Опять на коврик женсовета
при нашем клубе гарнизонном
меня зовут, но я при этом
не грешен в противозаконном.

Напротив – я любвеобилен
к стране родной, к её гражданкам.
Когда б моложе судьи были,
меня бы не давили танком
своих досужих рассуждений
о том, что вот совсем не надо
в строках моих стихотворений
им слышать страсти канонаду.

Мораль старушек, позабывших
всю прелесть сладостных моментов,
и их партнёров, только бывших,
а нынче нудных импотентов,
принять мне просто невозможно.
Не потому, что аморален,
а потому, что мне безбожно
люб аромат девичьих спален.
Не говорю уже о том я,
что пьян всегда от бабы голой,
и ноет плоть от жажды томной
быть слитым вместе с разнополой.

Мне чужды ханжеские нравы
и гнусных лицемеров лица.
И вот поэтому я вправе
ко всем с вопросом обратиться:
– Ну, разъясните, замполиты
и ветераны женсовета,
антипартийность где зарыта
в любвеобильности поэта?

Мой идеал – товарищ Сталин,
и любо коммунизма знамя.
В любви интернационален,
я возношу её стихами.

Порою, может, бесталанно,
и с непонятным вам уклоном.
Но мне она всегда желанна,
хотя частенько незаконна.

Краснодар –1955 г.