Поэтов русских здесь переизбыток.
В Израиле их больше, чем деревьев, –
певцов любви, труда, природы, быта
и представительниц профессий самых древних.
Самим себе слагают аллилуйю,
поют других, да так, что даже тошно.
А мне, скажу всерьёз, то всё по *Ую, –
иль пО *ую? – уже забыл, как точно
произнести и чтоб не осрамиться,
ведь забываются грамматики основы,
хоть это никуда и не годится;
причём, язык я не усвоил новый.

Поэтому скажу я чуть иначе,
что безразличны мне их все писанья,
где очень уж душа фальшиво плачет,
и, как суфле, в стихах переживанья.

Себя хвалить подавно я не стану.
Порой мои стихи подобны лаю.
Но в сердце я храню большую рану,
которую в слова переплавляю.

И в слабости метафор и сравнений,
и в откровенности корявых строчек
я вижу сам, что я совсем не гений
и даже не бугор средь жалких кочек.
И потому в солидные изданья
и даже на страницы жёлтой прессы
не лезу я. И все мои старанья,
чтоб мне инфаркт не подарили стрессы.