Из разговоров с Ольгой Троян*, дежурной
поверхностной подстанции шахты им. Фрунзе
/Из «Записных книжек энергетика шахты»/

- 1 -

– «Ну почему, скажи, нельзя тебе
писать стихи нормальными словами?
А вместо них ты ставишь вдруг тире,
как будто неизвестно между нами,
что *лядью можно и не *лядь назвать,
а *уем я не назову *уишко.
И если захочу кому-то дать,
назвать любовью – это будет слишком.
*ернёй зовут любую ерунду,
а мандавошкой – падлу и скотину.
И сам ты можешь так рыгнуть в дуду,
что за версту услышу я и стыну.

Когда в стволу зависла, помнишь, клеть? –
как ты разделал высшее начальство
за то, что лишь изволили посметь
принять в твоих решениях участье!

Ты матерился, словно вертухай
на беззащитного и немощного зэка.
Удивлена, как не подняли хай
три властью наделённых человека.
И из подъёмника безропотно ушли,
а после благодарность объявили.
А ведь они напакостить могли!
Меня они вот этим удивили.

Но не о них затеяла я речь,
а о стихах, что нам порой читаешь.
Интеллигентность хочешь в них сберечь? –
но этим, знаешь, многое теряешь.

Когда писать ты будешь обо мне,
а что писать ты будешь – это знаю,
меня рисуй хоть в злате, хоть в говне,
но лишь такой, какою я бываю.
И речь оставь такой, какая есть,
слова мои испытаны ведь зоной.
В них суть моя и, если хочешь, честь,
хоть кто-то её видит и говённой».

*
 
– «Оля, Оля, знаешь и сама
все ответы на свои вопросы.
Кстати, я давно писать бы бросил:
не хватает воли и ума.

Кто-то заставляет каждый день
карандаш хватать и под диктовку
заготавливать словесную поковку
для совсем-то мне ненужных дел.

Что пишу – стихами я не чту,
нашу жизнь лишь скупо отражаю.
Хоть её не очень уважаю,
но другой не вижу, и не жду.

Соответствует ей наша речь вполне.
И бумага, может быть, всё стерпит.
Но о ком пишу не все ведь стервы,
большинство их просто любы мне.
Потому, чуть речь их приукрасив,
Или, что-то в речи пропустив,
сохраняю, собственно, мотив.
Это что – недопустимо разве?
И зачем выпячивать всегда
никому ненужную горбатость?
У тебя излишняя предвзятость.
Но, однако, это ерунда,
что скажу я «титька» или «грудь».
Это вовсе непринципиально –
буду речь я отражать буквально
или в ней оставлю только суть.

Кстати, знатоки меня в другом –
в нецензурных мыслях упрекают,
матерщинными мои стихи считают.
Так что – виноватый я кругом.

Ну, а мне на это наплевать.
И тебе я, как мужик, скажу:
речь твою в нюансах отражу,
если буду о тебе писать».
     
 * Ольга Троян семнадцатилетней девчонкой
     за сбор колосков на скошенном пшеничном поле
     получила большой срок. Семь лет своей изнич-
     тоженной молодости провела в тюрьмах и лагеря,
     но сохранила в себе много человечного. Очень
     начитанная, с хорошей памятью и собственными
     суждениями о многих и многом, красивая, с
     остроумной и очень колоритной речью, она
     резко выделяется на фоне других женщин нашего
     ЭМО.
60-е годы