Всю ночь блоха мне не давала спать –
докучлива, как члены женсовета,
которые пытаются опять
свести меня придирками со света.
 
Мне не было возможности прибить
блоху: во тьме, хоть лопни, не поймаю.
 И женсовет стихом не победить,
но в нём хотя бы каждого облаю.
 
Острее б зубы – всех перекусал,
а будь они помельче, даже скушал:
у председательши любовник – генерал,
хотя сама, как высохшая груша.
 
А заместительница – крест из-под Христа,
под стать начальнице не только злобой.
 Сложи двоих – получится верста
с одной на двух безнравственной утробой.
 
Но между тем они меня корят
и аморальным типом называют,
и врут напропалую и подряд,
хотя и не такое вытворяют.
 
Им в зависть то, что я пишу стишки
тем, кто вкуснее их и помоложе,
что у меня встречаются грешки,
но ведь не с ними и не на их ложе.
 
И понимая, что я этим злю
и порчу их престиж и настроенье,
плюю на всё я и спокойно сплю,
ведь… мне дано добро на увольненье.

Июль 1955