Восстанавливают оперный театр
пленные – вчерашние вояки.
К нам один зашёл:
«Я – чех из Татр.
Я – случайный жертва этой драки.
Я – не немец, не эсэс и не фашист я.
До война в Богемии хрустал варил я.
Вот, смотри, какой тебе монисто
из стеклушек разных смастерил я.
На, возми, но дай немного хлеба.
За добро тебе отплатит Боже.
Пани, прошу, помогите мне вы.
У меня в Богемии есть дети тоже».

… Мы живём в руинах в самом центре.
По сегодня весь в развалинах наш город.
С края улицы – разрушенная церковь,
всюду – не излеченное горе.

А вот этот недобиток просит,
чтобы проявить к нему участье.
Будто не они украли вовсе
у советского народа счастье?!

Хлеб коммерческий принес из магазина;
рядом девочка всю ночь с котом играла,
а под утро как заголосила! –
заигравшись, деньги потеряла…

Мать, стирая со щеки слезинку,
молча, ломоть от буханки отрезает
и, достав из-под кровати кринку,
молока полбанки наливает.

Я гляжу и выть собакой хочется:
«Ведь такие, мама, нас осиротили,
всех твоих родных они убили!..»
А вот этот жадно так, аж корчится,
ест, потеет, видно, обессилил.

Удивлён я, что сознанием рассердясь,
чую, что душой с тобой одной породы,
и твоё вот это милосердие,
мама, я, запомнив, пронесу сквозь годы.
1947 г (6-й класс)