Анакреона непременно помяну,
Катуллу вспомню, напрягая ум…
 
Когда, сгорая в страсти, груди мну,
то чёрт-те что несу я наобум;
до беспредельности нахален я и нагл,
и бескультурье лезет из меня,
и не стесняюсь, что уже я наг
и всё с подружки до серёжек снял,
и ног её божественных излом
на уровне моих тщедушных плеч…
 
В делах амурных мне высокий слог
годится, чтоб внимание привлечь.
 Потом теряют блеск и лоск слова,
всё приземляется до уровня земного.
 Работает для тела голова!
 
О, Господи, всё это ведь не ново!
 Из века в век всегда одно и тож!
 Чтоб как-то скрыть телесное хотенье,
поэт – великий! – скажет миру ложь:
 «Я помню чудное мгновенье!
 Передо мной явилась ты»… Но он
ей цену знал. Себе, конечно, тоже.
 
… Я чушь пишу. В казарме храп и сон.
 По разному курсантский день итожим.