«Мина»* бала шикарной!
 Рванула, скажу я вам,
что даже из треста главный
не выбирал слова,
и выражал восхищенье
его бесподобный мат.
 
У всех было ощущенье,
словно окончен парад,
и предстоит застолье
с малым количеством дам,
где чувствам мужским раздолье,
тем более – языкам.
 

*

В пришахтном почти ресторане
 (столовая просто по будням)
давно уже все мы «на грани»,
а скоро какими будем?!
 
В стаканы себя окунаем,
о чём-то поём и судачим,
ругаем кого-то, желаем
сердечно друг другу удачи.
 
И дым, и мат коромыслом,
и соль анекдотов про блядки.
 В застолье таком нет смысла,
немного лишь нервной разрядки,
которая необходима
в работе, что как погибель.
 Поэтому и допустимы
такие вот перегибы.
 
Никто нас за них не осудит:
 для власти они обычны –
ведём же себя как люди,
и жёны к такому привычны.
 
Гуляли не очень долго.
 Из треста, который главный,
мужик матюгливый, но славный,
что-то канючил о долге.
 
В надежде на повышение
техрук с ним во всём соглашался
и в подхалимском рвении
споить его нагло старался.
 
Сидели они напротив.
 А я с начбуровзрывными, –
непьяными были, вроде, –
 острили незло над ними.

Всё в рамках приличия, в целом,
и можно сказать – безупречно!
 Но если, по честному, делом
детали не помню, конечно.
 
*

Не помню. И всё. Хоть тресни!
 Но утром другого дня
первый отдел из треста
звонил, приглашал меня.
 
Хотели б узнать моё мнение ,
о чём – так и не разобрал.
  «Спешу я на восстановление!» –
невежливо им отказал.
 
А это ведь сущая правда:
бригада уже собралась.
 Подать напряжение надо –
на это моя только власть.
 Проверить подстанции надо
и высоковольтную сеть.
 Они – не скипы, не канаты –
за сутки могли отсыреть,
пока не работала шахта.
 Таков после «мины» режим.
 Электрики – первая вахта,
кто в шахту идёт после «мин».

Потом слесаря и другие
за нами отправятся в путь.
 Бывают завалы такие:
посмотришь – становится жуть.
 
Но это не наша забота,
у нас поважнее чуток:
чтоб шахта могла заработать,
везде нужен электроток.
 
Подстанции все и «слепые»
нам надо в работу ввести.
 И гадости могут любые
попасться на нашем пути.
 
От них никогда не избыться
ни в шахте и ни в быту.
 Но в общем я, как говорится,
песню-то начал не ту.
 
О шахте, о «мине», о прочем…
А надо – про первый отдел.
 Чего это трестовский очень
увидеть меня захотел?
 
Ему я совсем неподвластен!
 Но он, как паскуднейший бес, –
да будь он хоть трижды неладен! –
в моё подсознание влез.
 И мутит, работать мешает –
сплошной в голове винегрет!
 Что встреча мне с ним обещает?
 Причина – вчерашний обед,
иль пьянка, пускай, после «мины»,
где мы все набрались до риз?
 Но это ж – обычно и мило,
мы там ведь не передрались.
 
И это скорее забота
райкомовских тошных мудил.
 А может кому-то чего-то
иль чем-то я не угодил?
 
Всю муторность гадких мыслишек,
конечно, я скрыл от коллег.
Зачем им нагрузок излишек?
 И мне от них не околеть…
 
Закончив работу, смываем
с себя, что пришлось пережить.
 Одевшись, друг другу желаем
до завтра здоровыми быть
 

*
 
Иду в кабинет. Там помощник
и двое напротив сидят.
 И тихо, как будто нарочно,
о тайне какой говорят.
 Дверь скрипнула. Те оглянулись,
вдвоём, а лицо-то одно!
 Во мне вдруг бесята проснулись:
 «Комедия, братцы! Кино!
 Такого ещё я не видел:
две капли, но не близнецы!
 Скажите, не будьте в обиде:
у вас и подобны концы?»
 
И вмиг посуровели лица:
 «Мы к вам с порученьем одним.
 Серьёзным и, как говорится,
не шуточным. И не смешным.
 
Вам утром звонили из треста,
чтоб в первый отдел вы пришли.
 А вы себя, словно невеста,
товарищ Нюрнберг, повели».
 
«Я вам не товарищ, во-первых!
 Представьтесь, прошу, во-вторых.
 А в-третьих, не надо на нервах,
не переходите на рык.
    
 Любые вопросы спокойно
я с вами могу обсудить.
 А нет – я молчу как покойник,
и можете вы уходить».
 
Не то, чтобы был я беспечен,
 но шахтою был разогрет,
поэтому словом покрепче
окончил короткую речь.
 
Должно, ошарашил я этим
настырных и бравых парней.
 За них мне помощник ответил:
 «Им нужен Кирюшкин Корней.
 Они бы услышать хотели
о нём всё. И только от вас.
 Им кто-то сказал, что вы съели
пуд соли с ним. Где он сейчас?»
  
 
*
 
Ах, вон оно что! Я, натужась,
отыскивал смену грешки.
Внутри генетический ужас
противно давил на кишки.
 
А им бы узнать о Кирюше.
 Не верю, что только сие!
 Используя, что я с ним дружен,
им надо пополнить досье?
 
Хо-хо ни ху-ху! – вам, ребята.
 Мне – кореш он, вам – диссидент!
 Для вашей конторы заплатой
мой будет словесный презент.
 
«Кирюшкин?! В работе как бог он!
 Электрик – каких не видать!
 Ещё за такого – я мог бы
троих, но похуже отдать.
 
Смекалист и в деле активен,
любой он исполнит наряд.
 Всегда он инициативен.
 А главное – не горлохват!..»
 
Минут так, наверное, двадцать
без умолку я говорил.
 При этом я мог удивляться
пунцовости сумрачных рыл.
 Закончил рассказ свой вопросом:
не надо ли всё описать?
 Хоть сделать мне это непросто,
услугу готов оказать.
 
Прощание – как панихида,
ребятам бы в руки свечу.
 А я улыбаюсь для вида
и что-то вдобавок шучу.
 
Но в сердце подспудная ярость,
и злоба слепая гнетёт.
 
Страна дорогая, что сталось,
какой год сегодня идёт?
 
 * "мина" - миной в шахте называется массовая
   отбойка руды или посадка поталочины отра-
    ботанной камеры при этом взрывается от 50-
    ти тонн взрывчати и больше
 1967г.