Ну, что осталось в этой жизни,
где безысходность и метели,
как не мечтать в чужой постели
о сладких днях при коммунизме,
где я за общность офицерских
жён, дочерей, сестёр и внучек,
которые чему-то учат
без назидательности мерзкой?!
 
Свою жену я не отдал бы
в котёл общаги коммунизма.
Но здесь, как раб пауперизма,
с животной радостью долбал бы,
 пока в загашнике есть сперма,
не возражающих и ждущих,
авось, другой да будет лучше,
чем надоевший, свой, и стерва.
 
Отбросив детскую наивность,
я занимаюсь тем, что вечно.
 У них и у меня, конечно,
ведь впереди бесперспективность.
 
Мужья их это понимают.
 Я тоже, но ещё туманно.
 Поэтому в пылу обманном
за коммунизм я принимаю
чужой женою обладанье;
пою в своих стихотвореньях
мужей геройство и терпенье.
 Но верится с трудом преданье…
 
Краснояоск, ранняя весна 1954 года.