***
 
Чарующий курортный Туапсе.
 Уже неделю как блаженствую всем телом,
быть может оттого, что, как и все,
 уже здесь занят греховодным делом.
 
Оно, как пункт лечебного меню,
как составная санаторной процедуры.
– «Желательно, чтоб ко второму дню
вы были бы в плену у здешних гурий» –
советуют медсёстры и врачи.
 И женщинам они рекомендуют:
– «Любовь полезней, чем анализы мочи,
а страсти лучше всех лекарств врачуют».

В первый день
 ---------------
 В уютном зале здешнего кафе
рассаживают сразу всех попарно.
 На всех столах вино, чтоб подшофе
мог чувствовать себя утилитарно
и был раскован. На курортах всех
одно и тоже, так и в Туапсе.
 
На первый наш обед согласно номерам,
указанных на санитарной карте,
ведут официантки нас к столам,
как первоклашек к первой в жизни парте.
 
Смешно такое, оттого острим,
мужчины строже, женщины фривольней.
 Слышны и анекдоты про интим:
всем хочется вести себя свободней
и сразу тон общения создать,
чтоб и минуте даже не пропасть.
 
*
 Друг друга все зовут по именам –
знакомства состоятся быстротечно.
 Уж за вторым мы пригласили дам,
чтоб перед ужином отметить нашу встречу.
 
– Мы принесём вино.
 – У нас есть коньячок.
 – У нас конфеты.
 – А у нас икорка…
 Сосед мой по палате, морячок,
дальневосточник, двухметровый Борька,
ещё соседке что-то говорил,
поглаживая голое колено,
а я с другой, назвавшейся Геленой,
на пляж морской поспешно уходил.

*
 – На южном море, здесь я в первый раз.
 Как северянка, перед ним немею.
 В него готова броситься сейчас,
но только жаль: я плавать не умею.
 – А я хоть с Украины, знаешь, тож
не плаваю: был в детстве не обучен.
 Быть может, в этом покажусь я скучен,
но в остальном, как будто, я пригож.
 – В чём, «в остальном»? – Звучит лукаво смех
– За двадцать дней, я думаю, узнаешь.
 Но прежде мне ответь, как слово «грех»
конкретно для себя воспринимаешь?
 – Ого! Какой ты сразу метишь курс!
 Я смущена. Не знаю, что ответить.
 Ведь твой вопрос, конечно, не укус,
но что-то хочешь для себя отметить?
 – Попала в точку! Этому я рад.
 И я тебя совсем не проверяю.
 Ни пуританин я, ни ретроград, и «грех»,
как слово, просто отвергаю,
и адюльтер к грехам не отношу.
 Надеюсь откровеньем не обидел?
 Но это правда, что сейчас скажу:
 единомышленницу я в тебе увидел.
 – Ну, ты даёшь! Знакомы два часа –
и всё так прямо, без иносказаний.
 – О, это позволяют мне глаза,
в которых отблеск северных сияний.
  – Да ты – поэт!
 – Случайно есть чуть-чуть.
 Но я не Бернс, тем паче не Саади.
 А то бы вмиг воспел, как чудо, грудь
и всё твоё, что спереди и сзади.
 – Шутник, однако! – Помолчав: – Порой
и я стихи пишу. Под настроенье.
 Хотя считаю это я игрой,
но в них своё я вижу отраженье.
 
*
 Почти до ужина бродили мы вдвоём,
в словах старались обойти порочность.
 Но знали точно: отдадим в наём
себя друг другу, ощущая общность.
 
Наш корпус к морю обращен лицом,
а с моря солнце золотом по окнам.
 Дежурная, загородив крыльцо,
остывшим взглядом шарила по волнам.
 
Таким же взглядом проводила нас,
когда её с Геленой обходили.
 Но безразличие и холод её глаз
совсем нисколько нас не удивили.
 
Спроси, ответит, ведь наверняка,
в противовес врачам всем, заключенье:
 «Тут ищут бабу или мужика
не для леченья, а для развлеченья».
 
Пусть будет так. Конечно, это так!
 И ты вперёд иди по курсу, Исаак!

*

– Зайду к себе на несколько минут,
сменю наряд, возьму вино и Нелли,
и к вам придём, чай нас не украдут,
такой себе совсем не ставим цели.
 
И мы расстались. Я пошёл к себе.
 На том же этаже и в том же коридоре.
 Дверь отворил и враз оторопел:
никто не ждёт! Уплыл куда-то Боря.

В палате на столе стоит коньяк,
две недопитых рюмки и конфеты.
 На Борькиной постели кавардак! –
И в этом на любой вопрос ответы.
 
Чуть-чуть прибрав, чтоб как-то скрыть следы
здесь бывшего любовного знакомства,
услышал стук. «Гелена, это ты?»
 Изобразил гримасу беспокойства.
 
– Бориса нет! – И Нелли тоже нет.
 – Ах, так! Тогда считай, что всё в порядке.
 – Но и вина нет, нету и конфет…
 – Всё это вырастет сейчас на нашей грядке.
 
Из тумбочки, как маг, я достаю
коньяк, вино, икорку и конфеты.
 Разлил по рюмкам.
 – Я сегодня пью,
мадам, за глаз чудесных самоцветы,
за нашу встречу в чудном Туапсе,
за яркость наших с вами отношений…
– Куда спешишь? Боишься не успеть?
В одном всё тосте! Разве нам по шее…
 вернее, кто толкает в шею нас?
 
И залпом выпила. Я тож не отстаю.
 По новой наливаю нам тотчас.
 – Сейчас, мадам, с торжественностью пью
я снова за прекрасные глаза!
 И за другие части чудо-тела!
 Не улыбайся, я хочу сказать,
что смотришься ты, право, обалдело.
 
Потом мы пили с ней на брудершафт,
а на закуску лишь конфеты ели.
 Был в женщине непостижимый шарм,
и приближались обоюдно к цели.
 
*
 Заглядывали звёзды к нам в окно.
 Дверь заперта. Одетые, в постели,
мы целовались, обнимались, но
боялись, что придут Борис и Нелли.
 
Но наступает ведь всему предел.
 И вот уж на пол скинуты одежды.
 Касанья, страстью разогретых, тел
рвут напрочь на сознание надежды.
 И пальцы пляшут на срамных губах,
и гладят их, и мнут их импульсивно.
 Другие губы восклицают: «Ах!»
И женское дыханье интенсивно.
 
И сам я до предела возбуждён.
 Мой труженик готов начать работу.
 В её руках намного вырос он –
ответный акт на женскую заботу.
 
Но не спешу: здесь спешка не нужна,
ведь на наряд не надо торопиться,
и я не дома, Лена не жена.
 С чужою надо радостью упиться!
 
Набухший клитор страстно тереблю,
соски, покусывая, языком ласкаю.
– О, как я тело женское люблю!
 И как в огне его сгорать желаю!
 
– Я тоже, тоже! – слышу шёпот я.
 И Лена без ошибки направляет
мой член в себя, а он работу знает:
мне тридцать пять, и опыт у меня.
 
В любви Гелена тоже не профан
и это дело превосходно знает.
Она, как настоящий капитан,
движеньем тел умело управляет.
 
Сначала попросила: «Не спеши.
Дай насладиться! – говорит целуя.
  – Хочу, чтоб это было для души.
 А тело позже пусть поёт, ликуя.
 
Какую волю я давал рукам!
 Как целовал разнеженное тело!
 С какою страстью плавал по волнам!
 И как Гелена подо мной балдела!
 Одновременно кончили. Потом
мы на столе такое повторили.
 Заев конфетой и запив вином,
ещё два раза это сотворили
 
*
 В курортной зоне первородный грех
никто грехом воистину не видит.
 Он здесь – источник радостных утех,
лекарство, всем в необходимом виде.
 
Измены нет тут мужу и жене! –
так в людях исторически сложилось:
любовные дела на стороне
приносят им и радости и милость.
 
А здесь, когда свободен от семьи,
и нет в морали самопринужденья,
все направляешь помыслы свои
на полновесность удовлетворенья
своих природных, так сказать, страстей.
 Физиология здесь разум побеждает.
 Но, оказавшись дома, средь детей,
курортный дым в мгновение растает.
 И нет дороже, чем своя жена!
 И страсть кипит к ней, словно с голодухи.
 И нету женщины желанней, чем она,
и липнешь к ней назойливее мухи.

*
 Потом, одевшись, мы пошли на пляж.
 Луна светила. Топчаны скрипели.
 И облака (почти, как горный кряж)
на берег с изумлением глядели.
 
Нам повезло: нашли пустой топчан,
стоял у моря, никого нет рядом.
 Никто совсем не помешает нам!
 Хоть море выпей своим голым задом.
 Раздевшись, в море тёплое зашли.
 Конечно, не пошли мы далеко,
 хотя все волны спать, должно, легли,
да и вода – парное молоко.
 
Я тело Лены нежно обмывал,
при этом был я поглощён борьбою,
чтоб в страсти не случился тут обвал,
 в конце концов не справился с собою.
 
И в море женщину взял в первый раз.
 И у неё я в море тоже первый.
 Из широко её раскрытых глаз
лучилась радость. Это признак верный,
что наше время здесь пройдёт не зря.
 И первый день такому подтвержденье.
 В морской воде мошонку теребя,
она читала мне стихотворенье.
 
Находит тоже отраженье того дня
с улыбкой в подсознанье у меня.
 
 Лето 1967г