Как  ненавижу  я  войну,
разрывы  бомб,  разгул  смертей!
И  я  кричу  сквозь  тишину:
«Что  делать  с  памятью  моей?!»

…Пацан.  Мальчишка.  9  лет.
Десант  над  городом.  Стрельба.

В  слезах  у  эшелона  дед.
В  глазах  у  матери  мольба.

Объятья.  Стоны.  Чей-то  крик.
Гудок.  В  теплушке  теснота.
На  всё  начхав,  храпит  старик.
Жара.  И  душит  духота.
Я  к  матери  прильнул,  устав.
\ Как  постарела  вдруг  она! \
Стучит  колёсами  состав:
« Э – ва – ку – а – ция – вой – на …»

Братишка  годовалый  спит,
в  руках  остаток  сухаря,
а  старший  у  двери  стоит:
«О  чём  большие  говорят?»
Но  разговоры  ни  о  чём.
Всё  больше  окрики  детей
и  полушёпот  о  своём.

На  стенах  игрища  теней.
А  на  бегущий  мимо  лес
багряно-огненный  закат
охальником  наверх  залез
и  очернил  его  за  раз.

… Шестнадцать  дней  всего  назад
был  моего  рожденья  день.
Наутро – театральный  зал .
Портной  на  сцене  сел  на  пень.
А  рядом  белая  коза.
И  тишина.  И  тишина.
И  вдруг  ударом  по  глазам:
«Война!  Война!  Война!  Война!»

Шестнадцать  дней!..  А  может,  век?!
А  может,  я  себе  соврал?

Девятилетний  человек
увидел  столько  и  узнал,
что  голова  пошла  вразнос,
в  глазах – испуг,  в  печёнке – страх,
и  нервы  выжали  понос
и  выворачивали  пах.

… Уже  давно  за  семьдесят
и  пройден  не  один  редут,
но  всё  еще  глаза  косят
по  сторонам  и  что-то  ждут.
Вдруг  станет  явью  страшный  сон?
Я  напрягаю  мозг  и  слух:
Вся  жизнь – тот  первый  эшелон,
и  душу  ест  теплушек  дух,
и  взрывы  бомб,  истошный  крик,
и  марафон  через  хлеба,
и  всеми  брошенный  старик,
и  пулемётная  пальба,
и  смерть,  и  кровь,  глаза  без  слёз,
и  кем-то  скинутый  сапог,
из  сердца  вырванный  вопрос:
«А  есть  ли  Бог?!
А  есть  ли  Бог?!»

Осколком  «Невель»  до  сих  пор
в  моей  душе.  И  спасу  нет!
Он – и  хирург,  и  прокурор
моих  поступков  много  лет.

… Как  ненавижу  я  войну !