературный портал
Куцулым ilioney Дмитрий / Проза

Сердце Ашглора часть 1

1283 просмотра

Место действия романа – Метрополий, собирательный образ современного мегаполиса, основанный на описаниях крупных городов, таких как Москва. Время действия – наши дни. Метрополий не имеет национальной принадлежности, имена персонажей отражают его полную космополитичность и, хотя они все говорят на одном языке, редко понимают друг друга. Главный герой романа, Винсент, наделен нечеловеческими способностями. Однако живет он среди простых людей, чьим орудием судьбы он является, переплетая их жизни самым жестоким образом. Винсент есть равнодушный проводник смерти в нашем мире, где у него есть абсолютно все, о чем мечтают простые смертные. Но сам он – не простой смертный, и потому понимание смысла его жизни лежит за гранью привычных представлений, там, где начинается чуждый для него мир ангелов. Только там Винсент сможет найти любовь и познать себя, в противном случае, его ждет окончательное погружение во тьму. Какую бы дорогу он не избрал, она все равно будет вымощена страданиями его души.

 

Часть I. Разбитый на осколки.

 

Осколок I. Без имени.

 

Огни делают городское дно таким ярким и светлым, что даже днем на улицах кажется темнее, чем сейчас. Люди, подобно теням, проносятся мимо огней, которые освещают их утомленные лица. Лишь одно лицо они не в состоянии осветить. Это лицо не замечает никто. Человек идет, словно невидимый для всего окружающего. Он недоступен даже для света, способного, казалось бы, осветить собой все. Мужчина настолько погружен в свои мысли, в полной мере отображающие его намерения, что и сам не замечает проходящих мимо людей и проезжающих мимо машин. В данный момент у мужчины нет имени, и собственная жизнь для него – лишь тень былых воспоминаний. Все, что было когда-то в его существовании, теперь потеряло значение, поскольку душа, словно звезда его собственной солнечной системы, погибла, исчезнув во мраке. Она умерла и превратилась в тень самой себя. Тень, которую никто не замечает.

                Человек без имени перешел дорогу, ни разу не сбавив шага и не взглянув по сторонам. Даже в самый час пик он не услышал ни одного сигнального гудка – многочисленные автомобили просто проезжали мимо него. Никто не обратил внимания на эту одинокую и безымянную тень, перешедшую улицу и проскользнувшую затем в холл высокого и престижного жилого здания. Внутри были охранники, одетые в костюмы и экипированные портативными рациями, но даже они не стали обращать внимания на мужчину без имени. А тот очень уверенно, словно уже много раз был здесь, направлялся к лестнице, не поднимая головы. Всю дорогу он шел, глядя себе под ноги так пристально, будто там был вычерчен стрелками нужный ему маршрут. И сейчас мужчина очень уверенным шагом прошел на лестничную клетку первого этажа. Поднимаясь по ступенькам, он прекратил раздумья и начал вспоминать дорогу к этому месту.

                Второй этаж. Однажды, на дне рождения своего хорошего друга мужчина познакомился с одной очаровательной девушкой. Ее имя он хорошо помнил – Елена. С первого взгляда мужчина без имени был полностью ею покорен, хотя самому только предстояло это осознать. Он взял у Елены номер телефона и твердо решил для себя, что позвонит ей, чего бы ему это ни стоило.

                Третий этаж. Мужчина ей позвонил, и они договорились встретиться. Он подарил Елене роскошный букет цветов и позвал в дорогой ресторан, после чего они несколько часов гуляли по вечернему городу. На этом свидании она показалась ему еще красивее, чем в момент знакомства. Мужчина без имени был ослеплен Еленой, все его мысли были посвящены лишь ей одной. Когда мужчина провожал ее домой, то уже твердо знал, что не может жить без Елены.

                Четвертый этаж. Целых три месяца проходит прежде, чем он получает полное право называть Елену своей девушкой. Она является мужчине без имени во снах, а он гордится и даже хвастается своим и чужим друзьям ее красотой. Но хвастовство всегда отбрасывает тень алчности и ревности, поэтому ему было вдвойне тяжело в то время, когда Елены не было рядом.

                Пятый этаж. Знакомство с родителями друг друга прошло гладко. Его родители были гораздо богаче, чем ее, хотя и они были далеко не бедные. Отец безымянного мужчины оказался впечатлен выбором сына, и предложил им двоим переехать в квартиру в новом престижном доме. Это был его подарок. Они не стали отказываться, и начали выбирать жилплощадь, а затем занялись ее оформлением.

                Шестой этаж. Мужчина без имени вспомнил их первый секс на той огромной кровати, что они вместе выбирали в магазине. У изголовья кровати была красиво оформленная кованая решетка, за которую было удобно держаться руками, лежа на спине. Елене это нравилось.

                Седьмой этаж. Счастливая жизнь в новой квартире закончилась довольно быстро. Мужчина без имени сильно ревновал Елену, а она, в свою очередь, не ревновала вообще. Это злило его еще больше, и он думал, что безразличен ей. Мужчина без имени начал обращать внимание на то, что Елена слишком часто не берет трубку мобильного телефона во время его звонков. Правда потом она всегда перезванивала, но мужчина без имени продолжал ревновать все сильнее.

                Восьмой этаж. Сейчас в его памяти был пятизвездочный отель на морском побережье. Самые дорогие номера, самое лучшее обслуживание и крупные чаевые. Это был прекрасный момент в его жизни. Момент, когда любимая всегда была рядом, будь то ресторан с умиротворяющей музыкой, будь то пляж, погруженный в шум моря, будь то дорогая яхта, убаюканная нежным плеском волн о борт. Мужчина без имени в очередной раз понял, что не может жить без Елены.

                Девятый этаж. Он делает Елене предложение. И при этом дарит ей купленную отцом квартиру, вне зависимости от ее решения. Елена с радостью приняла подарок и попросила время на размышления. Мужчина ее понял, и не торопил с ответом, хотя на душе скребли кошки в ожидании самого худшего.

                Десятый этаж. Ссоры были все чаще. Мужчина без имени тяжело переносил томительное ожидание окончательного ответа Елены. Настолько тяжело, что не выдержал и, крупно поссорившись с ней, ушел из дома. Тогда безымянный мужчина в первый и последний раз ударил Елену. Она выбросила коробочку с платиновым обручальным кольцом из окна, а сам он вернулся туда, где жил раньше.

                Одиннадцатый этаж. Хотя предпосылок к разрыву отношений было более чем достаточно, он показался громом среди ясного неба. До точки в их отношениях осталось совсем немного: все формальности для окончательной передачи квартиры ее владелице, наконец завершены. Тем не менее, когда все было кончено, мужчина без имени по-прежнему не мог выпустить Елену из головы. Любовь к ней укоренилась так сильно, что ревность и злость сжигали душу изнутри.

Двенадцатый этаж. Сильная влюбленность наряду с необходимостью примириться с разрывом рождало противоречивое безумие в душе. Безумие охватило мужчину без имени достаточно сильно, чтобы осуществить задуманное, но не настолько, чтобы кто-то мог что-либо заподозрить.

Тринадцатый этаж. Для кого-то это несчастливое число. Равномерный ритм шагов по ступенькам сбился и стал звучать по-другому, так как с лестничной площадки мужчина вышел на этаж. Он опустил руку в карман и достал ключи, затем нажал на кнопку вызова лифта и сразу направился в сторону квартирных дверей. Подойдя к одной из них, мужчина без имени открыл ее и прошел внутрь. Проделал он это легко и непринужденно, словно это была его собственная квартира. Несколько мгновений прошло прежде, чем раздались один за другим пять пистолетных выстрелов. Как только все было кончено, тишина установилась вновь, но почти сразу же она была нарушена шумом открывающегося лифта. Человек без имени вышел из квартиры и прошел в открывшийся пятью секундами ранее лифт. Он нажал кнопку на панели управления и двери закрылись.

Через минуту этот человек вышел на улицу и на него по-прежнему никто не обращал внимания. Так, во всяком случае, могло показаться. Он остановился на самом краю тротуара, на бордюре и задумался. Но вдруг что-то заставило его опустить взгляд под ноги, туда, где находилась решетка уличного водостока. Под ней, в куче мусора и грязи лежала коробочка с тем самым платиновым кольцом, что он подарил когда-то Елене, делая предложение руки и сердца. Эта коробочка оказалась приоткрытой, и кольцо было хорошо видно. Но оно потеряло былую привлекательность, не блестело и не сверкало красотой, как раньше. Кольцо словно умерло, как и вся его любовь, в одночасье. И теперь все это похоронено в куче грязи.

Машин на дороге стало очень мало, а количество пешеходов тоже заметно поубавилось. Мужчина поднял голову. В этот момент по его щеке скатилась и упала капля, оставляя за собой след, характерный для слезы. Тут же рядом с ней появилась еще одна, такая же. Затем на другой щеке. Это капал дождь, падавший крупными каплями на хорошо освещенное городское дно. Мужчина вытер влагу с лица и направился вниз по улице.

После него из этого здания вышел лишь один человек. Вышедший был одет в длиннополый черный плащ, который был полностью расстегнут, и было видно, вся его одежда была черной. На нем были черные джинсы, рубашка и туфли. Его лицо обладало немного резкими, но при этом весьма гармоничными и приятными чертами. Волосы были темные, средней длины и при этом аккуратно зачесаны назад. Человек в черном со спины наблюдал за мужчиной без имени, пока тот не ушел в сторону своей прежней жизни, туда, где он вернет себе имя, и его опять начнут замечать люди. Прошло немного времени, как тень мужчины без имени, скользящая сквозь городское свечение, полностью растворилась под проливным дождем. А человек в черном тем временем застегнул пальто и направился в другую сторону. На сегодня он сделал все, что от него требовалось.

 

 

Осколок II. Человек в черном.

 

Он одиноко двигался сквозь дождь по улицам, окончательно опустевшим. Дождь разогнал по домам всех немногочисленных людей, что были на улице в эту ночь. Теперь лишь редкие машины проезжали по дорогам, ярко освещенным уличными фонарями. Все остальное как будто вымерло и обливалось горькими слезами. Капли дождя, словно очищающие слезы невыносимой горечи, пытались смыть с Метрополия всю грязь человеческих пороков. К сожалению, здесь, на улицах, самое дно этого города и именно сюда все смытое стекает, образуя грязные лужи. По этим лужам идет человек в черном. На его лице нет эмоций, в осанке нет напряженности, а в походке невозможно заметить и капли нетерпения. Похоже, он вовсе не замечает дождя, из-за которого асфальт намок так, что можно увидеть свое четкое, почти зеркальное, отражение. Оно выглядит так естественно, что любому наблюдателю могло показаться, будто оно готово начать жить отдельно, совершать собственные телодвижения, например, развернуться и пойти в другую сторону. Но отражение продолжало подчиняться своему хозяину и вместе с ним послушно завернуло за угол, где исчезло за порогом широкой двустворчатой двери. На неоновой вывеске было написано: «Боттом». Это был весьма популярный в городе ночной клуб.

Войдя внутрь, человек в черном сдал плащ в гардероб и посмотрел на себя в зеркале. Он пригладил мокрые волосы и направился к лестнице, спускавшейся вниз на глубину нескольких этажей. Слабый красный свет освещал лестничные пролеты, будто предупреждая о чем-то опасном и уговаривая посетителя развернуться. В конце лестницы была дверь, автоматически раздвигающая створки при приближении человека. Оттуда уверенно пробивался тяжелый ритм электронной танцевальной музыки. Стоило лишь оказаться за дверью, как сразу же взгляд ослеплял свет прожекторов, софитов и прочих элементов светомузыки. Тяжелый и громкий транс заставлял людей двигаться в такт игре света и лазеров. Белые элементы одежды ярко мелькали при свечении ультрафиолетовых ламп. Все это бросалось в глаза в первую очередь, но танцпол человека в черном не интересовал. Вместо этого он направился к узкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Этот этаж располагался над сценой и представлял собой широкую площадку с баром-рестораном. Человек в черном поднялся наверх, где занял один из свободных столиков и заказал себе бутылку пива.

Он бросил взгляд на противоположный столик, где сидела очень эффектная и соответствующе одетая девушка с длинными черными волосами, сложенными в красивую прическу. Брошенный на мгновение в сторону девушки взгляд быстро превратился во взгляд заинтересованный и пристальный. Человек в черном взял свое пиво и, поднявшись с кресла, направился к объекту своего интереса. Девушка обратила внимание на идущего к ней незнакомца не в первый раз. Возможно, она заметила его еще раньше, чем он ее.

Изящным движением тонкой руки она поднесла к губам бокал красиво оформленного коктейля, сделала несколько маленьких глотков и поставила стакан на стол, на котором, кроме пепельницы и пачки сигарет, больше ничего не было. В этот момент незнакомец сел в противоположное кресло и приложился к горлышку своей бутылки. Девушка заговорила первой:

 – Ужасная погода снаружи, не так ли?

Человек в черном поставил бутылку на стол и ответил:

 – Сама по себе погода не так ужасна, – он говорил не спеша, четко и с расстановкой. Его голос был приятен. – Гораздо хуже то, что она может символизировать. Например, горькое одиночество, заставляющее быть наедине лишь со своими грустными мыслями. А у Вас они явно не веселые.

 – Откуда Вы знаете?

 – Я не знаю, я вижу это. Вижу по Вашим глазам. Увидел это сразу, как только встретился с Вами взглядом. Вы пытаетесь скрыть внутреннюю непогоду улыбкой, но у Вас в глазах я вижу капли непрекращающегося дождя.

Девушка опустила взгляд на несколько мгновений и подняла его снова. Затем сделала знак официантке, чтобы она подошла. Та была рядом и довольно быстро оказалась около стола:

 – Что вы желаете?

 – Я хочу повторить, – сказала девушка официантке, кивнув на свой почти пустой бокал, затем повернулась к своему собеседнику и добавила: – а что будете Вы?

 – Я буду «Рэд». Как обычно, – сказал человек в черном, обращаясь к официантке. Та, похоже, знала его и поэтому кивнула более уверенно, чем она обычно это делала по отношению к другим посетителям. Когда официантка удалилась, мужчина произнес:

 – Вы пьете «Голубую лагуну»? У вас хороший вкус. Знаете легенду о его происхождении?

 – Нет. Но очень хочу узнать.

 – Эта легенда гласит, что данный коктейль был изобретен прославленным художником Полем Гогеном после того, как врачи запретили ему пить абсент. Они советовали покинуть Париж и уехать на Таити. Гоген был настолько расстроен, что решил создать алкогольный коктейль, после употребления которого, как утверждают знающие люди, на Таити можно не ехать.

 – Значит, я именно поэтому и не собираюсь ехать на Таити в ближайшее время, – сказала девушка шутливым тоном. – Кстати, мое имя Анна.

 – Мне очень приятно, Анна. Меня зовут Винсент.

Вскоре официантка принесла на их столик заказанные напитки, и разговор продолжался до тех пор, пока бокалы не оказались пусты. От Винсента не укрылось, как в каждом движении девушки сквозило томное кокетство по отношению к нему. Он решил не затягивать беседу и предложил покинуть клуб. Они расплатились по счету и вместе покинули заведение. Дождь к тому моменту уже прекратился. Винсент и Анна сели в такси, которое затем тронулось и через полминуты скрылось среди мерцающих огней уличных фонарей.

 

 

Осколок III. Темное полотно экрана.

 

Обветшалое здание на темной заброшенной улице освещалось лишь вспышками проблесковых маячков полицейских машин и кареты «скорой помощи», сосредоточенных около одного из подъездов. Двери на входе в него не было. Единственное, что преграждало путь внутрь, это желтая маркерная лента, за которую не пускали посторонних. Правда, в этот раз никого из зевак рядом не было, поэтому следователи могли спокойно работать. Казалось, что на этой улице вообще не ступает нога человека, настолько все выглядит заброшенным и никому не нужным. На улице ни одного фонаря, в окнах ни одного огонька. Жизнь здесь иссякла настолько, что даже тем сотрудникам полиции, что много повидали на своем веку, находиться в этом районе было невыносимо жутко.

Вдруг стало чуть светлее – сюда добрался свет фар приближающегося автомобиля. Машина остановилась рядом с одной из полицейских, после чего фары погасли, и вышел человек в черной кожаной куртке. Он захлопнул дверцу автомобиля и направился к огороженному подъезду. Полисмены переговаривались негромко, почти шепотом, а некоторые украдкой озирались по сторонам – было видно, что все напряжены. Обычно, на местах преступлений среди служащих правоохранительных органов такого напряжения не наблюдается. Смех, шутки и веселое приподнятое настроение среди некоторых стражей порядка всегда присутствует. Но в этот раз все по-другому. Это сразу же заметил приехавший мужчина. По его лицу можно было без труда определить, что здесь ему не более комфортно, чем остальным.

Не успел он подойти к подъезду, как дорогу ему преградил человек в штатском и сказал с ярко выраженным недовольством:

 – Наконец-то! Почему ты так долго, Тревис?! Я тебя уже полчаса жду!

 – Я ведь прямо из дома приехал, – начал оправдываться Тревис. – Час поздний, а мне еще нужно было собраться…

 – Ладно, ничего страшного. Извини. Просто это место всех нервирует.

 – Да, я уже заметил. Что у нас? Ты сказал, что это наш парень. Это так?

Они вместе двинулись к подъезду. На протяжении этого короткого разговора с напарником, человек в кожаной куртке, почти не сводил взгляда с подъезда. В это время лучи полицейских фонарей неспешно мелькали в окнах подъезда, а также нервно бегали по прилегающей к дому территории в поисках каких-либо улик. Время от времени свет какого-нибудь фонаря попадал в дверной проем подъезда, и тогда можно было заметить тонкую изящную руку, лежащую в луже крови. Самого тела нельзя было отсюда увидеть.

Напарник продолжал разговор:

 – Да, это он. Это уже пятое преступление на его счету.

 – Ты уверен в этом?

 – Честно говоря, у меня нет сомнений. Почерк тот же, – в этот момент они зашли в подъезд, и глазам Тревиса полностью открылось место преступления. – Это убийство очень похоже на те, что мы уже расследуем. Здесь нет мотива, налицо спонтанность, к тому же со времени последнего происшествия прошло всего три дня. Так что, если судить на первый взгляд, то я почти уверен, что это именно наш парень.

 – На самом деле, еще рано утверждать, парень ли это. Что насчет жертвы?

 – Личность сейчас только устанавливается, документов при ней не было. Ясно лишь то, что она была весьма молода. Какой только ублюдок мог это сделать?! – Напарник тяжело вздохнул. – Он убил ее голыми руками, словно взбесившийся зверь. Череп на затылке треснул, пробита височная кость, гематомы на лице и теле. Судя по следам на стене, он бил ее головой об стены пока та не умерла. Впрочем, у нас еще будут результаты судебно-медицинской экспертизы.

 – А откуда столько крови? Тут целая лужа…

 – У нее повреждены обе сонные артерии. Убийца хватал ее за шею так сильно, что пальцами продавил их. Если присмотришься, то на шее увидишь следы от пальцев. Возможно, она умерла как раз от удушья. Впрочем, тут лучше подождать заключения экспертов.

Тревис смотрел на место преступления, и его терзало непонятное ощущение. Он не мог понять и как следует осознать его природу, но оно точно было не из приятных. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, если принять к сведению, что за картина представала перед глазами детектива. Подъезд был узким, поэтому лестница занимала всю его ширину. На лестничной площадке, между порогом и самой лестницей, лежало тело девушки, лицо которой было некогда очень красивым. Это было заметно даже в результате такого чудовищного надругательства. Тело девушки окружала лужа крови, количество которой не позволяло определить даже цвет волос. Если присмотреться при помощи фонаря, то можно было различить несколько небольших рваных ран на шее жертвы, как раз в области сонной артерии. Когда же луч фонаря уходил с трупа, темнота надежно скрывала его, словно свое самое дорогое сокровище. На стенах также были следы крови, и больше всего в глаза бросались кровавые отпечатки женских рук. Кровь была и на ступенях, причем она уже давно запеклась. Вся эта картина, подсвеченная светом фонарей и сопровождаемая грустной и нагнетающей атмосферу мелодией, вызвала определенную реакцию в зале. В первую очередь, реагировали женщины, а их спутники мужского пола, в свою очередь, выглядели весьма озабоченными и напряженными. В этот момент раздался голос кого-то из полицейских:

 – Прошу прощения, детективы, но там уже намерены забрать тело. Вы еще не закончили?

 Тревис перекинулся несколькими взглядами со своим напарником и тот ответил полицейскому:

 – Нет, все в порядке, мы закончили. Скажи им, что тело можно забирать.

 – Хорошо, – кивнул полисмен и удалился.

Тревис в последний раз осветил себе место преступления, чтобы взглянуть на него и нехотя ощутить непонятное чувство, что рождалось в нем. Он не мог его идентифицировать, не мог понять его причины, но все-таки одна фраза предательски вертелась у него на уме. Эта фраза – «дежа вю».

 – Ну что, идем? – услышал Тревис обращенный к нему вопрос напарника.

 – Конечно. Поехали домой.

Оба детектива направились к своим автомобилям. Перед тем как рассесться по своим машинам, Тревис обратился к другу:

– Слушай, Макс. Если моя жена тебе позвонит, скажи ей… скажи, что я на работе… жду результатов судмедэкспертизы или еще что-нибудь в этом роде. Ладно?

 – Ладно, Тревис, – усмехнулся Макс, – хотя я все же надеюсь, что мне не придется врать сонным голосом посреди ночи.

 – Спасибо тебе. Ну ладно, спокойной ночи.

 – Спокойной ночи. Передавай привет Даниэле.

 – Обязательно.

Они сели в машины и разъехались в разные стороны, освещая фарами самый темный и мрачный городской район. Через пять минут место преступления опустело окончательно, стоило только увезти труп. Тишина снова воцарилась в районе, разделив здесь власть со своей главной союзницей – темнотой.

 

 

Осколок IV. Вкрапление белого.

 

Когда закончился фильм и пошли титры, сопровождаемые гнетущей музыкой, зрители продолжали сидеть в креслах. Никаких возгласов, реплик и комментариев в адрес фильма не было слышно. Стояла полная тишина, а люди все еще были во власти мрачных впечатлений. Тем не менее, среди всех был один довольный человек, который наслаждался тем эффектом, что произвел фильм. Этот человек сидел в самом центре зала и одет он был во все черное. Сам фильм ему понравился не меньше реакции окружающих, поэтому выглядел он так, словно был доволен своей работой. Тем временем люди постепенно стали вставать с мест и безмолвно двигаться к выходу. Грустная музыка была единственным, что можно было услышать.

На улице уже стемнело и некоторые из тех, кто смотрели этот фильм, с мрачным видом стали разбредаться по ярко освещенным улицам Метрополия. Другие шли на стоянку, чтобы уехать прочь на автомобиле, а третьи вставали около выхода из зала, доставали сигареты и начинали курить, явно обдумывая и осмысливая увиденное. Они бросали тяжелые взгляды на рекламный постер только что увиденного фильма, но долго смотреть на него не могли или не хотели. Фильм назывался «Кровоточащая бездна» и на его постере был изображен детектив Тревис. Внутрь его силуэта было помещено изображение красной горы на фоне зеленых облаков, подножие которой было полностью покрыто синим пламенем. На заднем фоне был изображен черно-белый город.

Винсент отвел взгляд от плаката и посмотрел на участок дороги, где мимо кинотеатра проезжали машины, ослепляя светом своих фар. В этот момент именно в том месте дорогу переходил человек. Не успев дойти до двух сплошных, тот увидел Винсента и тут же остановился, как вкопанный. Незнакомец его будто узнал, а на лице тут же отпечатался страх. Это был жуткий страх перед смертью. Такой взгляд ни с чем не спутать, поэтому все прекрасно читалось на лице незнакомца. Не прошло и трех секунд, как раздался каскад нервных автомобильных гудков, а свет фар так резко осветил этого человека, что, дезориентировав от неожиданности, вывел его из ступора. Однако было уже поздно. Вместе с протяжным скрипом тормозов раздался глухой звук сильного удара. Автомобиль перед аварией ехал так быстро, что полностью затормозить сумел лишь через тридцать метров от места происшествия. Человек теперь неподвижно лежал на асфальте, но сбивший его водитель не вышел. Вместо этого машина тронулась с места и скрылась из виду. Незнакомец же продолжал лежать на проезжей части. Движение на этой полосе сильно затруднилось, начала образовываться пробка. Трудно себе даже представить степень того шокового состояния, что испытывали большинство очевидцев около кинотеатра, ведь все происходило на их глазах. Девушки начинали плакать, а мужчины стояли как каменные изваяния и не могли пошевелить ни единым мускулом даже для того, чтобы показать свои эмоции. Нервы, натянутые от воздействия фильма, у многих попросту переставали выдерживать. Но были и те, кто быстро пришел в себя. В основном, это были простые прохожие, которые обступили тело и набирали на мобильных телефонах номера полиции и «скорой помощи». Кто-то пытался оказать помощь самостоятельно, но никаких признаков жизни пострадавший не подавал.

Винсент спокойно, словно ничего не случилось, наблюдал за происходящим. Понаблюдав еще пару минут, он уже собрался уходить, как вдруг его взгляд задержался на стенде с рекламой идущих сейчас в кинотеатре фильмов. Среди них его внимание привлек один, под названием «Принятие». Винсент сам не мог понять, чем его заинтересовало это кино. Вдруг он осознал, что находится в нерешительности. Это чувство было ему в новинку, так как в последнее время ему редко приходилось задумываться о своих поступках. И, в конце концов, Винсент отбросил все незнакомые чувства и решил на этот фильм сходить. Размеренным шагом он направился в обход здания кинотеатра, оставляя за спиной суету вокруг мертвого пешехода.

Не прошло и минуты, как Винсент стоял напротив главного входа в кинотеатр, где он мог наблюдать толпу людей, собравшихся туда же, куда и он сам. Видимо, они все уже купили билеты, и теперь курили на улице в ожидании начала сеанса. Это ожидался самый первый показ данного фильма, и именно этим объяснялось большое количество желающих его посмотреть. Винсент прошел внутрь и, отстояв недолго в очереди, купил себе билет. Напоследок он подмигнул молодой кассирше и направился к входу в кинозал. Уже второй раз за сегодняшний день. Как раз в этот момент начали запускать зрителей. Винсент нашел свое место и стал наблюдать за рассаживающимися людьми. Сам он сидел в конце зала, на последнем ряду и с самого верха ему было весьма удобно следить за аудиторией. В основном все эти люди не представляли для него никакого интереса, все выглядели буднично и серо, но в тот момент, когда зал был уже заполнен наполовину, обстановка изменилась. Винсент заметил, как в зрительный зал вошла девушка со светлыми, цвета платины, волосами, обладавшая чрезвычайно привлекательной внешностью. Одета она была в белых, вернее сказать, в кипельно-белых тонах с небольшими вкраплениями черного. Но все равно, при взгляде на девушку казалось, что на ней вся одежда была абсолютно белоснежной. К слову, она очень ярко подчеркивала идеально стройную фигуру.

Девушка села на то самое место, где, сеансом ранее, сидел сам Винсент. Он понаблюдал, как изящно девушка села в кресло, затем вскинула голову, поправляя красиво завивающиеся волосы. После чего его взгляд переместился на других людей, но больше столь подробным и пристальным образом ни на ком не останавливался да самого начала сеанса. Так что следующим, после девушки, объектом пристального внимания стал сам фильм. Он начинался со спокойного и размеренного монолога главного героя.

 

 

Осколок V. Светлое полотно экрана.

 

«Жизнь не бывает предсказуемой. Периодически происходят очень неожиданные ситуации, которые влияют на положение вещей весьма кардинально и даже могут поменять мировоззрение. У каждого человека в жизни обязательно будет момент оценить все произошедшее в новом ракурсе, доселе недоступном. И тогда придется дать новую оценку всему, что пережил ранее. Взглянуть по-другому на весь мир, что был знаком до того, как случилось непоправимое.

                Рано или поздно это непоправимое случится и с этим ничего не поделать. Именно поэтому всех без исключения интересует, как же это произойдет. Это может произойти по-разному. Может неожиданно, а может и после долгого и томительного ожидания. Но в любом случае появляется необходимость принять и осознать то, что это было необходимо. И это даже не примирение с ситуацией, это есть осознание целостности мира, где все взаимосвязано и гармонично. Благодаря этим свойствам, человек всегда имеет шанс получить объяснение тому, что произошло и увидеть свою роль в каждом событии.

                Каждый человек, независимо от своих каких-либо качеств, имеет обыкновение спрашивать у самого себя, у своего внутреннего голоса то, на что ответ дать очень непросто. Вопросы вроде «Зачем?», «Почему?», «Как?» никогда не оставят нас, но всегда стоит надеяться на то, что шанс получить все ответы у нас будет обязательно. А иначе, какой смысл нам жить? Каждое действие должно получать соответствующее противодействие. Каждая жертва должна быть сполна компенсирована. Каждый вопрос должен иметь ответ, но не каждый должен лежать на поверхности. Многие из них находятся там, где никто не будет искать, разве что кроме совсем отчаявшихся и решившихся на соответствующий своему отчаянию шаг.

                Похоже, что смысл жизни в том и есть, чтобы, наконец, понять его. Понять, что все в мире взаимосвязано настолько, что не можешь сомневаться в его Божественном происхождении. Но чтобы понять это, рано или поздно придется принести соответствующую жертву. Такова будет компенсация за нее. Возможность понять сам смысл жизни. Осознать его. И двигаться дальше, туда, где все может начаться вновь. Люди относятся к жизни по-разному, но в каждой судьбе будет момент, когда ее придется вспомнить всю, от начала до конца. Момент, когда вся жизнь пролетает перед глазами. Этот момент бывает разной длительности, и только от него зависит, насколько быстро настанет смерть. Главное – чтобы было, что вспомнить. Тогда времени до смерти будет чуть больше, равно как и шансов смириться со своей участью, принять свою судьбу.

И вот он здесь. Наконец этот момент наступил, и под аккомпанемент скрипа тормозов, звона бьющегося стекла и скрежета покореженного металла начался его отсчет. Времени осталось совсем немного…»

 

 

Осколок VI. Скромное обаяние невинности.

 

Винсент стоял около кровати. На нем были джинсы темного цвета, а также черные кроссовки и черная, слегка помятая со вчерашнего дня, рубашка. Стоя около кровати, Винсент смотрел, как в ней спала очень миловидная девушка. Она лежала на животе так, что одеяло аккуратно прикрывало ее только до пояса. Это была кассирша из того кинотеатра, что вчера посещал Винсент. У нее была красивая и ровная спина, изящно приподнимающаяся в такт размеренному и безмятежному дыханию.

Стоит отметить, что Винсент никогда не испытывал проблем с женщинами и, как правило, получал от них все, что хотел. И эта симпатичная кассирша не была исключением. Сейчас он возьмет свой плащ, лежащий рядом на кресле и исчезнет из ее жизни столь же стремительно, как и появился в ней. Одной ночи, проведенной в постели с любой девушкой, ему вполне хватало. Поэтому из жизни каждой Винсент исчезал окончательно и бесповоротно. Любые другие формы отношений были ему неинтересны.

Винсент в последний раз посмотрел на спящую девушку и удалился, закрыв тихо за собой все двери. Спускаясь по лестнице, он с удивлением думал о том, что в своем сегодняшнем взгляде на молодую кассиршу было нечто такое, чего раньше у него ни разу не было: глядя на одну женщину, он вспоминал другую.

Так было и на улице, лишенной солнечного света из-за серого пасмурного неба. В каждой проходящей мимо женщине он надеялся увидеть столь запомнившиеся ему мягкие и гармоничные черты лица, красиво завивающиеся платиновые волосы, а также идеальную фигуру, подчеркнутую искусно подобранной одеждой. Все это в его сознании сформировало ясный образ самого настоящего ангела во плоти. Сейчас Винсент сам себе удивлялся, ведь об ангелах ранее он никогда даже не задумывался. Он в жизни видел много прекрасных женщин, но ни одной из них не мог впечатлиться настолько сильно, чтобы в последствии сравнивать с этими небесными созданиями, а тут подобное сравнение само собой явилось Винсенту из глубин подсознания.

Его мысли плавно перешли на воспоминания о вчерашнем фильме со странным названием «Принятие». Впечатления от него полностью заглушили удовольствие от предыдущего. После того момента, как на экране пошли титры, Винсент настолько ушел в себя, обдумывая фильм и пытаясь осознать свои собственные эмоции, что забыл про своего «ангела». Лишь и потом, когда удалось отвлечься от раздумий, он вспомнил про девушку, но было уже поздно. Винсент не сумел найти ее в расходящейся по сторонам толпе людей. Поэтому ему пришлось «довольствоваться» кассиршей, у которой как раз заканчивалась смена.

Сейчас Винсент ощущал изменения в своем настроении, но, все же, старался не обращать на них внимания. Скорее всего, это связано с усталостью, а значит надо поскорее добраться домой. Дом, в котором жил Винсент, внешне был очень красив и впечатлял своей дорогой архитектурой. Стены из красного кирпича были инкрустированы искусно выполненными скульптурами и балюстрадами. В здании было двенадцать этажей, и на каждом были высокие окна и длинные полностью остекленные балконы. На территории дежурило несколько охранников, курсируя между дорогими автомобилями. Именно они следили за тем, чтобы внутрь не проникали посторонние. Парадный въезд на территорию был организован через широкую арку в самом здании, весь радиус которой занимали массивные кованые ворота с дистанционным управлением. Мостовая перед аркой была выложена брусчаткой, и по обе стороны от въезда красовались бронзовые пушки, выполненные в стиле девятнадцатого века. Само здание было угловым, и попасть во внутренний холл можно было через один из четырех подъездов, украшенных металлическими скульптурами. Иными словами, это был элитный дом в довольно спокойном районе, с дорогими и просторными квартирами. И одна из них принадлежала Винсенту.

Массивная дубово-стальная дверь на двенадцатом этаже впустила своего хозяина в квартиру и с глухим аккуратным хлопком закрылась за ним. Винсент снял ботинки и начал движение по шикарно обставленной квартире. Он на ходу снимал с себя одежду и бросал ее на пол, не заботясь о порядке. Впрочем, квартира эта сама по себе была настолько красивой, что пара лишних тряпок на полу не могли испортить ее общий вид. Так он прошел до своей спальни, сняв по пути все, кроме джинсов, и с облегчением плюхнулся на широкую кровать. Заснул он довольно быстро.

Когда Винсент проснулся, то увидел, как его спальня была залита красным светом садящегося за горизонт солнца. В его памяти начали всплывать, словно далекие воспоминания, неясные образы. Ему что-то снилось, но он не мог вспомнить, что именно. Внутренний голос слабо, но настойчиво требовал осознать, что внутри что-то меняется. Ведь раньше Винсенту вообще не снились сны. Придя в себя, он вышел на залитый красными лучами солнечного света балкон и посмотрел на город с высоты последнего этажа. На улице становилось прохладно, поскольку очередная осенняя ночь постепенно вступала в свои права. На коже слегка ощущалось тепло последних на сегодня солнечных лучей, что означало еще не скорое наступление зимы. Но все равно на уличном воздухе было очень свежо и прохладно. Винсент ушел с балкона, не став закрывать за собой дверь.

Солнце плавно скрылось за высотками, а его лучи перестали попадать на улицы города. Прохлада была верным признаком наступления ночи. Уличные фонари загорались повсюду, прогоняя тени с главных проспектов многомиллионного города. Мерцание света окон заменяло мерцание звезд, которые были редкими гостями на здешнем небе. Остатки солнечного света, делили небосвод на две, пока еще равных, части, меж которых плавно проходила едва заметная граница. Шедшая с востока темная ночь медленно, но верно поглощала яркий западный вечер. И чем увереннее наступала ночь, тем меньше людей становилось на улице.

Многие из них спешили все быстрее и быстрее, словно опасались чего-то. Спешили туда, где было для них наиболее спокойное место. Все прекрасно знают, что по ночам на улице небезопасно, и не зря родители волнуются, когда их ребенок не приходит домой вовремя. Так было в одной из обыкновенных семей, где свое волнение в большинстве случаев пытаются заглушить при помощи телевизора. Телевизор помогает даже в те минуты, когда мобильный телефон дочери не отвечает, а назначенное ей время возвращения домой уже давно прошло. Но вдруг в эфире начинается передача с хроникой происшествий за последние сутки, как рука отца судорожно сжимает пульт и переключает канал. А мать в который раз набирает номер мобильного телефона своей дочери. На том конце очередное нервирующее сообщение о том, что абонент недоступен.

Телефон у девушки был выключен из-за разрядившейся батареи. Она была в гостях у подруги, но задержалась больше, чем рассчитывала сначала. Иногда общение с хорошими друзьями так увлекает, что расставаться нет никакого желания. И сейчас она, несмотря на данное родителям обещание быть дома в условленное время, вышла от подруги на целый час позже и направилась в сторону автобусной остановки, так как жила она довольно далеко от этого места. К ее сожалению автобусов долго не было, и она решила пойти на другую остановку, где подходящий маршрут ходил более регулярно. Перейдя через дорогу, она оказалась около городского парка. Остановка была как раз по другую его сторону. Но идти напрямик сквозь парк она не решилась, поскольку в это позднее время там было слишком много разного сброда. По этой причине девушка направилась в обход.

Фонари по обходящей парк дороге в большинстве своем не горели. Поэтому даже позитивная музыка в плеере не могла заставить молодую девушку чувствовать себя спокойно. Тем более что внутреннее напряжение сковывало ее нутро, словно цепями, так, что собственное учащенное дыхание заглушало все внешние звуки. Возможно, ей подумалось, что пойти на другую остановку было не слишком удачной идеей. Тем не менее, она продолжала идти. Мимо девушки медленно проплыл один из немногочисленных работающих фонарей, заставив ее наблюдать за собственной обгоняющей тенью. Тень увеличивалась в своей длине по мере удаления от источника света и растворялась во вновь наступающем мраке. Но это была не единственная тень, увиденная девушкой. Прямо под ногами растворялись еще три длинные тени. Сердце тут же ускорило ритм, равно как и шаги ускорили свой темп. Ничего хорошего эти тени не предвещали, как подсказывал ей внутренний голос. Девушка на всякий случай отключила музыку и вынула наушники из ушей, чтобы не притуплять слух. Сзади до нее тут же донесся громкий и очень неприятный мужской смех. По голосам девушка без труда определила, что идущие позади изрядно пьяны, и поэтому она не переставала ускорять шаг. Она шла настолько быстро, насколько могла, но дорога казалась бесконечной. Впрочем, конец парка и поворот за угол уже хорошо виден. Тем временем голоса стихли, и девушка не могла расслышать ничего, что выдавало бы присутствие тех троих. От волнения она вообще не могла ничего расслышать, кроме собственного дыхания и звонкого стука каблуков, но обернуться и посмотреть не хватало смелости. Поэтому она шла прямо, и, не сбавляя скорости, приближалась к спасительному повороту, до которого оставалось порядка двадцати метров. Там девушку ждет оживленная городская улица, а значит и людная автобусная остановка, где будет чувствовать себя в безопасности. Но пока это были лишь лихорадочные мечты, которые отделялись от реальности еще целыми двадцатью метрами. Девушка по-прежнему не знала, где находятся те трое – отстали ли они или идут по пятам. Это нервировало так сильно, что очень хотелось побежать изо всех сил, но девушка боялась показаться самой себе трусихой и старалась сохранять остатки хладнокровия.

Девушка продолжала идти, слыша лишь собственное дрожащее дыхание и стук каблуков. На пути к повороту оставался последний работающий фонарь по эту сторону парка. Заметив его, девушка стала с трепещущим сердцем следить за забором слева от себя. Когда она поравнялась с фонарем, то увидела, как ее собственная тень проплыла вперед по забору слева от тротуара. Только тень начала увеличиваться и, растворяясь, удаляться, как тут же следом выплыли еще три тени, по своим размерам практически такие же. Это означало, что незнакомцы были прямо за спиной девушки. Это был серьезный удар по ее нервам, в результате которого испарилась последняя капля хладнокровия. Девушка побежала, в надежде спастись, но тут же услышала тяжелый топот пары ног и через мгновение ее обхватили сильные руки, выбраться из объятия которых столь хрупкому созданию не представлялось возможным. Одна рука зажала ей рот, другая обхватила живот. Затем мужчина приподнял девушку над землей и занес ее через дыру в заборе на территорию парка. Вслед за ними в парк вошли остальные двое мужчин.

Так девушку завели в глубь парка, и посадили на одну из укромных скамеек. Ей сказали, чтобы она не кричала, грозя насилием в случае непослушания. И пока она тихо причитала и молила незнакомцев с дрожью в голосе, они осматривали свою «добычу» при свете стоящего рядом фонаря. На ней была надета короткая темная юбка, демонстрирующая очень стройные ноги. Выше был надет топ, обтягивающий и подчеркивающий красивую, в данный момент без бюстгальтера, грудь. Завершали картину ее привлекательной внешности легкая черная ветровка, прямые темные волосы и открытые туфли на высоком каблуке. Разумеется, в таком наряде она никак не могла убежать от троих здоровых и молодых мужчин.

Как бы девушка ни была шокирована происходящим, но она осознала, что все они были молоды. Во всяком случае, двое из них были не старше двадцати пяти лет. Третий, и  видимо, главный из них был лет тридцати на вид. Одеты они были непритязательно, и даже, можно сказать, скромно. Джинсы, кроссовки и темные осенние куртки. Двое из них, которые помоложе, сели по обе стороны от нее и начали приставать, шутя и смеясь. Девушка была очень испугана и с трудом могла сопротивляться. Вместо этого у нее получались лишь робкие попытки, которые только заводили парней. Они клали свои руки на ноги, грудь, под одежду и отпускали непристойные шутки, заставляя несчастную девушку вдыхать сквозь слезы вызывающий тошноту запах перегара. Чем дальше заходило это действо, тем сильней она сопротивлялась и в один момент девушка смогла вырваться и побежала через кустарники. Одна из туфель слетела, ноги сильно царапались о ветки, но сильный испуг заставлял не обращать на это внимания. Девушка продолжала бежать, как могла, пока ее не догнал самый старший из тех мужчин. Он схватил ее и повернул лицом к себе:

 – Куда ты собралась, девочка? – прошипел он. – Ты же любишь привлекать внимание к своей роскошной персоне. Иначе бы ты так не оделась.

 – Пожалуйста, отпустите меня… Я ничего вам не сделала плохого! – закричала она.

 – Заткнись! – мужчина влепил ей звонкую пощечину. – Только посмей закричать еще раз и очнешься в больнице. И то если повезет.

В этот момент сзади послышался голос:

 – Ну что, Марк? Она сказала тебе свое имя?

 – Ага, как же! И даже дать мне успела, пока вас, придурков, здесь не было!

В ответ на шутку двое подбежавших громко загоготали, после чего один из них сказал:

 – Что-то ты быстро управился, как я посмотрю. Давай ее нам теперь, шутник недоделанный!

 – Ты поосторожнее с выражениями, а то я сам тебя отымею. Держите!

Марк толкнул ее, и она оказалась в объятиях двоих молодых людей. Они довольно быстро смогли снять с нее куртку, после чего начали распускать руки. Один из них помогал другому, зажимая ей рот. Шуток больше не было слышно, теперь только усердное сопение молодых людей и приглушенные стоны несчастной девушки.

Пока приятели пробивались сквозь слабеющее сопротивление девушки, Марк закурил. Он стоял спиной к происходящему и на время ушел в себя. Казалось, он ничего не замечал вокруг. Даже, когда один из друзей оставил почти сломленную девушку другому и окликнул Марка, тот не обратил на него никакого внимания. Так было до тех пор, пока пепел с сигареты сам не отвалился. Марк вышел из раздумий и направился к рыдающей от бессилия девушке, уже лежащей на земле без топа, с голой грудью. Его друг уже почти добился своего. Марк обратился к нему:

 – Все, хватит, Дамир! Вставай и надевай свои штаны.

                Эта фраза, видимо, была для Дамира полной неожиданностью. Он очень убедительно изобразил удивление на своем лице, после чего начал недоумевать:

                 – Что?! Марк, ты что там выкурил? Какого черта?!

                 – Ты все прекрасно слышал. Хватит с нее. Мне не нужны проблемы из-за какой-то дешевки.

                 – Чем она отличается от остальных? На кой ты ее защищаешь?

                 – Твою ж мать, я тебе сказал, кажется, тебе мало этого?! – поднял тон Марк. – Прекращаем это извращение и сваливаем отсюда!

                Тут заговорил третий:

                 – Марк, в чем дело? Что за чертова добродетель?! Никто ведь не узнает!

                 – Вы сначала протрезвейте, а потом подумайте. Думаете, она не пойдет в полицию? Думаете, она вас не запомнит после того, что вы с ней сделаете? Да вас за неделю потом поймают, потому что вы идиоты и не хотите понимать простых вещей!

                 – Это мы идиоты?! – возмутился Дамир. – А, по-моему, это ты – идиот! Ты хоть посмотри на нее! Когда у тебя такой шанс будет?!

                По лицу Марка легко можно было понять, что его терпение закончилось. Он положил руку во внутренний карман куртки, а когда ее оттуда вынул, в ней уже что-то темнело. Дамир быстро догадался, что это было, так как этот предмет был направлен прямо на него. Это был пистолет.

                 – Стой, Марк, не делай глупостей. Убери пушку!

                 – Знаешь что, Дамир… Ты меня достал своими пререканиями. Я все время слышу от тебя одно и то же: «Какого хрена? Какого черта?». Когда же ты научишься слушать меня и других? – тут третий попытался было что-то возразить, но Марк обернулся и перебил его: – Заткнись и молчи, упырь, это не твое дело!

                Услышав это, Дамир вспылил еще больше:

                 – Не смей оскорблять моего брата! Ты ему вообще никто!

                 – Зато ты для него пример для подражания! Поэтому он такой же недалекий идиот, как и ты!

Через несколько мгновений Марк почувствовал настолько резкую боль в спине, что он не устоял на ногах. Он стоял спиной к третьему, который, не выдержав первым, вонзил нож в спину Марка. Он это понял, когда дотянулся к горящему от боли месту и нащупал торчащую оттуда рукоятку. Дамир понял, что брату угрожает опасность, пока у Марка есть пистолет и набросился на него. Завязалась борьба и в течение минуты были слышны только сопровождающие ее звуки. Затем раздался выстрел, а спустя несколько секунд раздался второй. Затем наступила тишина, в которой слышно было лишь тяжелое дыхание. В темноте тяжело было понять, кто кого убил до тех пор, пока один из боровшихся не стал подниматься на ноги. Второй тем временем лежал на земле неподвижно. Брат Дамира, глядя на поднимающуюся с земли тень, не мог различить, кто именно это был: Марк или Дамир. Тем не менее, было видно, что этому человеку очень больших усилий стоило подняться на ноги. Затем рука тени поднялась, и брат Дамира все понял за долю секунды, после чего он, получив три выстрела в грудь, упал на спину и больше не шевелился. Марк, стиснув зубы, вытащил из спины нож. Затем он медленно проковылял сквозь кустарники в темноту, где и растворился, слившись с тишиной.

В это время девушка сидела полуголая, прислонившись к дереву. Она дрожала от холода и  шока. Сначала ее чуть не изнасиловали, после чего ей своими глазами пришлось наблюдать смерть двоих людей. Это могло свести с ума кого угодно. Но девушка, тем не менее, сохраняла рассудок и, осматриваясь по сторонам, увидела, как к ней приближается какая-то тень. Девушка стала напряженно наблюдать за ней и увидела, как этот человек переступил через один из трупов, затем наклонился к земле, подобрав что-то, и приблизился к ней.

Незнакомец был одет в черный осенний плащ и внешне был весьма симпатичным. Он держал в руках топ, который с нее сняли преступники. Незнакомец протянул его девушке и спокойным, приятным голосом произнес:

 – Вам надо одеться, на улице холодно.

Пока она надевала топ, человек в черном нашел рядом на земле ее ветровку. Он подошел поближе и по-джентельменски помог надеть куртку. Затем взял ее за руку и повел сквозь кустарники в сторону света ближайшего фонаря. Бояться его у девушки уже не было сил, столько всего ей пришлось пережить всего за полчаса. Или за час, она не могла точно сказать.

Они подошли к той самой лавке, на которую ее тогда посадили. Здесь лежала ее сумочка. Девушка проверила ее содержимое, но там все было на месте. Затем она услышала позади себя успокаивающий голос незнакомца:

 – Вы можете ехать домой? Или вам лучше привести себя в порядок?

 – Даже не знаю. Родители меня убьют в любом случае.

 – Тогда я отвезу вас туда, где вы сможете принять душ и успокоиться. После чего будете отражать атаки своих родителей.

 – Вы, правда, поможете мне? – помимо шока, в ее глазах читалась искренняя благодарность. От этого ему стало несколько неуютно.

 – Да, разумеется, я помогу. Я ведь это предложил Вам. И не беру своих слов обратно. Как вас зовут?

 – Меня зовут Мария.

 – Очень приятно, Мария. Мое имя Винсент.

Перед тем как уйти они направились на поиски потерянной туфли. Поиски увенчались успехом довольно быстро – Винсент нашел потерянную обувь под одним из кустарников. Он услужливо помог Марии обуться, после чего они направились к выходу из парка. Выйдя на дорогу, Винсент поймал такси и посадил девушку на заднее сиденье. Сам он сел рядом с ней и назвал водителю нужный адрес. Минут десять автомобиль двигался по улицам, пока не остановился рядом с воротами, украшенными бронзовыми пушками по обеим сторонам. Винсент расплатился с таксистом и вышел из автомобиля, приглашая девушку сделать то же самое. Она робко подала руку, и он помог ей выбраться из транспортного средства. Не лице девушки в полной мере отображалось все, что стало результатом ее недавних переживаний: страх, моральная и физическая усталость, смятение. Однако Винсента она почему-то не боялась, хоть и проявляла осторожность и смущение в своем поведении с ним.

Он провел ее через парадные ворота в один из подъездов, где находилась его квартира. Войдя в апартаменты, Винсент первым делом показал Марии свою большую ванную комнату. От джакузи девушка отказалась, решив ограничиться душем. Затем она закрыла за собой дверь, а Винсент направился в гостиную комнату, включил телевизор и открыл свой внушительных размеров бар. Внутри стояло большое количество бутылок с дорогими и не очень алкогольными напитками. Винсент взял опустошенную наполовину бутыль текилы, на кухне из холодильника достал уже нарезанный лайм, затем взял соль и с комфортом устроился перед телевизором. С различным интервалом он переключал каналы до тех пор, пока не попал на рекламный ролик фильма «Принятие». И тут же ему вспомнилась та девушка из кинотеатра. Дальше продолжалась обыкновенная засоряющая мозги реклама, но Винсент уже не обращал на нее внимания. Сейчас он впал некое подобие оцепенения, из которого его вывел звук хлопнувшей двери ванной комнаты.

Винсент покинул гостиную и вышел в коридор, где увидел Марию, смущенно потупившую взгляд при его появлении. Он заговорил первым:

 – Ну, как ты себя чувствуешь?

 – Хорошо, спасибо. Вы мне очень помогли.

 – Не стоит ко мне так официально обращаться. Я не для этого сказал тебе свое имя, – он выдержал небольшую паузу. – Ты голодна, собирайся.

 – Нет что Вы? То есть… эм-м… Винсент, я не голодна.

 – Не скромничай. Я прекрасно знаю, что ты хочешь есть. Это единственное, что сейчас тянет тебя домой, – говорил Винсент, одеваясь. – Но там тебя сначала ждет серьезный разговор с родителями. Так что поужинать лучше в спокойной обстановке.

 – Но… я и так уже сильно опоздала домой…

 – Тем лучше для тебя.

 – Что ты имеешь ввиду?

 – Обувайся, – мягко велел он, пропустив ее вопрос мимо внимания.

Когда Мария была готова, Винсент выключил везде свет и выпустил ее из квартиры, после чего вышел сам и попросил свою спутницу вызвать лифт. Как только Винсент запер за собой дверь, двери лифта открылись и они прошли внутрь. В движущемся лифте он вернулся к ее вопросу:

 – Дело в том, что чем больше беспокоятся родители, тем меньше они тебя потом ругают. Если они решат, что с тобой что-то случилось и, вдобавок ко всему этому, позвонят в полицию, радость и облегчение от твоего возвращения затмит негодование от твоего долгого отсутствия.

 – Но ведь я не могу так с ними поступить!

В этот момент двери лифта открылись, и Винсент с Марией оказались в приятной сумрачной обстановке дорогого ресторана. Играла легкая классическая музыка, и вежливый обслуживающий персонал в такт ей плавно курсировал меж роскошно сервированных столов. В таких ресторанах Марии нечасто доводилось бывать. Они сели за один из столиков, и к ним тут же подошел официант. Винсент прекрасно знал здешний ассортимент, но решил пока ничего не заказывать и взял меню. Официант на время покинул их, а Винсент продолжил разговор:

 – Ты говоришь, что не можешь с ними так поступить? Так ты уже так поступила, задержавшись в гостях.

 – Что?! Откуда ты это знаешь? – Мария взволновалась от удивления.

 – Не важно, откуда я это знаю. Главное, что я знаю правду. И я знаю, что для тебя на самом деле важно на данном жизненном этапе. Твоим родителям пора начинать привыкать к тому, что они больше этим самым важным не являются.

По Марии было видно, что ей хочется возразить, но в глубине души она прекрасно осознавала, что все это правда. Она больше не хотела зависеть от своих родителей.

 – Ну ладно, – сменил тему разговора Винсент, – давай лучше поужинаем, а то мы оба очень проголодались. Выбирай все, что тебе хочется. Только не стесняйся, иначе мне придется сделать обиженный вид.

Сделав заказ, они разговорились, и постепенно Мария полностью пришла в себя после всех жутких событий и больше о них не вспоминала сегодня. Так прошло где-то полтора-два часа, после чего Винсент расплатился и вызвал для Марии такси. Она попрощалась с ним, горячо поблагодарила за помощь и уехала домой.

Все случилось практически так, как он и сказал. Отец обзванивал полицейские участки и больницы, а мать была на грани нервного срыва. Поэтому серьезный разговор был отложен на ближайшее будущее, поскольку сил на него уже ни у кого не было. Так очередной тяжелый день подошел к концу.

 

Осколок VII. Лепестки георгин.

 

Один из множества городских проспектов, как и весь остальной город, был полностью во власти глубокой ночи. Дорога словно наслаждалась покоем после дневной суеты, она с удовольствием впитывала в себя свет уличных фонарей, который тоскливо и меланхолично переливался на мокром асфальте бесчисленными миллиардами крошечных звездочек. В это позднее время здесь было настолько тихо, что в каждом фонаре можно было без труда расслышать слегка дребезжащее жужжание электрической лампы. К слову, количество уличных светильников было столь велико, что небо за ними казалось просто черной бездной, где не существует ни луны, ни солнца, ни единой звезды. Впрочем, это было на самом проспекте, по краям же его окаймляли два однополосных дублера, проходящих вплотную к зданиям. Между ними и самим проспектом располагались ровные насаждения из тополей, которые отбрасывали свои могучие тени на дублирующие дороги и рисовали на них узоры из прорезающегося сквозь редеющую листву света. Эти узоры покрывали не только дорожное полотно, но и обочины вместе с немногочисленными автомобилями на них.

Вдоль одной из таких обочин неспешно двигались две тени. Когда они поравнялись с одним из автомобилей, то остановились и стали рассматривать его салон. Это был черный седан бизнес-класса, блестящий и идеально чистый, будто только что из мойки. Хоть стекла и были затонированы, этим людям не составило большого труда понять, что внутри машины находится человек. Один из них постучал по стеклу, но человек, что сидел внутри никак на это не отреагировал. Похоже, он спал, причем так крепко, что потребовалось постучать еще сильнее для того, чтобы он проснулся. Когда человек за рулем пришел в себя, то сразу же понял, кто эти люди. С явным разочарованием на лице он вышел из машины и, зевая, спросил:

 – Что-то не так?

Один из полицейских тем временем стоял с другой стороны машины. Он облокотился на крышу автомобиля и молча стоял, давая своему напарнику возможность самому разобраться в ситуации. Поэтому заговорил другой:

 – Вы в курсе, что парковка здесь запрещена?

 – Ну… – замялся водитель машины. – Вообще-то, нет.

 – Значит, теперь вы знаете об этом. Боюсь, я должен вызвать эвакуатор и отогнать вашу машину на штрафстоянку.

 – О, нет! Не делайте этого! Это ведь не моя машина!

 – Тогда что вы в ней делаете?

 – Я наемный водитель. Это машина моего работодателя. Документы и доверенность у меня есть, можете проверить.

 – Могу и проверить.

Водитель сел в салон автомобиля и стал рыться в бардачке. Спустя минуту он вынес все необходимые документы из машины и показал их постовому. Из-за темноты тот довольно долго вглядывался в предоставленные листки бумаги, заставив водителя изрядно померзнуть от ночного холода, ведь на нем был надет только строгий костюм. Наконец, полицейский перестал рассматривать документы и вернул их со словами:

 – Честно говоря, мне все равно, чья это машина. В любом случае, ее придется отбуксировать.

 – Нет, прошу вас, не делайте этого. Давайте договоримся.

 – О чем же вы собираетесь с нами договариваться?

 – Меня ведь уволят, если что-то случится с машиной.

 – Раньше надо было думать.

 – Поймите, мне больше негде было встать! – водитель машины продолжал оправдываться. – В ресторане, около которого мне нужно ждать своего начальника, больше нет парковочных мест. Не на крышу же мне ее ставить!

 – Закон есть закон. Раз нельзя – значит нельзя. Извольте принять наказание.

 – Черт возьми! – уже отчаялся водитель. – Ладно, сколько?

 – Что, сколько? – переспросил полицейский, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.

 – Ну, штраф.

                Постовой переглянулся с напарником, затем вновь посмотрел на своего «клиента», окинул его и машину оценивающим взглядом и сказал:

                 – Сто пятьдесят.

                 – Дьявол! – водитель был крайне разочарован. – Ну и расценки нынче…

                 – Ничего не поделаешь.

                 – Может, сбросите немного, а? Это все, что у меня есть.

                 – Я же сказал, ничего не поделаешь, – непреклонным тоном ответил полицейский и всем своим видом демонстрировал, что торговаться с ним бесполезно. В ответ водитель только вздохнул. Он запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда кошелек. Отсчитав нужную сумму, водитель отдал ее полицейскому. Тот взял деньги и отдал честь.

                 – В следующий раз будьте аккуратнее, – сказал он, отходя от машины. – До свидания.

                Полицейский развернулся и пошел прочь, а его напарник последовал за ним, оставив водителя одного. Его короткие черные волосы были взъерошены, под глазами располагались обширные синяки, а красные от недосыпания глаза было видно даже в темноте. Весь его вид говорил о жуткой усталости, к которой теперь прибавилось еще и невезение. Водитель сел в машину, включил свет и, щурясь, проверил оставшееся после полицейских содержимое кошелька. Оказалось, что он отдал почти все деньги, и это сильно его расстраивало. Лишь несколько купюр низкого достоинства осталось в кошельке, которых даже при самой жесткой экономии могло хватить максимум на неделю. Он откинулся в водительском кресле и закрыл глаза. Как только он это сделал, то моментально провалился в прострацию.

                Казалось, что прошло всего несколько секунд прежде, чем он сквозь сон услышал, как кто-то приближается к машине. Водитель очнулся и через окно увидел знакомую фигуру. Он разблокировал двери, завел двигатель, включил радиостанцию со спокойной музыкой и стал протирать глаза в ожидании приближающегося человека. Когда задняя дверь открылась, тишину нарушил довольно грубый мужской смех вперемешку с тоненьким девичьим щебетом. Первой на пассажирском сиденье устроилась молодая девушка с тоненькой фигуркой и острым личиком. Затем к ней подсел грузный мужчина в распахнутом светлом костюме с перевалившимся через ремень животом. Его изрядно вспотевший лоб был испещрен слипшимися волосами, а на рубашке виднелись мокрые от пота разводы. Он захлопнул за собой дверь и тут же приобнял свою спутницу, сказав ей что-то на ухо. Девушка, которой на вид было не больше девятнадцати лет, выслушала своего спутника и сразу же обратилась к водителю неуверенным повелительным тоном:

                 – Поехали, Рафаэль!

                 – С удовольствием, – последовал ответ с усталой услужливостью в голосе. – Куда вы хотите ехать?

Грузный мужчина вновь что-то шепнул своей спутнице, после чего она произнесла:

 – Как обычно. Ты знаешь, куда ехать.

 – Хорошо. Считайте, что мы уже на месте.

                Рафаэль вырулил с обочины и стал со средней скоростью двигаться по дороге-дублеру, держа в уме нужный маршрут. Тот мужчина на заднем сиденье был его босс. Его звали Антон, хотя сам он предпочитал, чтобы все его называли Антуаном. Этот человек владел одним из крупнейших казино во всем городе, а также заведовал довольно успешным продюсерским центром, из-под крыла которого вышло несколько известных звезд шоу-бизнеса. Антон был богат и расточителен, ночи напролет проводил на светских вечеринках, где находил себе развлечение в виде смазливых официанток подобно той, что сидела сейчас рядом с ним. Он наверняка пообещал ей помочь «выбраться в люди», «сделать настоящей звездой», рассыпаясь комплиментами по поводу ее голоса и внешних данных. Неискушенные в подобных вопросах молодые девицы с легкостью клевали на подобную приманку и становились для Антона игрушкой на пару недель.

Рафаэль продолжал вести машину, при этом буквально затылком ощущая то, что происходит на заднем сиденье. Звуки поцелуев прерывались робкими, с придыханием, вопросами девушки:

 – Ох, Антуан… может, нам не стоит… так торопиться?

 – Не вижу смысла сдерживаться, – тут же получала она в ответ похотливое замечание.

 – Но мы не одни…

 – У Рафаэля нет глаз на затылке. Он ничего не увидит.

 – Но у него есть зеркало…

 – Оно направлено в окно, а не на нас.

 – Но ведь ему все слышно, – дрожащий от волнения голос звучал все слабее, переходя в шепот.

 – Он сделает музыку громче и, кроме нее, ничего не услышит.

Рафаэль тут же сделал так, как и сказал его босс – увеличил громкость играющей в салоне музыки. Больше он ничего не слышал из того, что происходило на заднем сиденье. Впрочем, не слышал он не столько из-за музыки, сколько из-за равнодушия ко всему окружающему. Рафаэль был привычен к подобным ситуациям, происходящим за спинкой его водительского кресла. Каждый раз все это выглядело одинаково, и лишь лица участниц менялись с короткой периодичностью, но и они были для него абсолютно идентичны. Дело в том, что все эти молоденькие красавицы самим своим существованием сыпали соль на незаживающие раны Рафаэля. Все девушки для него делились на две группы: в одной было лишь одно единственное имя, в другой же были все остальные. Поэтому, ежедневно сталкиваясь в одной группой, он каждый раз вспоминал о другой, и эти воспоминания причиняли ему боль и не давали спать по ночам. Изможденный и с пустотой в глазах Рафаэль, тем не менее, продолжал следить за дорогой, ведущей к очередному пункту назначения своего босса.

Совсем скоро Рафаэль привез своих пассажиров в нужное место, и даже немного пожалел о скоротечности пути, ведь езда по пустым улицам ночного Метрополия доставляла ему приятные ощущения. Несмотря на ватные мысли и изрядно отяжелевшие веки, он бдительно следил за дорогой, к которой был неравнодушен, до самого конца назначенного пути. Сейчас автомобиль стоял напротив входа в одну из самых дорогих гостиниц города и терпеливо ожидал, когда пассажиры выйдут и скроются в ее дверях. Антон со своей спутницей поспешно привели себя в порядок и покинули салон. Довольно быстро эти двое скрылись за дверьми гостиничного холла, великолепие которого окончательно ослепит девушку, и она полностью окажется во власти своего «неотразимого» продюсера. Даже если у нее и были какие-то сомнения на его счет, то вид шикарного номера не оставит от них ни следа. Это действует на всех молодых спутниц Антуана. К слову, на них у Антона глаз уже давно наметан – подобно опытному льву, он знает, как в стаде беззащитных газелей не нарваться на ту, что сможет за себя постоять. Со зрелыми и искушенными женщинами его не видели ни разу, за исключением, разве что, жены.

Проводив взглядом своего босса, Рафаэль поехал прочь от гостиницы. На этом его рабочий день завершен и теперь он смело мог возвращаться домой. С каждой минутой веки Рафаэля становились все тяжелее и тяжелее, напоминая о дикой усталости, но все же он продолжал уверенно управлять машиной. Дело в том, что он и дорога – как одно целое. В мире вряд ли было что-то такое, что Рафаэль смог бы полюбить сильнее дороги. Он никогда не попадал в аварии, обладал авторитетом среди городских автолюбителей, а любое, даже самое ржавое корыто на четырех колесах в его руках превращалась в грациозно плывущую по воздуху лодку. Именно благодаря этой любви к дороге даже адская усталость не могла сразить его за рулем. Стоит только отобрать у него эту любовь или хотя бы на время заместить ее равнодушием, дни и часы Рафаэля будут сочтены.

Когда он приехал домой, то почти сразу же лег спать. Поначалу сон Рафаэля казался крепким, но прервался он, когда на улице было еще темно. Ему снились тяжелые сны, из-за которых в очередной раз весь ночной отдых был скомкан. Остаток утра Рафаэль промучился в попытках нормально заснуть, и каждый раз, когда ему это вроде бы удавалось, он тут же просыпался в напряжении. Сны, которые постоянно виделись Рафаэлю, не давали ему покоя, и так было уже на протяжении нескольких месяцев. За это время, как снежный ком, усталость накапливалась и превратилась в измождение, которое и по сей день продолжает нарастать подобно снежной лавине. При всем этом дополнительные силы тратятся еще и на необходимость выглядеть абсолютно бодрым перед своим начальником, ведь в ином случае есть существенный риск быть уволенным. Действительно, кому захочется рисковать жизнью, доверяя руль водителю со слипающимися от усталости глазами?

Когда Рафаэль оставил свои тщетные попытки уснуть, все, что ему оставалось – это бесцельно бродить по квартире в поисках какого-нибудь интересного занятия. Он сидел в интернете, переключал телеканалы и радиостанции, но рассеянное усталостью внимание не могло ни на чем остановиться. Рафаэль не знал, чем заняться, и его мытарства тянулись час за часом, изматывая не меньше бессонницы. Хотя, безусловно, было занятие, которое могло доставить ему удовольствие, но в данный момент оно было недоступно. Этим самым занятием было вождение. Рафаэль с удовольствием бы сел сейчас за руль автомобиля и, нежно гладя руками идеально ровную окружность, воссоединился бы со своей любимой стихией – дорогой. Он бы даже не стал включать музыку в салоне, чтобы дать возможность бархатному шуршанию колес об асфальт ласкать слух. Держа в своих руках рычаг коробки передач, он мог, не много не мало, управлять пространством вокруг себя. Но все это было возможно только лишь на работе. В свободное время Рафаэль старался не тратить бензин, поскольку излишки ему бы пришлось оплачивать из собственного кармана – его босс довольно педантично следил за своими тратами. Своей машины у Рафаэля не было, поэтому работа являлась единственным местом, где предоставлялась возможность заняться любимым делом. Поэтому сегодня ему в очередной раз приходилось с нетерпением ждать звонка своего начальника.

                 Долгожданная трель телефона прозвучала после полудня. Рафаэль курил на балконе в момент, когда это произошло. Не делая никаких резких движений, словно боясь самому себе признаться в нетерпении, он выбросил на улицу недокуренную сигарету и направился в спальню, где лежала телефонная трубка. Найдя ее, Рафаэль без промедления ответил на звонок:

 – Алло.

 – Здорово, Раф, – на другом конце провода был слышен заспанный голос Антона. – У меня сегодня совещание, так что через двадцать минут будь у гостиницы.

 – Да, шеф, – произнес Рафаэль и тут же услышал в динамике короткие гудки. Положив трубку на место, он стал собираться. В этой же комнате на дверце шкафа аккуратно висел его черный костюм, который казался неким инородным телом посреди царившего в квартире беспорядка. Рафаэль быстро одел его на себя, затем надел ботинки, взял ключи от машины и квартиры, после чего покинул свой дом. Не прошло и двадцати минут, как блестящий черный седан под его чутким управлением уже затормозил напротив входа в гостиницу. Рафаэль набрал номер мобильного телефона босса и, когда тот ответил, сказал, что на месте. Затем он заглушил двигатель, поняв, что Антон еще не готов выйти. Все-таки Рафаэль не первый год работал со своим начальником, а потому хорошо его знал и всегда был готов к довольно длительному ожиданию.

Прошло порядка тридцати минут прежде, чем Антон вышел на улицу, причем вышел он не один, а с той самой девушкой. Похоже, для начала придется подбросить ее до дома. Именно это и сказал первым делом Антон, когда они уселись на пассажирском кресле. Девушка назвала адрес, и Рафаэль сразу же понял, какого маршрута ему нужно придерживаться.

Когда они ее высадили у нужного дома, Антон велел отвезти его к казино. Рафаэль повиновался и уже через сорок минут, несмотря на многочисленные заторы, он затормозил напротив входа в одно из крупнейших казино города. Во всем городе было три наиболее крупных и престижных игорных заведения, и это – одно из них. Правда, Антон не был единоличным его владельцем, по слухам, свое место главного босса он с недавних пор стал делить с одним из партнеров. Похоже, что ему надоело в одиночку справляться со столь хлопотным бизнесом, а потому он переманил от конкурентов одного из наиболее талантливых руководителей взамен на изрядную долю в своем деле. И теперь Антон лишь проводит плановые совещания высшего руководства, не принимая в управлении казино никакого участия и стабильно получая при этом свой жирный кусок. Впрочем, Рафаэль не знал наверняка, правдивы ли все эти слухи, да ему это и не было интересно. Он знал лишь, что Антон сейчас отправился на совещание высшего руководства, но не более того. Все-таки, босс Рафаэля не имел привычки распространяться при нем о проблемах своего бизнеса, будь то казино или продюсерский центр.

Примерно через час ожидания, Антон показался в парадных дверях и направился к машине. Было видно, что он переоделся, так как вместо помятого вчерашнего костюма на нем был совсем новенький серый и, разумеется, не менее дешевый. Во рту у Антона была зажженная сигара, а потому, стоило ему сесть в машину, как салон тут же наполнился терпким ароматом высококачественного табака. Рафаэль подождал, по его начальник не выпустил очередную порцию дыма и спросил:

 – Куда Вас отвезти, Антуан?

 – Поехали ко мне домой. Пришла пора провести время с семьей.

 – Как скажете, – Рафаэль завел двигатель и тронулся с места. Он филигранно вел транспортное средство, объезжая при этом все пробки так, что вплоть до выезда на нужный проспект машина ни разу даже не притормозила. Именно за это в первую очередь Антон и ценил своего водителя, который обладал невероятным талантом – даже в самый час пик он без труда находил свободные дороги. Будто машина сама подсказывала Рафаэлю, куда поворачивать, чтобы тот мог просто ехать без остановок и получать от езды истинное удовольствие. Впрочем, для него это было не столько удовольствие, сколько смысл жизни.

Когда Рафаэль вырулил на проспект, он вдруг убавил звук играющего радио и с некоторой неуверенностью в голосе произнес:

 – Антуан, можно спросить у вас кое-что?

 – Спрашивай, – ответил Антон после некоторой паузы, в течение которой он с блаженством на лице выдыхал дым своей сигары.

 – Дело в том, что сегодня ночью кое-что случилось…

 – Да? И что же?

 – Маленькая неприятность в виде двух полицейских, которые оштрафовали меня за неправильную парковку.

 – Что ж ты так?

 – Еще хорошо, что просто оштрафовали, а то могли и на штрафстоянку машину отбуксировать.

 – Да, можно сказать, что повезло. А спросить-то ты что хотел?

 – Не могли бы вы мне восполнить денежные потери? Мне пришлось полторы сотни отдать, а это практически все, что у меня было.

 – Ты сейчас без денег что ли?

 – Вроде того.

 – Хорошо, я выдам тебе аванс пораньше.

 – Э-э… – Рафаэль несколько замялся и переспросил:

 – Аванс?

 – А ты хотел, чтобы я тебе просто так полторы сотни отдал?

 – Но…

 – Послушай, Раф, это не я ставил машину в неположенном месте. Если это твоя ошибка, то сам за нее и расплачивайся. Радуйся, что я тебя не увольняю за то, что ты мою машину паркуешь хрен знает где.

 – Так машину ставить больше негде было! На стоянке ресторана все места были заняты.

 – И что? По-твоему, этой проблемой я должен заниматься? Я тебе не для того исправно плачу зарплату, чтобы кроме этого еще и за твои развлечения с полицией платить сверхурочно. Откуда мне вообще знать, что там действительно была полиция? Может ты просто решил у меня полторы сотни стрельнуть на халяву.

 – Нет, нет, ну что вы! – Рафаэль затряс головой. – Ни в коем случае!

 – Ну, тогда замнем этот разговор. Будем считать, что ты эти деньги на шлюх потратил. Или пропил, мне все равно. Только пусть такое больше не повторяется, так как мне не нужны проблемы с полицией.

 – Хорошо, Антуан, я понял. Простите.

 – А твои полторы сотни я тебе отдам, но с вычетом из зарплаты.

 – Спасибо.

 – У тебя все?

 – Да, шеф.

 – Тогда продолжай заниматься своим прямым делом. И верни музыку на прежнюю громкость.

 – Конечно, – сказал Рафаэль и прибавил звук в магнитоле. Остаток пути они ехали молча.

Дом Антона был в районе, называемом Сосновым поселком. Он так назывался потому, что располагался на окраине и, по сути, представлял собой лес с большим количеством сосен. И как раз по всему этому лесу были разбросаны коттеджи, между которыми петляли узкие и ровные асфальтированные дороги. Построить дом в Сосновом поселке могли позволить себе только обеспеченные люди, так как земля здесь была очень дорогая. Когда Рафаэль приехал к дому своего босса, тот дал ему обещанный аванс и добавил, что будет дома до завтрашнего дня. Таким образом, рабочий день на сегодня был закончен, и можно было ехать домой.

На обратном пути в город Рафаэль получил неожиданный звонок на мобильный телефон. Это звонил его старый друг, который предложил встретиться. Рафаэль не горел желанием встречаться сейчас с кем-либо, но умирать от скуки дома ему хотелось еще меньше, так что он ответил согласием на поступившее предложение. Он согласился заехать за своим другом и уже держал в уме новый маршрут.

Совсем скоро приехав у дому друга, Рафаэль по телефону сообщил ему о своем прибытии. Затем он вышел из машины и закурил. Друга звали Дмитрий, знакомы они были еще с университета, где учились на одном факультете. Когда они познакомились друг другом на одной из вечеринок, посвященных поступлению на первый курс, оказалось, что они жили в соседних районах и имели много общих знакомых. И уже потом выяснилось, что совпадают у них не только круги общения, но и интересы: футбол, девушки, пьяные вечеринки, и, что самое главное, автомобили. В те годы Рафаэль был весьма компанейским молодым человеком и его всегда звали во многие дружеские компании. Теперь же все по-другому – он стал одинок и нелюдим, а Дмитрий с тех пор остался единственным человеком кроме Антона, который мог сам позвонить ему. Рафаэль должен был радоваться этой встрече, но что-то не позволяло это сделать. Он по-прежнему стоял у машины своего начальника и курил, не испытывая в ожидании встречи никаких особенных эмоций. Даже в тот момент, когда его друг вышел из подъезда, он продолжал стоять на месте с пустыми глазами.

 – Привет, дружище! – Дмитрий казался воплощением жизнерадостности на фоне своего старого товарища. Он быстрыми шагами подошел к Рафаэлю и обнял его. Дмитрий похлопал друга по плечу, затем отстранился и, окинув быстрым взглядом Рафаэля, спросил:

 – Как твои дела?

 – Нормально, – последовал ответ. – А у тебя?

 – Тоже ничего. Слушай, ты как насчет пиццерии? Тут рядом открылась совсем недавно, в ней очень уютно и пицца вкусная. Можем там посидеть и поговорить. Что скажешь?

 – Мне, в принципе, все равно, – произнес Рафаэль и выбросил свой окурок. – Тогда веди меня.

                Рафаэль заблокировал двери автомобиля, и они пошли по дворам. Дмитрий продолжал говорить:

                 – Эта пиццерия совсем молодая. Наверное, именно поэтому они так хороши. У них, между прочим, отменное пиво продается. В общем, тебе там понравится, – он вдруг внимательно посмотрел в лицо Рафаэлю и спросил:

 – Или я ошибаюсь?

                 – Посмотрим, – Рафаэль явно не разделял его энтузиазма.

                 – Рафик, в чем дело? Я так рад, наконец-то, тебя увидеть, а ты сам на себя не похож! Что-то произошло?

                 – Нет, просто я очень устал?

                 – Отчего же ты так сильно устал? Неужели от вождения?

                 – Нет, Дим, вождение здесь ни при чем. Просто я очень плохо сплю. Мне постоянно снятся георгины…

                 – Твою мать! – выругался Дмитрий. Его веселость начала улетучиваться. – Я так и знал! Ты все еще убиваешься из-за нее?

                 – Я не могу ее забыть, как бы мне этого не хотелось.

                 – Хорошо она тебя прижала…

                 – И не говори…

                 – Сколько времени уже прошло с тех пор, как вы расстались?

                 – Четыре месяца.

                 – Ты меня извини, друг, но, по-моему, это ненормально – убиваться столько времени из-за девчонки, которая тебя даже не уважала.

                 – Я ничего не могу с собой поделать. И вообще, давай закроем эту тему. А то я свихнусь, к чертям. Мне и так здесь все о ней напоминает.

                 – Ты прав, давай поговорим о чем-нибудь другом, – Дмитрий хоть и хотел помочь другу, но бередить его старые раны он не желал. – Как дела у нашего дорогого Антуана?

                 – У него все хорошо, как всегда.

                 – Чем он сейчас занимается?

                 – А чем ему еще заниматься? Бухает да спит с малолетками.

                 – Ну, в этом деле он мастер. Он даже нас с тобой когда-то поимел, в каком-то смысле. Я до сих пор помню всю нашу амбициозную компанию, пришедшую к нему на первом курсе. Он обещал нам золотые горы, а мы, развесив уши, верили ему.

                 – Но ты ведь не будешь отрицать, что он очень грамотно это делал?

                 – Еще бы! Ведь мы были готовы работать бесплатно ради обещанного. Я помню его разговоры о создании перспективной команды менеджеров, помню даже тренинги, которые он проводил. Он так все грамотно сделал, что мы считали себя особенными и невероятно везучими оттого, что попали к нему. Что не говори, а язык у Антона был прекрасно подвешен.

                 – Он и сейчас у него подвешен неплохо.

                 – Не сомневаюсь. Лично я знаю мало людей, которые могут врать напропалую и при этом убеждать в своей правоте. Если захочет, он может в своем казино предлагать русскую рулетку с шестью боевыми патронами в барабане револьвера, а люди еще и платить за это будут. А мы четко выполняли свою роль, ожидая, когда к нам придет обеспеченное будущее. А когда мы поняли, что все это бесполезно, Антон уже получил от нас все, что хотел. Теперь ты, кажется, единственный из всех нас, кто остался с ним работать. Правда, совсем не в том качестве, в котором рассчитывал.

                 – Я не жалуюсь.

                 – Знаю. Ты каждый день сидишь за рулем отличной машины, казалось бы, чего тебе еще надо? Но если подумать… ты ведь не об этом думал, когда мы шли к нему, верно? Расскажи, как ты представлял себе свои планы в тот момент, когда мы верили, что Антон сделает нас успешными и богатыми?

                 – Ну, на самом деле, – Рафаэль вдруг призадумался. – Кажется, я хотел, заработав денег, отойти от дел и открыть свой автопарк. В нем были бы услуги такси, прокат лимузинов, мойка и автосервис, в общем, целый комплекс.

                 – О, это было бы круто!

                 – Спасибо. Но все это как было мечтой, так ей и осталось.

                 – Надеюсь, она у тебя еще исполнится, – подбодрил Дмитрий.

                 – Это вряд ли, – последовал ответ весьма безучастным тоном. Так Дмитрий понял, что настроить друга на позитивный лад, скорее всего, не получится. Он решил пока ничего не говорить, и в этом молчании они продолжили свой путь. В один момент Рафаэль неожиданно остановился как вкопанный, а на его лице застыло такое выражение, будто в землю перед ним только что ударила молния. Взгляд его был направлен в сторону аптеки, мимо которой они с Дмитрием сейчас проходили. «Я сейчас», – бросил Рафаэль и пошел к аптеке.

Пока он шел к ней, для него не существовало ничего, кроме образа стоящей прямо по курсу девушки. Она не видела приближающегося на ватных ногах Рафаэля, так как внимательно изучала маленькую коробочку, по-видимому, с таблетками. Он, тем временем, продолжал идти к ней, чувствуя, как время вокруг него ощутимо замедлилось. Неожиданность встречи буквально оглушила Рафаэля и он, будто под гипнозом, разменивал сантиметры пути на невыносимо долгие минуты ожидания. Ожидания того момента, когда же она, наконец, поднимет на него свой взгляд. Но перед тем как это случилось, Рафаэль посмотрел на коробочку в ее руках – это были противозачаточные таблетки. Он понял это сразу, так как раньше он уже их видел. Внутри все словно упало, а немой приступ ревности комом привалил к горлу. Чувства настолько сильно захлестнули его, что он даже не заметил, как девушка убрала коробочку к себе в сумку.

 – Рафаэль?! – женский голос вывел его из ступора.

                 – Здравствуй, Далия. Какая неожиданная встреча…

                 – Неожиданная – не то слово! Что ты здесь делаешь?

                 – Честно говоря, просто гуляю, – Рафаэль был мрачен.

                 – Один?

                 – Нет. С Димой.

                Далия выглянула из-за его плеча и увидела на прохожей одиноко стоящего Дмитрия. Она помахала ему рукой и, получив ответное приветствие, вернулась к разговору с Рафаэлем:

                 – Ты плохо выглядишь. У тебя все хорошо?

                 – Нет, не все. Я плохо сплю. Уже четыре месяца, между прочим.

                 – Все понятно, – ее голос резко изменился. Он стал сухим и недовольным. – Так ты об этом хочешь поговорить?

                 – А о чем тут говорить? Ты ведь все равно не вернешься…

                 – Ну, раз нам не о чем говорить, значит…

                 – У тебя есть кто-то? – Рафаэль не дал ей закончить фразу.

                 – Что?! Какая тебе разница?!

                 – Скажи. Мне нужно знать…

                Не успела Далия ответить, как вдруг что-то привлекло ее внимание. «Подожди», –  сухо бросила она Рафаэлю и ушла в ту сторону, где стоял Дмитрий. Провожая ее своим усталым взглядом, Рафаэль увидел, как Далия подошла к какому-то мужчине в черном осеннем плаще. Около минуты она беседовала с ним, после чего развернулась и пошла обратно. Мужчина в плаще продолжал стоять на месте, видимо, ожидая Далию.

                 – Ну, и кто этот человек в черном? – спросил ее Рафаэль, когда она вернулась к нему.

                 – Его имя тебе ни о чем не скажет, так что это не твое дело. На самом деле, Рафаэль, я не понимаю, чего ты сейчас хочешь добиться своей ревностью. Мы с тобой расстались, и ты уже давно не имеешь права меня ревновать.

                 – Ты спишь с ним? – не унимался Рафаэль.

                 – Да, черт возьми, я сплю с ним! – Далия начала выходить из себя. – А тебе-то что?! Ты морду ему набьешь?! Или, может быть, мне? Успокойся уже! Четыре месяца прошло, пора тебе забыть обо всем, что было в прошлом!

                 – А если я не могу забыть?

                 – Значит, ты слабак! Более того, ты – ничтожество! Пойми, я никогда тебя не любила! Ты лишь очередная ошибка в моей жизни! Если бы я тогда знала, что эта машина вовсе не твоя, я бы ни за что не села к тебе! И ничего этого не было бы! Я вообще не понимаю, как мы с тобой смогли провстречаться целых три месяца, ведь ты о машинах думал больше, чем обо мне! Успокойся уже и оставь меня в покое! А теперь извини, но мне пора идти. Пока!

                Не дожидаясь ответа, Далия ушла. Впрочем, Рафаэль ничего и не собирался говорить в ответ. Он просто молча стоял с мрачным выражением лица и пустым взглядом наблюдал за тем, как его бывшая девушка уходит. Она была невысокого роста, с миниатюрной фигуркой и черными как смоль волосами. Одета Далия была в туфли на высоком каблуке, короткую джинсовую юбку и светлую ветровку с расстегнутой по грудь молнией. Далия была по-прежнему очень эффектна, но самой красивой частью тела для Рафаэля оставались ее черные, как бездна, глаза. Дразнящие и беспощадные, в них пылал огонь игривой дерзости. Когда-то на него смотрели именно такие глаза, но сегодня в них было лишь абсолютное равнодушие и это мучило его. Униженный и подавленный, Рафаэль наблюдал за тем, как Далия уходила по улице под руку с тем человеком в черном. Этот стильный красавец уводил ее прочь, и от этого вида внутри все закипало адским пламенем. Впрочем, внешне Рафаэль это ничем не проявлял, так что подошедший к нему Дмитрий даже ничего не заподозрил. Он сказал:

                 – Ну что, Раф, пойдем? Пиццерия уже близко.

                 – Знаешь, Дим, иди без меня, – Рафаэль не спускал глаз с двух отдаляющихся силуэтов. – У меня что-то совсем пропало настроение.

                 – Да у тебя его и так не было, на самом деле. Ладно, давай тогда на другой раз перенесем.

                 – Хорошо. Пока.

                 – Пока. Удачи тебе.

                Рафаэль молча направился к тому месту, где он оставил машину своего босса. Дмитрий же остался стоять на месте, провожая его грустным взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду.

                Далия – это имя в переводе означало «георгин». Георгины – красивые и долгоцветущие растения с широкой гаммой окраски соцветий и разнообразием форм. Георгины своим обильным цветением способны украсить любое помещение, любую компанию. Цветущие георгины замечательно смотрятся и вблизи, и издали. Но своей красотой они будут радовать только в случае постоянного ухода за ними. Если не суметь обеспечить нужный уход – цветок погибнет. Рафаэль не сумел. Именно об этом он думал, сидя за рулем автомобиля. Рафаэль не знал, куда он ехал, по сути, дорога в данный момент его вообще не волновала. Он видел перед собой лишь образ цветов, которые ненавидел больше всего. Рафаэль не разбирался в цветах, лишь розы и ромашки мог отличить от остальных, но когда он семь месяцев назад встретил Далию, георгины стали неотъемлемой частью его жизни.

                Знакомые места за окном отвлекли Рафаэля от размышлений. Он остановил машину и, оглядевшись, понял, что находится рядом с домом Далии. Рафаэль заглушил мотор и стал наблюдать за ее окнами, которые без труда нашел. Он сидел в салоне и ждал, хотя сам не знал, чего именно. Ждать была его работа, так как все время приходилось дожидаться Антона, но в этот раз ожидание было особенным. Скорее всего, оно было таким из-за неопределенности, которая пронизывала Рафаэля насквозь.

Медленно и мучительно прошел час. Из-за сильной усталости, веки были очень тяжелые и смыкались при каждом удобном случае. Рафаэлю приходилось мучительно терпеть это, с каждым разом прилагая все большие усилия, чтобы размыкать уставшие глаза. В один момент он все же не справился с навалившимся грузом и провалился в беспокойный сон. Около трех часов Рафаэль находился в тревожном забытьи, постоянно просыпаясь и засыпая вновь, пока не проснулся окончательно. Ему снились георгины, а точнее лепестки, которые летали вокруг него, напоминая о Далии. Все эти лепестки были копиями ее черных глаз, смотря в которые Рафаэль читал ее последние слова: «Ты – ничтожество!», «Я никогда тебя не любила!» и «Оставь меня в покое!». Эти слова терзали душу, выбрасывая из сна, но затем сон возвращался, и все повторялось вновь. Так было до тех пор, пока лепестки-глаза не облепили Рафаэля настолько плотно, что он стал задыхаться. В холодном поту он проснулся окончательно. На улице уже стемнело, а на душе скребли кошки от унизительных слов, что врезались в память и никак не могли выветриться оттуда. Тоска и ненависть овладели Рафаэлем, он посмотрел на окна Далии, в которых горел свет. Сон опять начал подступаться к нему, но в этот раз Рафаэль был сосредоточен на окнах в своем томительном ожидании и не давал шанса себя одолеть.

                В один момент свет в окнах погас, давая Рафаэлю понять, что его ожидание закончилось. Как только он это осознал, сильное волнение овладело им и стало требовать от него активных действий. Рафаэль понятия не имел, что им двигало и что теперь нужно предпринять, так как не имел плана на этот счет, а потому решил идти на поводу у своего внутреннего голоса. Он вышел из машины и направился к подъезду быстрым шагом, чтобы успеть до того, как выйдет Далия. Он встал около двери и, прижавшись к стене, стал ожидать. С каждой секундой нервы натягивались все больше и больше, а в глубине души разгоралось волнительное пламя. Буквально всем своим существом Рафаэль чувствовал приближение Далии, и чем ближе она становилась, тем сильнее разгорался огонь внутри него, парализуя собой дыхание и мышцы тела. Рафаэль продолжал стоять, прислонившись к стене, словно облитый бензином. Отвратительное пищание отрывающегося домофона подействовало подобно искре. Полыхавший внутри Рафаэля огонь вспыхнул и снаружи: он заместил собой все чувства, огонь приглушил сознание, остановил дыхание и парализовал все тело. Лишь помутненный взгляд был более-менее сфокусирован на вышедшей из подъезда девушке с черными, как смоль, волосами. Когда она проходила мимо, не заметив Рафаэля, все, что он мог сделать – это провожать ее своим усталым взглядом, передающим все сигналы в мозг в замедленном режиме. Силуэт Далии двигался очень медленно, казалось, что он тоже попал под влияние полного оцепенения. До тех пор, пока хлопок закрывшейся двери подъезда не вывел из него Рафаэля. Как только он пришел в себя, ноги сами понесли его вдогонку за Далией. Он догнал девушку в тот момент, когда она уже поравнялась с машиной босса. Рафаэль схватил Далию, зажал рот руками и, не обращая внимания на те сдавленные звуки, что она издавала, потащил к машине. «Ты забрала у меня душу. Я же заберу ее обратно», – зло прошипел он ей на ухо, после чего без лишних церемоний посадил в автомобиль. Затем сел в него сам и поехал отсюда прочь.

                Свет уличных фонарей проскальзывал по лобовому стеклу и исчезал в крыше автомобиля прямо в такт стуку кузнечных молотов в висках. Из-за огромной дозы адреналина Рафаэлю было непросто сосредоточиться на дороге, поэтому он не развивал высокую скорость. Тяжелый металлический лязг в голове заслонил собой все звуки, а руки вцепились в руль так, словно это был спасательный круг посреди беснующегося моря. Тем не менее, он продолжал движение, и постепенно родная стихия привела его в чувство – руки вновь начали мягко гладить руль, огонь ушел с поверхности тела в глубины души, а стук кузнечных молотов, притихнув, дал дорогу всем остальным звукам.

 – …ерта ты творишь?! – пробился истошный крик Далии. В ответ Рафаэль так резко повернулся к ней, что его глаза сверкнули.

 – Заткнись! – гаркнул он так, что во взгляде Далии тут же отпечатался невероятный испуг. У нее не было иного выхода, кроме как повиноваться ему. Остаток дороги оба ехали молча. Минут через десять Рафаэль остановил машину, заглушил двигатель и вышел. Затем он открыл пассажирскую дверь, чтобы Далия могла выйти, и сказал ей:

 – Чтобы ни звука, ясно?

 – Что ты хочешь сделать? – испуганно вопрошала она.

 – Я сказал, ни звука! – Рафаэль был тверд. – Выходи.

                Испуганная Далия вышла из машины и осмотрелась. Она сразу поняла, что это за место – это был дом, в котором Рафаэль жил. Когда-то Далия была здесь, и не один раз. Рафаэль под руку провел ее через давно знакомый подъезд в свою квартиру.

Там он закрыл дверь на все замки и велел Далии пройти в спальню. Сам он ушел в другую комнату, где некоторое время что-то усердно искал. Когда Рафаэль вернулся, то держал в руке розовые меховые наручники. Он показал их сжавшейся от испуга девушке и сказал:

                 – Помнишь, как ты мне их дарила? Очень щедро для подарка на день рождения, ты не находишь?

                 – Что ты хочешь этим сказать? – голос Далии дрожал. – Зачем они тебе?

                 – Даже делая подарки, ты в первую очередь думала о себе. Иди к батарее.

                 – Что?! Нет, пожалуйста, прошу тебя… – взмолилась Далия.

                 – Я не хочу повторять по десять раз, – Рафаэль был неумолим, а его голос был тверд, как камень. – Делай, что я сказал.

                Ей ничего не оставалась, кроме как послушаться. Далия подошла к углу комнаты, после чего Рафаэль приковал ее наручниками к батарее, которая в этом углу находилась. Испуг девушки постепенно начал превращаться в отчаяние, и ее глаза наполнились слезами.

                 – Не делай этого, прошу тебя… – молила она сквозь слезы.

                Рафаэль отошел от батареи и сел в кресло напротив. Он посмотрел на плачущую Далию и заговорил:

                 – Мне очень тяжело без тебя. Но я знаю, что по своей воле ты ко мне не вернешься. А встречаться с тобой, зная, что ты сделала мне одолжение, я вряд ли смогу. Честно говоря, я не уверен, что твое присутствие здесь поможет мне, но мне больше ничего не остается. Четыре месяца были для меня сродни жизни в аду, и все это из-за тебя. Я не знаю, как справиться с зависимостью от тебя. И это притом, что я в свое время от тебя никакой любви даже не получил. Быть может, ты вообще не способна любить? Зачем же я тогда так убиваюсь? Как это назвать? Быть может, это проклятие?

                 – Называй это как хочешь… только отпусти меня… пожалуйста… – Далия с трудом выговаривала слова из-за обилия слез.

                 – Ты живешь в таком же доме, так что ты знаешь, какая хорошая здесь звукоизоляция. Кричать бесполезно. Живу я один, друзья ко мне не заходят, так что никто тебя не спасет. Никто не знает, что ты здесь. Оторвать батарею ты не сможешь, а под этим мехом скрываются настоящие стальные наручники. Так что не трать силы понапрасну, отныне я – твоя единственная надежда на выживание. Подобно георгину, нуждающемуся в тщательном и кропотливом уходе, ты будешь здесь меня ждать. Благодаря тебе, кстати, я почти все знаю о цветах, которые теперь ненавижу. Например, ты знала, что георгины надо обильно и регулярно поливать? Как часто это делать – зависит от температуры и влажности воздуха. В сухую и жаркую погоду в первую неделю после посадки георгины поливают ежедневно, затем реже, но почва под растениями всегда должна быть влажной. Иначе георгины будут хуже расти, и на них завяжется меньше бутонов. После каждого полива землю под георгинами нужно рыхлить и удалять сорняки. Не видишь тут никакого сходства?

                В этот момент у Рафаэля зазвонил мобильный телефон. По мелодии он сразу же понял, что звонит его начальник, а, значит, трубку нужно взять обязательно.

                 – Алло?

                 – Привет, Раф. Ты мне нужен. Чтобы через полчаса был у меня дома.

                 – Понял. Я выезжаю.

                Когда этот короткий телефонный разговор прервался, Рафаэль положил мобильник к себе в карман и направился к выходу из квартиры. Не обращая внимания на истошные вопли Далии, он вышел и закрыл за собой дверь. Напоследок Рафаэль убедился, что крики не пробиваются в подъезд, после чего он сел в лифт и поехал вниз.

Рафаэль ехал по вечернему Метрополию, и все его мысли были заняты недавними событиями. Его мучил вопрос о том, правильно ли он поступил с Далией. Поможет ли ему ее постоянное присутствие? Поможет ли ему забыть свой комар? Рафаэля мучила неопределенность, и в этих мучениях одна его часть требовала наказать девушку за причиненные страдания, а другая давила на жалость и терзала совесть. Разрываясь на части, он не сразу заметил, что попал в пробку. Это явно не входило в его планы, ведь любое опоздание могло обернуться для Рафаэля потерей работы. К счастью для него, пробка была небольшой, и он свернул на первом же перекрестке. Дальше он пытался сосредоточиться на дороге, но получалось это у него не слишком хорошо. То и дело его мысли занимались душевными метаниями, и, тем не менее, он сумел доехать до места назначения вовремя. Если бы дело было днем, то Рафаэль мог застрять в городе гораздо серьезнее. Припарковавшись, он сообщил Антону о своем прибытии и стал ожидать его выхода. Ожидания были тяжелыми, так как Рафаэля неумолимо клонило в сон. Его веки были словно налиты свинцом, удержать их открытыми было крайне сложно, но, тем не менее, это необходимо было сделать. Вряд ли Антон будет рад, если увидит своего водителя спящего за рулем.

Когда тот вышел с территории своего дома, то был не один, а со своей женой. Это была женщина лет тридцати пяти, крашенная блондинка, ухоженная, в дорогих побрякушках и весьма вальяжная в своих манерах. Супружеская чета разместилась на заднем сиденье, после чего Рафаэлю велели ехать. Место назначения – элитный ресторан в центре города. Видимо, у них сегодня не обошлось без скандала, по ходу которого жена упрекала своего мужа во всех смертных грехах. Это было уже не в первый раз, поскольку ей явно хотелось светской жизни, но вместо этого приходилось сидеть дома, с двумя детьми, пока ее муж развлекается по-полной. Это было весьма логично, ведь там, где есть молоденькие красавицы, собственная жена нужна меньше всего. Сейчас по лицу Антона читалось равнодушие, которое означало, что вся эта затея с рестораном – лишь способ «умаслить» недовольную жену. На лице которой, в свою очередь, читалось чувство неудовлетворенности, как от жизни, так и от брака.

Присутствие этой женщины в машине постоянно напоминало Рафаэлю о Далии. И вновь все его мысли были о своей бывшей девушке, находящейся в его квартире взаперти. Как и раньше, он не мог забыть о Далии, но с тех пор, как она находится у него дома, все стало только хуже. Теперь даже дорога не могла отвлечь Рафаэля от душевных терзаний. С каждой очередной сотней метров пути сил у него становилось все меньше и меньше. Веки утяжелялись, каждую секунду они норовили погрузить Рафаэля в несвоевременный сон. Черно-белые лепестки георгин уже начали кружить над машиной, и их число неумолимо возрастало. Лепестки заслоняли лобовое стекло, пришлось даже включить дворники, но эта мера не могла быть эффективной. Заметив включенные дворники, жена Антона спросила: «Неужели дождь?», и стала внимательно рассматривать улицу за окном. Рафаэль ничего не ответил, так как у него не было на это сил. Все остатки своих внутренних резервов он бросил на борьбу со сном, так что даже думать ему удавалось с трудом. Лепестки георгин уже проникли в машину. Где-то в глубине сознания промелькнула мысль, что он больше не в состоянии вести машину. Нужно снизить скорость, но руки не слушаются. Он должен рассказать о своем состоянии пассажирам, но не моможет этого сделать. У него просто не было сил. Сон уже начал принимать Рафаэля в свои крепкие объятия.

 – Рафаэль?! С тобой все хорошо? Рафаэль! – все слабее доносился до него женский голос. – Рафаэль!!

Окруженный лепестками, автомобиль на большой скорости ехал по дороге. Черно-белые листочки кружили вокруг него подобно рою летающих насекомых. Они заполнили собой весь салон, усыпляя Рафаэля своим шелестом. Силы покидали его в геометрической прогрессии, а голос, зовущий его по имени менялся и из истошно-надрывного голоса жены Антона он превращался в мягкий, нежный и успокаивающий голос Далии. Рафаэль открыл глаза и увидел прямо перед собой два лепестка, которые выделялись среди остальных. Они были точными копиями тех самых глаз, что он никак не мог забыть. Это были дразнящие и беспощадные глаза, в них ярко пылал огонь игривой дерзости. Казалось, что они смеялись. А знакомый до боли голос кричал будто издалека: «Рафаэль! Рафаэль!».

Рафаэль сдался. Он не мог больше бороться. Он уже не ехал на машине, вместо этого он шел по залитому солнцем полю, окруженный роем георгиновых лепестков. Рафаэль не слышал шума покореженного металла с пробитого дорожного ограждения, равно как и криков обреченных пассажиров. Он не видел, как мир перевернулся вверх дном. Рафаэль мог видеть лишь лепестки георгинов, которые невозможно было сосчитать. Их было так много, что они заволокли собой все небо, погрузив Рафаэля в кромешный мрак.

По иронии судьбы это была его первая и последняя авария.

 

 

Осколок VIII. Судьбоносное знакомство.

 

Солнце стояло в зените и, из-за полного отсутствия ветра, было очень жарким. Винсент стоял на остановке в ожидании такси уже десять минут, но ни одной свободной желтой машины пока не проехало мимо. В то время самочувствие его оставляло желать лучшего вследствие бурной ночи, проведенной в компании молодых людей. Винсент познакомился с ними в ночном клубе и решил не отказывать себе в удовольствии хорошенько повеселиться. После клуба вся компания отправилась домой к одному из ее участников, в очень просторную и богатую квартиру. Там все без исключения принимали алкоголь и легкие наркотики в довольно крупных количествах, поэтому Винсент чувствовал себя соответствующе. А тут еще и это жаркое солнце, из-за которого становилось еще хуже, ведь Винсент был одет, как всегда, во все черное. Поэтому, когда подъехал автобус, свой плащ Винсент держал в руках, две верхние пуговицы рубашки были небрежно расстегнуты, а волосы были мокрые и лишь слегка приглажены. Но, не смотря на свое не лучшее самочувствие, выглядел он вполне прилично и не привлекал внимания какой-либо чрезмерной небрежностью внешнего вида.

Такси по-прежнему не было, и Винсент решил сесть в подъехавший автобус, лишь бы не плавиться в этой жаре. Это был подходящий ему маршрут и он, купив у водителя билет, прошел через турникет. Винсент сел на свободное место в передней части автобуса и устремил свой невидящий взгляд в невидимую точку прямо перед собой. Так он ехал несколько минут до тех пор, пока красивый женский голос не вывел его из раздумий:

 – Молодой человек, Вам плохо? Быть может, сядете к окну?

Винсент обернулся к соседнему креслу и сразу же утонул в лазурной глубине ясных глаз. «Выплыть» из этой глубины было отнюдь не просто, но, как только Винсенту это удалось, он не поверил своим глазам – рядом сидела та самая девушка из кинотеатра, что приглянулась ему в зрительном зале. Девушка с участием смотрела на него своими небесными глазами, а он оказался в некоем подобии гипноза, выйдя из которого, Винсент тяжко усмехнулся и с трудом перевел взгляд. Девушка заговорила опять:

 – В чем дело? Молчите, потому что не знакомитесь в транспорте?

 – Хм, – усмехнулся Винсент еще раз, но уже еле заметно, – да, пожалуй, не знакомлюсь. Но это только потому, что я редко им пользуюсь. А сегодня просто особый случай.

 – Особый случай? – девушка улыбнулась, и в ровной глади ее глаз заискрились золотые лучи солнца, словно это были не глаза, а два озера с кристально чистой водой. – Особый в том, что Вы едете в автобусе? Или вся особенность в Вашем тяжелом утреннем состоянии?

 – Не стоит называть меня на «вы». Мое имя Винсент.

 – Анжелика. Мне очень приятно с тобой познакомиться, Винсент.

Они пожали друг другу руки. Показалось, что в этом пожатии их десницы задержались чуть дольше обычного и разнялись с неохотой. Самочувствие Винсента даже немного улучшилось от этого прикосновения. Он словно держал в руке что-то безумно дорогое и хрупкое, но при этом это что-то казалось далеким и недосягаемым. Во всяком случае, для Винсента.

Молчание длилось недолго, около трех или пяти секунд и первым его нарушил Винсент:

 – Где ты выходишь, Анжелика?

                 – Буквально через две остановки.

                 – Значит, мне действительно лучше сесть к окну. Мне ехать гораздо дальше и тебе будет легче выходить.

                 – Согласна, – произнесла Анжелика и они поменялись местами. Оказавшись около окна, Винсент приоткрыл его чуть шире и впустил больше воздуха в салон. Из-за большого количества автомобилей на шоссе автобус ехал не очень быстро, а значит, сильного сквозняка можно было не опасаться.

                 – Скажи мне, Анжелика, неужели я так паршиво выгляжу?

                 – Ты выглядишь нормально, просто видно, что самочувствие у тебя явно не в норме. Смею предположить, что это из-за бурно проведенной ночи. Так в чем же состоит твой сегодняшний особый случай? Ты мне так и не ответил.

                 – Для меня он не столько особый, сколько особенный.

                 – Да? И в чем же ты видишь разницу?

                 – Хм… расскажу на примере. Особый – это как синоним слова «выделяющийся». Это слово звучит достаточно скромно по сравнению со словом «выдающийся». И как раз «выдающийся» кажется мне синонимом особенного. К тому же, обрати внимание на фонетику – «особый» и «особенный». Разница определенно есть, причем даже в произношении: «особый» проговаривается быстро, будто проглатывается; а вот «особенный», в свою очередь, растягивается и произносится с выражением. Оно словно смакуется истинным гурманом.

                 – Интересная мысль… – Анжелика немного задумалась, видимо, произнося и сравнивая эти слова мысленно. – Никогда не думала об этом.

                 – Так вот, мой особенный случай – это знакомство с тобой. Это гораздо важнее, чем внеплановая поездка на общественном транспорте или очередное утро, отяжеленное сильным похмельем. Ведь таких красивых и интересных девушек, как ты, встречаешь крайне редко, независимо от того ищешь ты или нет. Да и то, даже если специально ищешь, невозможно руководствоваться лишь своей фантазией. Таких женщин сначала встречаешь, и только затем понимаешь, что конкретно ты искал. А значит, именно после этой встречи образ идеала приобретает четкие человеческие черты. Вот мое мнение.

                Анжелика выслушала и затем несколько засмущалась. В ее лазурных глазах поселилась благодарность, как вся ее суть. Этот комплимент был ей очень приятен:

                 – Большое спасибо, Винсент. Не ожидала от тебя комплимента. Мне очень приятно.

                 – Не стоит благодарности, – Винсент ощутил некоторую неловкость, наверное, он не привык к искренним благодарностям посторонних. – Я говорю то, что думаю, не более того.

                 – Не скромничай, мне действительно очень приятно. И еще такое чувство, будто ты меня знаешь уже гораздо дольше, чем пара автобусных остановок.

                 – Быть может, так оно и есть… – мечтательно проговорил Винсент. В ответ Анжелика посмотрела на него как-то странно, будто ожидая услышать что-то еще. Но Винсент молчал, глядя куда-то в сторону. Между ними двумя воцарилось непродолжительное молчание, которое первой нарушила Анжелика. Она заметила приближение своей остановки и дала понять, что ей пора выходить. Анжелика тепло попрощалась с Винсентом и направилась к выходу. На ней была надета бирюзовая шелковая блузка, обтягивающая до колен юбка, такого же цвета, а сверху было надето легкое белоснежное пальто. Длинные волосы цвета платины, были распущены и развивались на легком транспортном сквозняке. Когда автобус остановился, и двери открылись, Анжелика легко, словно порхая, оказалась на улице и, звонко цокая каблуками, направилась к большому небоскребу, к которому эта остановка и была приписана.

                Горожане этот небоскреб называли «Маяком», и это было самое высокое здание в Метрополии. Маяк включал в себя самый настоящий центр досуга, не только внутри, но и вокруг которого круглые сутки кипела жизнь. Маяком это здание назвали не только из-за некоторого внешнего сходства и большой высоты, но и потому, что на крыше раз в неделю загорается яркий свет, который виден в любой точке города. Природу этого света никто не знает, но предположений на его счет, как всегда, прямо пропорционально количеству живущих в городе людей. Одни говорят, что это для самолетов, другие думают, что городская мэрия хочет сделать свою главную достопримечательность восьмым чудом света, третьи утверждают, что это некие сигналы, связанные с НЛО, а четвертые предлагают и вовсе мистические или религиозные варианты. Ни к кому из них Винсент себя не относил. Он вообще был, пожалуй, одним из тех редких людей, которые не интересовались этим вообще. И сейчас он следил за объектом своего интереса по имени Анжелика. Следил до тех пор, пока девушка не пропала из его поля зрения. И, тем не менее, даже когда силуэт Анжелики растворился в людском потоке, Винсент продолжал сидеть в пол-оборота и наблюдать за толпой. Лишь когда автобус тронулся с места, он вернулся в исходное положение и вновь почувствовал себя отвратительно.

 

 

Осколок IX. Коммивояжер.

 

                Осень. Каждый новый день становится на несколько минут короче, чем ночь. И так происходит большую часть лета, начиная со дня летнего солнцестояния. Разница незаметна, поскольку все цветет и радуется, горит и переливается яркими цветами. На подобные мелочи даже не хочется обращать никакого внимания, поскольку в эти дни одолевает желание отдыхать и ничего не делать, радуясь при этом удачно складывающейся жизни. Хочется хвастаться своей беззаботностью и рассказывать о времени, проведенном впустую. Город отдыхает, а природа радуется. Но в один момент наступает осень. Каждый день до ее наступления укорачивался всего на пару минут, но именно осень заставляет каждого взглянуть в лицо своей реальности. В этой реальности по-прежнему никто не замечает, что дни становятся короче. Но все знают, что осенью ночи становятся длиннее, а любой день в таких условиях неумолимо теряет свою значимость. Листья начинают опадать, вместо травы появляется грязь, а свинцовые облака накрывают весь Метрополий непроницаемым панцирем. Вместо солнечных лучей на город все чаще падают тяжелые капли холодного дождя. Эти капли тяжелы настолько, что утяжеляют даже мысли людей, глаза которых излучают все меньше радости. Пробки на дорогах снова занимают свое привычное место, а каждый час пик сопровождается столпотворением в метро и на автобусных остановках. Серые людские массы двигаются и живут по одному и тому же расписанию, они растут с каждым днем все больше и больше, поливаемые бесконечным дождем, словно из лейки.

Такова городская осень. Дым из труб еле различим на фоне городского неба, кажется, что он сливается с ним, подпитывает его, но это мало кого волнует. Все прячутся под зонтами и не видят ничего выше своего тяжелого взгляда, направленного себе под ноги. Они не смотрят на свое отражение в мокром асфальте, так как вместо себя там можно увидеть лишь расплывчатые черные пятна. А кому хочется видеть вместо себя черное пятно? Кому угодно, но только не тем, кто боится промокнуть. К сожалению, таких людей большинство. Они все существуют в той реальности, что им была предложена сначала, после чего категорично отрицают любую другую. Ограниченность восприятия мешает им смотреть вверх и по сторонам, вместо того, чтобы, опустив голову, смотреть себе под ноги. Наверное, они просто боятся споткнуться и смотрят в одну точку на протяжении всей своей жизни. И им нет никакого дела до многих вещей и людей, выходящих за рамки их эгоцентричного восприятия своего собственного мира.

Разумеется, что никому нет дела до одинокого старика, медленно бредущего через железнодорожные пути небольшой станции на окраине города. Он с видимыми усилиями перешагивает через полотно, чтобы добраться домой и лечь там спать. За его спиной проносится электропоезд, но старик не оборачивается, он уже привык к этому. Да и вряд ли там можно увидеть что-нибудь новое, кроме редких темных фигур в горящих окнах. Старик продолжает медленно брести, перешагивая через пути и боясь споткнуться о них. В его возрасте уже некуда торопиться. Дома он живет один, посетителей у него не бывает, поэтому все, что у него есть, это ночной сон и телевизор со всего несколькими работающими каналами из-за старой антенны.

Он подходит к дому, который располагается рядом с железной дорогой. Здание серое и унылое, оно точно такое же, как и все соседние дома. Этот маленький полумертвый район скоро снесут, недалеко уже во всю идут строительные работы. Там строятся офисные здания, торгово-развлекательные центры, многоэтажные жилые дома, а также детские и спортивные площадки в их дворах. Относительно спокойные спальные районы будут граничить с деловыми центрами, кишащими жизнью людей, а также их цинизмом. Вполне логично следует предположить, что этот и район подвергнут очень модному нынче явлению – модернизации. И в результате этого тихая и малолюдная железнодорожная станция превратится в оживленное место, где поезда будут останавливаться все чаще.

Наступило утро. Старик проснулся рано, так как ему пора идти на работу. У него давно наступил пенсионный возраст, но жить лишь на пенсию здесь тяжело. Да и трудно оставлять дело всей жизни, давно ставшим частью самого себя. Старик работал всю свою жизнь коммивояжером и торговал в поездах. Он был перспективным продавцом и в конторе его ценили за его навыки. В один момент он даже стал подниматься по своей карьерной лестнице и занял руководящий пост, но управлять другими продавцами он оказался не в состоянии. Поскольку он с трудом мог ручаться даже за себя, остальные выходили из-под контроля, и он вернулся к тому, с чего начинал. К сожалению, то, с чего он начинал, уже было недоступно из-за постоянно идущего вперед времени. В самом начале он был молод и красив, был дважды женат и имел множество знакомых, называвших себя друзьями. Он был энергичен и красноречив, что помогало ему завоевывать популярность у окружающих. Вся его жизнерадостность и оптимизм привела его к мимолетному успеху, воспользоваться которым у него не получилось. Но со временем все изменилось и полноценного возвращения к началу не вышло. Бывшие жены отсудили свои алименты и большую часть имущества, и возвращение в старую квартиру своих покойных родителей было вынужденной мерой. Таким образом, единственным, что совпадало с его началом, было полное отсутствие денег и квартира с выходящими на железную дорогу окнами. Но у него больше не было молодости, энергии, привлекательной внешности и крепких нервов. Работа перестала приносить удовольствие. Образ жизни превратился в проклятие, которое невозможно было с себя сбросить. Было уже поздно.

Сейчас он просто никому не нужный старик. Стук колес проезжающего мимо поезда был его колыбельной песней, под которую он не только засыпал, но и просыпался. И сейчас он одиноко бредет к станции, чтобы продолжать делать свою работу. Над стариком свинцовый панцирь из облаков, но он его не видит, поскольку смотрит лишь себе под ноги. Дождь мало волнует старика, уж слишком он привычный и обыденный.

Старик с большим трудом поднимается по лестнице, ведущей на платформу. Если бы он мог, он пошел бы по путям, но залезать на платформу самому еще тяжелее, чем подниматься по неравномерным ступеням, идя при этом в обход. Но вот он добирается до конца лестницы, впереди его ждет ровный участок моста, огороженный ржавым парапетом, а это значит, что самый трудный участок уже позади. Он спускается по лестнице и наблюдает, как люди моложе с легкостью обгоняют его, спеша на прибывающий электропоезд. Это люди из соседних районов направляются в город. Этот способ довольно удобен, так как конечная станция располагается почти в самом центре города, поэтому утро есть наиболее оживленное время для этой станции. Люди помладше спешат на учебу, а те, что постарше – на работу. Из всех не торопится только один человек. Это старик, который медленно спускался по лестнице вниз, на платформу.

Когда поезд уехал, платформа опустела. Теперь старик шел вдоль нее, не боясь, что кто-то в спешке случайно толкнет или заденет без всякого для себя сожаления. Он шел и не торопился, поскольку спешить ему было некуда. Работал старик в газетном киоске, где большая часть прессы была «желтой» и годящейся лишь для засорения сознания. Хотя были и более-менее приличные глянцевые журналы, но здесь мало кто ими всерьез увлекался. Работа в киоске была единственным, чем старику смогла отплатить контора за столько лет работы. Новое руководство не признает таких понятий, как прошлые заслуги, поэтому старику было отплачено так, как и следовало от них ожидать. В конце концов, он ведь не полный дурак, чтобы надеяться на людскую доброту и верить в человеческие отношения. «Сейчас этому не учат. Да и раньше, в общем-то, тоже…», –  так думает сейчас старик, когда кроме мыслей больше ничего нет. Нет дела, нет эмоций, и нет даже желания иметь что-либо из этого. Как можно желать то, чего даже не помнишь? Как давно он в последний раз с удовольствием ходил по вагонам, продавая что-то? Старик этого уже не помнил. Каждый день в последние десять лет одного и того же серого цвета. Желтизна газет не может хоть сколько-нибудь скрасить столь унылую палитру. Под свинцовым небом летние солнечные деньки забываются так же быстро и глухо, как и все то, что приносило радость когда-то. С течением времени и наступлением старости радость от своего единственного и неповторимого образа жизни сменилась серой обыденностью. Серое небо воспринимается как реальность гораздо охотнее, нежели яркое солнце. А как иначе смотреть на мир, если любимое дело жизнь превращает в проклятие? Старик пытается вспомнить старые дни, но это получается с огромным трудом. Лишь неясные очертания в дальних уголках памяти. Он пытается вспомнить молодость, но, сколько не старается, ни одного образа воспроизвести не может. Старик вспоминает лишь то, что ему и так прекрасно известно – когда-то он был молод и любил жизнь. А сейчас он стар и ненавидит ее. Причина ненависти очень проста – источники радости давно истощились.

                Наступил вечер. За весь день ни одного покупателя, но, тем не менее, он закончил свой рабочий точно по расписанию. В это время уже стемнело. Старик закрыл замок на металлической двери киоска, и направился к концу платформы, чтобы слезть с нее – так до дома гораздо ближе. Спуститься с платформы, пусть даже на неровную насыпь из камней, гораздо легче утомительного подъема по неравномерным ступеням. Лучше один раз стерпеть резкую боль в суставах, нежели мучиться несколько минут без перерыва.

                Старик спрыгнул с платформы, держась за перила так, что бы не упасть. Впрочем, действие это было весьма привычным, и он проделал все так ловко, насколько мог, лишь издал приглушенный крик боли. Теперь старик шел через пути и прямо у него за спиной промчался экспресс. Это один из тех поездов, проезжающих мимо этой станции без остановки. По вечерам здесь так безлюдно, что экспрессы даже не издают предупреждающих сигналов, даром что проносятся на полной скорости. Старик прекрасно знал об этом поезде, который ежедневно проезжал здесь точно по расписанию, а потому даже не оборачивался на него. Старик и на этот раз не обернулся. Он продолжал брести через пути, кряхтя и с трудом перешагивая рельсы, и через некоторое время он уже был дома. По телевизору шла сплошная реклама, и больше ничего. В одном из роликов упоминалось о некой рекламной акции, действующей только до тридцать первого октября. В ролике предлагали при покупке плазменного телевизора выбрать либо скидку, либо утюг с чайником в подарок при выборе полной стоимости.  И тут старик задумался. Нет, телевизор он не мог себе позволить, а утюг ему не нужен, так как гладить им было нечего. На самом деле, старик поймал себя на мысли, что ему было неизвестно, какое сегодня число и день недели. Календаря дома не было уже давно. Единственным, что он знал о времени, было то, что его начальство уже примерно неделю с ним не связывалось. Новых номеров газет и журналов не присылали, и это казалось ему необычным. Ему никто не звонил и никто к нему не приходил. Не исключено, что этого киоска уже официально не существует, что его продали новым владельцам, а самому продавцу сказать забыли или не смогли. Да и как можно об этом сообщить, если телефон уже давно отключен за неуплату? На мобильном телефоне денег тоже нет, да и номера почти никто не знает. Отныне вполне уместно задаться вопросом: «Существую ли я вообще?». Именно с такими мыслями старик лег спать сегодня. Мысли эти не были приятными, но стук колес проезжающих поездов отвлекал и убаюкивал старика, напоминая о далеком детстве. Будучи маленьким, он лучше всего засыпал именно под размеренный лязг длинных товарных составов, похожий на звук ксилофона. С тех пор стук колес поезда был для старика его колыбельной песней.

Наступило очередное серое утро. Старик вышел из подъезда и в очередной раз направился в обход, чтобы подняться по лестнице, затем спустится по ней и добраться до своего рабочего места. Свинцовые тучи по-прежнему нависали над станцией, а молодые люди все также спешили на поезд, который, уходя, оставлял за собой пустую платформу с одиноким стариком на ней.

Весь день был точно таким же, как и все предыдущие. Покупателей не было, вестей от начальства тоже. Похоже, про старика все забыли, но это не удивительно, ведь он даже не знал, какое сегодня число и месяц, а это значит, что ему нечего ждать от этой жизни. Все остальные люди считают дни в своих ожиданиях, но он больше к ним не относится. Неужели это конец? Ведь и отсутствие покупателей его ни сколько не волновало, будто все уже кончено. Жизнь идет к своему логическому завершению и уже лет десять беспрестанно намекает ему на это.

Тем не менее, старик продолжает сидеть в обшарпанном киоске наедине со своими тяжелыми мыслями, а на улице тем временем вовсю льет дождь. Темное свинцовое небо темнело до тех пор, пока не зажглись фонари на улицах. На самой станции фонарей было мало, но в свете тех, что были, расплывчато виднелась одна человеческая фигура. Этот силуэт медленно двигался вдоль платформы в полном одиночестве. Старик видел его и не мог понять, что здесь делает этот человек, ведь ближайший поезд проезжает мимо без остановки, а следующий останавливается здесь не раньше чем через час. Но как бы то ни было, это чужие проблемы. Время говорило, что пора уходить. Пока старик закрывал замок на двери, тот одинокий человек на платформе подошел к нему и сказал, что хочет сделать покупку в газетном киоске. Старик ответил, что уже все закрыто, к тому же в наличии нет ни одной свежей газеты. Незнакомец был одет во все черное и, судя по голосу, был весьма молод; он сказал, что ему нужен глянцевый журнал. Старик подумал немного, и все-таки решил продать журнал, ведь это была его работа. С недовольным ворчанием старик снова открыл дверь и вошел внутрь киоска, где нашел нужный номер и дал его человеку в черном. Тот расплатился и начал разрывать оберточную пленку.

Старик вышел из киоска и закрыл за собой дверь. Когда он это проделывал, что-то странное закралось в его мысли, что-то непонятное. Старика терзало чувство, что сейчас, закрывая замок, он запирает дверь за своей собственной жизнью и выбрасывает ключ от нее. Он уже догадывался, что может произойти в следующие несколько минут, но не хотел больше ждать. Сейчас все чего-то ждут, но только не он. Ждать чего-то в этой жизни старику надоело так сильно, что он просто не мог больше этого делать. Он устал. И действительно, сколько уже можно терпеть все это? А значит, будь что будет. Ни один исход язык не повернется назвать несправедливостью.

Со смешанными чувствами старик отошел от киоска и направился к концу платформы, как вдруг услышал позади себя голос человека в черном: «Кстати, с днем рождения Вас!». Этот возглас возымел оглушающий эффект: старик стоял на месте как вкопанный и не мог пошевелиться. От неожиданности он даже выронил ключ от киоска. Внезапно старик понял, какое сегодня число – шестнадцатое октября, именно в этот день он родился. Но при этом не мог точно вспомнить свой возраст, настолько он казался сам себе лишним для этой жизни. Старик обернулся, но никого не увидел. Он не имел ни малейшего представления, откуда этот человек мог знать дату его рождения. И сейчас на платформе, кроме старика, больше никого не было. Не став поднимать лежащий на платформе ключ, старик продолжил свой тяжелый путь. Он уже смирился с тем, что больше никогда не будет держать его в руках. Никому до старика нет дела, и очень странно, что он не единственный знает дату своего рождения. Но с какой стати он должен быть уверен, что сегодня именно этот самый день? Быть может, этот человек обманул старика? Или он просто плод больного воображения? А впрочем, какая разница? Ведь старик даже не знает, сколько лет ему должно исполниться в этот день.

Издав приглушенный возглас, полный боли в конечностях, старик спустился с платформы и начал медленно двигаться в сторону дома. Сейчас он услышал характерный скрипящий звук, идущий от железнодорожного полотна. Этот звук становился все громче и вот уже он превратился в отчетливый стук колес. Старик в привычном темпе дошел лишь до средины железнодорожного пути, но не стал поворачивать взгляд навстречу поезду – этот экспресс он уже много раз видел. Примерно так старик себе все и представлял несколько минут назад. В голове прозвучала последняя мысль: «И все-таки с днем рождения тебя!», а стук колес напевал последнюю колыбельную песню.

 

 

Осколок X. «Небеса»

 

На Центральной площади Метрополия, рядом с Маяком всегда оживление. В любую погоду здесь много людей, спешащих по своим делам. Это место находится в самом центре города, и почти все маршруты общественного транспорта пролегают через это место. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Маяк является наиболее популярным местом для встреч. Здесь назначаются свидания, деловые встречи, а также множество других горожан предпочитают проходить мимо этого высочайшего здания. В этом месте все чувствуют себя в безопасности, поскольку людно здесь в любое время дня и ночи. Даже рано утром, на рассвете встречаются целые группы людей. Здесь самый низкий уровень преступности во всем городе и люди, не желавшие никого убивать и грабить, это прекрасно понимали.

Маяк был окружен неработающими фонтанами, сезон которых уже давно закончился. Впрочем, отсутствие шума воды не сделало площадь менее тихим местом. Сейчас был поздний вечер, уже включились уличные фонари, и молодежь заняла свои места на лавочках и парапетах фонтанов для употребления легких спиртных напитков и поиска новых знакомств. Отовсюду слышится смех и веселые шутки. В большинстве своем это были студенты, но иногда попадаются и школьники из старших классов. Точнее, школьницы, по внешнему виду большинства из которых было ясно видно, что они здесь ждут знакомств с молодыми людьми. Винсент сидел на скамье как раз рядом с двумя несовершеннолетними подругами, которые частенько косились на него. В данный момент девушки мечтали о том, что Винсент заговорит с ними, и он это знал. Впрочем, всерьез он их мнение не воспринимал, так как столь юные красавицы были для Винсента чересчур просты и неопытны. К тому же он здесь находился по конкретному делу.

На Центральной площади каждый человек мог чувствовать себя в безопасности, но только не Винсент. Он очень не любил это место и, находясь здесь, чувствовал напряжение и необъяснимую тревогу. Это также было одной из причин его незаинтересованности в окружающих. В один момент Винсент даже подумал о том, что стоило остаться в машине, но затем вспомнил, что так был риск пропустить искомого человека.

Вдруг его безучастный взгляд изменился и стал с нескрываемым интересом высматривать кого-то конкретного. Винсент встал со своего места и направился вслед за объектом своего внимания. Он шел очень торопливо, чтобы не упустить из виду того, кого уже давно здесь ждал и искал глазами. Это была Анжелика. Через минуту, когда до нее оставалось всего несколько метров, Винсент неожиданно остановился. Тут уже и Анжелика прекратила свой шаг, после чего обернулась и увидела Винсента. Ее лицо озарила улыбка.

 – Привет, Винсент.

 – Здравствуй, – Винсент улыбнулся в ответ. – Вижу, ты меня помнишь.

 – Разумеется. Только не делай вид, что ты удивлен этому.

 – Зачастую люди меня быстро забывают, – отвечал Винсент, медленно подходя к ней ближе.

 – Не понимаю, как про тебя можно забыть так быстро.

Поравнявшись с ней, Винсент жестом предложил идти дальше. Анжелика приняла его предложение, и дальше они шли рядом.

 – Ты сильно торопишься? – спросил Винсент.

 – Не сильно, но тороплюсь.

 – Тогда я могу подвезти тебя.

 – Ты на машине? Какая удача! Я как раз звонила в такси, а там нет ни одной свободной машины.

 – Видишь, какая ты везучая. Тем более что сегодня выходной и дороги в основном свободные. Суббота, ночная жизнь кипит, и, судя по всему, ты сейчас собираешься стать ее самой яркой частью.

 – Ты так говоришь, словно знаешь, куда я направляюсь.

 – Я об этом всего лишь догадываюсь. Ты ведь живешь в Маяке, верно?

 – Да, я там живу. Поэтому ты решил, что я иду в клуб?

 – Ты выходишь из дома поздно вечером, а под плащом у тебя потрясающе красивое вечернее платье. Тебя невозможно не заметить, ты вся светишься от приятных ожиданий. И сейчас, рядом со мной идет самый яркий источник света из всех, что освещают вечерний Метрополий.

 – Пожалуйста, не смущай меня, – лицо Анжелики приобрело умиленное выражение. – Ты прямо заваливаешь меня комплиментами.

 – Ты хочешь сказать, что для тебя это непривычно?

 – Именно так.

 – Странно… кстати, вот и моя машина, – в подтверждение этих слов Винсента тут же прозвучал звук отключающейся сигнализации. Анжелика увидела, как Винсент открыл дверь черной «Феррари» и пригласил ее сесть на место пассажира. Несколько секунд она поколебалась, а после произнесла, садясь в автомобиль:

 – Теперь я понимаю, почему ты не ездишь на общественном транспорте.

Винсент в ответ только улыбнулся, закрыл за Анжеликой дверь и сел на место водителя. Двигатель завелся и, нежно шепча, автомобиль тронулся с места. Винсент включил радио, где играла тихая романтичная мелодия, которую он не стал переключать.

 – О, отличная песня, обожаю ее, – томно произнесла Анжелика.

В этот момент Винсент и сам почувствовал, что эта грустная мелодия ему не противна. Раньше к музыке он был равнодушен, а сейчас он вдруг ощутил нечто новое, вслушиваясь в посвященные любви прекрасные слова. Анжелике он ничего не отвечал примерно с полминуты, просто ехал вперед до тех пор, пока она вновь не заговорила:

 – У тебя потрясающая машина.

 – Спасибо. Мне просто хотелось произвести на тебя впечатление.

 – Тебе это удалось. А она знает, куда мне нужно ехать?

 – Нет, не знает, – Винсент слегка усмехнулся, – прости, я забыл спросить, куда тебе нужно.

 – Мне нужно в «Небеса». Ты знаешь это место?

 – «Небеса»? Да, я знаю, это один из самых элитных клубов Метрополия. Хотя я бы назвал его самым лучшим среди себе подобных.

 – Ну, насчет самого лучшего я не знаю, но там сегодня светская вечеринка. Там будут все знаменитые деятели культуры: режиссеры, продюсеры, актеры, писатели, художники. Плюс олигархи, богатые бизнесмены и даже мэр города.

 – А какая из этих ролей твоя?

 – Никакая. Я там просто как спутница.

 – Я не знаю, кого ты там сопровождаешь, но я ему уже завидую.

 – Поверь мне, не стоит этого делать.

 Похоже, Анжелика почувствовала перемены в настроении Винсента, несмотря на его прежнее дружелюбное выражение лица. И действительно, чувствовал он себя несколько непривычно уже который раз. Но в данный конкретный момент этим непривычным чувством была… ревность. Винсент впервые чувствовал нечто подобное. Очевидно, что ему неприятно было слышать про некоего спутника Анжелики, и она больше ничего не говорила на эту тему. Винсент ехал на большой скорости, нисколько не опасаясь дорожных правоохранительных служб. Опасность получить штраф за превышение скорости нисколько его не беспокоила, он только смотрел на дорогу и ничего не говорил в течение нескольких минут. В это время машине была слышна лишь грустная музыка, которая помогла Винсенту более-менее справиться со своими эмоциями. Он, наконец, прервал воцарившееся молчание:

 – Извини, я что-то задумался. Между прочим, мы уже практически на месте.

Буквально через несколько мгновений было можно было заметить оживление, царившее рядом с «Небесами». Анжелика попросила притормозить не рядом с входом, а неподалеку, в менее людном месте. Винсент выполнил просьбу и остановился рядом с небольшой группой курящих людей, одетых очень опрятно и владеющих определенными манерами, характерных для людей той категории, чье присутствие на любой вечеринке делает ее светской. Создавалось впечатление, будто здесь собирался целый сонм городских богов – настолько лишними в их жизни были проблемы простых смертных.

Готовясь к выходу, Анжелика подобрала сумочку и плащ, после чего произнесла:

 – Спасибо тебе большое, что подвез, иначе я могла опоздать. Я была очень рада тебя увидеть.

 – Не стоит благодарности, я ведь сам предложил. И тоже был очень рад тебя увидеть. Только я одно забыл спросить у тебя.

 – Что именно?

 – Я хочу пригласить тебя на ужин. Ты согласишься, если я это сделаю?

 – Я не против этого. Так что приглашай, – в ее голосе прозвучали кокетливые нотки.

 – Договорились.

Анжелика вышла из машины и изящной походкой направилась к главному входу, а Винсент смотрел ей вслед. Когда она ушла достаточно далеко, он поехал вперед, но через несколько десятков метров остановился, заглушил двигатель и вышел из машины. Быстрым шагом он направился в сторону главного входа в клуб, полы его плаща развивались на ходу, а несильный ветер растрепал волосы. Когда Винсент подошел к входу в клуб, никто из стоящих на улице джентльменов не обратил на него ни малейшего внимания. Некоторые из них проходили в клуб, но тут же им на смену выходили новые, значит, главное мероприятие, ради которого всех сюда собрали, еще не началось. Винсент прошел внутрь и при этом никто из охраны не стал его останавливать. На него вообще никто не обращал внимания. И вот Винсент внутри, стоит под голубыми сводами неоновых светил в виде облаков и наблюдает за происходящим вокруг. Официанты гордо разносят шампанское и бренди, заканчивают сервировку столов, которые уже сейчас аккуратно сервированы фруктами, дорогими бутылками и драгоценными сервизами. Играет классическая музыка великих композиторов прошлого, исполняемая оперным оркестром. Винсент наблюдал за происходящим вокруг с весьма скептическим выражением лица, видимо, происходящее в клубе его мало интересовало.

Прошло еще пятнадцать минут, как число сидевших за столом гостей заметно увеличилось, а значит, скоро начнется торжественная часть. Люди рассаживались, подзывали официантов, которые тут же наполняли пустые фужеры. Все выпивали, закусывали и ждали начала. И вот, когда все уже были на местах, когда списки приглашенных были проверены полностью, включился свет. Это были шикарные люстры с множеством ламп, свет от которых проходил через неоновые облака и рассыпался на сотни красивых узоров. На небольшой, но красиво украшенный подиум вышел человек и тут же ему начали неистово аплодировать. Все знали этого человека, и Винсент не был исключением. Этот человек был режиссером фильма «Принятие», старт которого оказался весьма успешным. И сейчас, похоже, именно этот успех и заставил прийти сюда всех этих людей, вершащих судьбы жителей города. Когда аплодисменты улеглись, человек на подиуме начал свою речь:

 – Всем добрый вечер! Я очень рад всех вас видеть здесь, в этом прекрасном зале, на вечеринке в мою честь. Ваша поддержка на пути к этому моменту была для меня целым источником жизни, поддерживающим мое творческое начало. Поэтому я хочу выразить, для начала, свою благодарность всем, кто приложил руку к этому успеху. Хочу сказать спасибо своей матери за терпение и понимание. Она прекрасно понимает, что важно для ее сына и поэтому, он самая лучшая мама, которую можно только пожелать. Если бы не ее поддержка, этого фильма бы не было и помине, – с этими словами он отправил воздушный поцелуй своей матери, что находилась в первом ряду. – Также я хочу поблагодарить своего продюсера, господина Лагранжа. Давайте мы его поприветствуем, ведь именно его средства позволили нам создать нечто прекрасное, то чем мы с вами можем гордиться!

Очередная порция аплодисментов, как он и просил, была адресована именно господину Лагранжу – это был уже немолодой, строго одетый в дорогой костюм мужчина, всем своим видом демонстрирующий, что дело для него превыше всего. Он был главной киностудии, снявшей это кино. Тем временем режиссер продолжал:

 – Спасибо я хочу сказать и всем вам, за то, что пришли. Глядя на вас, я понимаю главное – что наш мир становится лучше. Мы с вами прекрасно понимаем цену настоящему искусству. Ведь именно искусство способно делать наш мир красивее, насыщать его яркими красками, вызывая те эмоции, которые влияют на всех нас. Ваши мнения всегда характеризуются  тем, что вы все прекрасно помните свои эмоции. Под их влиянием вы можете меняться, задумываться о вещах, которые раньше были для вас пустым звуком. Поэтому мы снимаем кино! Чтобы делать мир лучше, красивее, ярче и прекраснее! Кино должно заставлять не только сопереживать, но и давать оценку. Оно позволяет выражать свое мнение по тому или иному вопросу. Оно визуально демонстрирует возможности человеческой души. И ваше единогласие в отношении моего нового фильма греет мне душу. Пусть оно заключается не в самой сути фильма, о которой можно спорить, а о конечном впечатлении о нем, все равно я считаю это огромным нашим успехом, и все вы являетесь частью этого успеха. В первую же неделю мы почти покрыли свой бюджет, а это значит, что мы смогли достучаться до многих людей. Они не пожалели денег и я догадываюсь почему. Когда мы с вами видим рекламный ролик фильма, затрагивающий до глубины души, мы готовы раскрыться. И люди раскрываются, находясь в кинозале, они готовы воспринимать что-то новое, движимые своим интересом. Они задаются вопросом и пытаются получить на него ответ, чего большинство не делает в повседневной жизни. Именно поэтому мы с Вами делаем Великое дело.

Громкие аплодисменты сотрясли воздух в зале и продолжались несколько минут, но режиссер еще не закончил говорить. Он продолжил свою речь:

 – Ваши аплодисменты как волна чистой энергии, очищающей мир. Спасибо вам за это. Но еще я хочу, чтобы вы все поблагодарили тех художников, что трудились, не смыкая глаз над декорациями, корпели над актерами и делали все возможное для того, чтобы фильм стал таким, каким он есть сейчас: успешным и цепляющим за душу, – люди вставали со своих мест и им звучали аплодисменты.

Режиссер продолжал свою речь:

   А еще давайте поприветствуем нашего композитора! Ведь его музыка, написанная для нашего кино достойна войти в классику не только кинематографа, но и искусства в целом! – Винсент посмотрел на композитора, который поклонился в зал и получил огромную порцию аплодисментов. Этот человек был лет сорока на вид, но на самом деле ему было за пятьдесят – так молодо он выглядел. Винсент с уважением посмотрел на него, ведь его музыка действительно была очень инетресна, а когда композитор сел, взгляд вновь переместился на подиум. Речь режиссера продолжалась:

 – Я еще не сказал самое главное для себя «спасибо». И сейчас я его скажу, преклонив колени. Скажу самой прекрасной для меня девушке на свете, которая находится сейчас в этом зале. Она была моей музой в течение нескольких лет. Все это время я был счастлив с ней настолько, что не мог описывать словами свое состояние. Это ангел, который спустился с небес ради спасения моей души. Дорогая, поднимись, пожалуйста, сюда, я хочу, чтобы все тебя видели!

В этот момент все обернулись. Из зала шла Анжелика в великолепном белоснежном атласном платье, и все присутствующие были заворожены, включая даже женщин. Она шла, и казалось, что от нее исходит сияние, словно это было неземное существо, спустившееся с небес. Переливающиеся светом с люстр узоры покрывали ее образ, а она освещала собой все вокруг, пока люди заворожено смотрели на Анжелику. Винсент переживал этот момент вместе со всеми – ведь он тоже увидел ангела, спустившегося с небес. Он вместе со всеми с завороженно наблюдал, как девушка изящно пролетала над ступеньками, звонко цокая каблуками. Когда она оказалась рядом с режиссером, то повернулась к залу и все увидели на ее лице счастливую улыбку. Именно таких улыбок не хватает в этом городе, легких, счастливых и обаятельных, способных растопить даже вековой лед равнодушия.

 – Внимание! Сейчас я сделаю самую безумную, и при этом самую главную вещь в своей жизни! – говорил с подиума режиссер, обращаясь к залу. Затем он повернулся к Анжелике, взяв ее за руку, встал на одно колено и произнес в полной тишине:

 – Анжелика, любимая моя. С тех пор, как ангел в твоем лице проник в мою жизнь, она превратилась в одно большое великое чувство. Ты есть мое счастье, и я не в силах прожить без тебя, – он достал из кармана красную коробочку, открыв которую, протянул ей. – Ты выйдешь за меня замуж?

На несколько секунд воцарилось молчание, в течение которого ни один из присутствующих не мог проронить ни слова. Гробовая тишина повисла в зале. Также как и все, Винсент застыл в ожидании ответа и вскоре услышал дрожащий от счастливого волнения голос:

 – Да, Роман. Я согласна!

Шквал аплодисментов словно сбил своей мощью тысячи блесток с потолка, которые принялись осыпать подиум, где счастливой до глубины души Анжелике жених надевал на руку обручальное кольцо. Но этого Винсент уже не увидел. Под гром аплодисментов он, не оборачиваясь, шел в направлении выхода.

 

 

 

Осколок XI. Одержимый силами.

 

Жуткий треск застилает слух, а сопровождаемая им головная боль является наглядным свидетельством того, что треск этот слышит лишь один человек. Сейчас для него нет ничего, кроме собственных отвратительных ощущений. Также невыносимо болит все тело: лицо распухло, а все конечности и туловище ломились после целой ночи проведенной на асфальте. Зрение было весьма ограничено, так как один глаз сильно заплыл, а с другого не сходила мутная пелена. Видны были лишь очертания людей, столбов и прочих препятствий по пути домой. Похоже, ночью пришлось крепко подраться, но где подобное могло произойти и с кем, этот человек не помнил. Впрочем, удивляться чему-то такому не приходилось, ведь кулаки сбиты в кровь уже давно, и почти каждый день на них появляются новые раны и царапины, не сопровождаемые при этом какими-либо воспоминаниями об их происхождении. Свежая кровь лишь перемешивалась с грязными запекшимися сгустками, которые чуть ли не хрустели, когда в очередной раз сжимались кулаки.

Самуэль продолжал идти. Пусть мутная пелена постепенно спадала, и зрение к нему возвращалось, но мышцы и суставы по-прежнему болели, напоминая устаревший и сильно износившийся механизм, который уже поздно было подвергать ремонту. Тяжелый взгляд, тяжелый шаг, тяжелый груз на плечах, ощущение, что у тебя кто-то за спиной и постоянные приступы тревоги не давали нормально ощутить себя полноценным человеком. Скорее, мешком с болячками и условными рефлексами. Этот человек уже давно не называл никому своего имени, поскольку он никому не был интересен. Денег в кармане практически не было, друзей уже нет и в помине. Самуэль прекрасно осознавал, что является пропащим человеком, но ничего не мог с этим поделать – такова была его жизнь. Самуэль вспомнил про работу, которая давала стабильный заработок и позволяла чувствовать себя полноценным членом общества. Когда-то он работал поваром в ресторане престижного отеля, но сейчас был просто пьяницей, которого жизнь давно списала со счетов. На бутылку водки он зарабатывал, сдавая одну из комнат в своей двухкомнатной квартире. Этих денег было мало, поэтому иногда приходилось продавать свои вещи, купленные еще во времена относительного благополучия.

Сейчас Самуэль с трудом передвигался по улице, бородатый, грязный после уличного ночлега и с заплывшим лицом. Прохожие косились на него с нескрываемым отвращением и испугом, но он не обращал на это внимания, поскольку уже давно смирился со своим положением. Все, что в данный момент волновало Самуэля – это громкий треск похмельного синдрома, сквозь который с трудом пробивался уличный шум. На дорогах появлялись первые признаки часа пик, а, значит, время уже послеобеденное и до вечера осталось не так много. У большинства жителей Метрополия день постепенно подходит к концу. А вот у Самуэля все только начинается, ведь с тех пор как он проснулся, не прошло даже часа. Что ждало его впереди, ему было безразлично, так как о будущем Самуэль вообще перестал думать. Действительно, если каждый день – это копия предыдущего, как в таких условиях можно задумываться о грядущих событиях? Будущее для Самуэля – это его настоящее и прошлое. Будущее – это данный конкретный момент, в котором нет ничего кроме боли во всем теле, жуткого похмелья, мыслей о жалости к себе и желания заглушить их бутылкой водки.

Мимо прошли студенты, не обратив никакого внимания на этого несчастного. Его это никак не задело – ведь это всего лишь наглядное подтверждение того факта, что жизнь давно отодвинула Самуэля на задний план. Он и сам вдруг вспомнил, как много лет назад, будучи молодым, ходил по улицам, не обращая никакого внимания на бомжей и алкашей, подобных ему сейчас. Тогда он был очень активным молодым человеком, которому не сиделось на месте. Днем Самуэль работал поваром, а ночью подрабатывал барменом в ночном клубе. Он всегда мог с кем-то подраться, любил спорт и был очень энергичным во всем. Но в один момент случилось непоправимое – Самуэль оказался на дне бутылки. Сначала он пил просто за компанию, затем из-за начавшихся проблем. В один момент Самуэль понял, что катится ко дну, и предпринял несколько попыток избавить свою жизнь от алкоголя, но ничего из этого не вышло. Бросить пить не получилось – и он соскользнул на  дно бутылки окончательно и бесповоротно, где и находится до сих пор. Только что мимо Самуэля прошла молодая девушка, которая с отвращением на него покосилась. И теперь уже другие воспоминания его одолели: про его первую любовь еще в школе, про жизнь в институтском общежитии, где он был популярен среди девушек и, причем, не просто так. Многие считали его весьма симпатичным. В отличие от сегодняшнего дня, когда все нормальные люди его сторонятся и с трудом сдерживают брезгливость на своих лицах; и когда все воспоминания из прошлого воспринимаются, лишь как полузабытый радостный сон.

Среди толпы мимо Самуэля прошла пожилая женщина. В ее мимолетном взгляде на него, было что-то очень похожее на взгляд его матери, и все воспоминания резко омрачились. Дело в том, что мать откровенно ненавидела Самуэля. Где она была сейчас, он не имел ни малейшего представления, поскольку та даже слышать о нем не желала. Впрочем, у матери было на это полное право. Однажды ее сын крупно поссорился со своим отцом и убил его, избив до смерти. К тому моменту Самуэль уже находился в зависимости от алкоголя. Нетрудно догадаться, насколько пагубной была эта зависимость – под действием алкоголя он становился совсем другим человеком, вся скопившаяся в нем энергия выходила наружу в виде необузданной ярости. Так, для некоторых это заканчивалось плачевно. Выйдя из тюрьмы, Самуэль пытался выйти на контакт со своей матерью, но не получилось. Дверь домой была закрыта для него навсегда. За проведенное в тюрьме время он бросил пить, но, вскоре после выхода, чувство вины подтолкнуло Самуэля вернуться к бутылке. Тогда он и лег полностью всем своим телом на городское дно, и до сих пор не знает, где его мать, жива ли она или уже умерла. Все-таки ее здоровье было окончательно подорвано из-за той семейной трагедии, когда она лишилась одновременно и сына, и мужа.

После выхода из тюрьмы Самуэль понял одну важную вещь – он по-прежнему был в неволе. Свобода была лишь иллюзией, и он прекрасно это понимал в те моменты, когда был трезв. Каждый проходящий мимо него человек напоминал ему о его прошлых ошибках, которые уже не невозможно было исправить. Из одной клетки Самуэль переселился в другую, став пожизненно заключенным. Прошлое не просто преследовало его – оно держало его за стальной решеткой, сломать прутья которой Самуэлю было не по силам. Он был пленником в пределах своего собственного разума. В каждом пойманном брезгливом взгляде, в каждой наглой насмешке, в каждом жалостливом жесте по отношению к себе он видел и слышал напоминание о своем ничтожестве и убожестве. Мысли о несправедливости жизни, бросившей Самуэля, сдавливали легкие, не давая нормально вздохнуть. Он понимал, что это все это есть заслуженное наказание за прошлые грехи, но жалость к себе все равно бередила душу. Это и была та самая клетка Самуэля. Выбраться из нее он мог лишь через бутылку дешевой водки, заставляющей разум отступить в недра сознания.

Уже начало темнеть, когда Самуэль пришел к себе домой, где ничего дорогого сердцу уже давно не было. Ценных вещей дома уже не осталось, а одну из комнат снимал такой же пропащий человек, как и сам хозяин. И дело не только в том, что хозяин квартиры был настолько асоциальным типом, но и в самом районе, где это жилье находилось. Данный район находился на городской окраине, и здесь по ночам было очень темно из-за практически полного отсутствия освещения. Городским властям этот район был все равно, что бельмо на глазу из-за высокого уровня преступности и антисанитарных условий. За бутылку здесь можно было приобрести жилье и убить человека. Подвалы местных полуразвалившихся серых зданий были облюбованы незаконными эмигрантами, фактически питавшихся с крысами из одной посуды. Также здесь было множество наркоманских притонов, а потому нередки были рейды полиции. Естественно, ни один нормальный человек не в состоянии вынести подобные условия и таких соседей. Правда, когда Самуэль покупал себе здесь квартиру, данный район еще не был в столь плачевном состоянии, и большинство семей только начинали съезжать отсюда из-за засилия эмигрантами и отсутствия ремонта в старых зданиях. В свою очередь уже тогда заезжать сюда никто не хотел, поэтому квартиры продавали очень дешево. Это было еще до несчастного случая с отцом.

Когда сосед предложил Самуэлю выпить с ним, тот не стал отказываться. Их пьянство продолжалось около нескольких часов, когда улице уже воцарился поздний вечер, и находиться в этом районе стало не только опасно, но и страшно. А тем временем дома у Самуэля начинал разгораться скандал меду ним и его соседом. Этим соседом был мужчина сорока лет, который въехал совсем недавно, и при этом их отношения не были похожи на дружеские. Скорее на сугубо деловые, и этим самым «делом» были вечерние застолья. Это был их единственный общий интерес, а во всем остальном их раздирали сплошные противоречия, которые натягивали отношения между ними как тетиву тугого лука. Рано или поздно эта тетива порвется и лишь одному Богу известно, что тогда будет.

И вот снова это ощущение отчужденности и отрешенности от всего сущего, от всего, чем обращает на себя внимание этот мир. Самуэль чувствовал, как прутья его клетки растворяются и исчезают во тьме, поглощающей сознание. Сквозь мутные плавающие очертания яркими вспышками проступали искры ярости из-за очередных разногласий. Сосед не только не понимал Самуэля, но и делал все наперекор, а это очень сильно злило. Стакан за стаканом тетива достигала своего предела. В очередной раз в Самуэля кто-то вселился под влиянием алкоголя, и этот кто-то не терпел чужого мнения. Даже мнения самого Самуэля уже не существовало, так как его сознание было вытеснено чем-то яростным, необузданным и при этом столь сильным, что сметало все на своем пути. Сейчас на этом самом пути был человек, который перечил ему везде и во всем, черты его лица вызывали ненависть к себе, его голос был противен, и каждое сказанное им слово полосовало острым ножом по натянутой до предела тетиве до тех пор, пока та не оборвалась.

 Ярость внутри Самуэля была так сильна, что блеснувшее на свету лезвие почти отделило голову от туловища. На стол брызнул поток крови, а в горле собутыльника зияла широкая темно-красная бездна, ознаменовавшая его жуткий конец. Никаких сожалений и прочих лишних эмоций, только оголенная ярость и ненависть – вот та самая сила, что подпитывалась алкоголем. Одержимый ею, Самуэль стоял, сжавшись от напряжения, и наблюдал, как сваливается на пол его сосед. Когда тот распластался на полу, Самуэль не выпустил из рук из рук кухонный нож, на котором присохшие крошки от хлеба смешались с человеческой кровью. Наоборот, выделяющаяся мощными волнами энергия ярости заставляла сжимать столовый прибор еще сильнее. Тем временем сосед еще бился в последних мгновениях страшной агонии, но еще один удар ножа сократил их число до минимума. Одержимый Самуэль, спотыкаясь, направился к выходу из квартиры, задевая по дороге все дверные косяки и сваливая на пол кучи старых газет и прочего хлама, что злило его еще больше. В коридоре он сбил старый обшарпанный стул, который, мало того, что преградил дорогу, так еще при падении громыхнул невероятно сильно и этим еще больше взбесил своего невменяемого хозяина. Всего через несколько мгновений от стула остались одни лишь щепки, но этого Самуэлю показалось мало. Он набросился на входную дверь, ведущую в темный и грязный подъезд, и начал отчаянно кромсать ее своим ножом, сбивать об нее в кровь руки и ноги. В ход пошла даже стоявшая неподалеку лавочка, грохот которой мог разбудить даже ангелов на небесах.

Дверь, несмотря на свою видимую изношенность, выстояла дольше, нежели от нее можно было этого ожидать. Она вывалилась в подъезд вместе со своим одержимым хозяином, безумные глаза которого одним взглядом могли запросто испепелить живую плоть. Грохот упавшей на лестничную клетку двери только подлил масла в полыхающий огонь нечеловеческой ярости. Самуэль поднял глаза и увидел перед собой перепуганного мужчину, слишком хорошо одетого для этого дома, что взбесило его еще сильнее прежнего. Лишь Самуэль чуть привстал с упавшей двери, то тут же бросился на незнакомца. В ответ тот резко дернулся с места и, с трудом успевая перебирать ступеньки ногами, начал спускаться вниз по лестнице на большой скорости. Незнакомец заданного темпа выдержать не сумел, он начал терять равновесие и уже на следующем лестничном марше кубарем покатился вниз. Приземлившись на площадку, этот человек сильно ударился головой об стену, и на месте удара остался кровавый след. Одержимый подбежал к нему и со всей силы ударил ножом в живот, пока тот лежал. Раздался приглушенный крик пострадавшего, который затем повторился еще несколько раз – ровно по количеству ударов ножом. Затем Самуэль столкнул незнакомца с лестницы и тот беспомощно покатился по ступеням вниз, до следующей лестничной площадки. Так, к глубоким ножевым ранениям добавились множественные переломы и обширные гематомы по всему телу.

Все происходящее было словно в тумане, спровоцированный алкоголем эмоциональный выброс заглушил все чувства, которые отличают человека от животного. Самуэль стал бить свою жертву ногами в такой ярости, будто та только что нанесла ему невыносимое оскорбление. Когда он перестал бить истекающего кровью незнакомца, то протащил его вниз по ступеням вплоть до самого выхода из подъезда, где и бросил умирать. Затем Самуэль быстрым шагом вышел из подъезда, чувствуя, что утолил свою жажду крови. Пар был спущен, а сознание прежнего Самуэля по крупицам начало возвращаться. Шаг его замедлялся, а нож выпал из испещренной ссадинами руки. Звон нержавеющей стали стал единственным звуком в воцарившейся тишине. Одинокая тень медленно и устало брела сквозь самый неблагополучный район этого города.

На следующий день Самуэль проснулся раньше обычного – кто-то тряс его за плечо. Открыв глаза, он ощутил дикую боль в голове, напоминающую треск чего-то разламывающегося. Этот жуткий треск застилает слух, а сопровождаемая им головная боль является наглядным свидетельством того, что треск этот слышит лишь один человек. Этот треск не дает расслышать, что говорят силуэты, разбудившие Самуэля. Перед глазами пелена, все расплывается и различимы лишь контуры людей, что стояли сейчас над ним и отвешивали бесцеремонные пинки. «Чего вам нужно?!», – хочется крикнуть им, но получаются лишь невнятные хрипы и стоны. Самуэль лежал в одной лишь грязной фланелевой рубашке и рваных джинсах, поэтому сильно мерз – было видно, как он дрожит, подобно осиновому листу. Подгоняемый пинками, Самуэль смог встать на ноги и тут же зрение стало четче, что позволило как следует разглядеть людей, что разбудили его. Они были одеты в полицейскую форму. Сквозь смутные воспоминания о прошлой ночи Самуэль смог различить голос одного из них:

 – Давай, приходи в себя. Ты пойдешь с нами.

В полицейском участке Самуэлю предъявили обвинение, а он в ответ ничего не подтверждал и не отрицал. Он все равно не знает всей правды о том, что случилось, так как память его испещрена черными пятнами. Оказалось, что у полиции на Самуэля было досье, в котором упоминались многие факты его биографии, в том числе и возраст. Услышанная цифра никак не вязалась с увиденным в зеркале лицом, принадлежащим убогому старику с опухшим лицом и заплывшим глазом. Самуэль выглядел лет на двадцать старше своего возраста, и это вновь дало повод пожалеть о необратимости совершенных ошибок. Этим он и занимался вплоть до самого заседания суда, которое в этот раз было назначено гораздо быстрее, чем в прошлый.

В зале суда для обвинения не понадобилось много времени и труда, чтобы доказать вину подсудимого. Служба социальной поддержки населения в лице молодого и неопытного адвоката пыталась выдать преступление как совершенное в состоянии аффекта, но сильно никто не старался. Властям необходимо было лишь сделать вид, что они заботятся о малоимущих гражданах, причем даже в таких ситуациях, когда мало у кого есть желание защищать человека, совершившего столь жестокое преступление. Самуэль пожалел про себя молодого адвоката, которому досталась столь никчемная работа, наверное, ему пришлось согласиться на нее лишь из-за нехватки денег.

Смертные приговоры очень большая редкость для суда, но сегодня был озвучено именно такое решение. Наверняка, кто-то из влиятельных друзей погибшего незнакомца хорошо заплатил за это – тот, кому его смерть была очень невыгодна. Смерть соседа при этом не играла особой роли, она была лишь небольшим довеском, этаким приятным для обвинения «бонусом». Под гром аплодисментов судья и обвинители покидали зал суда. Немногие богатеи видели подобный аттракцион, поэтому стоит ожидать большое количество наблюдателей за последними мгновениями жизни Самуэля.

Его посадили в тюрьму и вплоть до назначенного срока даже неплохо кормили в блоке смертников, в котором он был единственным заключенным. Самуэль сидел в камере в ожидании приговора и размышлял о жизни, которая прошла впустую. Он не отчаивался из-за тюрьмы, можно даже сказать, что у него вообще не было никаких эмоций. Из одной клетки он всего лишь переместился в другую, а это с ним происходило постоянно. Каждый раз, когда Самуэль проходил по улице и смотрел на окружающих людей, успешных, счастливых и полноценных по сравнению с ним, то нутром ощущал свое ничтожество. Подкрепленная фундаментом из былых проступков и ошибок, это была самая настоящая клетка, и лишь алкоголь помогал ему выбираться из нее. Но и там его ждало полное подчинение той необузданной силе, что выходила наружу, неся боль и страдания. Никакой свободы для него не существовало вовсе. Так что, по сравнению со всем этим, его новая камера, в блоке смертников, не имела никаких шансов испугать Самуэля, даже притом, что она сулит скорую расправу. Смерть в таком случае могла стать избавлением от всех страданий, в том числе и от мучительной алкогольной «ломки». Несколько дней прошли в страшных мучениях – организм настойчиво требовал дозу этила. Самуэль кричал и бился в судорогах дни и ночи напролет, пока самочувствие не начало чуть-чуть улучшаться. Именно в один из таких дней, ознаменовавшихся первыми признаками облегчения, за ним пришли.

Ровно в полдень Самуэля вывели из камеры и посадили в машину с решетками на окнах. Его везли за город, где он не был уже очень давно. В окне Самуэль видел серые деревья и выцветшую траву, утопающую в грязи от постоянных дождей и покрытую месивом из опавшей листвы. Он с интересом наблюдал, как на проносящихся мимо деревьях опадают листья, кружась в грустном хороводе тускнеющих цветов. За этими наблюдениями время в дороге пролетело незаметно.

Когда Самуэля вывели из машины, толпа людей уже была готова наблюдать за его казнью. Проходя мимо толпы, он заметил среди всех одно знакомое лицо – это было лицо состарившейся от времени и горя матери. Он даже не сразу поверил своим глазам, поэтому остановился и обернулся, чтобы еще раз на нее взглянуть. Сопровождающие полисмены тут же грубо подтолкнули его, не позволяя сбавлять шаг, но он все-таки успел еще раз увидеть лицо женщины. Это была не его мать. Он очень давно ее не видел и мог спутать с кем угодно. И все же он надеялся, что она будет здесь – это зрелище могло бы принести ей хоть какую-то радость и веру в справедливость. Сейчас он в очередной раз жалел о том, что испортил жизнь своей матери. Самуэль, как единственный сын, должен был быть воплощением ее мечты, но вместо этого стал причиной страданий, поломавших все планы на жизнь. На волне этих мыслей Самуэль вдруг ощутил абсолютную закономерность происходящих с ним событий. Он понял, что расплачивается за все свои грехи, и жизнь все расставляет на свои места. Теперь Самуэль желал лишь одного – поскорее закончить со всем этим. Но что-то задержалось. По разговорам вокруг стало ясно, что ждут очень важных зрителей, которые наверняка и являются заказчиками этого мероприятия. Самуэлю оставалось лишь стоять в ожидании перед продолговатой ямой, которую вырыли специально для него. Он даже был немного польщен тем, как много для него делают посторонние люди.

Он смотрел в могилу и видел только темноту, которая словно затягивала в себя. Ему показалось, что оттуда доносится еле слышный смех матери, а также мужской баритон, удивительно знакомый и зовущий его по имени. В сознании вспыхнули образы идущих под руки матери и отца: они удалялись от Самуэля, который, забыв про них, крутил головой в поисках игрушек и развлечений; затем, когда зовущий голос отца выдергивал его из поисков, маленький Самуэль догонял родителей и слышал, как шутит отец и как заливисто смеется над этим мама. Самуэль сначала не поверил своим ушам, но затем в очередной раз осознал страшную для себя правду – все это было им же и похоронено как раз в одной из таких вот ям. Доносящиеся из глубины голоса становились тише, пока не потонули в шуме прибывающих машин. Хлопнули дверцы, и началось оживление среди присутствующих. Осталось совсем немного.

Самуэль продолжал вглядываться в темноту своей могилы, но больше ничего не смог услышать и стал смотреть в лес. Лес был тих. Он словно ждал чего-то, готовясь принять и навечно скрыть в себе очередную страшную тайну. Самуэль смотрел в самую его глубину, наслаждался свежим осенним воздухом, пропитанным влагой, которым не дышал уже много лет. За спиной началась официальная часть казни, кто-то зачитывал приговор, доходящий до ушей Самуэля лишь отрывками: «Заключенный Самуэль… суд приговорил Вас к смертной казни… через расстрел…». Он не желал слышать эти осуждающие человеческие голоса, ощущать на себе взгляды отвращения и ненависти. Всю свою жизнь он впитывал их, так как вокруг больше ничего не существовало. Иначе и быть не может, когда живешь среди серых стен и грязных городских помоек. А здесь, помимо всеобщего осуждения, была еще и природа. Самуэль наслаждался ей, вглядывался в каждую крону и веточку, дышал насыщенным воздухом так усердно, что начинала кружиться голова. Это было приятное чувство, которое, не много не мало, давало надежду на искупление. Даже признаки алкогольной «ломки» отошли на второй план.

Кто-то встал у него за спиной. Послышался звук взводящегося курка пистолета, и Самуэль в последний раз глубоко вздохнул. Выстрел прозвучал в тишине и эхом разнесся по лесу, который звал Самуэля к себе. Его безжизненное тело упало в яму и тут же ее стали засыпать землей нанятые полицией работники.

Под шум вгрызающихся в сырую землю лопат зрители стали молча расходиться. Даже при всей дороговизне представления, казнь оказалась не слишком приятным зрелищем.

 

 

Осколок XII. Разрушенная идиллия.

 

Ночь опускалась на элитный район, и в окнах коттеджей загорались огни, освещающие собой свои участки и лес вокруг. В лесополосу на окраине Метрополия стараниями архитекторов и дизайнеров органично вписывались двух-, трех- и четырехэтажные дома, образовавшие собой элитный  жилой квартал. Чистый воздух и зелень вокруг были теперь атрибутом жизни исключительно богатых людей, в то время как обычные горожане довольствовались повсеместными загазованностью, асфальтированием, пробками и серой осенней палитрой городских многоэтажных домов, зачастую размытой из-за дождей. Постоянная городская суета очень сильно контрастировала с теми тишиной и покоем, что царили здесь. Местная тихая атмосфера настолько укоренилась в этом месте, что ее не могли нарушить даже шумные многолюдные вечеринки, которые здесь время от времени происходили на том или ином участке приватизированной земли.

В одном из местных дорогих коттеджей сейчас было тихо и темно. Ни одного горящего окна не было видно, лишь слабый мерцающий свет из беседки и шум костра разносился по участку. В беседке горел камин, который согревал и без того счастливые сердца двоих влюбленных, молча смотревших на играющиеся другом с другом языки пламени. Эти двое только смотрели на огонь и молчали, поскольку они могли понять друг друга без единого слова. Им обоим хотелось лишь уединения и покоя, особенно после трех совершенно безумных дней, насыщенных вечеринками и огромным количеством их участников. Сначала была вечеринка в элитном клубе, с участием всей городской «верхушки», где состоялась их помолвка. Следующий праздник был посвящен грядущей свадьбе этой пары, а вчера они принимали родственников и близких, чтобы отметить это счастливое событие в тесном кругу. И вот теперь молодая пара сидела на мягком диване, завернувшись в плед. Больше никакой торжественности от них не требовалось, поэтому мужчина сидел с растрепанными волосами и легкой небритостью на лице, а девушка впервые за последнее время была без косметики. На самом деле, она не любила пользоваться косметикой очень ярко, но уж больно много счастливых и праздничных событий произошло в последнее время. И сейчас, когда эта пара определилась со своим общим будущим, их путь только начинался. Мужчина и женщина готовились к созданию чего-то нового и прекрасного, и поэтому их сердца слились в один большой и яркий семейный очаг. Сама Жизнь была на стороне влюбленных, и ни один человек не пытался нарушить их безмолвного счастья. Но вдруг какой-то звук донесся из дома и сбил царившую в беседке идиллию. Это звонил телефон. Мужчина с неохотой начал выбираться из-под пледа, а его девушка заговорила:

 – Может не стоит брать трубку? Ведь нам так хорошо…

 – Я знаю, – сказал он и поцеловал ее в губы. – Но это может быть что-то важное.

 – Неужели ты думаешь, что может быть что-то важнее нас?

 – Конечно, нет! Самое важное я люблю оставлять на десерт. Не переживай, Анжелика, я быстро.

 – Жду…  – с легкой грустью произнесла она и повернулась к огню. В немного грустных глазах девушки желтые языки пламени отражались золотом. Роман отправился в сторону дома, откуда настойчиво и терпеливо доносились повторяющиеся трели. Он вбежал в дом и, подойдя к висящему на стене коридора телефону, без промедления снял трубку. На том конце провода был отчетливо слышен спокойный и приятный мужской голос:

 – Добрый вечер. Я говорю сейчас с Романом?

 – Да, – Роман пытался вспомнить этот голос, но безуспешно, так как слышал его впервые. – Я вас слушаю.

 – Вы меня не знаете, но зато я знаю вас. Сейчас вы наверняка подумали, что я очередной ваш поклонник, надоедающий своим фанатизмом. Я прав?

 – Да, пожалуй. Я об этом подумал.

 – Что ж, это не так. Мне очень нравятся ваши фильмы, но я вам звоню совершенно по другому делу.

 – По какому же?

 – У меня сейчас ваш паспорт, который вы потеряли. Я нашел его вчера вечером около входа в магазин «Эллипс».

 – Ошибаетесь, я ничего не терял.

 – Вы уверены в этом?

 – Абсолютно. А теперь до свидания. Рад был пообщаться.

Не дожидаясь ответа, Роман бросил трубку. «Наверняка очередной шантажист-мошенник, желающий подзаработать», – подумал он, но тут же вспомнил вчерашний день. Перед приемом родных и близких они с Анжеликой заезжали в супермаркет для закупки продуктов, причем назывался этот магазин именно «Эллипс». Роман не поверил словам незнакомца, но все же решил убедиться в наличии у себя паспорта и отправился в кабинет, где лежали все его бумаги и документы. Там его не оказалось. Затем Роман обшарил все места в доме, где бы он мог лежать, но снова поиски ни к чему не привели. Наконец, он решил проверить свой гараж и находящиеся в нем автомобили, и в первую очередь тот, которым он вчера пользовался. К сожалению Романа, паспорт так и не был найден. Счастливые мгновения последних дней заслонили собой все бытовые «мелочи». Роман осознал, что документ действительно потерян и сел на диван в своей роскошной гостиной, чтобы немного подумать. Едва он прислонился к спинке дивана, как тут же раздался телефонный звонок. Роман снял трубку и услышал уже знакомый спокойный голос:

 – Любовь ослепляет, не так ли?

 – Что вы имеете в виду?

 – Что пора возвращаться в реальность. У меня по-прежнему ваш паспорт и я не знаю, что с ним делать, иначе бы не стал звонить вам во второй раз.

 – И что Вы предлагаете?

 – Я предлагаю встретиться. Вам есть, где записать адрес?

 – Да, секунду…

Спустя некоторое время Роман уже склонился над журнальным столом и начал записывать диктуемый незнакомцем адрес. Он записал улицу, дом и номер подъезда и квартиры, после чего продолжил разговор:

 – Это ваш адрес?

 – Да, я здесь живу, а вас что-то смущает?

 – То есть я должен приехать к вам домой, верно?

 – Да. Вы уж извините, но у меня нет машины, чтобы иметь возможность приехать к вам, да и вам это нужнее чем мне.

 – Хорошо. Ждите в течение часа.

Роман положил трубку и задумался. Сейчас ему предстояло ехать в самый неблагополучный район города, в котором находиться было небезопасно. Но теперь уже было поздно и надо было собираться в путь. Роман повернулся к выходу из гостиной и увидел стоящую в проходе Анжелику. В ее глазах была заметна тревога.

 – Куда ты собираешься? – спросила она.

 – Помнишь, мы вчера ездили по магазинам?

 – Помню.

 – Так вот, – Роман стал обрисовывать сложившуюся ситуацию и собираться в путь, – рядом с «Эллипсом» я потерял свой паспорт. Сейчас позвонил какой-то незнакомец и сказал, что нашел его. И сейчас я еду к нему, чтобы забрать паспорт.

Услышав все это, Анжелика заметно забеспокоилась:

 – Слушай, Рома, не нужно тебе туда ехать. У меня плохое предчувствие.

 – Не переживай за меня, я только заеду по нужному адресу, заберу свой паспорт и сразу же отправлюсь домой, к тебе.

– Меня это не успокоило. Я хочу поехать с тобой.

 – Не надо. Лучше жди меня дома, я не надолго, – с этими словами Роман поцеловал Анжелику и вопросительно посмотрел в ее красивые глаза. В них были видны следы сильной душевной борьбы, позволившей ей, тем не менее, согласно кивнуть в ответ. Роман улыбнулся ей, поцеловал еще раз в губы, после чего отправился в гараж, схватив по дороге ключи от автомобиля. Через некоторое время в ласкающей слух лесной тишине раздался шум открывающихся ворот гаража и главных ворот участка. Блестящий от недавней мойки автомобиль цвета серого металлика с легким шуршанием выехал за пределы участка, который сейчас освещал яркий свет множества фонарей. Анжелика с грустью в глазах смотрела ему вслед и, когда машина скрылась из виду, быстрым шагом направилась в дом.

Тишину элитного района быстро сменил шум городской суеты. Повсюду мелькали огни, освещающие городское дно. Иногда они ослепляли своим ярким светом, а иногда в глазах начинало рябить от их большого количества до тех пор, пока автомобиль не встал в пробку на одной из центральных проспектов. Нужный район был на другом конце города и имел очень плохую репутацию. Жить там было невозможно в силу его заброшенности, и Роману это было прекрасно известно. Здания там уже давно не ремонтировались, дороги были разбиты и не имели разметки, большинство магазинов давно закрылось, а людей на тамошних улицах практически не было, поскольку все этого места боялись. Даже тех несчастных пьяниц и нелегалов, что там жили, не было видно, во всяком случае, в те моменты, когда Роману приходилось проезжать мимо. Но в этот раз мимо проехать не получится, поскольку листок с адресом неумолимо диктует свою волю, которой Роману оставалось лишь подчиниться. Как бы ни было противно и неуютно ехать в самый грязный городской район, но проблем из-за отсутствия паспорта ему хотелось не больше. Все-таки на носу свадьба с Анжеликой, и Роману не хотелось ее переносить из-за такой мелочи. Дорога, тем временем, длилась уже сорок минут, последние двадцать пять из которых он простоял в пробке. Ждать дальше Роман не хотел и свернул с проспекта, чтобы проехать менее загруженными путями. Терять время не было смысла, тем более что поздний вечер все быстрее превращался в позднюю ночь.

Ночная темнота медленно и вальяжно распростерла свои объятия, готовясь принять одиноко едущий по темным улицам автомобиль. Фонарей было все меньше, и лишь свет индикаторов на приборной панели машины мозолил периферический взгляд. Радио наигрывало популярную танцевальную музыку, и это, пусть немного, но бодрило в той унылой обстановке, что окружала серебристый автомобиль.

Фары освещали путь к нужной улице, вылавливая из тьмы лишь серые полуразвалившиеся здания и тихие подозрительно безжизненные деревья. Вдруг светофор загорелся красным и роман остановился, хотя могло показаться, что это вовсе не обязательно, ведь этот район уже давно никому не нужен, в том числе и полиции. Соответственно, не было ничего удивительного в том, что это место Романа несколько напрягало. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, желая расслабиться. Однако тут же внезапным образом радио перестало работать, и в салоне автомобиля установилась полная тишина. Он не видел ничего, кроме зеленого света светофора, казавшегося через стекло чем-то вроде зеленой звезды, горевшей посреди черной бездны. Роман понятия не имел, почему машина вдруг заглохла, но выяснение причин решил оставить на неопределенное будущее. Он нащупал ключ в замке зажигания и повернул его. Машина завелась, и тут же включились фары, в свете которых теперь стояла темная тень. Эта тень стояла в неестественной позе, а то, что она собой представляет, Роману было не совсем понятно по причине его неожиданного испуга. Вдруг эта тень начала движение к машине, и казалось, что идти ей непросто – она постоянно спотыкалась и переваливалась из стороны в сторону. Наконец, Роман разглядел в этой тени человека, прикрывающего глаза рукой от яркого света фар. В другой руке находилась наполовину пустая бутылка с темной жидкостью. Этот человек, явно что-то бормоча, приближался к машине и был уже в паре метров, как вдруг начал извергать слова проклятий и швырнул бутылку прямо в машину. Один громкий стеклянный хлопок рассыпался на множество звонких осколков, а недопитое пойло коричневого цвета растеклось по капоту автомобиля и стекало на асфальт. Роман этого никак не ожидал, но, тем не менее, нажал на газ и машина, набирая скорость, оставила позади пьяного человека, вероятно, находящегося не в своем уме. В зеркале заднего вида было видно, как этот несчастный опустился на колени и начал слизывать разлитый алкоголь с грязного асфальта.

Сердцебиение постепенно стихало, но до конца успокоиться не могло из-за жуткой и опасной обстановки. А нужный адрес, тем временем, становился все ближе. С одной стороны это было хорошо, поскольку можно поскорее сделать все дела и уехать отсюда прочь, но с другой – выходить из машины совсем не хотелось. В салоне своего автомобиля Роман чувствовал себя пусть немного, но все-таки спокойно. Наконец, машина остановилась посреди одного из местных безмолвных дворов. Казалось, будто целый район коварно затаился в тот момент, когда Роман приехал сюда. Лишь кое-где горели окна, но силуэтов жильцов в них не было видно. Редкие крики и звон бьющегося стекла разрезали тишину, доносясь откуда-то издалека. Здесь же царила атмосфера какого-то нервного ожидания.

Роман заглушил двигатель и сразу же вышел из машины. Свет одиноких фонарей пробивался через редкую листву многочисленных деревьев, которые отбрасывали кривые бесформенные тени. Роман шел сквозь них, а они огибали его словно некое инородное тело, выделяющееся в этом жутком месте не только своим внешним видом, но поведением. Озираясь, он шел к одному из подъездов дома, на котором отсутствовали какие-либо указатели, но это не смущало его. Что-то подсказывало Роману, что это тот самый дом и тот самый подъезд, где осталось лишь отыскать нужную квартиру.

Если на улице было хоть немного светло от редких уличных огней, то внутри подъезда весь свет словно поглощался тьмой – настолько здесь было темно. Роману приходилось очень аккуратно и размеренно наступать на ступени, чтобы не споткнуться и не нашуметь, поскольку привлекать внимание местных обитателей он не желал. Почти все окна в подъезде были забиты досками, сквозь которые пробивались еле заметные плоские лучики света. Именно они позволяли рассмотреть хоть что-то в этом подъезде.  Роман медленно поднимался по этажам, ища нужную дверь. Кое-где на дверях квартир были номера, а значит, ориентироваться было вполне возможно. Поскольку на одну лестничную клетку приходилось по три квартиры, то можно было без труда определить нужный этаж – в данном случае Роману нужен был четвертый. Он, тем временем, продолжал осторожно подниматься по лестнице, ощущая биение своего сердца и вслушиваясь в каждый шорох, который натягивал нервы как струны. Казалось, все доносящиеся из квартир звуки таили в себе нешуточную опасность. Богатое воображение Романа с легкостью художника набрасывало контуры и раскрашивало их в жуткие картины. Подъезд был для него логовом жутких и кровожадных монстров в виде квартир, и именно через это логово Роману нужно было пройти, замирая каждый раз, когда доносился какой-либо негостеприимный звук из-за дверей. Пока что все монстры спали и лишь мирно ворочались во сне, за единственным лишь исключением на третьем этаже. Когда Роман приблизился к этому этажу, то без труда различил громкие голоса двух пьяных мужчин, которые весьма ожесточенно спорили между собой. Таким образом, один из монстров спал сейчас очень неспокойным сном, чреватым несвоевременным пробуждением.

Роман быстро вбежал на четвертый этаж, чтобы не задерживаться на третьем и увидел нужную ему дверь. Дверной звонок не работал, поэтому он постучал, но никакого результата это не дало. С другой стороны двери было тихо настолько, насколько позволял это понять шум этажом ниже. Роман стучал еще несколько раз, но к двери так никто и не подошел. Он стоял под дверью несколько минут, напряженно слушая шум пьяной ругани этажом ниже. Вдруг Роман решил нажать на ручку и, к своему удивлению, увидел, как дверь со скрипом открылась, причем открывалась она под собственным весом. Когда Роман отпустил ручку и стал вглядываться в темноту этой квартиры, дверь продолжала свое движение, пока не ударилась с глухим стуком о стену. Этот звук немного испугал его своей неожиданностью, заставив нервно дернуться. Роман перестал вглядываться в темноту и перешагнул через порог, закрыв собой дверь. Дверная ручка щелкнула, но никакого замка Роман обнаружить не смог, тем более что действовать приходилось наощупь из-за полной темноты. Роман оставил в покое дверь и прошел немного вперед по коридору, после чего снизил шаг и негромко попытался позвать хозяина. Не дождавшись ответа, он продолжил аккуратно продвигаться вглубь квартиры, и, единственным, что он видел, было тусклое пятно оранжевого света на стене слева в конце коридора. Несмотря на остальную темноту, в которой можно было различить лишь темные стены и пол, было ясно, что помещение было в плачевном состоянии. На полу от шагов Романа шуршала бумага, а иногда слышался треск битого стекла. Мебели почти не было, а запах пыли забивал все обоняние своей насыщенностью. Роман приближался к концу прихожей, где смог внимательнее осмотреть свет на стене. Скорее всего, это был свет от уличного фонаря, который находился как раз на уровне окна четвертого этажа. На рваных обоях расплывались грязные разводы от оконного стекла, а между ними зияла большая тень, принадлежащая человеку. Как только Роман мысленно сделал предположение насчет этой тени, как она тут же зашевелилась на пару секунд, будто отбрасывавший ее человек развернулся, и снова замерла в неподвижности. Роман напрягся и задержал дыхание. В сильном напряжении он понаблюдал еще несколько секунд за этой тенью, но она больше не шевелилась. Наконец, Роман собрался с силами и зпрошмыгнул за угол, как раз в сторону источника света. Там, в конце коридора, он увидел небольшое помещение практически без мебели, где все внимание привлекало окно без занавесок и темный силуэт на его фоне. Этот человеческий силуэт стоял неподвижно, а лицо невозможно было различить из-за светящего прямо из-за спины уличного фонаря, но, несмотря на это, Роман кожей ощущал на себе взгляд незнакомца. Похоже, этот человек был одет во все черное. Роман медленно продвигался по направлению к нему и заговорил первым:

 – Добрый вечер. Это вы мне звонили насчет паспорта?

 – Да, Роман, это я вам звонил, – голос незнакомца был спокоен и приятен – именно его Роман слышал по телефону. Это его немного успокоило, а человек в черном тем временем еле заметно кивнул, указывая на пыльный, весь в трещинах, стол справа от Романа. На этот стол падал свет уличного фонаря, в котором был виден лежащий в пыли паспорт. В этот момент незнакомец произнес:

 – Берите. Это он и есть.

 – Хорошо, – Роман подошел к столу, взял свой документ и, предварительно проверив, положил его к себе во внутренний карман своего пальто. Рядом, на столе он увидел рекламную брошюру фильма «Принятие» и черный маркер, после чего снова повернулся к незнакомцу.

 – Я вам очень благодарен, – сказал Роман.

 – Поверьте, не стоит, – последовал ответ незнакомца.

 – Вы чего-то хотите?

 – Нет, вряд ли. Все что мне нужно я уже получил.

 – И что же вы получили?

 – Вы приехали сюда. Жаль, что у меня нет друзей, иначе бы я смог рассказать кому-то о нашей встрече. Но вы можете дать мне свой автограф.

 – Без проблем. Где мне расписаться?

В ответ человек в черном снова кивнул на стол, где лежали брошюра и маркер. Роман все понял и спросил:

 – Для кого?

 – Для Винсента.

В тишине было отчетливо слышно, как скрипит маркер по ламинированной бумаге. Звук сопровождался характерным запахом фломастерного спирта. Теперь на брошюре отчетливо виднелась черная надпись: «От Романа благодарностью для Винсента», написанная не очень аккуратным почерком, а также размашистая роспись под ней. Роман вернул маркер на стол, пожал руку Винсенту и собрался уходить. В свете фонаря он, наконец, разглядел его лицо, которое обладало вполне приятными чертами. Роману казалось странным, что весьма солидно выглядящий человек мог жить в таких условиях: без мебели, с рваными обоями, кучами мусора на полу и огромными слоями пыли.

Выйдя в коридор, Роман обернулся и спросил у Винсента:

 – А вы видели мой последний фильм?

 – Я видел их все. А ваш последний фильм мне понравился больше всех. Лично я считаю его шедевром.

 – Спасибо Вам большое. До свидания.

 – Прощайте.

Удовлетворенный похвалой в адрес «Принятия», Роман вышел в подъезд. Ссора этажом ниже уже прекратилась, поскольку ее не было слышно, лишь какие-то глухие звуки следовали с разной периодичностью, будто кто-то бился о стены, и ломалась мебель. Роман медленно, чтобы шагами не мешать себе прислушиваться к звукам, спускался вниз. Так он почти дошел до третьего этажа, как вдруг одна из дверей содрогнулась от сильного удара. Эти удары продолжились, и подъезд наполнился звуками грохочущего неравномерного ритма. Нервы Романа натянулись до предела, и он постарался ускорить свой шаг, и при этом четко слышал, как с той стороны дверь не только били, но и полосовали чем-то острым.

Когда Роман ускоренным шагом проходил мимо двери, то обратил внимание на то, с каким трудом изношенные петли держались под столь мощным напором. Не успел Роман подумать, что дверь долго не продержится, как она тут же с оглушающим грохотом упала на лестничную площадку прямо у него за спиной. От неожиданности Роман замер на месте и несколько секунд, словно загипнотизированный, смотрел в переполненные злобой и бешенством глаза пьяного человека, вывалившегося из квартиры вместе с дверью. Свет из открывшейся столь неожиданным образом прихожей частично освещал лестничную клетку и выдал Роману нечто, что этот человек держал в правой руке. Скорость подсознания позволила ему догадаться, что это был окровавленный нож, и, обуянный ужасом, Роман тут же бросился вниз по лестнице, как раз в тот самый момент, когда незнакомец вскочил с выбитой двери. За спиной послышался звук взмаха ножа, который подстегнул Романа как хлест тугой плети. Сильный испуг спровоцировал настолько мощный выброс адреналина, что он заслонил собой весь рассудок, позволяя лишь слышать за спиной тяжелое и бешеное дыхание. В этой темноте Роман с трудом успевал перебирать ступени ногами, поэтому уже на следующем пролете он не смог удержать равновесия и упал вниз, ударившись головой об стену. Резкая боль в затылке пронзила голову и прошла через все тело, откуда больше не уходила. Таким образом, один из монстров этого темного логова все-таки проснулся и теперь жаждал крови.

Роман с трудом мог пошевелиться, но он ясно чувствовал, как теряет сознание от столь сильной травмы. Но резкая боль в брюшной полости не дала ему потерять его – незнакомец вонзил в него нож. Эта жуткая боль повторилась еще несколько раз, после чего Романа начали сталкивать вниз по лестнице. К этому моменту не то что кричать, но и даже стонать сил уже не было. Роман молча, но, издав, тем не менее, достаточно громкий выдох, скатился вниз по ступеням, и чувствовал он при этом лишь то, как боль становится единственным ощущением в теле. Когда Роман прекратил катиться по лестнице, на него посыпались множественные удары ногами. В каждом таком ударе чувствовалась отдача невыносимой ярости, от которой ломались ребра и кости лица. Боль заслонила собой все, и теперь даже страха перед дикой ненавистью не было у Романа, настолько безразлично казалось все вокруг. Веки его отяжелели от гигантской усталости, а вместе с этим казалось, что в организме вдруг начал вырабатываться иммунитет к боли. Все стало отходить на второй план, пусть незнакомец и продолжал спускать окровавленное и обмякшее тело Романа по ступенькам до самого выхода, сталкивая его как руками, так и ногами.

Для Романа все кончилось раньше, чем его тело оказалось у выхода. Широкий кровавый след тянулся со второго этажа и завершался в самом низу, около порога подъезда на грязном и холодном полу. Все кончилось. Роман больше не слышал, как тяжело пыхтел от напряжения его убийца, как воцарилась полная тишина после его ухода, как звон упавшей на асфальт нержавеющей стали раздался где-то на улице, и как мягко хлопнула дверь подъехавшей к дому машины. Затем мерный стук каблуков быстрыми темпами увеличивал свой ритм.

Из окна подъезда Винсент увидел, как девушка с платиновыми волосами подбежала к этому самому подъезду, где ее ожидало самое трудное испытание. Спустя мгновения стал слышен тихий плач, переходящий временами в разрывающие душу рыдания. Винсент находился на площадке между вторым и третьим этажами, и слушал, уставившись в кровавые следы на ступенях. Страдания Анжелики проникали в самую его душу, и от этого он чувствовал себя паршиво. Винсент просто стоял у окна и чувствовал, как что-то рвется на клочки у него внутри. Он молча слушал, как Анжелика с мобильного телефона набирала номера экстренных служб и, с трудом сдерживая рыдания, диктовала адрес происшествия; наблюдал, как подъехали машины полиции, а затем и скорой помощи. Место преступления огородили, лучи фонарей забегали по подъезду, полицейские искали улики и стучались во все двери в поисках свидетелей. Но никто не обращал внимания на Винсента, точно так же, как и он не обращал никакого внимания на оживший подъезд за его спиной. Он просто стоял около окна и сквозь разбитое стекло смотрел в даль даже тогда, когда плач стих и Анжелика, наконец, взяла себя в руки.

Когда тело Романа грузили в карету скорой помощи, Винсент опустил свой взгляд. Он мрачно наблюдал, как Анжелика в белом от природы и в красном от крови пальто шла рядом с каталкой и держала свою руку на безжизненной деснице, торчащей из-под окровавленного покрывала. Затем эти две руки расстались навеки, и Анжелика снова заплакала, опустившись от бессильного отчаяния на колени. Карета «Скорой помощи» уехала, а следственная группа начала готовиться к отбытию. Анжелику посадили в служебный автомобиль и увезли в полицейский участок в интересах следствия. Вскоре место преступления покинули и все остальные, после чего район вновь погрузился в свою мрачную тишину. Издалека доносились крики, звон битого стекла, шумы драк, но именно здесь все было тихо. Винсент вышел из подъезда и с мрачным видом побрел сквозь темноту. В этот момент начался дождь, который быстро превратился в очищающий ливень. В этой части города дожди должны идти гораздо чаще, чем в остальных.

 

 

Осколок XIII. Вместилище боли.

 

                Воздух в Центральной городской больнице точно такой же, как и во всех остальных: от стен буквально веет запахом болезней, боли и страданий, которые они выделяют взамен поглощаемого чувства радости. Кажется, что это место окончательно высасывает жизнь из человека вместо того, чтобы дать ему шанс исцелиться. Стоит лишь подойти к любой местной стене и прикоснуться к ней рукой, чтобы почувствовать, как нечто теплое словно пылесосом вытягивается из нее, и тогда мысли о выздоровлении сменяются мыслями о смерти, которая постоянно витает в воздухе, так как каждый день рядом кто-то умирает.

                Наиболее часто это происходит в корпусе с онкологическими больными. Этот корпус один из самых крупных на территории больницы, и он почти всегда полностью загружен пациентами. Вот только врачей там очень мало, так как это место отталкивает любого, в ком еще теплится жизнь. Каждый день здесь освобождаются палаты и почти сразу же они занимаются вновь. День за днем Смерть не покидает это место, ведь оно, по сути, позволяет ей чувствовать себя здесь как дома. Даже живые и здоровые люди привыкли к ее постоянному присутствию в этом корпусе. Зайдя в одну палату, Смерть без тени усталости шла в другую, затем в следующую. Следом за ней шли санитары – они освобождали палаты от умерших пациентов. Денно и нощно Смерть совершала свой мрачный обход, без малейшего перерыва на отдых она работала в свое удовольствие. И сейчас на очереди у нее была очередная палата.

                В ней лежала женщина преклонных лет, сильно исхудавшая и с впалым лицом, изрезанным глубокими морщинами. Смертельная болезнь пронзала ее тело насквозь. Жизнь в ее глазах давно угасла, вместо них остались лишь две бездонных пропасти, наполненных густой дымкой безнадежности. Именно по глазам было отчетливо видно, насколько эта женщина устала от невыносимых страданий и больше всего на свете хотела поскорее покончить с ними. Так как надежды на выздоровление у нее никакой не было, и быть не могло, все, о чем она могла мечтать – это смерть. Женщина понимала, что иного исхода в ее положении быть просто не могло, но даже тут имел место подвох. Она лежала здесь уже около месяца, но жизнь до сих пор не покинула ее. Вместо этого с каждым новым днем боль в пораженном теле становилась сильнее, что вкупе с муками ожидания смерти давало поистине адский результат.

Сама себе помочь приблизить долгожданный конец женщина была не в состоянии, ведь даже пальцем пошевелить без невыносимой боли не представлялось возможным. Ей необходима была помощь в этом, и каждый день ей только и оставалось, что молиться о долгожданном окончании ее страданий. Страданий, которые были сильны настолько, что сковывали не только тело, но и мысли.

Вдруг что-то изменилось и кроме боли появилось нечто новое. Именно в этот момент в палату кто-то вошел. Стоило женщине почувствовать чье-то присутствие, как тут же ее истерзанные нервы обволок холодный страх. Это было неудивительно, если учесть, что она давно отвыкла от посетителей. Даже врачи к ней редко приходят. И, тем не менее, корни этого страха были не только в исключительности произошедшего события. В этом страхе крылось что-то еще, гораздо менее уловимое.

С трудом женщине удалось приподнять голову и посмотреть на своего загадочного посетителя. Это был мужчина, которого она видела впервые. У него была приятная внешность, его лицо обладало, пусть немного резкими, но гармоничными чертами, а средней длины волосы были аккуратно зачесаны назад. Из верхней одежды на нем был черный плащ, распахнутый так, что было отчетливо видно его черную рубашку с расстегнутым воротником и черные джинсы на черном ремне. Вся его одежда казалась настолько аккуратной, без единого мятого места, словно этот человек только что вышел из дома. Медленно и неспешно он выстукивал по полу ритм каблуками своих туфель. Походка его была размеренна и спокойна, а на лице при этом играла едва заметная ухмылка. Человек в черном подошел к изголовью койки и посмотрел в безжизненные глаза женщины. Страх, тем временем, только усиливался, несмотря на то, что приятная внешность мужчины пыталась внушить ей доверие. Только взглянув в его черные глаза, женщине тут же захотелось отвести их, но у нее просто не было на это сил. Он приковал ее взгляд к себе и держал его, не выпуская, словно хищник добычу.

В болезненном волнении женщина попыталась было спросить его о том, кто он и зачем пришел, но не смогла издать ни звука. Лишь невнятное шипящее шептание издавали ее шевелящиеся губы. Женщиной овладело беспомощное отчаяние, а одеяло над ней начало ходить волнами из-за ее попыток хоть как-то высказать свое опасение. Несмотря на невыносимую боль, которую доставляло каждое движение, она продолжала дергаться от страха. Казалось бы, что жажда смерти должна была сделать ее равнодушной к страху, однако этого не случилось. Страх сковал женщину так сильно, что он отражался даже в тех бездонных пропастях, что были когда-то ее глазами. Человек в черном приложил палец к своим губам и это подействовало моментально – женщина перестала брыкаться.

 – Не надо меня бояться, – произнес он. Его голос словно напевал ей, помогая успокоиться. – Ты и так обессилела, не стоит тратить последнее из-за меня.

Незнакомец обладал очень спокойным и приятным голосом, слова он произносил с расстановкой и правильной дикцией. Постепенно женщина почувствовала, как внутри все успокаивается, и даже боль немного стихла, что позволило, наконец, обратиться к собственным мыслям. Кто же этот человек в черном? Если они и были знакомы, то женщина не могла его вспомнить, а представляться он явно не спешил.

 – Мое имя тебе ничего не даст, – сказал человек в черном. – Без своего дара речи ты все равно не сможешь ко мне обратиться.

Неужели это значит, что они незнакомы? Тогда кто он и что ему от нее нужно? Человек в черном, казалось, понимал ее мысли.

 – Я – тот, – сказал он, – кто понимает тебя. Я – тот, кто слышит тебя. Я – тот, кто знает о тебе все, – незнакомец сделал паузу, чтобы пододвинуть к койке стул и сесть на него. – Я – тот, кто чувствует тебя, Лилия. Эта боль, что терзает тебя… она ужасна. И ради чего эти страдания? Ради чего ты лежишь здесь, раба божья, и изнываешь под прессом невыразимой боли? Это потому, что он так решил? В назидание другим он решил наказать тебя за грехи, устроив ад еще при жизни? Как это ужасно, когда ты лежишь, запертая в собственном теле… когда каждое твое движение отдается пронзительным эхом через все тело… когда ты, прикованная к постели до конца своих дней, даже сказать ничего не можешь. Ты одинока и единственные твои посетители – это медбратья, которые убирают за тобой горшок. Но и они редко приходят, так ведь? Им неохота возиться с такими живыми мертвецами, как ты, Лилия. И зачастую приходится часами лежать в луже собственного дерьма не в силах пошевелиться и чувствовать, как гниет заживо твое тело. И ты чувствуешь себя настолько раздавленной этим самым прессом невыразимой боли, что даже нет сил испытать чувство стыда оттого, что молодой парень раздевает тебя, чтобы подложить горшок, а потом где-нибудь глумится над тобой вместе с друзьями за бутылкой пива. Это и есть Божественная Справедливость? Если бы ты знала, что тебя ждет в конце жизни, захотела бы ты вообще рождаться на свет? Почему ты до сих пор жива, когда милостивый бог уже давно мог подарить тебе смерть и избавить тем самым от жутких страданий? Не только ему – всем давно известно, чем все закончится, но все равно этот фарс продолжается и окружающие делают вид, что надежда еще есть. Почему? Ответ только один – ему нужны твои мучения. Так он поучает всех нас. Он тянет до последнего, и это даже притом, что каждого грешника ожидает ад после смерти! – человек в черном театрально воздел руки кверху. – Но он любит всех нас! Мы все его дети, и он обязательно нас обнимет, прежде чем скинуть вниз, в царство вечных мучений. А почему бы и нет? Ведь на все воля божья…

На безжизненные глаза Лилии навернулись слезы. Каждое слово, произнесенное человеком в черном надавило на больные точки, которых у нее хватало. Кем она стала? Когда-то она была красивой женщиной с отменной фигурой, популярной у мужчин, недостатка внимания от которых она никогда не ощущала. А теперь эта женщина – лишь немощное тело, умирающее клетка за клеткой. Все, что у нее было – это одиночество и боль. Незнакомец, тем временем, продолжал говорить:

 – Если бы существовал таксист, который мог бы отвезти в абсолютно любое место, и ему бы назвали такой адрес, как «Вместилище боли» или «Дом страданий», то он бы направился именно сюда. Здесь, в этом больничном корпусе, таких людей, чьи тела являются настоящими вместилищами боли, очень много. Это место называется лечебницей, но является, по злой иронии, домом страданий. Именно здесь бог простирает к людям свои объятия. Быть может, он и тебя бы призвал в мир иной, да, видимо, занят другими умирающими. Стало быть, не такой уж он и могущественный. Либо ему действительно нужны твои страдания. Так позволь мне облегчить их. Скажи мне, что ты хочешь? Я исполню любое твое желание.

Умереть, перестать, забыть, кануть – вот все, что Лилии сейчас может хотеться. Все это с легкостью умещается в одном слове, которое и вертится сейчас на уме. Лилия с мольбой посмотрела на Человека в черном, который все прекрасно понимал. Она, кажется, догадывалась, кто сейчас перед ней. Этот человек слышит ее мысли, знает ее имя, готов исполнить любое желание – он должен согласиться исполнить то, о чем она попросит. Пусть даже сам Бог разгневается на нее за это, Лилию уже ничем не удивить. Те страдания, что она выносит по его воле, не способствуют священному благоговению перед ним. Лилия продолжала смотреть прямо в черные глаза незнакомца, пока тот не ответил:

 – Я не могу взять твою душу. Не я тебе ее дал. Так что попроси что-нибудь иное. Быть может, ты хочешь, чтобы кто-то пришел к тебе?

Родные. Лилия давно о них не думала и смирилась с тем, что они ее не навещают. Скорее всего, это потому, что никто из них даже и не знает о ее болезни. Перед ее безжизненными глазами пролетели воспоминания о ее единственном сыне, с которым ей приходилось часто ссориться. Их дороги разошлись лет десять назад, именно тогда она видела его в последний раз. Как раз в то время он женился без ее одобрения, и это стало последней каплей для Лилии. Она тогда взбесилась настолько сильно, что прокляла сына и его невесту прямо на свадьбе, после чего ушла из его жизни насовсем. Сейчас Лилия жалела о том, как много гадостей высказала ему за свою жизнь. Наверняка он сейчас красив и статен, быть может, имеет свое дело и квартиру в центре Метрополия, а может даже и коттедж в Сосновом поселке, который являлся самым элитным городским районом. Лилия представляла, как по квартире его сына бегают внуки, похожие на него и, возможно даже, на свою бабушку. Сложись все иначе, такая картина была бы перед глазами наяву, а не в бреду умирающей от рака старухи. Как бы то ни было, она хотела вновь увидеть своего единственного сына, и извиниться перед ним. Только сейчас, думая о нем на смертном одре, Лилия вдруг поняла, чего себя лишила в бесконечных погонях за авантюризмом транзитом через всевозможные притоны, общежития и дешевые бары.

 – Хорошо, – сказал человек в черном, вставая с места, – я все сделаю.

Как только он вышел из палаты, на Лилию вдруг навалилась сильная усталость. Будучи не в силах сопротивляться, она погрузилась в очередной беспокойный и болезненный сон.

Лилия проснулась оттого, что в палату кто-то вошел. Ей было не видно, кто это, и, пока женщина прикладывала невообразимые усилия, чтобы приподнять голову, в мыслях один за другим проносились образы ее красавца-сына, который стоит сейчас у стены напротив и смотрит на нее. Каждое движение сопрягалось с адской болью, но Лилия и не думала сдаваться. Ей так хотелось увидеть его поскорее, что она выбивалась из сил, терпела, превозмогала, и в итоге все получилось. Но как только ее положение позволило рассмотреть гостя, внутри Лилии все словно упало. Отчаяние охватило ее, так как результат явно не соответствовал приложенным усилиям. У стены стоял не вовсе сын. Это был даже не мужчина. Голова Лилии беспомощно упала на подушку, а отчаяние и разочарование нахлынули так резко, что перехватило дыхание. В один момент показалось, что это конец, и страх перед смертью возобладал над ее разумом, но, в конце концов, ценой больших усилий, дыхание вернулось в прежнее состояние, оставив лишь чувство страха, боли и унылой тоски.

Посетительница подошла к изголовью кровати, и на ее лице играло странное выражение, демонстрирующее нечто среднее между ненавистью и отвращением. Помимо этого ее лицо казалось Лилии отдаленно знакомым, но, как ни силилась, вспомнить она эту женщину не могла. Из остальных внешних признаков Лилия выделила ее мокрую осеннюю одежду, по-видимому, из-за уличного дождя. В руке женщина держала белый конверт.

 – Так вот что с тобой стало… – начала она с нескрываемым ядом в голосе. – Вижу, ты получила по заслугам, убогая ведьма! Господи, когда я шла сюда то только и мечтала о том, чтобы убить тебя собственными руками. Но, похоже, мне не придется брать грех на душу. Марать об тебя руки так же противно, как и смотреть на тебя. Нет, я ни за что не подарю тебе смерть, вместо этого ты будешь мучиться дальше, до тех пор, пока не сгниешь заживо. Вот, – незнакомка потрясла перед Лилией конвертом и бросила его на тумбочку рядом с койкой, – Дамиан очень хотел, чтобы до тебя дошло это письмо. Хоть мне и противно видеть тебя, но я не могла не исполнить его пожелания.

В голосе женщины было столько ненависти, что последовавший за ними плевок в лицо виделся логичным завершением ее монолога.

 – Давно мечтала это сделать, – сказала женщина. – Что, даже сказать нечего? Или у тебя речь отнялась? Ладно, счастливо оставаться.

Сказав это, женщина вышла из палаты, и еще несколько минут был слышен стук ее каблуков по коридору. Лилия тем временем приходила в себя от столь обескураживающего появления первого за долгое время гостя. Она ждала совсем другого, тем более что человек в черном обещал привести к ней сына, но вместо этого по ее лицу теперь растекался тот самый яд, что ей пришлось беспомощно выслушивать. Вытереть плевок она была не в состоянии, и потому все, что ей оставалось, так это продолжать лежать все также неподвижно, как и весь последний месяц.

Совсем скоро появился человек в черном, всем своим видом давая понять, что он выполнил обещание. Он извлек из внутреннего кармана плаща платок и вытер лицо Лилии, которая была явно не рада его приходу. Он ведь обещал ей сына, но тот так и не пришел. Почему же?

 – Ты хотела повидать кого-то из родственников, – пояснил человек в черном. – Так что я выполнил свое обещание.

Лилия не понимала, как эта ядовитая змея могла быть ее родственницей. У нее были старшие брат и сестра, с которыми она уже давно не общалась. Вряд ли эта незнакомка могла быть кем-то из их отпрысков, скорее всего, она как-то связана с Дамианом. Но как? И вдруг в сознании Лилии возник образ, который все объяснял. Неужели…

 – Да. Она не спроста показалась тебе знакомой. Ты уже видела ее раньше. На свадьбе своего сына.

Лилия все поняла. Это приходила жена Дамиана. Тут же вспомнилось, как она плакала на своей свадьбе, которую Лилия, по сути, испортила своей выходкой. Она тогда прокляла всех, включая жениха и невесту, будучи абсолютно пьяной. Ярость оттого, что сын не попросил ее благословения, завладела ей тогда настолько, что именно тот самый день – день его свадьбы стал последним, когда она видела своего Дамиана в последний раз. Она демонстративно покинула церемонию и была такова. И вот теперь ее собственный сын даже не хотел ее видеть.

                С тех пор обстоятельства сложились так, что Лилия понимала – пришло время извиниться перед Дамианом за все. Она хотела этого, но он не пришел. Почему же он этого не сделал, ведь он наверняка хотел услышать из уст своей матери мольбы о прощении. Она бы приложила все свои последние усилия ради того, чтобы он смог понять ее. Даже если бы для этого понадобились ручка и бумага. Почему же он отправил свою жену вместо себя? Наверняка он вместе с ней узнал о том, где сейчас находится его мать. С надеждой во взгляде Лилия покосилась на конверт, который оставила ее сноха. Быть может, в этом письме найдутся ответы на ее вопросы?

                Боль в очередной раз пронзила тело Лилии, на этот раз в попытках протянуть руку к тумбочке. Тут человек в черном пресек ее действия, мягко качнув головой. Он сказал:

                 – Давай лучше я его прочитаю вслух.

                Лилия согласилась. Она была слаба для самостоятельных действий, поэтому она решила собрать в себе все силы, чтобы сконцентрироваться на своем слуховом восприятии. Пока человек в черном раскрывал конверт, Лилия пыталась вспомнить голос своего сына, но это у нее так и не получилось. Она забыла о нем все, пока коротала время в компании авантюристов-неудачников на бесконечных пьяных вечеринках в течение последних десяти лет. В то время Лилия и подумать не могла, что однажды ее настигнет расплата за все это и даже подержать в руках письмо – последнее, что у нее от него осталось – она будет не в состоянии. Ей оставалось только слушать ровный голос человека в черном, читавшего ей письмо от Дамиана:

                «Здравствуй, мама. Сижу сейчас дома в одиночестве, и вот решил написать тебе письмо. На самом деле я понятия не имею, зачем пишу эти строки, ведь они все равно не дойдут до тебя. Я даже не знаю, где ты находишься. Возможно, ты дома сейчас, но я в этом не уверен. Так что с полной уверенностью могу заявить, что не знаю, где ты была все эти десять лет и где ты есть сейчас. Признаюсь, я не искал тебя все это время, так как знаю, что ты не захочешь меня видеть. Да и у меня нет желания выслушивать твои бесконечные ругань и недовольство. Всю жизнь я выслушивал это от тебя и сейчас у меня дрожат руки так, что тяжело писать, а дрожат они от малейшего воспоминания о тебе. Мама, неужели это правильно?! Я до сих пор боюсь тебя! Боюсь сделать что-то неправильно, боюсь ошибиться, и, как назло, я постоянно ошибаюсь! Я не верю сам в себя, и мне кажется, что я жив до сих пор только благодаря моей жене. А ведь однажды передо мной стоял выбор – ты или она. Ты прямо так и заявила мне на свадьбе, помнишь? Но что же я мог выбрать?! Как я мог остаться с тобой, если ты меня презираешь?! До свадьбы я не знакомил тебя с Ириной по той простой причине, что боялся говорить с тобой, зная, как ты к этому отнеслась бы. Я был растерян и не знал, что делать. Ты – моя мама, и я не хотел тебя расстраивать, но все равно мне в итоге пришлось смотреть тебе в спину. Ты ушла, как будто тебя и не было никогда. Остались лишь я и Ирина с разбитыми мечтами о самой красивой свадьбе. А моя жизнь как была убогой и словно смытой в унитаз, так и осталась такой. Почему так? Я начинаю думать, что моей жене будет лучше без меня. Я только и делаю, что падаю вниз, но она из-за всех сил старается затащить меня наверх. Впрочем, зачем я тебе пишу это? Тебе не интересно знать что-либо о моей жене. Могу лишь надеяться, что вы никогда не увидитесь.

                У меня продолжают дрожать руки. Я пишу сейчас, а они дрожат. Я стараюсь унять дрожь, даже несмотря на то, что это письмо никогда не будет прочитано. Зачем я вообще его пишу? Быть может, потому что так я могу высказаться? На самом деле, мне так гораздо проще. Сказать тебе что-то в лицо я бы не смог, даже если бы ты сейчас была передо мной. А написать гораздо проще. Бумага не наорет на меня, и не будет относиться ко мне как все твои мужья и любовники, у которых самыми ласковыми ко мне обращениями были «говнюк», «засранец» и «убожество». Я до сих пор помню, как ты смеялась, когда слышала это…

                Я помню, как ты устраивала вечеринки для своих друзей. Чтобы не получить от них по шее, мне приходилось прятаться на чердаке. Мне до сих пор он снится, вместе с доносящимися туда звуками пьяных оргий, которые вы устраивали. Я не любил школу, но и домой идти тоже боялся. А друзей у меня почти не было, так что деть мне себя было некуда. Надо мной часто издевались одноклассники, но тебе было все равно. Так ли это? Знала ты обо всех моих бедах? Конечно, нет. Тебе это даже не было интересно.

                Вот такой вот у меня взгляд на мою жизнь. Помнится, когда я приходил в гости к одному своему знакомому, то очень удивлялся той обстановке, что царила у него дома. Он жил с мамой и папой, и они не только не ругали его, но и поддерживали. И при этом любили друг друга. Мне же было стыдно показывать свой дом кому-то, так как все, что в нем было – это окурки и пустые бутылки во всех углах. Вот такое у меня было счастливое детство… – тут человек в черном прекратил чтение, так как обнаружил несколько зачеркнутых строк. Он нашел продолжение на другом листке и продолжил чтение. – Мне пришлось сделать перерыв, так как у меня очень болят руки. Дрожь перешла в боль. Я не могу даже долго писать из-за нее. Я вчера закончил письмо и решил попробовать отдать его тебе, но я тебя не нашел. Поэтому я просто зачеркнул последние строки, так как у меня нет сил переписывать все это. Помнишь квартиру, которую я купил тебе? Я сегодня заходил в нее, но оказалось что ты там уже не живешь. Хозяева сказали, что живут там уже около семи лет. Ты продала ее? Наверное, ты это сделала ради денег на алкоголь и наркоту. А может и с другой целью. В принципе, мне все равно, зачем ты это сделала, просто обидно немного. Дело даже не в том, что я десять лет работал на износ, чтобы купить тебе эту квартиру. Дело не в том, что ты все время говорила, что я ничего не добьюсь в своей жизни, как и мой отец, которого я никогда не видел. Этой квартирой мне хотелось доказать обратное, но у меня ничего не получилось. Видимо, все дело в том, что я для тебя всегда был нежеланным ребенком, обузой. Я понимаю, в девятнадцать лет тебе хотелось свободы, а тут появился я. Наверняка это выяснилось поздно, иначе аборт исправил бы ситуацию. Насколько мне известно, ты этим не гнушалась в последующие годы. Так вот, иногда я завидую своим нерожденным братьям и сестрам. Если бы они родились, то оказались бы в том аду, в котором пришлось жить мне. Может, и мне стоило умереть еще у тебя в чреве? Думаю, всем от этого было бы только лучше.

                У меня опять болят руки, так что надо заканчивать. Когда я начинал писать письмо, то на самом деле думал, что есть хоть какой-то шанс, что оно до тебя в один момент дойдет. Мне казалось, что мне есть много что тебе сказать, ведь в письменной форме мне это сделать проще. Но, честно говоря, мне совсем не хочется больше этого делать. Продав квартиру, ты вычеркнула меня из своей жизни. Больше ни одной ниточки у меня к тебе не осталось, кроме тех, что находятся в моей голове и душе, но бесполезны и теперь я бы с удовольствием от них избавился. Не вижу, как это письмо может к тебе попасть. Так оно и будет лежать у меня дома под слоем пыли. Мне кажется, что этот клочок бумаги также бессмыслен, как и вся моя жизнь. Зачем я его писал? Даже не знаю… наверное, я просто хотел, чтобы ты знала, что я у тебя был. Тогда был бы хоть какой-то смысл. А так его нет, и не будет. Жаль оставлять Ирину, она меня действительно любит. Но я чувствую, что являюсь обузой для нее, как и для всего этого мира. Поэтому свой скорый конец я приму с удовольствием и, пожалуй, с облегчением.

                На этом все. Прощай, мама. Твой сын, Дамиан».

                Человек в черном престал читать. Последние строки вселили в Лилию тревогу, которая смешивалась остальными чувствами, и в первую очередь, с чувством вины перед сыном, который был несчастен из-за нее. Каждый услышанный слог из письма резал сознание мыслями о ненависти к собственной персоне. Ее единственный сын прожил поистине отвратительную жизнь, и вина в этом была только ее и ничья больше! Лилия проклинала себя, ненавидела и уже начала думать, что все мучения ей на самом деле даны справедливо. Внутри нее все сжималось и расширялось, и с каждым разом эти душевные сокращения были все сильнее. Тревога от последних строк письма начала сжигать Лилию. Никаких ответов на ее вопросы письмо не дало. Что с сыном? Где он сейчас? Внутри все клокотало так, что Лилия перестала обращать внимание на боль. Все ее существо требовало ответа, на вопрос, где Дамиан. Она не могла больше спокойно лежать. Пусть это произошло слишком поздно, но материнский инстинкт все-таки проснулся в Лилии, и теперь душевные терзания волнами исходили от ее беспомощного тела. «Где он?! – кричало все ее нутро, – Где мой сын?!».

                 – Знаешь, – начал человек в черном своим обычным спокойным голосом, – не так давно ученые проводили исследование. Они все время это делают. И вот они выяснили, что люди имеют способность предчувствовать события. Например, теми транспортными рейсами, которые обречены на катастрофу, пользуется гораздо меньше людей, чем обычно. У одних появляются другие, более важные дела, другие опаздывают по какой-то причине, третьи просто передумывают. Это не случайность. А среди тех, кто трагически погибают, бывают и такие, кто сознательно и подсознательно отметает все предупреждения об опасности. Боюсь, что с твоим сыном случилось нечто подобное. Прими мои соболезнования.

                Пока человек в черном говорил свою речь, тревога росла внутри Лилии, как на дрожжах, до тех пор, пока не лопнула. У нее вновь перехватило дыхание, тысячи длинных игл пронзили ее тело – так нервы реагировали на вспыхнувшее огнем эмоциональное возбуждение. Лилия не могла дышать, как не силилась, но страха перед смертью теперь не было, было лишь пламенное чувство вины. Ее конечности и нутро обжигало болью от лавины обрушившегося на нее осознания утраты. Из последних сил Лилия пыталась представить себе своего сына и его голос, но получалось это с трудом. Оказалось, что Дамиан умер для нее гораздо раньше, чем произошла катастрофа. Как сын, он умер, даже не родившись на свет, и оттого отчаяние стальными тисками еще сильнее сжало грудь Лилии. Изорванная на куски душа тоже сжалась, собравшись воедино для того, чтобы, наконец, отлететь.

                Человек в черном продолжал стоять рядом с Лилией и наблюдал за тем, как она умирает. Женщина посмотрела в его черные глаза и холодное, сжимающее горло невыразимое чувство обволокло душу и тело. Почему он обманул ее? Он ведь должен был выполнить ее желание! Но вместо того, чтобы увидеть своего сына, Лилия узнала о его смерти. Чем тогда этот Ангел Смерти лучше Бога? Абсолютно ничем…

                Воздух в легких уже закончился, а дыхание к Лилии так и не вернулось. Впрочем, она этого и не хотела, ведь страха перед смертью больше не было. Было лишь желание умереть, чтобы прекратить все это. Легкие начали сжиматься, а в висках грохотали кузнечные молоты, которые подобно звону колоколов извещали о свершении.

И вдруг Лилии стало страшно. Но тут же холодок пробежал по ее телу, и исчез вместе с болью, он словно забрал все ощущения. «Бог и Дьявол… одно и то же…», – повисла в воздухе последняя мысль Лилии. Как только ее сердце перестало биться, воздух вокруг нее еле заметно потемнел. Человек в черном положил письмо на тумбочку, бросил последний взгляд на безжизненный труп женщины и вышел из палаты.

Минут через пятнадцать сюда вошли санитары, или, вернее сказать, уборщики. Тело Лилии вместе с грязной и скверно пахнущей простыней перенесли на каталку, затем завернули в нее все тело и увезли прочь. Когда палату готовили к «заезду» следующего больного, один из работников больницы нашел лежащее на тумбочке письмо, а уже из его рук оно перекочевало в ближайшую мусорную корзину.

 

 

Осколок XIV. Надир.

 

                Это был один из самых бесцветных дней этой осени. Темно-серое небо отражалось в лужах, и из-за этого они сливались с асфальтом в единое серое целое. Люди продолжали торопиться и не замечали разницы, по какой части асфальта можно идти, поэтому все наступали в эти лужи. Одни оглядывались и отряхивались, другие продолжали смотреть себе под ноги, словно мысли были так же серы, как и небо. Весь Метрополий спешил куда-то, люди торопились, обгоняя друг друга в уличных и подземных толпах, а машины образовывали многокилометровые пробки. Но все это ничем не выделялось в царящей в городе серой палитре, поскольку все смешалось в один сплошной цвет: автомобили, люди, дома и дороги. Все сливалось друг с другом, не было никаких четких линий. Дома на фоне неба ничем не выделялись, движение машин мало чем отличалось от движения людей, каждый из которых чувствовал себя крупинкой в одной большой серой массе. Эту массу можно перемешать чем-нибудь, но ее форма останется прежней, настолько все границы были размытыми.

                У городских обитателей есть поразительная способность к подражанию, и, так же как и у хамелеонов, это является защитной функцией. Люди прекрасно умеют приспосабливаться к внешним условиям, копировать схемы поведения и даже сливаться в единое целое с себе подобными, несмотря на все бесчисленное многообразие индивидуальностей. Это происходит потому, что никто не хочет выделяться, а значит, все они боятся ответственности. И даже за самих себя. Людям гораздо проще подчиниться ситуации и выполнять ее требования, перекрашивая себя из одного цвета в другой ради удовлетворения требований инстинкта самосохранения. Именно поэтому Метрополий в данный момент выглядит как сплошная серая масса, разрастающаяся по природе и паразитирующая в ее организме. Толпа сейчас – часть этой массы и из нее выделяется лишь один человек, одетый во все черное. Он не является частью толпы, он из нее выделяется и поэтому все на него смотрят с испугом и недоверием в глазах. Вряд ли они понимают, что на нем лежит немалая часть их ответственности, скорее всего они просто боятся всего, что на них не похоже.

                Винсент шел сквозь толпу, держа в руках цветок. Это была красная гвоздика. Быстрым шагом Винсент пересекал проспекты и улицы, заполненные автомобилями, площади и тротуары, заполненные людьми, и постепенно шум города стихал по мере его приближения к месту назначения. То тихое место, куда он пришел, было элитным кладбищем, где хоронили только тех немногих, чьи заработанные при жизни средства могли это позволить. Поэтому на стоянке кладбища всегда стояли исключительно дорогие автомобили и лимузины, точно так же как и сейчас. Винсент прошел между идеально гладкими блестящими машинами, после чего вошел в очень широкие и роскошные кованые ворота. За ними его глазам открылся вид зеленых ухоженных лужаек на могильных участках, с вымощенными дорожками между ними. Многие участки огораживали красивые кованые ограждения, на самих участках возвышались скульптуры и художественно украшенные надгробия, обложенные огромным количеством букетов и венков. Кое-где вместо надгробий стояли целые мавзолеи, благо участки это были наиболее крупные. Некоторые этих роскошных могильников были подарены их хозяевам еще при жизни.

                Винсент шел по вымощенной дорожке идеальной ровности, и стук каблуков его черных ботинок мерно звучал в этой убаюканной вечностью тишине. Этот звук очень гармонично сочетался с тишиной кладбища, так как подчеркивал постоянную атмосферу трагичности аккуратной пунктирной линией. Не спеша, Винсент направлялся к похоронной процессии и уже издалека он увидел развевающиеся на легком ветру шикарные платиновые волосы, выделяющиеся из довольно широкой черной толпы. Впервые она предстала перед ним в черных одеждах, от которых ветер доносил запах траура и печали. Не смотря на то, что печаль и черный цвет вокруг скрывали ее сияние, Анжелика была по-прежнему прекрасна.

                Винсент подошел к процессии и слился с ней в единое скорбящее целое. Священник к тому моменту уже прекратил молитвенные причитания и ушел, что означало конец этой мрачной церемонии. Роскошный гроб был надежно закрыт и опущен в аккуратно подготовленную для него яму. Люди стали прощаться с усопшим, бросая горсть земли в яму, и каждый раз в тишине было четко слышно, как ударяются о крышку гроба сырые клочки земли. Простившись, люди отходили и начинали тщательно вытирать платками руки с брезгливым выражением на лице. Они шли к воротам, где их ждали их машины, по пути многие объединялись в группы и начинали беседовать. Все эти люди скорбели, но большинство из них – вовсе не по умершему. Большинство сейчас думало о себе и тех проблемах, которые им может принести эта смерть. Продюсеры вроде господина Лагранжа думали о потере перспективной доходной статьи в лице некогда преуспевающего режиссера Романа, его собственная мать боялась потерять свое светское положение, композитор его фильмов боялся стать безработным, а друзья сожалели о потере мощного канала связей для собственного обустройства.

                Винсент чувствовал, насколько лицемерна была эта толпа, пришедшая сюда проститься со своими собственными интересами и надеждами. Да и он сам здесь не ради умершего. По стечению обстоятельств Винсент был последним из всех здесь присутствующих, кто видел Романа живым, но этот факт его ни сколько не беспокоил. Он внимательно следил за Ажеликой, которая была среди одной из немногих искренне скорбящих о потере близкого человека. Винсент смотрел на нее, не отрываясь, как вдруг поймал себя на мысли, что взгляд этот начинает даваться ему с трудом. В конце концов, когда все простились, и Анжелика осталась одна перед могилой жениха, ему уже не хватало сил смотреть на нее.

                Анжелика села на корточки и опустила взгляд вниз, чтобы тихо заплакать. Один из участников похоронной процессии ожидал ее, стоя на мощеной дорожке за ограждением, и ждать он был готов хоть до наступления темноты, поскольку их с Анжеликой горе действительно было общим. Скорее всего, это был лучший друг Романа, в сердце которого освободилось столько места, сколько не в состоянии заполнить ни одно живое существо. Ведь настоящая дружба – это дар судьбы, которая обладает непоколебимым правом обратного взыскания. Анжелика, тем временем, продолжала плакать, а Винсент просто стоял и смотрел на нее до тех пор, пока плач не прекратился. Наконец она вытерла слезы, собралась с духом и кинула горсть земли вниз. Затем Анжелика встала и кивнула работникам кладбища, которые тут же начали засыпать могилу землей, ловко орудуя лопатами. Она прошла мимо Винсента и при этом даже не взглянула на него, а он, в свою очередь, не мог посмотреть ей в глаза. Винсент просто не смог этого сделать, хотя желание было. Впервые Винсент чувствовал себя виноватым.

                Как только Анжелика вышла за красивую кованую калитку, то сразу попала в сопереживающие объятия ожидавшего ее мужчины. Он должен был быть свидетелем на ее свадьбе, но вместо этого стал главным организатором похорон – вот как сильно могут расходиться ожидания и действительность. Анжелика и поддерживающий ее мужчина шли по направлению к главным воротам кладбища, не оборачиваясь, а Винсент просто смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду шум лопат стих, а работники кладбища покинули данное место захоронения. Таким образом, Винсент стоял радом с могилой в полном одиночестве и слышал лишь шум ветра вокруг.

                Он подошел к надгробию и увидел, что яму очень аккуратно засыпали и вместо нее теперь лишь темно-коричневое прямоугольное пятно, зияющее посреди ухоженной зеленой травы. По углам этого участка стояли мраморные скульптуры ангелов, а надгробие было выполнено также из мрамора в форме большого круга на крупном постаменте. Из этого круга на Винсента смотрело улыбающееся и счастливое лицо Романа. Его высеченное изображение было таким же радостным, как и его лицо на вечеринке в «Небесах». Эта скульптура наглядно демонстрировала, каким счастливым человеком умер Роман. Ужасы последних минут ничто перед тем фактом, что у этого человека в конце жизни было абсолютно все из того, что ему было нужно: признанное людьми творчество, лучший друг, матриальное положение и крепкая любовь. Винсент положил гвоздику на свеженасыпанную землю и сунул руку в карман. Он извлек оттуда листок с рекламной брошюрой фильма «Принятие» с подписью его режиссера: «От Романа благодарностью для Винсента». Затем он положил листок обратно и увидел, как работники кладбища возвращаются, чтобы уложить газон на могиле и красиво разложить многочисленные венки с букетами. Винсент не стал дожидаться, когда они продут, и покинул участок. Он направился к главным воротам, чтобы вновь окунуться в серую городскую массу, которая постепенно отступала под влиянием темноты.

                Ночь накрывала Метрополий траурной вуалью, которая отбрасывала тень на дома с горящими окнами и освещенные фонарями проспекты. Людские и автомобильные потоки сокращались, оставляя пустыми улицы и переулки. Повсюду загорались огни, из-за чего городское дно становилось светлее, чем днем. Разумеется, так было не везде: парки, скверы, закоулки и целые районы, находящиеся на окраине, становились все темнее по мере удаления от центра, где находился Маяк, самое высокое здание в городе. Именно на центральной площади было светлее всего, словно этот Маяк и освещал улицы. Казалось, что Маяк – это источник всего городского света и освещенность улиц неизменно ослабевала по мере удаления от него. Там, куда не попадал его свет, было опасно для жизни, поэтому эти места люди старались обходить стороной.

                Но как бы то ни было, Винсент не относился к числу этих людей. Он пересекал темные скверы и закоулки, сосредоточившись лишь на своих собственных мыслях. В одном из темных дворов он избавился от брошюры «Принятия», скомкав ее и выбросив в грязную лужу. У Винсента было паршивое настроение, и он брел по городу с очень мрачным видом, пока не вышел на шоссе. Очень быстро он поймал такси и уселся на заднем сиденье. Захлопнув за собой дверцу, Винсент молча уставился вперед. Таксист ждал, когда его новый пассажир придет в себя и назовет нужный адрес, но ничего подобного не происходило – человек в черном просто сидел и молчал. Наконец, водитель спросил:

                 – Куда едем?

                Винсент выдержал паузу, посмотрел в зеркало заднего вида, где отражался несколько встревоженный взгляд таксиста, после чего отвернулся в сторону и произнес:

                 – В клуб «Боттом».

                Автомобиль тронулся и начал быстро двигаться по улицам Метрополия. Таксист, видимо, хорошо знал свое дело и довез до места, ни разу не попав в пробку. Винсент расплатился, вышел из машины и через минуту он уже сдавал свои вещи в гардероб, по которому можно было без труда определить, что народу в клубе еще мало. Так оно и было на самом деле – танцпол был практически пуст, и лишь небольшие группы танцевали в отдалении друг от друга. Зато большинство мест рядом с баром были заняты теми, кто решил прийти сегодня пораньше. Одни пили коктейли, другие предпочитали пиво и крепкие напитки.

                Винсент сел за один из немногих свободных столиков, и тут же к нему подошла официантка. Она спросила, чего он хочет, и вопросительно посмотрела на него. В ее взгляде читалось кокетство, но Винсенту это было безразлично, поскольку сегодня ему хотелось просто напиться. А значит, его ответ на ее вопрос не заставил себя долго ждать:

                 – Я буду «Ред хот слэммер», – он кинул взгляд на грудь девушки, где висел клубный бейдж с ее именем, – и еще, Кристина, как только я допью один, тут же приноси мне другой.

                Она кивнула и вскоре принесла напиток. Винсент неспешно пил его и каждый, раз, когда он допивал до дна, тут же ему приносили очередной полный бокал. По официантке было видно, что она пытается произвести впечатление, обслуживая его с особым усердием, но Винсент, похоже, не замечал этого. Винсент просто сидел в мягком кресле и пил, не двигаясь с места уже в течение пары часов. К тому моменту клуб был уже заполнен весьма прилично, и на танцполе двигалась в общем ритме очень внушительная толпа.

                Винсент пил очередной бокал своего коктейля, как вдруг к нему за столик подсел вспотевший мужчина в белых брюках и рубашке. У него были светлые волосы и добродушное, мягкое лицо, довольное жизнью. Мужчина был очень разгорячен и пот с него лился рекой, а как только смог отдышаться, то сразу же заговорил с Винсентом:

                 – Надеюсь, тут не занято?

                 – Теперь занято, – прозвучал лаконичный ответ.

                 – Хм… а я тебе не помешаю?

                 – Мне все равно.

                 – Ну и отлично, а то я устал. Надо передохнуть, а тут как раз единственное свободное место.

                Тут подошла официантка по имени Кристина и, косясь на безразличное выражение лица Винсента, спросила у человека, чего он хочет. Тот сказал, что хочет пива, и она удалилась. Через минуту девушка принесла расслабленно развалившемуся в кресле светловолосому человеку запотевшую бутылку холодного пива. Он поблагодарил ее и с нескрываемым наслаждением сделал несколько глотков, после чего с улыбкой посмотрел на своего мрачного соседа и сказал:

                 – Как тебя зовут?

                 – Винсент.

                 – Отлично. А мое имя Киран. Рад с тобой познакомиться.

                 – Я тоже.

                Киран смотрел на Винсента, словно пытаясь понять его мысли, а тот сидел с отсутствующим видом и смотрел в одну точку. Так они сидели друг напротив друга примерно минуту, пока Киран не продолжил разговор:

                 – Неужели? И откуда только в тебе столько скептицизма?

                 – Не имею понятия.

                 – И пьешь «Ред хот слэммер», в котором нет ни одного безалкогольного напитка. Водка, джин, текила, ром, гренадин и шампанское в одном месте свалят с ног лошадь. Интересно, сколько ты выпил?

                 – А тебе не все равно? – Винсент медленно перевел взгляд на своего соседа. – Мне самому это безразлично, с какой стати тебя это должно интересовать?

                 – А с той, что передо мной сидит несчастный человек, решивший напиться. И, видимо, с горя.

                 – Ошибаешься. У меня нет горя. А даже если бы и было, мне не нужно твое сочувствие.

                 – Знаешь, Винсент, тебе нужно не сочувствие, – лицо Кирана вдруг стало серьезным, – тебе нужен совет. Но ты не будешь их принимать, потому что не умеешь слушать людей вокруг себя. У тебя собственная жизненная философия, в рамках которой ты себя содержишь и не смеешь выходить за эти пределы. Но как только ты начинаешь чувствовать угрозу извне, ты закрываешься и категорически не желаешь идти по пути внутреннего развития. Ты боишься заглянуть внутрь и не хочешь поддаваться изменениям, стараясь всегда вернуться к привычному для себя мироощущению. Поверь, Винсент, так ты не скоро покинешь это место.

                 – Что? О чем ты говоришь? – спросил Винсент с удивленным видом, не скрывая при этом радражения.

                 – Я говорю о тебе. Выслушай меня, возможно, мы с тобой больше никогда не увидимся. Но тогда все это тебе скажет кто-то другой, и если ты к тому моменту не начнешь воспринимать людей всерьез, тебе будет только хуже. Это будет самый настоящий ад, про который так много фантазируют в книгах. Тебе дан шанс исправиться, и ты должен им воспользоваться. Это не значит, что тебе надо упиваться собственным превосходством над обычными людьми. И вот когда ты это поймешь, тебе будет с кем поговорить.

                Киран допил свое пиво и поставил опустевшую бутылку на стол. Винсенту, тем временем, принесли очередной коктейль. Киран встал со своего места и приготовился уходить:

                 – Я отдохнул, так что я пойду. А тебе напоследок я все-таки дам пару советов: во-первых, прекращай пить. Ты сидишь на одном месте уже битый час и пьешь, не замечая опьянения. Но рано или поздно настанет момент, когда ты встанешь и поймешь, что ситуация вышла из-под контроля и стоять на ногах ты не в состоянии. А во-вторых, подумай о том, кто ты такой. Удачи.

                Киран отошел от стола и растворился в толпе веселящихся людей, а Винсент продолжал мрачно сидеть за столом. Он позвал Кристину и попросил счет. После чего тихо произнес:

                 – Кто я такой? Я знаю, кто я… Я лишь одно из воплощений дьявола.

                Произнеся эту фразу, он залпом выпил свой последний на сегодня коктейль, и тут же ему принесли счет. Он положил крупную купюру на стол, пояснив, что сдачи не нужно. После этого он встал из-за стола, чтобы убраться отсюда восвояси.

 

 

Эпилог. Часть первая.

 

Темнота везде. Она приходит каждый вечер все раньше, скрывается все позже, и каждая ночь холоднее, дождливее и грустнее другой. Жизнь замирает все чаще, пение птиц звучит все реже, и только город сохраняет свою привычную эфемерность жизни и смерти. Эфемерность эта не только сохраняется, но и растет количеством машин, пробок, сигнальных сирен и клаксонов, а также толпами людей в метро и на улицах. По календарю лето уже закончилось и вместе с его уходом умирает жизнь, возрождая тем самым город. Через полгода будет наоборот, ведь с каждым приближением лета жизнь и ее тепло ощущается тем яснее, определенней и уверенней, чем быстрее замирает город: автомобили исчезают, пробки сокращаются, и людские потоки перестают быть той самой злой силой, с которой они ассоциируются. Кажется, что Природа для города – будто лактоза для грудного младенца, без которой такой молодой и беспомощный организм не может нормально развиться и встать на ноги. Она – словно нечто в нашей душе. То, что заставляет нас стать своим рабом вплоть до тех пор, пока судьба не сведет с нами свои счеты, или мы сами ее не поторопим это сделать, потеряв в себе это «нечто».

                Темнота повсюду и от нее никуда не спрятаться. Она окружает Его со всех четырех сторон и сверху… и света всего бесчисленного количества звезд не может хватить даже на то, чтобы пробиться через тьму местного небосвода. И даже луна, как неотъемлемая часть природы, замерла и исчезла надолго, лишив возможности хотя бы немного рассеять темноту внутри Его души при помощи своего отраженного от центра солнечной системы яркого света.

                Темнота везде, где кончается жизнь, и начинается смерть, и только внизу заканчивается смерть и начинается жизнь. Там, под мостом, нет темноты, только там и есть жизнь в данный момент времени, на шоссе, являющимся сосредоточием всего движущегося, живого, работающего, любящего и ненавидящего настолько,  что даже дождь не привлекает там почти никакого внимания. Ведь природа мертва. И ее слезы горечи – все реже прекращающийся дождь – это все, что город еще хоть как-то замечает, хотя большинству до него нет абсолютно никакого дела. Там внизу, жизнь бьет ключом – эта жизнь в автомобилях, в работе двигателей, радиопередач и сотовых телефонов; жизнь кипит так, что от нее идет пар и распространяется шум одного длинного эха, которое называется шумом Метрополия, символом его жизни и загробным голосом для Природы. Вместо звезд теперь мириады человеческих эмоций, чувств и мыслей, причем нередко они приводят к глубоким раздумьям именно об этом самом «нечто», заставляющем либо любить жизнь, либо ее ненавидеть.

                Он был поглощен своими мыслями настолько, что не мог обращать непосредственного своего внимания на материальные аспекты двух параллельных миров, о которых он задумался так плотно, что не замечал вокруг своей беспокойной сущности вообще ничего, и именно это спасает ему жизнь. Он не замечает ни бесконечного автомобильного потока внизу, ни проехавшего, стуча колесами, как ни в чем не бывало, только что мимо Него тепловоза с тремя грузовыми вагонами, так и тем более не замечает Он осеннего дождя, намочившего и сделавшим невыносимо скользким парапет моста, по которому он ходил словно страдающий лунатизмом человек в своем беспокойном сне. Лунатик способен пройти по самой тонкой балке на самой высокой высоте не хуже профессионального канатоходца потому, что не осознает, где он находится, а значит если его разбудить в этот момент, то его шансы упасть в пропасть становятся высоки настолько, что в девяти случаях из десяти именно это и происходит. Здесь на этом парапете одинокого железнодорожного моста проходит четкая граница между Метрополием и Природой, между Жизнью и Смертью, четкости которой достаточно для того, чтобы одна лишняя мысль смогла отправить Его вниз на встречу с Жизнью. Но пока он словно не проснувшийся лунатик балансирует на грани того выбора, который уже сделан. Сделан им же по той же причине, задумавшись о которой Он, сам того не осознавая, сохраняет себе жизнь. Это то самое «нечто», что заставляет нас, более или менее окрепнув телом и духом, осознав себя как будущую личность, двигаться по дороге длиною разной у всех, но с одинаковым для всех названием «Жизнь». Оно рождается и заставляет нас стать его рабом вплоть до тех пор, пока судьба не сведет с нами свои счеты, или мы сами ее не поторопим это сделать, потеряв в себе это «нечто».

                «Нечто» – это словно имеющий свое собственное имя шарж, рисуя который, человек выделяет наиболее значимые его черты с разной степенью детализации. Нарисовав его и двигаясь вперед по дороге с одинаковым для всех названием «Жизнь», человек дополняет по возможности свой рисунок новыми характерными чертами, будто нанося на карту новые метки для того, чтобы ориентироваться по ней в своих поисках. А продолжаться они могут очень долго, и зависит это во многом от того, насколько хорошо эта шарж-карта нарисована, то есть, как хорошо человек себе представляет, как выглядит его собственное «нечто». У каждого оно свое и описывается разными словами, разными метафорами, эпитетами и выглядит это в нашем воображении тоже по-разному. Но как бы оно не выглядело, но все стремятся к нему, также как стремятся к обретению счастья. Но счастьем это «нечто» не является по определению, оно лишь иллюзия предпоследней станции по пути к конечному пункту назначения на той дороге, которая обладает одинаковым для всех названием «Жизнь». Выйдя подышать на этой станции, ты осознаешь, что дорога эта подходит к концу, и тут же подступает облегченный вздох, потому что следующая станция должна называться «Счастье». Так всем хочется верить, и каждый имеет на это право. Право верить в счастливый конец своего пути. Ведь ради этого он и ехал всю дорогу, чтобы с радостной улыбкой на лице осознать приближение конца своего жизненного пути. Такая ирония слишком жестока, но от этого никуда не деться: иронично, что человек, порождение Природы, порождает и поощряет средства Ее уничтожения, будто взрослый сын, сдающий свою собственную мать в какой-нибудь дом престарелых, не думая ее дальнейшей судьбе; иронично, что смерть одного человека является трагедией, а гибель миллионов – всего лишь статистикой; иронично, что женщина, из любви опасаясь за жизнь своего любимого и желая спасти ему жизнь, сама становится причиной его гибели. Порой судьба сама по себе словно порождение иронии, по которой в конце пути нас ждет та самая желанная последняя станция. Но ее название вовсе не «Счастье», а «Смерть».

                От старости и других стечений обстоятельств, называемых несчастными случаями, умирают только те люди, которые не смогли ни потерять свое «нечто», ни обрести его. Обретя его, человек тратит на осознание себя счастливым разное время, от нуля до единицы, но чем меньше времени он тратит на ту самую иллюзию вселяющей надежду предпоследней станции по дороге, называющейся «Жизнь», тем раньше он начинает осознавать, что все это было именно иллюзия и следующая называется не «Счастье», а «Смерть». Ведь это как переспать с богиней, и осознать, что она на таком близком и желанном всю жизнь расстоянии очень похожа на обычного человека. На самого обычного и заурядного человека из такой же плоти и крови,  значит и этим самым «нечто» быть не может. По мере приближения к концу пути смысл всей жизни, растворяясь, исчезает, и, постепенно это осознавая, человек не может или не хочет обратить внимания на настоящую станцию «Последний шанс». Пересадка на другой жизненный путь, являющаяся способностью найти для себя новое «нечто», на что способны далеко не все. Так теряется надежда на его приобретение даже после того как удается его найти, а надежда, как известно, умирает последней. После нее умирать больше некому, кроме человека. Не заметив и пропустив мимо, словно задумавшийся за гранью реальности человек на парапете одинокого железнодорожного моста, станцию под названием «Последний шанс» он становится все ближе и ближе к станции под названием «Смерть», подобно природе, слабеющей с каждым новым возрождением Метрополия.

                И снова темнота. Темнота вокруг, словно смерть, но от нее никуда не деться. И только там внизу оживленное движение жизни напоминает о себе, не прекращаясь ни на минуту. Здесь, на границе между Жизнью и Смертью находится человек, будто лунатик во сне, не проявляющий абсолютно никаких эмоций и не обращающий внимания на темноту, тишину и дождь сверху, а также на свет, шум и пар снизу. Точно так же, как он не обратил внимания на предпоследнюю станцию, под названием «Последний шанс». А все дело в том, что Он, размышляя о своем «нечто», наконец осознал, на каком отрезке своего пути он находится, и какая следующая станция его ожидает.

                «И все-таки она и вправду милашка», – очередная мысль пришла ему в голову только что, но это еще не был шаг в какую-либо из сторон. Он лишь констатировал факт. Его «нечто» имело человеческую форму, женскую форму. Ту, которую называют часто «Своей единственной», «Второй половинкой» и «Самой прекрасной». Эти три понятия и были его одним-единственным, тем самым «нечто». Его, а точнее Ее поиски волновали этого, стоящего на парапете мужчину, больше всего. В целом, он к своей жизни относился нормально: добросовестно работал, уважал друзей, любил родителей и был ничем не выделяющимся из одной сплошной городской массы людей, уничтожающей все живое в природе. Но к женщинам отношение было выходящим за рамки этой сплошной массы, оно было особенным, потому, что свое «нечто» он называл женским именем. Он любил свою мать самым глубоким чувством, боясь ранить, огорчить и расстроить ее. Этот мужчина был готов на все ради нее. Или почти на все. И он называл ее свой «милашкой», но про себя, лишь в мыслях. Так его «нечто» и обрело свое имя, осталось лишь найти его реальное воплощение. Воплощение это существовало в красивом, сводящем всех мужчин с ума, словно со страниц мужского журнала, молодом теле; с красивыми, манящими, словно веселящимися даже когда ей грустно, зелеными глазами; с развивающимися легко и нежно, словно бархат на ветру, светлыми волосами; с милым, успокаивающим, легким и нежным голосом, способным как накрепко усыпить страдающего бессонницей, так и вывести из комы самого безнадежного пациента. Это все было именно про Нее.

                До сих пор ничего не поменялось. Темнота все та же, и городское свечение шоссе не изменилось. Проезжающим внизу нет никакого дела до стоящего на границе Жизни и Смерти человека, так же как до слез умирающей от такой наглости Природы в виде дождя. Но при этом мужчина уже не является частью природы. Частью природы, ее порождением является судьба, которая словно самый первый, а значит и самый старший ребенок, содержит свою постаревшую и ослабевшую мать и добросовестно помогает ей исполнять свои обязанности, подчиняя постепенно их своей воле. Невозможно понять ее намерения, но именно по ее прихоти происходит то, что мы называем жизнью и смертью. Кто бы мог подумать раньше, что человек, под руководством своей сводной сестры по имени Судьба, создаст Метрополий, город, который, в свою очередь, будет вредить Природе, уничтожать ее. И именно судьба предоставит этому мужчине быструю возможность найти свою милашку, оставив его перед выбором здесь на мосту, парапет которого и является границей между Городом и Природой, между Жизнью и Смертью. Следовательно, этот человек на парапете больше не является частью природы. Частью города он тоже не является, раз его никто не замечает, что хотя бы честно по отношению к нему. Толпы любопытных любят собираться рядом с местами, где происходят подобные события, но, как правило, они редко имеют возможность видеть то ради чего пришли, так как известно, что если человек не прыгнул сразу, то он не прыгнет вообще.

Мимо снова проехал тепловоз, на этот раз без вагонов. Возможно, это тот же самый тепловоз. И он снова не заметил этого мужчину. Или просто не обратил на него внимания, будто понимая, что выбора здесь у него никакого нет, а потому он больше и не часть этого мира. Что выбор он сделал, и прыгнул бы сразу, но просто задумался так, что стук колес не способен его отвлечь и отправить вниз, в сторону жизни с прибытием на станцию «Смерть». Он просто вспомнил, как познакомился со своей Милашкой, как водил ее смотреть на звезды, как страстно танцевал с ней в ночном клубе, как покупал ей цветы, как ужинал с ней при свечах и как занимался с ней любовью. После чего он однажды проснулся, словно рядом с богиней, и осознал, что она на таком близком и желанном всю жизнь расстоянии очень похожа на обычного человека. На самого обычного и заурядного человека из такой же плоти и крови,  значит и этим самым «нечто» быть не может. Именно так ожидания не и совпадают с действительностью. Формально эти мысли сохраняют ему жизнь, но на деле они же и являются причиной его смерти, приближения к самому концу пути, который, пожалуй, с момента последней остановки сильно затянулся. «Вот теперь я вижу» – конец дороги, называющейся «Жизнь», уже выплыл из туманной дымки. Там станция и на ней этот человек видит свою милашку. Она что-то кричит ему. Он пытается услышать, не сразу не получается. Станция все ближе, ее название уже можно прочитать, и там написано – «Смерть». Значит это правда, и выбора действительно нет – слишком поздно, поезд не даст задний ход, для этого нет достаточно веских причин.

                «Что ты делаешь?!», – крик милашки по мере приближения поезда звучит четче. Этот крик выводит в реальный мир как землетрясение, и Его корпус начинает крениться с моста вниз, чтобы умереть, утонув в Жизни. «Я люблю тебя, не делай этого!», – даже сейчас, ее, казалось бы, истошный крик, не вселяет чувства тревоги, он кажется таким же успокаивающе нежным и милым как всегда.

                «И все-таки она и вправду милашка», – с удовольствием подумал он перед тем, как его тело исчезло с ее глаз в той безумной реке жизни, которая текла под одиноким мостом посреди мертвой природы и заглушала шумом своего течения безутешные рыдания девушки, бывшей смыслом жизни и ставшей причиной смерти.

                «Судьба и в правду не лишена иронии», – подумал человек в черном.  Он молча стоял на обочине, наблюдая, как горькие слезы смешивались с дождем и стекали в эту стремительную реку городской жизни.

 Комментарии

Комментариев нет