Коктебель облил их солнцем и свежим морским бризом.
Около калитки, их пролётку, которую они взяли в Феодосии, встречал Макс.
В парусиновом балахоне, в кожаных туфлях на босу ногу, со смешным бантиком на шнурках.
-Такой же кренделёк в бантике, как и в подписи на письме! - с каким – то детским умилением заметила Лиза.
Ветер трепал его бороду и кидал пряди выцветших, медных волос на высокий лоб.
Крепко обняв Лилю, так что она скрылась в его ручищах, поцеловал её.
- Медведь медведем, сильный и надёжный, - зарделась она.
-Семь пудов мужской красоты и все они ваши! - обрадовано сообщил он им и, подойдя к Гумми, крепко его обнял.

-Что нового в Петербурге? – спросил Макс. Он держал Ники за плечи и, заглядывая тому в глаза, а через плечо эти глаза улыбались Лизе.
-Ничего. Кузмин поссорился с Позняковым, но до дуэли не дошло, - вяло сообщил тот, отряхиваясь от дорожной пыли.
-Скучно и дождливо…без дуэлей!- радостно смотря в глаза Макса, выпалила Лиза, поправляя причёску после крепких обниманий с Максом.
Ники, тонкой кости, только улыбнулся и отвернулся, протирая шею платком. Глубоко и устало вздохнул полынно-морской воздух и, внимательно прищурившись, посмотрел в даль, на край “голубых вершин”.


Новый, но уже шумный дом Макса встретил столичных гостей приветливо. Ники потащил свой баул на третий полуэтаж. «Поближе к звёздам, подальше от людей», - пошутил он. А Лиля, сделав краткий обзор первого этажа из пяти небольших комнат, поднялась наверх и, выйдя на балкон, подставила руки тёплому ветерку с бухты». Как здорово!»- чуть не закричала она. Вид был замечательный!
Старый, обрюзгший вулкан, нехотя опустил своё изрезанное тело в тёплую воду бухты.
Небо спустившись низко- низко, разглядывало своё отражение в светло-голубой воде. И эти два отражения сливались в одно фантасмагорическое зрелище, которое, казалось, нельзя передать никакими красками. Это вам не холодный, продуваемый насквозь ветрами Петербург! Но, как не удивительно здесь не было цветов. Только сквозь пыльные камни прорывалась невзрачные камнеломки. Но Лиля сразу это заметила. Ведь это нельзя не заметить!
Цветы - это вам не арабские цифры!
Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв – трава.

Макс ходил позади и всё время спрашивал:
- Ведь правда прелестно? Правда?! А ведь я не желал переезжать сюда. Хотел или в Батум или в Неаполь. Словосочетание «Юношеский максимализм» произошло явно от моего имени! - радостно басил Макс в ухо Лили.

В своём доме хозяин заполнял всё пространство, но тесно не было, было весело и шумно. Как мячик он перекатывался по дому, показывая, где будут новые мастерские, новая библиотека, домашняя обсерватория, когда докончит надстраивать дом.
-А вот в эту нишу я поставлю твою скульптуру, хочешь? - серьёзно спрашивал у Лизы.
-Нет, не надо! - пугалась она, думая, как ей придётся позировать…И как было бы хорошо, если это случилось бы.
-Что ж, придётся тогда поставить какую- нибудь египетскую царевну, - деланно сокрушался он и мягко увлекал её дальше, беззаботно комментируя её стеснительность.
-У меня работала одна натурщица, которая во время перерывов, не одеваясь, садилась в угол мастерской и развертывала рукоделье. В ее позе было столько красоты и скромности, что она казалась одетой в длинное утреннее платье. Глаз отказывался осознать ее наготу. И это было прекрасно! А у французов, сравнительно с русскими, почти полное отсутствие стыда своего тела. Но их всегда поражает свобода духовного обнажения у русских. А ведь стихи - это и есть духовное обнажение…
Лиля, даже не смела его перебить, вставить свой комментарий, слушала молча, следуя за Максом как хвостик. Ей просто хотелось быть хвостиком, нравилось быть хвостиком, следовать за ним, подчиняться только ему.
Смеясь, немного бахвалясь, показывал рукотворное творение - высокое бюро, которое сам сделал для “Графа”.
-У таланта свои привычки, - пояснял он, переходя на громкий пафосный шёпот.
-Работает только стоя, но зато как работает! А я лентяй, трудолюбивый трутень, ты же видишь, даже на натуру не выхожу, рисую здесь, по утрам, в прохладце.…
Лиля взяла свежую акварель.
- Как здорово, в стиле японских мастеров: Море, горы, солнце…далёкие горы в лёгкой синеватой дымке.
-А эта просто прелесть, как мило! – любуясь следующей акварелью.
Изумрудно – голубоватый пейзаж завораживал. Поверх рисунка были начертаны строчки:
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
-Ты представляешь, Лизонька! - Макс поддерживал её за локоток.
-Как будут выглядеть стихи, написанные акварелью? Пейзаж в стихах! Настроение передавать через краски, цвета, полутона и тени. А если в краски добавить ещё и запах?! Как здорово будет, да!? Хотя запах трудно будет сохранить, почти невозможно…Но надо чем-то удивлять читателя, чтобы он восторгался тобой, быть непонятным и загадочным для него! –мягкие пальцы Макса осторожно скользнули по её руке.
-А можно ли лучшие человеческие чувства передать цифрами? Может и стихи писать арабскими цифирями? – замерев, но не от своего вопроса, спрашивала Лиля.
-Тебе нельзя долго общаться с Ники, - радостно басил тот в ответ.
Маленькие, восторженные глаза, большого медведя, заглянули не в глаза, а в её душу.

( продолжение следует)