Мне праздность близка, но геройство мне ближе,
И, время когда стало смутным весьма,
Я в Нижний подался, прослышав, что в Нижнем
Собрал ополчение Минин Кузьма.

Кузьма, между тем, пребывал в беспокойстве.
Сказал мне, над картой России склонясь:
– Герой – хорошо, но народному войску
Нужóн предводитель, желательно, князь.

Я сходу:
– Пожарский! России он верен,
Харизма, к тому ж, у него одного.
Пошли мы с Кузьмою к Пожарскому в терем,
Сказать, дескать, выбор наш пал на него.

Горюя на кухне о судьбах России,
По русской привычке князь горькую пил,
И нам отказал, сколько мы ни просили,
Спустить волкодава грозился с цепи.  

Тут Минин вспылил:
– Ах ты, кровь голубая!
Почто на посланцев народа кричишь?
Смелее тебя нынче баба любая,
Ты, коли струхнул, так лежи на печи!

Пожарский лицом, словно площадь, стал красен:
– Да как ты посмел! Негодяй! Сукин сын!
А Минин спокойно:
– Что, княже, согласен?
Ну вот и прекрасненько. Сверим часы.

Стремительность марша – основа успеха,
Любой подтвердит, кто хоть раз воевал.
Пешком топать долго, поэтому ехать
Задумали поездом «Нижний – Москва».

Князь начал чудить:
– Не поеду я с вами,
Портяночный запах введёт меня в грусть.
Борис Годунов мне пожаловал «Хаммер»
С водителем вместе. Без вас доберусь.

Что поездом лучше, то жизнь доказала,
Быстрее доехало войско тогда.
В кафе завалились мы возле вокзала
И принялись князя Пожарского ждать.

А князя всё нет. Неужели убило?
От мысли такой изменившись в лице,
Кузьма взялся князю звонить на мобилу –
Узнал, что он в пробке на Третьем кольце.  

Час пик. Надо было нам что-то придумать,
Чтоб темп не терять. Поступили хитрó:
Князь пешим порядком отправился к ГУМу,
Кузьма, я и войско спустились в метро.

В метро тоже пробки. Ну, нет, ты подумай!
Когда добрались, чертыхаясь и злясь,
Пожарский в печали сидел в центре ГУМа
И план разрабатывал штурма Кремля.

На приступ решили идти в две колонны,
Построились, жаждая ратных трудов,
Одна – возле церкви Казанской иконы,
Другая – у Средних торговых рядов.

– Кузьма, – говорю, – князь, давайте попроще.
Зачем ополченцев губить, молодцов?
В Москве есть, я знаю, Болотная площадь,
Поляков туда, да и дело с концом.

Смеялись они надо мной до икоты,
Сквозь смех мне сказали такие слова:
– К чему заменитель? Веди их в болота!
Ты ж это умеешь, флаг в руки, Иван!

Меня на «слабó» взять несложно, ей-Богу.
Готов я на подвиг без мыслей о мзде.
Взглянув в календарь, оживился немного:
Есть шанс, потому что Согласия день!

Решил я, что действовать буду нахрапом.
Залез для солидности на Мавзолей,
Поляки кричат:
– Заходи, сиволапый,
Получишь от нас полновесных люлéй!

– Что лыбитесь, – им говорю, – идиоты?
Под стенами холодно нам в октябре.
Пускайте нас в Кремль и ступайте в болота,
И шибче давайте. Понятно, пся крев?

Поляки, узнав меня, враз зарыдали,
Но мне не смогли отказать в ерунде,
И, малость подумав, согласие дали.
А что было делать? Согласия день!

Ушло ополчение, сделав работу,
Торжественным маршем на Курский вокзал,
Поляки без слов потащились в болота.
А как же иначе? Сусанин сказал!

Предвижу, что спросит придирчивый кто-то:
– Ты сам-то где был, Ваня? Что за фигня?
Неужто не вёл ты поляков в болота?
Представьте, дорогу нашли без меня.