Патетика пёрла помимо желания,
и строчки сплошь патриотизмом горели.
Мальчишка – дитя я того воспитания,
где не было места пастушьей свирели.

Война наложила на всё отпечаток.
Победа, однако, надежды вселила.
Хотя с предвоенной поры был осадок,
но Завтра бодрило и веселило.

Хотелось кричать: «Мы всё восстановим!
Страна станет краше и жить станет лучше!»
И строки спешили наполниться новью,
хоть жизнь оставалась по-прежнему сучьей.

Под кожу вкраплялись инъекцией страхи:
космополиты – евреи! Убийцы
в белых халатах – опять те же лица!
Скрывали родители «охи» и «ахи».
Но шёпотом всё ж объясняли подробно
суть гнусности сталинской всей «гениальности» .
А нам всё казалось неправдоподобным,
не видели смысла в иррациональности
всего, что с пелёнок усвоено нами
и что величалось марксистскою этикой.
Горело в сердцах комсомольское пламя,
и мы, и стихи наполнялись патетикой.

Тем хуже для нас, и больней многократно
познанье ошибок и тяжко признанье,
что было в той жизни, донельзя превратно,
по сути не цели, а существованье.

Сознанием этого каждый изранен.
Поэтому нынче в нас нет велеречия.
По-старчески славим, как можем, Израиль,
и в этом не видим мы противоречия.