В подслеповатой памяти возник
ассоциаций странным результатом
соседки довоенной, нет, не лик,
а что-то сходное с плакатом,
где только обозначены черты,
и нет реальности в тщедушном исполненье.
 
Она была невзрачной высоты,
и под глазами проступали тени.
 Лицом была болезненно бледна
и вечно в худосочной одежонке.
Лет тридцати, должно, была она,
но что-то сохранилось от девчонки,
то ль угловатость, то ль румянец щёк
реакцией ответной на скабрёзность.
 
Её сынишка, мой приятель Жок,
был – в жизнь осуществлённая серьёзность.
 
Я в восемь лет – отпетый шалопай,
но притворялся паинькою-деткой
и шкодничал, как будто невзначай,
за что от Жока получал нередко.
 
Но чтобы мог добавить я ещё,
чтоб увидать её ясней и ближе?
 Да, помню, её правое плечо,
из-за авосек что ли, было ниже.
 И руки сильные, почти как у мужчин,
должно быть от нелёгкого труда.
 И, вероятнее всего, не без причин
она была не по годам седа.
 
Ну, вот и всё, что удалось извлечь
из недр памяти об этом. Но, а всё же
и почему ассоциаций меч
коснулся этой женщины?… Быть может?..
 
С постели вскакиваю. Роюсь средь газет.
 Уже в поту. И вдруг с одной страницы
глядит её давнишних лет портрет,
и в строчках очень скупо говорится,
что генерала Жокова вдова
 Рахель Наумовна Янсон скончалась,
не дотянувши до столетия едва.
 
В заметке также скупо отмечалось,
что Жоков А. – советский генерал –
был репрессирован в сороковом году.
 В Испании он славно воевал,
но с Ибаррури не был он в ладу,
за что и поплатился.
                         Замкнут круг:
случайный взгляд арканил подсознанье,
которое, минуя расстоянье
в десятки лет, мне высветило вдруг
кусочек детства. И построив мост,
 соединяю я «сегодня» и «вчера».
 ...Благодарю тебя, мой мозг,
что ты работаешь с утра и до утра.