«Я сейчас говорю: «Пальто»,
а тогда я была в «пальте»,
да в таком, что, пожалуй, никто
не отыщет теперь нигде.

Хоть второй год шёл после войны,
голодуха была – просто жуть.
Я – одета в мужские штаны
и на Бахмач держала путь.

Обещали нам там благодать.
И товарки судачили так:
Если с толком кому-то дать,
будет сахар и хлеб, и табак.

Мы на крыше все товарняка.
С нами трое здоровых парней.
Их мы взяли, чтоб наверняка
нам доехать до цели своей.

Мне тогда шёл шестнадцатый год,
и всё женское было при мне.
Но себя не пускала в расход
даже ради своих парней.

Две недели мы были в пути.
Чаще хлеба во рту – кипяток.
Но случилось: пришлось отойти
по нужде, вдруг позвали: «Браток!
Пособи. Мне подняться никак.
Отлупили меня пацаны.
Даже фриц не отделывал так.
И забрали пиджак и штаны».

Пригляделась – лежит мужик,
весь избитый, в грязи и крови.
Я хотела поднять, было, крик,
чтоб товарки пришли мои.

Только вижу – ушёл состав.
А который стоит – не мой.
А мужик на колени привстал
и ко мне прикоснулся рукой.

«Ты что ль девка? Ну, брат, и дела!
Не реви! О себе расскажи.
Своим криком, считай, что спасла
мою, думал, забитую жизнь.
Защитил, знаешь, я старика,
вот за это избила шпана.
Не работает что-то рука.
Ну да ладно, попустит она.
А с тобою что произошло?»

Перед мной парень лет двадцати.
И улыбка – как солнце взошло.
Чую – тож начинаю цвести.
Где-то там у себя изнутри.
Не бывало такого ещё.

«Ну чего ж ты молчишь? Говори…»
и моих он коснулся щёк,
на которых плясал огонь, –
хорошо, что было темно.
Я взбрыкнулась: «А ну не тронь!
Но уже промеж ним и мной
проскочила святая искра –
от неё в жизни радостный свет.

… Мы отметили с Ваней вчера
счастью нашему тридцать лет.

1977