«Надя,  надо!  Надо,  Надя!» –
я  шепчу,  чуть  заикаясь 
и  на  твой  бюстгальтер  глядя, 
и  соломинкой  касаясь 
чуда – вишенки-сосочка.
 Он  зазывно  выпирает 
и  во  мне  инстинкт  порочный 
просто  дико  возбуждает.

Ты  себя  чуть  охладила, 
в  море  бархатном  поплавав.
Мне  ж  не  встать:  моё  удило 
выпирает  из-под  плавок.
Я  зову  тебя  в  палату, 
там  мы  сможем  разгрузиться.
Слыша:  «Нет.  Сейчас  не  надо», –
начинаю  просто  злиться.

Не  соломинку,  а  руки 
я  в  атаку  посылаю.
Издаёшь  уже  ты  звуки, 
скоро  я  уже  залаю.
А  кругом  живые  люди!
Хоть  и  заняты  все  делом, 
но  мораль!…  И  мы  не  будем 
заниматься  беспределом.

Ты  сама  зовёшь  в  палату, 
подгоняешь:  «Поскорее…»
Вот  она  пришла  расплата, 
что  не  слушалась  еврея!
Но  об  этом  промолчал  я.
Полотенцем  обмотался, 
чтобы  мой  хорей  случайно, 
неприличным  не  казался.

А  в  палате…  Нет,  об  этом 
я  рассказывать  стесняюсь.

Этот  грех  случился  летом, 
и  нисколько  я  не  каюсь.

70-е годы