ч.12

                          Пленение Пугачева и начало расследования его «деяний»

        И так уважаемый читатель, у нас уже пошло начало 12 части и как раз в это же самое время заканчивается годичная историческая эпопея, вначале названная в России как «Бунт Пугачёва», а затем во времена СССР «отлакированная» продажными историками и выведенная в их фальшивых исторических трудах уже как «Крестьянская война 1772-1774 годов», где Е. Пугачев — это народный герой и истинный борец за народное счастье.

       И как бы даже в чем-то далекий предшественник большевиков чье упавшее в неравной борьбе с царизмом «КРАСНОЕ ЗНАМЯ» потом подхватил ВЕЛИКИЙ Иосиф Сталин! ….

       И чтобы нам с вами уважаемый читатель плавно перейти к сути излагаемого вопроса я хочу в своем повествовании вернутся немного назад.

      А в ч.11-2 было сказано что «Переночевавши в Саренте (немецкая колония), Пугачев двинулся далее, и желая поощрить своих сообщников, наградил  многих из них медалями и генеральскими чинами.

   Так Овчннинков был пожалован званием генерал-фельдмаршала, Афанасий Перфнльев — генерал- аншефом, Федор Чумаков — генерал - фельдцейхмейстером, Иван Творогов — генерал-поручиком, Алексей Дубровский — обер - секретарем военной коллегии и дежурный при Пугачеве казак Еким Давилин — камергером.

— Бог и я, великий государь, жалую вас чинами, говорил Пугачев; — послужите мне верою и правдою.

     Пожалованные стали па колени и благодарили. 

       И произошло это 23 августа 1774 г. Но не так все пошло далее, как хотелось Пугачеву и его сообщникам…

     24 августа 1774 г. у Пугачева случился и последний бой с корпусом подполковника Михельсона.

     В итоге - полный разгром.

     Утрата не только людей, но и всего награбленного имущества, потеря фельдмаршала Овчинникова (пропал без вести). И в итоге с Пугачевым на другой берег Волги сумело переправится всего только 160 казаков!

    Но самое интересное  у нас как всегда дальше!

    И тут если посмотреть на всю последующую историю Российской империи (под каким бы названием СССР или СНГ она не пряталась) то календарная дата -  24 августа, во многих случаях меняла  ход ее истории!

     24 августа 1774 было фактически подавлен бунт Е. Пугачева

    Прошло всего 130 лет и   24   августа  1904  года  в России упразднили телесные наказания, к которым приговаривали местные суды.

    В том смысле, что осуждённых по уголовным или административным делам перестали бить батогами!!

     Что для крепостнической России было невероятным прогрессом! Как нарождающегося гражданского общества!

   Смотрим дальше.

   От 24 августа 1774 года проходит 194 год  и в кровавой  большевистской империи, под названием «СССР» происходит первый  большой  системный  сбой, повлекший  потом  полный развал  этой безбожной государственной системы.

    24   августа 1968 года прошла секретная встреча партийно-правительственных делегаций Болгарии, ГДР, Польши, Венгрии и СССР где и было решено с применением консолидированной вооружённой силы, подавить революционные выступления в Чехословакии.

 А через 214 лет от даты разгрома Пугачева, наступил и полный крах СССР как диктатуры пролетариата!!!

     24   августа   1991   года Михаил Сергеевич Горбачев сложил с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС и заявил, что в сложившейся обстановке ЦК КПСС должен само распуститься.

 Тогда же СССР покинула и самая большая и самая развитая из его республик Украина. 24   августа   1991   года была провозглашена независимость Украины. После чего Россия наконец престала в мире считаться империей!

      И тут как не воскликнуть! Вот мол и не верь после этого в исторические циклы и историческую мистику!

 И особенно в то что ИСТОРИЯ развивается по спирали!

  При этом периодически возвращаясь казалось бы к исходным позициям, но на совершено новом витке своего развития….

        Ну а теперь закончив с глубокомысленными историческими выводами, давайте вернемся снова в 1774 год и найден нашего Емельяна Пугачева странствующего, по безводным приволжским степям и посмотрим, как у него идут дела?

        Благо, что и сам он в отличии от других своих протоколов допросов тут подробно описывает все свои   злоключения:

         «Когда ж на Узени приехали, то толпы моей чиновный люди

       (Далее в черновике протокола зачеркнуто: “умыслили меня” (ЦГАДА Ф.6.Д.663.Л.57об.)), соглася к тому других, меня арестовали.

      (Далее в черновике протокола зачеркнуто: “и хотели вести в Яицкой городок, и повезли. Дорогою хотел было я от них на лошади [бежать]” (ЦГАДА ф.6.Д.663.Л.57об.))

        А как сие было со мною зделано за речкою Узенями, и учинено то немногими людьми, ибо большая часть толпы моей казаки оставались на другой стороне речки, то я хотел было к ним на лошади ускакать и их уговорить, чтобы они за меня вступились, и тех, кои меня заарестовали, самих перевязали.

       Однако ж, когда я поскакал, то Иван Творогов с другими, нагнав меня, поймали и везли на худой лошади сутки.

        А как в одно время стали обедать, то я схватил было саблю и хотел тех первых начинщиков, кои меня арестовали, то есть Федулева  и Чумакова рубить.

       Однако ж я осилен, и сделан был за мною присмотр еще больше.

       И так везли к Яицкому городку.

        Потом наехал на нашу толпу высланной из городка сотник, которой, поговоря с прежними моими сообщниками, сказал наконец:

        “Для чего, если задумали весть меня (Ошибка в оригинале; правильно: “его”) в городок, не связали?”

         А как те сообщники мои еще и в то время думали, что я государь, то вязать меня не хотели.

      Потом объявленной сотник посадил меня в колодку.

       И так привезен в Яицкой городок, в секретную комиссию, где во всем вышеописанном и спрашивай.

                                             В заключении ж сего объявляю.

          Когда я еще шел к Казане, то просили меня яицкия казаки, чтоб итти в Москву и далее, на что я был и согласен. Когда же был под Казанью разбит и перебрался в малом числе толпы чрез Волгу, то хотя великую толпу и собрал, но к Москве уже итти не разсудил, а пробирался на Низ, куда бы разсудилось.

        Не дошед до Саратова, уговаривали меня казаки, чтоб со всею толпю, коя была в великом числе, итти в Яицкой городок, там перезимовать и опять вытти в Русь для докончания моего намерения.

       Дворян и офицеров, коих убивал большою частию по представлению яицких казаков, а сам я столько жесток отнюдь не был, а не попущал тем, кои отягощали своих крестьян, или командиры — подчиненных; также и тех без справок казнил, естли кто из крестьян на помещиков в налогах доносил.

          Солдат для того в толпе своей не имел, что они для меня в службе не годятся.

         А когда в пехоте была надобность, то я приказывал спешиваться казакам, кои все то делали, что и солдаты.

         Дальнего намерения, чтобы завладеть всем Российским царством, не имел, ибо, рассуждая о себе, не думал к правлению быть, по неумению грамоте, способен.

        А шол на то: естли удастся чем поживиться или убиту быть на войне — вить все я заслужил смерть, — так лутче умереть на войне.»

      А вот А.С. Пушкин ( а как же  без его то мнения  для российского читателя обойтись!) немного по-другому описал эти же события:

   «Пугачев хотел идти к Каспийскому морю, надеясь как-нибудь пробраться в киргиз-кайсацкие степи. Казаки на то притворно согласились; но, сказав, что хотят взять с собою жен и детей, повезли его на Узени, обыкновенное убежище тамошних преступников и беглецов.

       14 сентября они прибыли в селения тамошних староверов. Тут произошло последнее совещание.  Казаки, не согласившиеся отдаться в руки правительства, рассеялись. Прочие пошли ко ставке Пугачева.

       Пугачев сидел один в задумчивости. Оружие его висело в стороне.  Услыша вошедших казаков, он поднял голову и спросил, чего им надобно? 

      Они стали говорить о своем отчаянном положении и между тем, тихо подвигаясь, старались загородить его от висевшего оружия. Пугачев начал опять их уговаривать идти к Гурьеву городку.         

         Казаки отвечали, что они долго ездили за ним и что уже ему пора ехать за ними.

       "Что же? - сказал Пугачев,  -  вы  хотите  изменить своему государю?" –

         "Что делать!"  -  отвечали казаки и вдруг  на  него кинулись. Пугачев успел от них отбиться. Они отступили на несколько шагов.

          "Я давно видел вашу измену", - сказал Пугачев и, подозвав своего любимца, илецкого  казака  Творогова,  протянул  ему  свои  руки  и  сказал:  "вяжи!".

      Творогов хотел ему окрутить локти назад.

       Пугачев не дался.  "Разве я разбойник?" - говорил он гневно.

        Казаки посадили его верхом и повезли к Яицкому городку. Во всю дорогу Пугачев им угрожал местью великого князя.

       Однажды нашел он способ высвободить руки, выхватил саблю и пистолет, ранил выстрелом одного из казаков и закричал, чтобы вязали изменников. 

     Но никто уже его не слушал. Казаки, подъехав к Яицкому городку, послали уведомить  о том коменданта.

          Казак  Харчев  и  сержант  Бардовский  высланы  были  к  ним навстречу, приняли Пугачева, посадили его в  колодку  и  привезли  в  город, прямо к гвардии капитан поручику Маврину, члену Следственной комиссии.

        Маврин допросил самозванца. Пугачев с первого слова открылся ему.

      "Богу было угодно, - сказал он, - наказать Россию через мое окаянство".

    -  Тогда же комендантом Яицкого городка велено было жителям  собраться  на  городскую  площадь;  туда  приведены  были   и бунтовщики, содержащиеся в оковах.

        Маврин вывел Пугачева и  показал  его народу.

        Все узнали его; бунтовщики потупили голову.

        Пугачев громко стал их уличать и сказал:

      "Вы погубили меня; вы несколько дней сряду меня упрашивали принять на себя имя покойного великого государя; я долго отрицался, а когда и согласился, то все, что ни делал, было с вашей воли и  согласия;  вы  же поступали часто без ведома моего и даже вопреки моей  воли". 

       Бунтовщики не отвечали ни слова.»

      Но это все авторская версия Пушкина, а вот реальный ход событий  был таков.

       Арестованный Пугачев был доставлен в Яицкий городок вечером 14 сентября 1774 г. и сразу же был передан чиновнику Яицкоое отделенной секретной комиссии гвардии капитан-поручику С.И. Маврину, с дознания которого и начался первый этап следствия над предводителем Крестьянской войны.

       Маврин был и умным человеком и опытным следователем, он давно уже производил дознания над пленными повстанцами в Казанской секретной комиссии, а позднее и в Оренбургской секретной комиссии, где вел допросы видных сподвижников Пугачева — М. г. Шигаева, И.Я. Почиталина, А.Т. Соколова-Хлопуши, Т. г. Мясникова, г.М. Закладнова, Д.С. Пьянова и других, захваченных в плен весной 1774 г.;

       Он же в августе-сентябре 1774 г. вел следствие над участниками восстания казаков Яицкого войска 1772 г., которое предшествовало движению Пугачева и было связано с ним общностью первоначальных целей и движущих сил.

         Нельзя не отметить того, что Маврин был весьма необычной фигурой среди других чиновников следственных комиссий.

          Еще в мае 1774 г., подводя итоги следствия над ближайшими сподвижниками Пугачева, он на свой страх и риск, вразрез с мнением секретной комиссии, осмелился послать Екатерине II донесение, в котором смело осуждал произвол администрации, помещиков и заводчиков, хищническую эксплуатацию народа, а особенно приписных и заводских крестьян, что, по его мнению, побудило их принять активное участие в восстании Пугачева.

           До личной встречи с Пугачевым Маврин относился к нему свысока и отзывался с иронией, что видно, например, из письма от 12 августа 1774 г., посланного в Оренбург, в котором Маврин хвалился, что “намерен испытать свои силы и в военном ремесле, когда царь с бородою сюда пожалует, право хочется ухватить Емельку за бороду”

            Мнение Маврина изменилось после встречи и первой беседы с Пугачевым.

           Передавая свои впечатления о том, Маврин в рапорте начальнику секретных комиссий генерал-майору П.С. Потемкину сообщал:

            “Описать того невозможно”, сколь Пугачев “бодрого духа”, и когда речь зашла о несостоявшемся его намерении идти с войском на Москву “и далее”, Пугачев смело и откровенно заявил, что “тут других видов не имел, как — то, естли пройдет в Петербург, — там умереть славно, имея всегда в мыслях, что царем быть не мог, а когда не удастся того зделать, то умереть на сражении: “Вить все-де я смерть заслужил, так похвальней быть со славою убиту!”

       В тот день 16 сентября 1774 г. Маврин допросил Пугачева “на словах” (без составления протокола).

         На другой день, 17 сентября, Маврин произвел второй допрос, оформив пространные показания Пугачева протоколом

         Допрос построен в хронологическом плане, с последовательным изложением фактов биографии Пугачева и событий восстания.

         Проводя допрос, Маврин проникся невольным уважением к Пугачеву, и это было вызвано тем, что тот держался с большим достоинством и мужеством.

           Это в известной степени отразилось на содержании яицкого протокола допроса, в котором не встречаются, как правило, откровенно злобные и уничижающие характеристики Пугачева и его сподвижников, и в целом он во многом ближе к истине в освещении событий, нежели последующие материалы следствия (в Симбирске и в Москве).

           Таким образом, как сам наверно убедился и читатель, поимка Пугачева и окончательное усмирение мятежа произошло без всякого непосредственного участия графа Петра Панина, который только 17 августа выехал из Москвы.

       Но это не мешало ему потом получить и все «лавры» победителя, и положенные награды. И тут сыграло свою роль не сколько ловкость подачи рапортов перед Императрицей, но еще и ряд не выясненных до конца обстоятельств…

          Все признали, что главная заслуга в усмирении мятежа принадлежит, конечно, Михельсону, но Панин приписывал ее себе и  А. Суворову, которого он как лицо особо отличившееся при кровавом подавлении последнего Польского восстания специально вызвал из Дунайской армии.

   А на Суворова императрице указывал и канцлер Н.И.Панин, ссылаясь на мнение князя Репнина, что «Суворов для употребления против Пугачева более всех годен».

        Таким образом, на его кандидатуре сходились сразу несколько высших лиц империи.

       Но тогда Румянцев удержал Суворова при себе – нужно было как можно скорее заканчивать войну с Турцией.    

       После внезапной смерти Бибикова, последовавшей 9 апреля 1774 года, командование войсками, брошенными против Пугачева, было поручено графу П.И.Панину, по его собственному желанию  7 августа он получил высочайший указ «числить Суворова под его командой впредь до утушения бунта».

      Суворов получил приказание Панина прибыть к себе в Москву, куда уже  приехал на несколько дней из Молдавии повидать жену и отца.

        И тут,  А.  Суворов по своей привычке начал «чудить», но очень расчетливо я бы  сказал!

 Он немедленно выехал – в одном кафтане, без багажа, в открытой почтовой телеге.

      24 августа он уже  прибыл в село Ухолово (между Шацком и Переяславлем-Рязанским), где представился начальству.

     В тот же день с 50 казаками он выехал по направлению к Саратову.

      Екатерина II, извещенная П.Паниным о расторопности Суворова, выслала ему вдогонку 2 тысячи червонцев на обзаведение экипажем и багажом!

Неплохое  «пособие»  если считать, что годовое жалование рядового солдата в то время  составляло всего 10 рублей!

     Ну а далеееСуворову приходилось ехать по разоренному, еще волнуемому мятежом краю И тут начались его новые «чудеса». Мирные люди ( дворяне и купцы в первую очередь)  нуждались хотябы  в какой либо защите ль «пугачевцев» но Суворов не стал их защитником!

         Он не чинил нигде ни казней, ни расправ и не вступал в стычки с бродившими разбойными шайками.

         Но как Суворов не спешил, он непоправимо опаздывал.

        В Саратове  Суворов  узнал, что Пугачев разбит Михельсоном выше Черного Яра в день, когда он представлялся Панину в Ухолове.

       Слава усмирителя бунта невозвратимо исчезала.

       Оставалась надежда лично схватить Пугачева, искавшего укрытия в заволжских степях.

       От схваченного Михельсоном, сподвижника Пугачева, яицкого казака Тарнова, узнали, что Пугачев с 50 казаками, из которых вооружены были только 20, ушел в степь и, «отскакав на несколько верст со своими сообщниками, весьма плакал и молился Богу, потом вообще, посоветовав, решили бежать степью безводным местом 70 верст к каким-то камышам», где добыть воду, охотиться на зверей и скрываться неделю.

        Беглецы побывали в городке Завальном на Ахтубе, верстах в 40 от Царицына, где взяли хлеб и показали жителям «две хари, из которых одну назвали Петром Федоровичем, а другую Емельяном Пугачевым».

       2 сентября Суворов выступил из Царицына с 200 казаками, 300 пехотинцами, посаженными на лошадей, и двумя эскадронами кавалерии.  Т.е. имел окол1000 хорошо вооружённых и обученных солдат и казаков!)

        Вначале его отряд шел вверх по Волге, а затем углубился в степь – мертвую пустыню. Дорог не было, идти приходилось, ориентируясь по солнцу и звездам.

       12 сентября на реке Малый Узень Суворова постиг новый удар: он узнал, что Пугачев схвачен своими же казаками, которые повезли его в Яицк спасать его головой свои жизни.

         И это произошло в каких-нибудь 40 верстах от Суворова (в селе Александровский Гай)! Александр Васильевич и позже не переставал жаловаться на неблагосклонную судьбу, помешавшую ему называться если не победителем Пугачева, так хотя бы его поимщиком.

       Однако надежда все еще не покидала Суворова.

       С предельной скоростью он бросился к Яицку, разогнав по пути несколько калмыцких и киргизских орд, а затем продолжил путь с добр оконной частью отряда. (Остальных солдат оставил в степях добирается  к Яику самостоятельно!)

   За девять суток было пройдено 600 верст – и вновь напрасно!  Когда 16 сентября Суворов въехал в Яицк, Пугачев уже находился в руках у коменданта Яицка Симонова.

     После поимки Пугачева на долю Суворова оставалось лишь выступить почетным тюремщиком Е.Пугачева и доставить его в Москву.  Что в вижу обычных его «чудачеств» в поведении представлялось ему и делом нелегким.

          И он решил вести Пугачева не просто под конвоем, а как «дикого зверя» в специальной металлической клетке!

           В связи с чем Суворова можно определить и как первого законодателя моды на помещения заключённых в российских судах в клетках!

         И это делается не во времена царской Российской империи, а в Путинской России!

         Где понятие защиты прав и свобод личности под благим предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом сведено к практически полному нулю….

         Два дня он провел в Яицке, ожидая, пока рабочие смастерят для пленника нечто вроде клетки на колесах.

         Когда клетка была готова, Суворов двинулся в путь, сопровождаемый отрядом в 500 человек с двумя пушками. Александр Васильевич не отходил от клетки; ночью вокруг нее зажигались факелы. Пугачеву не нравилась езда в клетке. Он беспрестанно буянил, и Суворов приказал на ночь привязать его еще и  к телеге.      

         1 октября Пугачёв был благополучно сдан Суворовым в Симбирске Панину.

         Граф Панин сообщил Екатерине II, что «неутомимость и труды Суворова выше сил человеческих.

        Но Екатерину II трудно было обмануть, и она как-то обмолвилась, что Пугачев своей поимкой обязан Суворову столько же, сколько ее комнатной собачке Томасу.

         Тем не менее и это пока остается большой загадкой Суворов был удостоен больших и очень щедрых наград? Но только ли за конвоирование Пугачева?? И официальная российская история пока на этот счет не дает никакого ответа. Глуха и нема….

         Что касается самого Суворова то он снова начал «чудить» и плохо скрывая свою досаду, запросился в отпуск.

        Екатерина не стала противиться.

        «Отпуск его к Москве, к магниту, его притягивающему [то есть к жене], - писала она Панину, - я почитаю малою отрадою после толиких трудов». Ну а что в действительности представлял этот магнит, хорошо рассказано в этом очерке http://gazeta.ua/ru/articles/history-newspaper/_zena-suvorova-izmenila-emu-s-plemyannikom-v-poltave/150962 и из него видно, что Суворов просто в 1774 г. сразу после свадьбы сбежал от молодой жены!!

    «В ноябре 1773-го генерал в отставке Василий Суворов добился для сына отпуска с турецкого фронта. Старик боялся, что их древний род угасает. И уговорил единственного сына жениться.

       Невесту полководец искал в московских аристократических семьях. Он был дворянином без титула, но генеральские погоны, громкое имя и благосклонность царицы Екатерины ІІ делали его привлекательным для невест. К тому же Суворов имел больше двух тысяч крепостных.

        Достойная девушка нашлась в семье князя Ивана Прозоровского.

        Свою родословную она вела от киевского князя Владимира Крестителя. Варвара Прозоровская осталась без приданого, потому что ее отец влез в долги.

       Княжне было уже 23 года: по тем временам — почти старая дева. Прозоровский, поразмыслив, что претендент на руку Варвары — денежный, дал согласие на брак.

         Свадьбу сыграли 16 января 1774-го. А уже на следующее утро молодые отбыли на турецкий фронт. Медового месяца не было. Через полтора года у супругов родилась дочка Наталия. "Доченька вся в меня", — хвалился счастливый отец в одном из писем. Называл дочь "суворочкой".

       Они часто перебирались из одного гарнизона в другой. От непрерывных переездов по плохим дорогам в тряских экипажах у Варвары было два выкидыши.

Весной 1778-го Суворов командовал войсками в Крыму и на Кубани. Поселился с семьей в Бахчисарае. Перевел туда и 31-летнего племянника Николая. Племянника назначил своим представителем при крымском хане Шагин-Гирее.

           Вскоре выпросил родственнику повышение. "Сжальтесь, светлейший князь, — писал вице-президенту военной коллегии Григорию Потемкину, — на несчастного по службе, однако искреннего к ней, и природным Вашим великодушием удовлетворите его службу". Через несколько недель Николай получил звание премьер-майора, что соответствует теперешнему полковнику.

         В октябре 1778-го Суворов перенес свою ставку в Евпаторию. Жену и дочку, которые в Бахчисарае заболели лихорадкой, отправил в свое имение в Полтаве. Сопровождать их приказал племяннику.

        Сам полководец поселился в замке у Черного моря. Он вставал в час ночи. Не одеваясь, маршировал по спальне. Держал перед глазами тетради с татарскими и турецкими словами — изучал эти языки.

          Потом обливался ледяной водой и грелся у камина. Чай командующему подавал повар Матька. Суворов любил черный чай, выписывал из Москвы самые дорогие сорта. Во время чаепития писал письма. Потом пел по нотам духовные концерты украинского композитора Дмитрия Бортнянского.

       От трех до четырех утра по всей округе раздавался его прекрасный бас. Лишь после этого Суворов одевался и звал адъютанта, который докладывал о делах.

        Ровно в семь командующий на плацу поучал выстроенных в шеренгу воинов, как нужно бить врага.

          Именно здесь родились его афоризмы наподобие: "Пуля дура, штыкмолодец". Потом из них Суворов составил книгу "Наука побеждать". А потом возвращался в свой кабинет, где полковник читал ему вслух свежие газеты.

        Завтракал он в одиночестве. Возле стола дежурил старый лакей Прошка, который не позволял ему есть лишнее. Иногда лакей должен был забирать тарелку силой. Прошка говорил: "Делаю это по приказу генерал-поручика Суворова!" "Да, — соглашался Суворов, — его нужно слушать".

Княжне было 23 года — почти старая дева

         После завтрака полководец руководил возведением редута. Потом обедал и несколько часов спал.

         Вечером ходил пешком по окраинами города. В кровать ложился еще днем.

Весной 1779-го в Евпаторию приехал племянник Суворова Николай. Он привез дяде золотую табакерку с бриллиантами и надписью: "За изгнание турецкого флота из Ахтыарской гавани и от крымских берегов". Это был дар императрицы Екатерины ІІ.

       Быстрое продвижение Суворова-младшего по службе раздражало офицеров. Один из них рассказал, что Николай закрутил роман с женой полководца Варварой Ивановной. В Полтаве он провел в ее спальне 24 суток.

          Суворов написал письмо управляющему полтавским имением. Все подтвердилось. Генерал за несколько часов осунулся. А потом решил развестись.

В сентябре 1779-го Суворов подал заявление в Духовную консисторию. Он просил развода. Но бумаги вернули, потому что не были указаны свидетели супружеской измены и не оплачена пошлина.

         Полководец послал Святейшему Синоду жалобу уже на консисторию. Там стали на сторону Суворова. Это вызвало небывалый переполох в семье Прозоровских. Варварапомчалась из Москвы к мужу в Крым. Упала на колени. 31 января 1780-го Суворов обратился к Синоду с просьбой приостановить дело. Супруги поселились под одной крышей, но разтдельно.

Летом 1782-го Суворов направился на Кубань. С женой, которая поехала в Москву, больше не виделся. Весной 1784-го выяснилось, что госпожа Суворова беременна.

       Полководец подал заявление в Синод, чтобы завершить дело о разводе. Генералу отказали.

       На судей мог оказывать давление вице-канцлер Российской империи князь Голицын — родной дядя Варвары.  

        4 августа у жены родился мальчик, которого записали Аркадием Суворовым.

        Суворов отослал жену с младенцем к ее отцу. Он назначил ей пенсию в 1200 рублей в год, которую потом увеличил до 3 тыс. 9-летнюю "суворочку" Наталию полководец отдал в Смольный монастырь.

    Но развестись с нелюбимой женой не смог.

    Женщина требовала заплатить за нее 22 тысячи рублей долга

     Когда на трон взошел Павел І, Суворов попал в опалу, ведь был фаворитом императрицы. В феврале 1797-го его отправили в отставку. Ситуацией воспользовалась Варвара.

       Она послала мужу письма с требованием заплатить за нее 22 тыс. рублей долга. Суворов не согласился. Женщина пожаловалась князю Куракину, тот доложил Павлу І.

     Император потребовал справку об имениях полководца. Узнали, что Суворов имеет недвижимость в Москве. А от 9080 крепостных получает ежегодно 50 тыс. рублей и владеет бриллиантами на 100 тыс. рублей.

       Монарх приказал Суворову выполнить просьбу жены. Тот отказался. Вместо этого отдал Варваре свой московский дом и назначил 8 тыс. рублей пенсии ежегодно.»

         Так что Панини покривил душой, когда писал велеречиво, что отпустил Суворова «для свидания с душевною его обладательницею, прилепленость к которой уже совершенно утверждает сию истину, что преданность к любовному союзу совершенно владычествует над самыми строгими героическими и философическими дарованиями и правилами».

    Но отпуск Суворова продолжался недолго.

    Смута еще бушевала в Башкирии, где разорение края достигло критических пределов в результате действий банд Салавата Юлаева.

    Для скорейшего усмирения мятежа под начало Суворова передавались все войска, расквартированные от Москвы до Казани – около 80 тысяч человек.

       Российские историки панегирически пишут «Суворов старался действовать больше убеждением и страхом, чем силой» но это неправда.

Вот точное описание действий войск под командой того же Суворова  при подавлении востания ногайцев  в 1783 году! Аналогичную тактику применял Суворов и пр подавлении востания  багкир в 1774 году.

     «В императорском дворе был подготовлен проект переселение ногайцев на Урал, и претворение его в жизнь наместник на юге России князь Г. А. Потемкин поручил Суворову. Попытка начала переселения в июле 1783 г. привела к восстанию ногайцев под руководством Канакай-мурзы, Тав-солтана, Нурадина, Али, Кара-смаила и Муса-Веса. Вначале сентября 10 тысяч ногайцев всадников внезапно появились перед Ейской крепостью и попытались овладеть ею штурмом. 

     Узнав о сентябрьском выступлении ногайцев, Г. А. Потемкин дал указание командующему Кубанским войском генералу Суворову о походе на Кубань и Лабу, где сконцентрировалась основная масса восставших племен. Во исполнение данного приказа, Суворов разработал план операции и представил князю Потемкину на утверждение.

      По этому плану 1 октября войска Кубанского корпуса генерала Суворова в составе 15 эскадронов, 15 рот при артиллерии должны были соединиться на Кубани напротив устья Лабы с донским войском атамана А. И. Иловайского, состоявшего из 10 полков. О координации действий войск было заблаговременно договорено. А. В. Суворов, чтобы усыпить бдительность восставших ногайцев, распространял слухи о том, что будто бы он "отъехал в Полтаву, что войско обращены внутрь России для войны с немцами, что их малая часть следует для войны с персами и что ногайцев повелено оставить в покое.

        29 сентября войско Суворова, никем не замеченные, дошли до устья Лабы, где их ждали 10 казачьих донских полков. Историограф Суворова пишет, что остальное особого воинского искусства не требовало.

       Суворов отдал приказ, который вечером зачитали перед каждым полком: "-Войскам отдыха нет до решительного поражения, итребления или плена неприятеля. Енсли он не близко, то искать его везде, пули беречь, работать холодным оружием…

      Драгунам и казакам отнюдь не слазать с коней для добычи: на добычу идет 4 часть войска, а остальные все наготове", - говорится в истории 44 драгунского полка. В ночь с 30 сентября на 1 октября русские полки перешли Кубань и в 12 километрах в местечке Керменчик на рассвете окружили ногайцев, стоявших огромным лагерем и не ожидавших нападения. 

     В предрассветные часы, когда основная масса восставших совершала утренний намаз, генерал Суворов подал сигнал к атаке. Нижегородцы, владимирцы и донские казаки со всех сторон без выстрелов ринулись на ногайцев. Потто В. так описывает действия застигнутых врасплох ногайцев: "-Хуже вооруженные, хуже предводимые, недисципленированнные, не имевшие понятия о строе ногайцы резались со злобой и гибли массами. Царизм уничтожил по разным оценкам более 500 тыс. ногайцев, более миллиона были вынуждены эмигрировать в Турцию»

     Поэтому для поляков, башкир и ногайцев А. Суворов остается на вечные времена кровавым палачам.

      1 декабря он уже донес Панину о поимке Салаватки и о том, что «политическими распоряжениями и военными маневрами буйства башкиров и иных без кровопролития сокращены, но паче императорским милосердием».

   Сам А. Суворов тоже в своей биографии так описал эти же события, но по-своему:

        «В силу именного высочайшего повеления, где прописано: “ехать мне в Москву в помощь генералу князю Михайле Никитичу Волконскому”, отбыл я тотчас из Молдавии и прибыл в Москву, где усмотрел, что мне делать нечего, и поехал далее, внутрь, к генералу графу Петру Ивановичу Панину, который, при свидании, паки мне высочайшее повеление объявил о содействии с ним в замешательствах и дал мне открытый лист о послушании меня в губерниях воинским и гражданским начальникам.

          Правда, я спешил к передовым командам и не мог иметь большего конвоя; так и не иначе надлежало: но известно ли, с какою опасностью бесчеловечной и бесчестной смерти?

     (И далее следует сенсационное признание!

        Вот уж во истину так военная хитрость!!)

      «Сумасбродные толпы везде шатались; на дороге множество от них тирански умерщвленных.

     И не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя; сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал, ни малейшей казни, разве гражданскую, и то одним безнравным зачинщикам, но усмирял человеколюбивою ласковостью, обещанием высочайшего императорского милосердия.»

          (Так что оказывается кроме настоящего Пугачева по России шастали и «Лже-Пугачевы из родовитых дворян и в генеральских чинах!)

           «По прибытии моем в Дмитриевск сведал я, что известный разбойник в близости одной за Волгою слободы; не смотря на его неважную силу, желал я, переправясь, с моими малыми людьми на него тотчас ударить, но лошади все выбраны были, чего ради я пустился вплавь на судне в Царицын, где я встретился с г-м Михельсоном.

          Большая часть наших начальников отдыхала на красносплетенных реляциях; и ежели бы все были, как г-да Михельсон и Гагрин, разнеслось бы давно все, как метеор. Сии разнообразные случаи прикосновенны моей службе, которою я ныне справедливо отозваться необходимо долженствую, впрочем, бы я молчал.

       Из Царицына взял я себе разного войска конвой на конях и обратился в обширность Уральской степи за разбойником, отстоящим от меня сутках в четырех.

        Прибавить должно, что я, по недостатку, провианта почти с собою не имел, но употреблял вместо того рогатую скотину, засушением на огне мяса с солью по испытанию Померанской, в прусской войне, последней кампании.

        В степи я соединился с г-ми Иловайским и Вородиным; держались следов и чрез несколько дней догнали разбойника, шедшего в Уральск.

          Посему доказательно, что не так он был легок, а быстрота марша первое искусство.

          Сие было среди большого Узеня, я тотчас разделил партии, чтоб его ловить, но известился, что его уральцы, усмотри сближения наши, от страху его связали и бросились с ним на моем челе стремглав в Уральск, куда я в те же сутки прибыл.

           (Чего ж ради они его прежде не связали?..

            Почто не отдали мне?

            Потому что я был им неприятель, и весь разумный свет скажет, что в Уральске уральцы имели больше приятелей, как и на форпостах оного.

          Наши ж передовые здесь нечто сбились на киргизские следы).

          И чтоб пустыми обрядами не продолжить дело, немедленно принял я его в мои руки, пошел с ним чрез Уральскую степь назад, при непрестанном во все то время беспокойствии от киргизцов, которые одного ближнего при мне убили и адъютанта ранили, и отдал его генералу графу Петру Ивановичу Панину в Синбирске.

         В следующее время моими политическими распоряжениями и военными маневрами буйства башкирцов и иных без кровопролития сокращены, но паче императорским милосердием» …

       Но в этой БИОГРАФИИ А. Суворов ничего не описывает из того что он лично конвоировал Пугачева в Москву, а сразу переходит к событиям в Крыму обойдя полным молчанием события подавление бунта башкир и поимку их вождя Салвата Юлаева.

         Немного с другой точки зрения к вопросу бунта Пугачева и участия в его подавлении восстания в Башкирии А. Суворова подошли два современных российских историка А.Т. Фоменко, Г.В. Носовский, в их недавно изданной книге «ПУГАЧЕВ И СУВОРОВ. ТАЙНА СИБИРСКО-АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИИ.»

И хотя их идеи в официальной российской историографии воспринимаются как ФАНТАСМОРАГИЧЕСКИЕ тем не менее их работы всегда интересные большим количеством точных фактов.

      Другой вопрос, как эти факты ими интерпретируются?!

     С полным ее тестом мы уважаемый читатель сможете познакомится и сами перейдя вот по этой ссылке: http://lib.rus.ec/b/461713/read#t33 

                                      А я только далее процитирую нужные нам части!

      10. Романовская версия пугачевской войны Участие А.С. Пушкина в разработке этой версии

       Посмотрим теперь, как преподносится война с Пугачевым в общепринятой сегодня версии русской истории. Мы называем эту версию «романовской», потому, что она была создана в эпоху правления Романовых и по их заказу.

       Начнем с того, что дело о Емельяне Пугачеве, по свидетельству А.С. Пушкина, считалось ВАЖНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ТАЙНОЙ. Во времена Пушкина, в 1833 году, когда он об этом писал, оно так и не было распечатано [26], с. 661.

       Здесь уместно напомнить, что А.С. Пушкин написал «Историю Пугачева», в которой, по его словам, было «собрано все, что было обнародовано правительством касательно Пугачева, и то, что показалось мне достоверным в иностранных писателях, говоривших о нем» [26], с. 661.

      Однако, «обнародовано правительством» было ДАЛЕКО НЕ ВСЕ. Сам Пушкин, по-видимому, осознавал, что его труд очень неполон.

      Он писал: «Будущий историк, коему ПОЗВОЛЕНО БУДЕТ РАСПЕЧАТАТЬ ДЕЛО О ПУГАЧЕВЕ, легко исправит и дополнит мой труд» [26], с. 661.

      Общее впечатление от романовской версии истории «пугачевского бунта» и, в частности, и от пушкинской «Истории Пугачева», таково.

       Дескать, правительственные войска Екатерины II якобы без особых усилий многократно громили беспорядочные шайки «вора Пугачева».

        Разбитый ими Пугачев постоянно бросался в паническое бегство. Но почему-то это «бегство» странным образом было направлено ВПЕРЕД, В СТОРОНУ МОСКВЫ.

         Пишут так: «Против мятежников активно действовал лишь Михельсон. Он бросился против пугачевцев в горы, нанес им поражение» [7], т. 3, с. 125.

       После этого «поражения» Пугачев БЕРЕТ КАЗАНЬ.

          Далее: «К Казани приближался Михельсон. Пугачев пошел навстречу ему, но ПОТЕРПЕЛ НЕУДАЧУ и отступил к Казани.

       Здесь произошло новое сражение, в котором мятежники потерпели ПОЛНОЕ ПОРАЖЕНИЕ» [7], т. 3, с. 125.

       Что же делает после этого «наголову разбитый» Пугачев?

        А вот что: «Пугачев переправился через Волгу и пошел к Нижнему Новгороду, имея в виду в дальнейшем двигаться на Москву. Движение мятежников в этом направлении ПРИВЕЛО В УЖАС не только Нижний, но и Москву. ГОСУДАРЫНЯ САМА РЕШИЛА ВСТАТЬ ВО ГЛАВЕ ВОЙСК ДЛЯ СПАСЕНИЯ МОСКВЫ И РОССИИ. От этого решения императрицу отговорили… К этому времени война с Турцией была окончена, с фронта ПРИБЫЛ СУВОРОВ и был назначен НАЧАЛЬНИКОМ ВСЕХ ВОЙСК против мятежников» [7], т. 3, с. 125.

       Известный автор истории войска Донского, Е.П. Савельев сообщает, что среди прочих, «14 донских полков, взятых из действующей армии, сражались с Пугачевым» [28], с. 428.

        Таким образом, даже из искаженной и подчищенной романовской версии русской истории видно, что для противодействия «бунту» были направлены значительные силы регулярной армии.        

       Возглавляемые не кем-нибудь, а лично А.В. СУВОРОВЫМ, самым прославленным полководцем той эпохи. Мы будем подробно говорить об этом ниже, в главе 3.

         Известно, что на Пугачева работали уральские заводы.

         Они ОТЛИВАЛИ ДЛЯ НЕГО ПУШКИ. Романовская версия истории убеждает нас, будто уральские рабочие «взбунтовались» и примкнули к Пугачеву [7], т. 3, с. 125. Но скорее всего, дело обстояло совсем не так.

          Уральские заводы в то время, попросту, принадлежали Московской Тартарии, войсками которой руководил Пугачев. Поэтому оружейные заводы и работали на него.

           В романовской версии истории нам предлагают считать, будто Пугачев незаконно НАЗВАЛ СЕБЯ ЦАРЕМ Петром Федоровичем, то есть Петром III Романовым [7], т. 3, с. 126; [26], с. 687.

        Входя в города, Пугачев издавал ЦАРСКИЕ МАНИФЕСТЫ [7], т. 3, с. 126.

          Очень показательно, что когда Пугачев брал города, его радостно приветствовали не только простые люди, но ДУХОВЕНСТВО И КУПЕЧЕСТВО.

         Вот, например, «27 июля Пугачев вошел в Саранск. Он был встречен не только черным народом, но духовенством и купечеством… Пугачев приблизился к Пензе…

      Жители вышли к нему навстречу с иконами и хлебом и пали перед ним на колени» [26], с. 690.

          Далее: «В Саранске АРХИМАНДРИТ АЛЕКСАНДР ПРИНЯЛ ПУГАЧЕВА СО КРЕСТОМ И ЕВАНГЕЛИЕМ, и во время молебствия на ектений упомянул ГОСУДАРЫНЮ УСТИНИЮ ПЕТРОВНУ» [26], с. 690. То есть, архимандрит назвал имя ДРУГОЙ ЦАРИЦЫ, не Екатерины II! По-видимому, речь шла о царице Московской Тартарии.

           На основании своих изысканий, А.С. Пушкин делает следующий вывод: «ВЕСЬ ЧЕРНЫЙ НАРОД БЫЛ ЗА ПУГАЧЕВА; ДУХОВЕНСТВО ЕМУ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВОВАЛО, НЕ ТОЛЬКО ПОПЫ И МОНАХИ, НО И АРХИМАНДРИТЫ, И АРХИЕРЕИ» [26], с. 697.

Скорее всего, сегодня мы не знаем подлинного имени Тобольского царя того времени и подлинного имени предводителя его войск.

       Имя Пугачев, вероятно, просто придумано романовскими историками. Или же подобрали простого казака с таким многозначительным именем. Ведь «Пугачев» происходит от слова «пугач», «пугало».

      Точно так же романовские историки подбирали имя и для царя Дмитрия Ивановича начала XVII века. Якобы тоже «самозванца», как они пытались изобразить, см. наши книги «Новая хронология Руси», «Русь и Рим», «Великая Смута».

        Царю Дмитрию дали «фамилию» ОТРЕПЬЕВ, от слова ОТРЕБЬЕ. Мол, вот какой плохой человек покушался на царскую власть. Вор, отребье, пугач. Цель совершенно ясна. Грамотным подбором фальшивого имени выработать отрицательное отношение к человеку. Подчеркнуть «очевидность» его «самозванства». Понятный прием опытных пропагандистов.

          Между тем, А.С. Пушкин сообщает, что яицкие казаки, воевавшие на стороне Пугачева, говорили, «что между ними действительно находился некто Пугачев, но что с государем Петром III, ими предводительствующим, НИЧЕГО ОБЩЕГО НЕ ИМЕЕТ» [26], с. 694.

       Другими словами, яицкие казаки отнюдь не считали, что казненный Романовыми Пугачев был их предводителем.

         Кстати, сам Пугачев, по свидетельству А.С. Пушкина, на вопрос Панина, — как смел он назвать себя государем? — ответил уклончиво в том смысле, что ЭТО НЕ ОН [26], с. 694.

        Ясно, что произошло. С целью доказать всему миру, что война с Московской Тартарией — просто подавление «крестьянского бунта», в Москве казнили простого казака, назвав его царем-самозванцем. Чтобы всем стало очевидно, что этот простой казак царем «конечно не является».

         Стоит также обратить внимание и на следующее обстоятельство. Начиная с 1826 года, как считается, между А.С. Пушкиным и императором Николаем I был заключен некий договор о цензуре.

           Как пишут современные комментаторы, «это был договор не выступать против правительства, за что Пушкину предоставляется свобода и право печататься ПОД ЛИЧНОЙ ЦЕНЗУРОЙ НИКОЛАЯ I» [27], т. 1, с. 15.

      Сохранились воспоминания современников о беседе Николая I с Пушкиным по поводу личной цензуры императора. Известно следующее: «Часть беседы, КОТОРАЯ КАСАЛАСЬ ЦЕНЗУРЫ, сохранилась в памяти А.О. Россета: „Николай, спросив Пушкина, что он теперь пишет, и, получив ответ: „Почти ничего, ваше величество, — цензура очень строга“…

          „НУ, ТАК Я САМ БУДУ ТВОИМ ЦЕНЗОРОМ, — СКАЗАЛ ГОСУДАРЬ, ПРИСЫЛАЙ МНЕ ВСЕ, ЧТО НАПИШЕШЬ ““ (Я.К. Грот, с. 288)» [27], том 1, с. 462.

          Все это происходило 8 сентября 1826 года, то есть еще ДО ПОЕЗДКИ А.С. Пушкина на Урал [27], т. 1, с. 461. Так что, скорее всего, пушкинская «История Пугачева» прошла жесткую цензуру самого царя.

           Историк Х.И. Муратов сообщает: «ПРАВИТЕЛЬСТВО ЗАПРЕТИЛО ДАЖЕ УПОМИНАТЬ ИМЯ ПУГАЧЕВА. Зимовейская станица, где он родился, была ПЕРЕИМЕНОВАНА в Потемкинскую, РЕКА ЯИК — В УРАЛ.

        ЯИЦКОЕ КАЗАЧЕСТВО СТАЛО ИМЕНОВАТЬСЯ УРАЛЬСКИМ. ВОЛЖСКОЕ КАЗАЧЬЕ ВОЙСКО БЫЛО РАСФОРМИРОВАНО. БЫЛА ЛИКВИДИРОВАНА ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ. ПО ПРИКАЗУ ИМПЕРАТРИЦЫ ВСЕ СОБЫТИЯ КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЫ БЫЛИ ПРЕДАНЫ „ВЕЧНОМУ ЗАБВЕНИЮ И ГЛУБОКОМУ МОЛЧАНИЮ “» [20], с. 172.

          Приказ «навсегда забыть о Пугачеве» был проведен в жизнь романовской администрацией на Урале и в Сибири очень жестко.

        После поражения Пугачева, по захваченным землям Московской Тартарии прокатилась волна преследований и казней».

                             Глава 3 Кто разбил Пугачева?

                        ………………………

           Главная заслуга в усмирении мятежа принадлежит, конечно, Михельсону, НО ПАНИН ПРИПИСЫВАЛ ЕЕ СЕБЕ И СУВОРОВУ, которого он вызвал из дунайской армии. Суворов приехал 2 сентября и составил план действий, чтобы обойти Пугачева, но план этот не был приведен в исполнение, так как все окончилось и без него; Суворов приехал только в Яицкий городок посмотреть Пугачева» [36], статья «Пугачевщина».

            Итак, неожиданно оказывается, что граф Панин, командовавший войсками Романовых в войне с Пугачевым, приписывал победу отнюдь не подполковнику Михельсону, а себе самому и Суворову.

            Сегодня принято считать, что Панин хвастался, говорил неправду. Что на самом деле никакого вклада в победу над Пугачевым ни он, ни Суворов не внесли.

          Якобы все сделал один Михельсон со своим отрядом. А Панин и Суворов, дескать, «примазались». Историки пишут так: «Деятельность Панина в деле усмирения мятежа проявилась, главным образом, в тех суровых мерах — казнях и наказаниях кнутом, — которые он применял к усмиренному уже населению» [36], статья «Пугачевщина».

      И далее: «Екатерина II без обиняков заявляла, что „Суворов тут участия не имел… и приехал по окончании драки и поимки злодея “.

        В другой раз она выразилась еще непочтительнее, сказав, что Пугачев обязан своей поимкой Суворову столько же, сколько ее комнатной собачке Томасу» [25], с. 78.

                                    Но так ли это? Давайте, разберемся.

2. За какую «службу» Суворову в 1775 году была пожалована золотая, усыпанная бриллиантами шпага

           Начнем с того, что приведем отрывок из послужного списка Суворова, помещенного в книге Е.Б. Фукса «История генералиссимуса, князя Италийского, графа Суворова-Рымникского» [34]. Ценность книги Фукса, заключается, в частности, в том, что она была издана в 1811 году, всего через 11 лет после смерти Суворова. То есть, еще «по свежим следам».

Е.Б. Фукс сообщает, что в 1775 году — то есть, СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ НАД ПУГАЧЕВЫМ — Суворов получает от императрицы ОСЫПАННУЮ БРИЛЛИАНТАМИ ЗОЛОТУЮ ШПАГУ. Но ЗА ЧТО ИМЕННО он ее получил — Фукс почему-то НЕ ПИШЕТ.

Приведем соответствующие отрывки из послужного списка Суворова, помещенного в книге Е.Б. Фукса:

         «1774 года (Суворов — Авт.) пожалован будучи Генерал-Порутчиком… разбил и опрокинул под Каслуджи главную Турецкую силу, под предводительством янычарского Аги-Рейс-Эфендия, взял несколько сот в плен, 40 пушек и 80 знамен,

— в сем году женился на Княжне Прозоровской. (Здесь в книге Е.Б. Фукса ПОЛНОСТЬЮ выпущено все, что касается действий Суворова против Пугачева в августе-сентябре 1774 года — Авт.)

— В 1775 ПОЛУЧИЛ БРИЛЛИАНТАМИ ОСЫПАННУЮ ЗОЛОТУЮ ШПАГУ.

— 1776 в Ноябре отправлен в Крым…

— 1789… у Путны разбил авангардию Турецкой армии, а у Фокшан, с 18 тысячами Австрийцев и 7000 Русских, разбил 21 Июля 50 000 Турецкой корпус. За сию победу от Римского Императора Иосифа получил богатую табакерку с вензелевым его именем.

      11 Сентября, с таковым же количеством соединенного войска, у Рымника разбил великого Визиря, предводительствовавшего армией от 90 до 100 тысяч, а посему и крепость Бендеры сдалась на капитуляцию.

           Государыня прислала ему ОСЫПАННУЮ БРИЛЛИАНТАМИ ШПАГУ, с надписью Победителю Визиря, и знаки Андреевского Ордена, бриллиантами же украшенные. Император дал ему Графство Римской, а Императрица пожаловала Графское достоинство Российской Империи, с наименованием Рымникский, и Орден Святого Георгия 1-й Степени» [34].

       Надо сказать, что усыпанная бриллиантами золотая шпага была исключительно высокой и дорогостоящей наградой.

          Считается, что за свою жизнь Суворов получил две таких шпаги — в 1775 и в 1789 годах. Фукс пишет, что вторую шпагу Суворов получил за победу под Рымником (о ней мы еще будем подробно говорить ниже).

          А вот за что он получил свою ПЕРВУЮ драгоценную шпагу — Фукс не говорит ни слова. И понятно, почему. Как сообщает современный исследователь В.А. Дуров, в «рескрипте, полученным Суворовым по случаю награждения, его заслуги (как думает автор — якобы в турецкой войне годовалой давности — Авт.) ОЦЕНЕНЫ, ПОЖАЛУЙ, СЛИШКОМ КРАТКО — „ЗА СЛУЖБУ ЕГО“» [9].

          Итак, в императорском указе 1775 года о пожаловании Суворову золотой, усыпанной бриллиантами шпаги, оказывается, даже НЕ БЫЛО СКАЗАНО, ЗА ЧТО ИМЕННО ТАКАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ БЫЛА ПОЖАЛОВАНА!

          Просто — за некую загадочную «службу». Но за какую? В свете нашей реконструкции, возникает естественная мысль, что ВЫСОКАЯ НАГРАДА БЫЛА ПОЛУЧЕНА СУВОРОВЫМ ЗА ТОЛЬКО ЧТО ОДЕРЖАННУЮ ПОБЕДУ НАД «ПУГАЧЕВЫМ». Это и была та «служба», о которой таинственно умолчал императорский указ.

            И действительно, в известном трехтомном труде А. Петрушевского «Генералиссимус князь Суворов», вышедшем в 1884 году, ПРЯМО НАПИСАНО, ЧТО СУВОРОВ ПОЛУЧИЛ СВОЮ ДРАГОЦЕННУЮ ШПАГУ 1775 ГОДА ЗА ПОБЕДОНОСНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ ПУГАЧЕВСКОЙ ВОЙНЫ,

           Кроме того, Петрушевский сообщает, что ПРАЗДНЕСТВА 1775 ГОДА, ВО ВРЕМЯ КОТОРЫХ СУВОРОВ ПОЛУЧИЛ ЭТУ ШПАГУ, БЫЛИ УСТРОЕНЫ СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ПУГАЧЕВСКОЙ ВОЙНЫ И ПОСВЯЩЕНЫ ПОБЕДЕ НАД ПУГАЧЕВЫМ И НЕДАВНИМ ПОБЕДАМ В ПОЛЬСКИХ И ТУРЕЦКИХ ВОЙНАХ. Отметим, что обычно считается, будто бы празднества 1775 года были посвящены ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО победе над турками. Но это не так. Петрушевский пишет:

          «Пугачев был казнен в Москве в начале 1775 года, но пугачевщина не кончилась… Надо было залечить свежие раны, привести общественный и административный механизм в нормальное состояние…

          Начало этого дела было возложено на Суворова; ему подчинили все войска в Оренбурге, Пензе, Казани и других местах, почти до самой Москвы, в общем итоге до 80000. В короткое время он усмирил башкирские смуты и уничтожил обломки пугачевских шаек… В таких трудах прошла вся зима…

          Летом происходило в Москве торжественное празднование мира после счастливого окончания войн Польской и Турецкой И УСМИРЕНИЯ ВНУТРЕННИХ СМУТ (то есть победы над „Пугачевым“— Авт.). Екатерина с обычной щедростью расточала вокруг милости и награды, и СУВОРОВУ ПОЖАЛОВАЛА ЗОЛОТУЮ ШПАГУ, УКРАШЕННУЮ БРИЛЛИАНТАМИ» [24], с. 192–193.

         Таким образом, наша мысль о том, что бриллиантово-золотая шпага 1775 года была пожалована Суворову именно за победу над Пугачевым, не является новой. Сообщается также следующее: «В сущности, наибольшую энергию в борьбе с пугачевским восстанием проявил И.И. Михельсон, но генерал-аншеф Петр Панин ПРЕДПОЧЕЛ ВЫСТАВИТЬ В КАЧЕСТВЕ ГЛАВНОГО ИНИЦИАТОРА УСПЕХА А.В. СУВОРОВА…

           „Неутомимость отряда Суворова выше сил человеческих, — патетически доносил он Екатерине II…“. ЗА УЧАСТИЕ В ПОИМКЕ ПУГАЧЕВА ГОСУДАРЫНЯ ПОЖАЛОВАЛА А.В. СУВОРОВУ ЗОЛОТУЮ ШПАГУ, УСЫПАННУЮ БРИЛЛИАНТАМИ. НИ ЗА КАКИЕ ВОЕННЫЕ ПОБЕДЫ ПОЛКОВОДЕЦ НЕ ПОЛУЧАЛ СТОЛЬ ВЕЛИКОЛЕПНУЮ ИМПЕРАТОРСКУЮ НАГРАДУ». См. электронный портал Министерства просвещения РФ, каталог ресурсов historydoc.edu.ru, раздел «Панин Петр Иванович — граф, генерал-аншеф, военный деятель».

           Мы видим, что историкам, в общем-то, известно, что бриллиантово-золотая шпага была пожалована Суворову в 1775 году именно ЗА ПОБЕДУ НАД ПУГАЧЕВЫМ. Но почему тогда подавляющее большинство биографов Суворова — и даже сам императорский указ о его награждении — либо полностью умалчивают о подлинной причине награждения, либо попросту говорят неправду, заявляя, что драгоценная шпага была подарена Суворову якобы за победы в турецкой войне?

           Сам Суворов в своей Автобиографии также странным образом умалчивает о причинах получения этой великолепной награды. Сухо сообщая лишь, что шпага была получена им ВО ВРЕМЯ торжества, посвященного годовщине заключения мира с Турцией (мир был заключен 10 июля 1774 года).

          Суворов пишет: «1775 года июля 10 дня, при торжестве утвержденного с Оттоманскою Портою мира, — шпага золотая, украшенная бриллиантами» [30]. Из этих слов Суворова совсем не следует, что он получил свою драгоценную шпагу именно за победы в турецкой войне. Иначе бы он так прямо и написал, причем указал бы — за КАКИЕ ИМЕННО ПОБЕДЫ. Говоря про другие, гораздо менее богатые свои награды, он, как правило, аккуратно отмечает, за что именно они были получены [30].

        Более того, оказывается, в 1775 году золотую шпагу, усыпанную бриллиантами, получил не только один Суворов. Сохранились сведения, что в «1775 году, когда в России пышно отмечали годовщину победы над турками, ЗОЛОТЫЕ ШПАГИ С АЛМАЗАМИ ПОЛУЧИЛИ 11 ГЕНЕРАЛОВ, в числе которых находились Суворов, Потемкин, князь Голицын, князь Долгоруков, Румянцев, Панин» [2].

          Спрашивается — за что в 1775 году получил драгоценную шпагу граф П.И. Панин? Скорее всего, он получил ее именно за победу над «Пугачевым». Ведь в боевых действиях против турок 1773–1774 годов, закончившихся миром 1775 года, Панин ВООБЩЕ НЕ УЧАСТВОВАЛ. Он воевал против турок, но уже давно — в 1769–1770 годах.

       В 1770 году Панин вышел в отставку и находился в опале до 1774 года, когда испуганная успехами «Пугачева» императрица вызвала его из отставки, чтобы назначить главнокомандующим на восточном фронте, см. [36], статья «Панин Петр Иванович». Таким образом, причина получения им роскошной награды в 1775 году — очевидно, победа над Пугачевым, а не успехи в турецкой войне четырехлетней давности. За которые он, кстати, уже получил свои награды еще в 1770 году [36].

            Здесь мы прямо ловим романовских фальсификаторов истории за руку.

             Кстати, получение Паниным золото-бриллиантовой шпаги в 1775 году — факт малоизвестный.

             В биографиях Панина его, как правило, опускают. И лишь в узкоспециальной работе, посвященной истории наградного оружия в России [2], мы нашли сведения о нем.

Подчеркнем, что золотые с бриллиантами наградные шпаги XVIII века были КРАЙНЕ    ДОРОГОСТОЯЩИМИ наградами. Они жаловались лишь в исключительных случаях. До нашего времени они не сохранились и даже не существует их подробных описаний. Известна лишь стоимость некоторых таких шпаг.

        Она была огромной. «Шпаги генералов, вероятно, представляли собой настоящие произведения ювелирного искусства.

            Судя по архивным документам, стоили они целое состояние: шпага Румянцева — 10 787 рублей, шпага Голицына — 8000 рублей, шпага Долгорукова — 7963 рубля, шпага Орлова — 6088 рублей (для сравнения: годовое жалованье солдата пехоты составляло 10 рублей, драгунская солдатская лошадь стоила 20 рублей).

         К сожалению, эти образцы наградного холодного оружия XVIII века до наших дней не сохранились, и о внешнем их виде есть мало сведений. Известно, что эфесы шпаг изготовляли из золота. Головка рукояти, дужка и чашка гарды имели украшения из бриллиантов или алмазов (сколы и мелкие необработанные камни).

      Надписей, объясняющих причину награждения, до 1788 года, скорее всего, на оружии не делали (возможно, некоторые из надписей были впоследствии намеренно уничтожены, чтобы скрыть правду о пугачевской войне — Авт.)» [2].

             Что касается второй шпаги с бриллиантами, полученной Суворовым в 1789 году за победу над турками в Молдавии, то выскажем следующее предположение. Может быть бриллиантово-золотая шпага у Суворова была ТОЛЬКО ОДНА, а ее раздвоили только на бумаге? Вторично «подарив» ее Суворову в 1789 году, в надежде скрыть, что она была пожалована ему еще в 1775 году за победу над Пугачевым.

           На такую мысль наводит сохранившееся письмо Суворова к дочери, написанное по горячим следам, сразу же после получения наград за молдавское сражение 1789 года. Суворов пишет: «Слышала, сестрица, душа моя, еще от великодушной матушки (то есть от Екатерины II — Авт.) рескрипт на полулисте, будто Александру Македонскому, знаки св. Андрея (усыпанные бриллиантами знаки к ордену св. Андрея Первозванного — Авт.), тысяч в пятьдесят, да выше всего, голубушка, первой класс св. Георгия (орден св. Георгия первой степени — Авт.). Вот каков твой папенька за доброе сердце! Чуть, право, от радости не умер!» Цит. по [16], с. 264, см. также [25], с. 148–149.

           В этом письме Суворов почему-то ничего не говорит о драгоценной шпаге, хотя остальные награды перечисляет. Напротив, в письме Екатерины Потемкину по поводу этого награждения Суворова подчеркивается ценность именно шпаги. «Не жалея наград славному победителю, императрица писала далее, от 10 октября Потемкину: „Александру Васильевичу Суворову посылаю: орден (орден св. Георгия — Авт.), звезду (знак к ордену св. Андрея Первозванного в виде звезды — Авт.), эполет и шпагу бриллиантовую, ВЕСЬМА БОГАТУЮ “» [22], с. 74. Странно, что сам Суворов, перечисляя свои награды в письме к дочери, об этой «весьма богатой» шпаге ничего не пишет.

         Между прочим, считается, что в 1789 году Екатерина II пожаловала сразу ДВЕ золотые шпаги с бриллиантами, снабженные ОДИНАКОВЫМИ НАДПИСЯМИ «Победителю Визиря» — одну Суворову, а другую принцу Кобургскому, предводителю австрийцев [25], с. 148. Это еще более запутывает вопрос о шпагах 1789 года. Может быть, такая шпага была все-таки ТОЛЬКО ОДНА, и получил ее принц Кобург? Формально именно он, а не Суворов, был предводителем объединенных русско-австрийских войск. Сегодня уже трудно проверить, сколько же драгоценных шпаг было в действительности, поскольку они не сохранились, см. выше.

           Наша реконструкция подлинных событий такова. В 1775 году за победу над Тобольской Московией («Московской Татарией») Суворову была вручена самая роскошная и дорогая из полученных им наград — золотая шпага, усыпанная бриллиантами. На радостях, вряд ли тогда это скрывалось. Романовы шумно торжествовали свою долгожданную победу над грозным сибирским соседом. Долгое время угрожавшим самому их существованию. Победа далась Романовым нелегко и потому денег на награду генералам-победителям они не жалели.

           Затем, однако, пришло время изложить историю этой войны на бумаге. Канонизировать версию для последующих поколений.

          И тут возникла трудность. Дело в том, что Романовы упорно скрывали само существование своего сибирского соседа, изображая (на бумаге), что Сибирь якобы всегда принадлежала им самим.

            Поэтому было принято решение изобразить войну с Тобольском как якобы сравнительно легкую борьбу регулярных правительственных войск с толпой восставшей черни. При этом, не упоминая Тобольск вообще. Главарем восставших, дескать, был простой казак Емельян Пугачев.

           При такой постановке вопроса заслуги Суворова в победе над «Пугачевым» стали им мешать.

          Ясно, что великий полководец не должен был воевать с толпой необученных крестьян. У него были более великие задачи, а подавлением стихийных крестьянских восстаний должны были заниматься воинские начальники средней руки.

    Поэтому дело представили так.

        «Пугачева» якобы победил никому не известный подполковник Михельсон (за свои заслуги произведенный в полковники).

       А Суворов был, дескать, совершенно ни при чем. Его вызвали на восточный фронт по ошибке, благодаря паникерству П.И. Панина. Делать Суворову там было, дескать, совершенно нечего. Против «Пугачева» он так и не воевал.

………………….

          А что же написал о разгроме Пугачева сам Суворов? Может быть, он обошел эту тему молчанием? Нет, Суворов посвящает своим действиям против «известного разбойника», — которого он НИ РАЗУ НЕ НАЗЫВАЕТ ПО ИМЕНИ И ВООБЩЕ НЕ УПОТРЕБЛЯЕТ СЛОВА «ПУГАЧЕВ» — целую страницу из 23 страниц своей Автобиографии. ) Выдержка их Автобиографии была приведена выше-автор)

                 Заметим следующее.

1) Описание Суворова его действий против «Пугачева» местами весьма туманно. В то же время, все остальные свои воинские деяния он описывает весьма четко. Создается впечатление, что здесь Суворов что-то недосказывает.

2) Крайне интересно признание Суворова, что ему ПРИХОДИЛОСЬ ПРИНИМАТЬ НА СЕБЯ ЗЛОДЕЙСКОЕ ИМЯ.

   То есть — ИЗОБРАЖАТЬ ИЗ СЕБЯ «ПУГАЧЕВА». Это признание приподнимает краешек завесы над тайнами «пугачевской» войны.

     По-видимому, Панин и Суворов осознавали, что не смогут победить противника в открытом бою просто потому, что их собственные войска в решающий момент перейдут на противоположную сторону. И потому, по всей видимости, прибегли к ПРОВОКАЦИИ.

     По-видимому, Суворов изображал из себя «Пугачева» и переманивал солдат Панина на свою сторону.

      То есть, якобы на сторону тобольцев. А затем хватал перебежчиков и жестоко наказывал их на виду у всех. Что, в конце концов, поселило в войсках страх и неуверенность перед переходом на сторону противника. Боясь попасть в ловушку, солдаты перестали перебегать. Тот же провокационный прием, по-видимому, применялся и для усмирения местного населения, тяготевшего к Тобольску и ненавидевшему Петербург.

3) Суворов лишь один раз вскользь упоминает Михельсона, сухо отмечая, что в Царицыне он «встретился с г. Михельсоном».

     При этом Суворов ни слова не говорит о пресловутых «заслугах Михельсона» в войне против «Пугачева».

       Совершенно ясно, что Суворов таким образом выражает свое молчаливое НЕСОГЛАСИЕ с романовской версией, согласно которой основная заслуга в разгроме «Пугачева» принадлежала именно Михельсону.»

         Как бы мы с вами читатель и не относились к мнению авторов вышеназванной книги, но вопросы, поставленные ими и требуют от официальных историографов достойного ответа. Которого мы увы пока не видим!

           А закончив с А. Суворовым и возвращаюсь в канву нашего повествования надо сказать, что деятельность Панина в деле усмирения мятежа проявилось, главным образом, в тех суровых мерах — казнях и наказаниях кнутом, — которые он применял к усмиренному уже населению.

          Со стороны Панина это было превышение власти, но Екатерина II утвердила все его распоряжения.

         Панин вешал, сек и четвертовал народ в Пензе, когда получилось известие о поимке Пугачева.

        Он немедленно послал своего внука, князя Лобанова, к императрице, которая повелела везти Пугачева в Москву.

           П. С. Потемкин хотел, чтобы Пугачева везли через Казань, но императрица на это не согласилась; там ограничились публичным сожжением копии его портрета, при особо торжественной обстановке.

           Подлинный портрет был написан художником для императрицы по распоряжению Панина.

           16 сентября 1774 г. конвойная команда во главе с генерал-поручиком А. В. Суворовым вывезла пленного Е. И. Пугачева из Яицкого городка.

         Пугачева везли в особой клетке, поставленной на четырехколесную телегу и после двухнедельного похода через заволжскую степь, размытую осенней непогодой, доставила его в Симбирск 1 октября 1774 года.

           В тот же день туда прибыли командующий карательными войсками правительства генерал-аншеф граф П. И. Панин со своим штабом, и начальник секретных следственных комиссий генерал-майор П. С. Потемкин, уже ознакомившиеся с материалами яицкого допроса Е. И. Пугачева и собиравшиеся провести по указанию Екатерины II дополнительное дознание для установления истинных инициаторов самозванства Е. И. Пугачева и вдохновителей поднятого им народного восстания.

           Прелюдией к симбирскому следствию был публичный вывод Е. И. Пугачева в оковах на главную площадь Симбирска для показа жителям города и войскам.

           При кратком словесном допросе, происходившем здесь же, Е. И. Пугачев на вопросы П. И. Панина "ответствовал... очень смело и дерзновенно", за что и подвергся публичному избиению со стороны сиятельного графа.

         "Тут же пред всем народом получил от собственных его рук несколько пощечин и ударов" ,- писал очевидец этой расправы, известный ученый П. И. Рычков.

           В тот же день, 1 октября 1774 г., Е. И. Пугачев был отдельно показан в штаб-квартире П. И. Панина "избранной публике" - чиновникам, съехавшимся сюда дворянам и "именитым гражданам" Симбирска; здесь Е. И. Пугачев снова был подвергнут краткому словесному допросу.

          Формальное следствие над Е. И. Пугачевым в Симбирске было начато 2 октября и продолжалось в течение пяти дней - до 6 октября 1774 года.

          В дознании, помимо П. С. Потемкина и П. И. Панина - главных следователей, принимали участие чиновники панинской военно-походной канцелярии И. Чонжин и М. Веревкин (известный драматург), конвойные офицеры А. П. Галахов, П. С. Рунич и Н. 3. Повало-Швыйковский.

        Главную роль в следствии играл генерал П. С. Потемкин, известный в литературных кругах того времени как искусный переводчик произведений Вольтера.

         В Симбирске же он показал себя в качестве искуснейшего обер-мастера екатерининских застенков, не гнушавшегося ни пытками, ни садистским психологическим воздействием на Е. И. Пугачева.

        Здесь уместно привести высказывание В. Г. Короленко о изуверских методах следствия над Е. И. Пугачевым в Симбирске и о степени историко-психологической ценности следственных материалов:

        "К несчастью для последующей истории, первоначальное следствие о Пугачеве попало в руки ничтожного и совершенно бездарного человека - Павла Потемкина, который, по-видимому, прилагал все старания к тому, чтобы первоначальный облик "изверга", воспитанного "адским млеком", как-нибудь не исказился реальными чертами.

       А так как в его распоряжении находились милостиво предоставленные ему "великой" Екатериной застенки и пытки, то понятно, что весь материал следствия сложился в этом предвзятом направлении: лубочный, одноцветный образ закреплялся вынужденными показаниями, а действительный образ живого человека утопал под суздальской мазней застеночных протоколов 2.

            По воспоминаниям очевидца симбирского следствия премьер-майора П С. Рунича, следователи добивались от Е. И. Пугачева показаний об истинных инициаторах восстания:

         "Не подкуплен ли он был какими иностранцами, или, особенно, как из одной или другой столицы, Москвы и Петербурга, на беззаконное объявление себя императором Петром III?

          " На все эти вопросы Е. И. Пугачев “с твердым голосом и духом отвечал, что никто его как из иностранцев, так из Петербурга и Москвы никогда не подкупал и на бунт не поощрял”

          . И все же под воздействием пыток, угроз и других подобных методов следствия Е. И. Пугачев, давно примирившийся с мыслью о неизбежной казни, пошел на дачу вымышленных показаний, на оговор ряда лиц, будто бы причастных к делу о происхождении его самозванства

            4 ноября Пугачев, вместе с женой Софьей и сыном Трофимом, был привезен в Москву и был помещен в особо для него приготовленном доме на монетном дворе и прикован железным обручем к стене.

             Еще раньше, 3 октября, для производства следствия над ним в Москву прибыл известный «дознаватель» Шешковский.

           Ну а что было дальше с Пугачёвым вы уважаемый читатель уже узнаете из следующей части….

                                                                (конец ч.12-1)