Смеясь перечисляешь ты
своих всех бывших ухажёров,
мужей, не видевших, что шоры
и непрозрачны, и толсты;
и что ты за нос вечно водишь,
своим страстям подчинена;
что никакая ты жена,
а кошкою по жизни бродишь.

Среди любовников других
меня прилюдно называешь.
И с выражением читаешь
тогда написанный мной стих.
И комментируешь. Да так,
что я смущаюсь и краснею.
А в мыслях: «Чудно было с нею
тебе в ту пору, Исаак!
Тогда ей было двадцать пять,
ты на три года был моложе,
и похоть больше кто итожил,
сейчас не стану утверждать.

Но как об этом говорит
при внуках?! Даже без смущенья!
Свои смакует ощущенья,
как будто юностью горит».

Но это в мыслях. А в словах
совсем другое содержанье:
«Твоё, подружка, обаянье
ещё сильно, хоть ты в годах.
Седые волосы, но стан! –
его стихами только славить;
скажу, по правде, он на зависть,
всем, кто, как я, пузатым стал.
А блеск в глазах! Ведь в них азарт,
не смытый за десятилетья.
Пусть благодарны будут дети
за генетический их старт,
за то, что передано им
от вечно юной сердцем мамы,
не строившей, однако, планы,
когда я ею был любим.