* * *
Закат еще не догорел,
Но догорит, кто станет спорить?
Ночь терема свои построит
И сдвинет звезды за предел.
Вопросы будут и ответы,
И легкий холодок пройдет.
А может тьма — и есть тот свет,
О коем говорят поэты?

ПРО АД
Слышал, жизнь в аду плоха,
беспокойна жутко;
Кочережки и котлы там из года в год,
А особенно для тех – страждущих желудком,
Никаких им там поблажек вроде разных льгот.
С раем проще — там сады, фрукты
без нитратов,
И картошка задарма, и цветов моря,
И вполне хватает всем месячной зарплаты,
Можно даже отложить, честно говоря.
А в аду – сплошной аврал, словно в цехе
нашем,
Даже некогда сходить в ближний туалет,
Кто не варится в котле – пашет, пашет, пашет,
Вот такой идет спектакль, плюс кордебалет.
Переносит грешный люд все мучения стойко,
Передышки не дают и на пять минут...
Думаю, в аду нужна так же перестройка,
А иначе в этот ад просто не пойдут.

ЗАЧЕМ?
Искусственное сердце нынче в моде:
Нажал на кнопку — тут же загудит,
Качает жижу при любой погоде,
И сбоя не дает и не чадит.
Наука пребывает в полной силе,
Прядет как парка жизненную нить;
А если чьи-то зубы износились,
И их с успехом можно заменить.
И уши не свои есть — точно знаю,
Язык не свой, ресницы и живот;
А так же и мозги уж заменяют.
Зачем? Иной и без мозгов живет.

* * *
Не завидуйте чаше поэта,
Даже если в ней искры вина,
Только с виду красивое это,
Горечь в этом вине не видна.
Будут рыться в поэте, копаться,
Непомерно судить и рядить,
Помогать оступиться, сорваться,
И ногою в капкан угодить.
А когда в катафалке прокатится,
А когда угодит под дерно,
Неизвестно откуда что скатится,
Прорастет, как в навозе зерно:
Звонкий памятник выльют из бронзы,
Будут гением называть,
Приносить и тюльпаны и розы,
И стихами его завывать.
Ох, не надо! Оставьте в покое!
Он не видел тюльпанов живой.
А когда он в бронзу закован,
То не может качнуть головой.

ТРИ МНЕНИЯ
Старость говорит со вздохом:
«Все кончается».
Вторит молодость со смехом:
«...начинается!»
А мудрец, чья мысль не взаперти:
«Все идет по заданному пути».

* * *
Население — не стадо, —
Распускать его не надо.

* * *
А весною сквозь жухлые травы
Пробивается зеленя...
Никуда не уйти от правды,
Что преследует вечно меня.
В этой правде жестокость и едкость,
Утверждение плотских начал:
В чернозем превращаются предки,
Чтоб потомки тянулись к лучам.

* * *
А что оставишь ты в наследство?
Две табуретки, стол и шкаф,
Крючки для рыбной ловли, лески,
Квитанцию — был мелкий штраф;
Пучки исписанной бумаги,
Которыми истопят печь,
Иль место им найдут в овраге,
Едва успеешь в землю лечь.
Видать, писатель ты — не очень,
Напрасно ворошил слова,
Был этим делом озабочен,
О! Бедная ты голова!
Отправь тебя в Канаду, Чили,
И там себе набил бы рог,
И там игра б не получилась...
Что сделаешь. такой игрок.

* * *
И сам Кощей (никак придется),
Считает, что за правду бьется.
* * *
Воет пес на краюху луны,
А луне до него нет дела.
Все дороги заметены,
Все помойки заледенели.
Зимней ночи рассыпался прах,
Народилось морозное солнце.
Голодает пес — просто страх,
И еще голодать придется.

* * *
Пасутся серые овцы,
Земли собирают дань,
Губами траву на ощупь,
В овчине всякая дрянь.
Пошлость скрыта в игре их,
В судьбе их — тяжелый чад.
Стригут их — они не блеют,
Режут — они молчат.

* * *
На асфальте кипят лужи,
По асфальту шуршат скаты...
Раньше ты был кому-то нужен,
Только это было когда-то.
Может все это возвратится,
Может вечер — не срок закатный...
Вон сидит, нахохлившись птица,
И стекают по перьям капли.
НЕТ ТАКОЙ СТРАНЫ
Не найти такой страны,
Где бы гвоздь ни рвал штаны,
Глянь туда, глянь сюда —
Всюду мокрая вода.
Не найти страны такой,
Где нет шума — лишь покой,
Где старушки, старички —
Поголовно добрячки,
И клубничное варенье
Дарят всем без сожаления.
И такой страны нет. Вот,
Где вино никто не пьет.
Нет? Не надо! Ну и пусть!
Головой не сунусь в грусть!
Я живу в такой стране,
Подходящей мне вполне.
Все в ней есть: добро и зло.
Словом, крепко повезло.

* * *
Что будет завтра, разве знаешь?
День прожил, и считай успех:
Скок на диван, лежишь, мечтаешь,
И никаких тебе помех.
А утром зазвонит будильник,
Ты всполоснешь свое лицо,
Подоишь тощий холодильник
И бритым выйдешь на крыльцо.
В автобус влезешь, обругаешь
Повисших на тебе лапшой.
Что будет вечером, не знаешь,
И это очень хорошо.

* * *
Пугаться не надо ночи,
Этого не избежать,
Плохо, когда путь короче
Лезвия от ножа.
Идти по песку, по глине,
Ветки сбивать плечом.
Плохо, когда путь длинный
Ветхостью омрачен.

* * *
Дождь прошел (никто не видел),
Бабкиным котом,
Мокрые дорожки плиты
Говорят о том.
Шел безгрохотно, безлужно,
Но при том на ять.
Да, наверно, всем нам нужно
Так и поступать.

* * *
Движутся башни небесные,
Разные все до одной,
Тихо уходят в безвестие,
Так же как мы с тобой.
Им суетиться нет смысла,
Кричать о себе не резон;
Выслали их, выслали
Куда-то за горизонт.

* * *
Стрекозы над черной водою
Летают, а где следы?
Им время грозит бедою,
А им дела нет до беды.
Им воздуха любо раздолье,
Им туч непонятна роль.
Они погибают с болью,
Но кто видел эту боль.

* * *
Да, выживает сильный,
Так видно угодно судьбе,
Так было всегда в России,
Не только в России, везде.
Черту прочертить в сини,
Издать звук на все лады.
Да, погибает сильный,
На тверди, оставив следы.
* * *
Желтый лист упал в канаву,
Рощи отодвинув зал.
Желтый лист не знал про славу,
И о вечности не знал.
В черноземную оправу
Лег, о чем еще мечтать?
Желтый лист упал в канаву
Чтоб планеты частью стать.

* * *
Кончился век шарманок,
Рассыпались прахом они;
В небо цветными шарами
Умчались прошедшие дни.
Орут теперь магнитофоны,
Как раненный пулей абрек.
Их тоже кто-то прогонит,
Иной вещи будет век.

* * *
Не знаю я слово — вечность,
Всевышний не дал понять.
Я знаю слова: верба,
Любить, ненавидеть, отнять.
Я знаю слова: ветер,
Надежда, измена, мечты.
Не знаю я слово — вечность.
Не знаешь его и ты.
* * *
Листья, колеблются листья,
Ветер неслышно дует,
Осень крадется по лисьи,
Она никого не минует.
Пичуги уже не пинькают,
Бесцветием луг болен.
Первая паутинка
Летит над ржаным полем.

* * *
И опять акварель грусти
Не искусственной, а живой:
Убаюканный осенью кустик,
Окропленный водой дождевой,
И повсюду спутаны травы,
И протоки речной виражи.
Как обыденно, Боже Правый!
Протекает кустика жизнь.
Зацепило и не отпустит,
И другого взамен ничего,
Может куст и не знает о грусти,
Знает тот, кто глядит на него.

* * *
Не все так, как ты думаешь,
Бывает и ино,
Не будь сплошною дурою,
Не лей слезу в вино.
Еще успеешь чокнуться,
Все умное забыть.
То, что здесь очень черное,
Там может белым быть.
Лови свои мгновения,
Звени аки пила.
Есть тело — для забвения,
А есть антитела.
Не знаете — не трекайте,
Абы не навредить.
За звездами не все здесь как,
Как принято судить.

* * *
Быстро плавает бревно,
Ежели оно на дно.

* * *
Все искупаются в Лете,
И те что на «М», что на «Ж»,
Но высохнуть на парапете
Им не дано уже.
Всяк в ней вымоет пятки,
И кто на «Н», кто на «Л», —
Заслуженные лауреаты,
И кто этих лавров хотел.
Вымоют уши и ноги
На «С» кто и кто на «Ху».

Леты боятся многие,
Особенно те — наверху.

* * *
Вот сижу я на диване,
Рассуждаю, что ишшо:
Если плохо дяде Ване,
Дяде Пете хорошо.
Я не просто так разиню:
Где достать да у кого.
Если плохо тете Зине,
Тете Маше ничаго.
И не надо дихлофосить,
На меня кося глаза.
Если плохо бабе Фросе,
Бабе Вере — как сказать.
Вот с такими и поцарствуй,
Кто нахмурен и не вем.
Если плохо государству,
Это значит — плохо всем.

* * *
Бил прохожих почему?
Ну, так нравится ему.

* * *
Что кому дается,
То и получай:
Влага из колодца
Или сладкий чай;
Этому — медали
(Ну хоть ты зарежь).
А чего не дали,
Этого не съешь.

* * *
Осени черные ночи,
Спутаны патлы травы,
Где-то в кустах прохлопочут
Тяжкие крылья совы.
Чья-то завыла собака,
Думаю не от добра.
Тот, кто не любит мрака —
В кресле сидит у бра.

* * *
Налетели комары,
Их напрело очень много;
И летают над дорогой —
Не кусачи до поры.
Так и мы милы, добры,
А заденут вещи наши, —
Так крылищами замашем,
Исчезайте ак обры.
* * *
Почему он знаменит? —
Потому, что — динамит.

* * *
Уходят из жизни мальчишки
(А как остановишь их);
Еще недочитаны книжки
Любимых поэтов своих.
Еще на губах поцелуи
Любимых девчонок горят...
Дождя налетевшего струи
Над лезвием пляшут лопат.
В могилу спешат опустить их,
Песок тяжелеет в горсти.
Простите, мальчишки, простите,
Что не дали вам доцвести.

* * *
Зло — когда нам больно,
Зло — когда нет жилья,
Зло — когда чья-то воля
Гнет наше хрупкое Я,
Зло — когда плод не вызрел,
Зло — если не повезло...

Через свою призму
Глядим на понятие «зло».
* * *
Слова способны обмануть,
Слова способны и возвысить,
Размазать и обезопасить,
За десять лет, за пять минут.
Не все слова в живом цвету,
Они совсем невиноваты, —
Но души наши, что помяты,
Поверившие в пустоту.

ИСТИНА
За звездною шторой скрыта,
Любая звезда дрожит.
Мы знаем свое корыто,
И то, что в корыте лежит.
Об остальном лишь гадаем,
Швыряние слов любя,
Напыщенностью обладаем
Обманывая себя.
И вся философия мира
Настояна на болтовне,
На нашем познании сиром.
От этого смуро вдвойне.

ЗЕРКАЛО
Оно давно уже пылится.
Чердак, но, а по сути, дно.
И не подходит, не глядится
Никто в него давным-давно.
Никто ресниц не поправляет,
Прыщи не удаляет с тел.
И с рамы лак не облетает,
Все потому что облетел.
Спешащая на дискотеку,
К стеклу другому льнет она...
Вот так же, как и человеку,
Судьба и зеркалу дана.

* * *
Не может жизнь быть призраком пустым,
Туманом незатейливым простым,
Как быть пустой не может красота,
Что так вокруг нас щедро разлита.

* * *
Кто придумал, что ребенок — гений,
Просто он наивней и прямей,
И ему больней от потрясений,
И не мчат его потоки дней;
В нем неукротимее желания,
Менее надежны тормоза,
И неумолимые незнания
Так и лезут кучей на глаза.
Беззаботность в нем живет по-птичьи,
Скуки не выносит сухостой.
Вот и все заметное отличие,
В остальном он индивид простой.

* * *
Да, я не ждал, что будет все прекрасно,
Что будут ананасы и цветы,
Что для других заботы повсечасно,
И дни под цвет осенней темноты.
Как раз наоборот — я ждал напастей;
Я ждал, что только серость, только жуть.
И, Боже Мой! какое это счастье,
Что я прошел обычной жизни путь.

* * *
А звезды говорят: «Молчите,
Как мы молчим из века в век».
А звезды говорят: «Терпите!»
Терпи, не буйствуй, человек.
От буйства только беспокойства,
(Как бродит видели вино?) —
И чувств, и стран любых расстройство,
А лучшего-то не дано.

РЯБИНА
Тонкая Рябина — прямо у окошка,
Хочется Рябине выйти на дорожку,
Хочется к подружкам, к тем, что на опушке,
Чтоб забыть на время связанности бремя.
Но плетень высокий преградил дорогу,
Острая осока шепчет: «Хочешь много.
Коли повенчалась — у корыта место.
Что, не наскакалась, бывшая невеста?»
А Подсолнух желтый головой качает:
Что еще ей надо? Отчего дичает?
Сеном запаслися, и картошки вдоволь,
Что бы ни хватился — все найдется в доме.
Всякая другая этому не рада ль?
Знать сама не знает, что еще ей надо.

ВЕТЛА
(набросок)
Задумалась-забылась,
Как чистый день светла,
Потоку поклонилась
Неспешному ветла.
Размывно отражается
Она через парок.
Листвой не забавляется
Пролетный ветерок.


* * *
Развелся с Верою Тарас,
Вот уже который раз.

БЕЛАЯ КУВШИНКА
Нежная кувшинка,
Словно снег бела.
Нежная кувшинка
Утром не всплыла.
Не всплыла кувшинка,
Нет ее нигде.
Будет день ненастный,
Будет серый день.

* * *
Вокзал. Заплеванный пол.
Мешки, чемоданы, возня.
Сидит на скамейке он.
Летит толкотни порожняк.
Гитара в одной руке,
В другой — нагретый пятак:
Имя самой родной
Врезается в желтый лак.
Диктор. Вьюга толпы.
Слезы. Улыбки. Грусть.
«Да не смотри так ты.
Куда я денусь? Вернусь...»

* * *
Черные перья не сбросит ночь.
Вы не сумеете мне помочь.
Звездную шторку не тронет рассвет.
Алой полоски давно уже нет.
ОГОНЕК
А по лугу по лужочку
Чернокудра бродит ночка.
Ветер теплый шаловливый
Не тревожит веток ивы.
А трава, кусты сырые,
Словно в воду заходили.
Огонек, ты за рекой,
Близко, но и далеко.
Ты кого сейчас ласкаешь,
Чьи ладони подпускаешь?
Подойти к тебе не смею,
Так вот издали и греюсь.

* * *
Грусть и Радость — эти феи
Поделили нашу землю,
И улыбки и печали
С человеком обвенчали.
И грустит он и смеется,
И живет, пока живется.

* * *
Если ты большая скряга,
То сиди на дне оврага.
Там и спи, там и ешь,
Может, сбросят что на плешь.

* * *
Любил себя всего сильней
На свете.
«А у таких бывают
Тоже дети?»

ПРЕДВЕСЕНЬЕ
Не разбужен, спит ручей,
Не спешит в потоки,
И не шлет своих грачей
Мягкий юг далекий.
Лучик в сереньком стогу,
Ветер знобко машет,
В голубую даль бегут
Ручейки не наши.
Выпевают — высший класс —
Певчие пичуги,
И опять же не у нас —
Где-то там, на юге.
Солнца (верь, как старовер)
Выкатится мячик,
Все вокруг на свой манер,
Да, переиначит.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ
(набросок)
Через сосны дождь прошел,
Лужи на тропинках, —
По краям их желтый шелк:
Да, пыльца-пылинки.
Уплывает летний дождь
На ворчливой туче,
Пробежал сквозь капель дрожь
Самый первый лучик.

ПРО ОТЕЛЛО
Передушив всех Дездемон
На пенсию собрался он.

БАРАБАШКА
И не Вовка, и не Сашка
(По-мудреному зовут), —
Дух подпольный БАРАБАШКА,
Здесь у нас нашел приют.
Ходит, ползает по полкам:
Шур-шур-шур все, бряк да бряк,
Незаметный, как иголка
И шкодливый, как хомяк.
Пусть шуршит, коль очень надо,
Если в шуме есть навар,
Только б не таскал со склада
Списанный уже товар.
Мы завидовать талантам
Барабашки не спецы,
Только в лапы спекулянтам
Уплывает дефицит.
Полтергейст, конечно, чудо,
Но скажу, ударив в грудь:
«Не пора ль его оттуда,
Ну, со склада сковырнуть?»

* * *
Сосед не ту избрал дорогу,
Но богатеет понемногу.
А я по самой верной топаю,
И скоро сяду в лужу попою.

* * *
Ты ищешь смысл земного бытия?
Ну молодец! Искал его и я,
И не нашел, при этом не тужу,
Ем-пью, сижу и на других гляжу.

* * *
Раб. Холоп. Хлопочешь зенками.
Повозмущаешься и опять в стойло.
Вроде бы человек – посмотреть
в зеркало, —
Опустишь глаза —
смотреть не стоило.
Раб — не страшно.
У Неба в рабах — почетно.
В рабах обстоятельств —
тоже не размазали.
Но подчиняться
какому-то Швондеру —
Обидно, мерзопакостно, досадно.

* * *
И был рассвет, и профиль вяза,
И жажды рухнула гора.
И звезды гасли, но не разом.
Вставать и уходить пора.
Все против нас, все неугодно,
И у прибоя есть отбой.
Расстанемся мы не сегодня,
Но мы расстанемся с тобой.

* * *
Хотел жадюга выпить весь ручей,
Тем более, речей-то был ничей.
Ручей журчит, лучится, как лучился, —
Жадюга лопнул, в тряпку превратился.

* * *
Эти блестящие точки —
Сборище мощных светил,
Жуть мою душу топчет,
Восторги ее затупив.
За жутью не тянется зависть,
Куда уж ей по пятам.
Я на земле потеряюсь,
Земля потеряется там.

* * *
Тебя окрыляют высоты,
Все хочешь расти и расти.
Но перед временем что ты,
Стыдно произнести.
Время погасит галактики,
Любую рассеет жизнь.
А ослепленные практики
Лезут и лезут в высь.

* * *
Ужаснуться, закрыть глаза,
Отойти смертельно уставшим.
Это просто листом быть упавшим,
И лежать, ничего не сказав.
Так лежать, дожидаться срок,
Не тревожа свою тревогу.
Нету сил, что тебе помогут.
Нету сил? Почему? А Бог?

ФАРАОН
Я фараон, я важен с виду,
Я не огрызок башмака,
Себе я строю пирамиду,
Чтобы остаться на века.
Отец под конусом, и дед там,
А конус — это важный плюс.
Что остается делать деткам?
Им тоже нужен номер «Люкс».
Простой народ — пускай в песочек,
Ему удобней там, небось,
А наша масть туда не хочет,
Где черная зарыта кость.
И пусть не каркает вороной
Завистников отряд, жулье.
Я фараон, сын фараона,
В том и достоинство мое.

* * *
С Запада (щедры, знать, там), —
Помощь — нашим беднякам
Роздана за пару дней.
Управленцы всех бедней.

* * *
Наши милые заводы
Отравили воздух, воды;
Дохнут лошади, коровы.
Словом, будьте все здоровы!

* * *
Там, где деньги, там и власть:
Там любая карта в масть.
* * *
Ходим, ищем, блуждаем...
Звуков обрывки и фраз...
Спорим и осуждаем,
Себя, выпучив напоказ.
Строим какие-то схемы,
Как правило, налету;
Доказываем теоремы,
Подводим под ними черту.
Запутываемся нитями,
Принятыми у паука.
И все это по наитию
Взятому с потолка.

* * *
Не узнаю местность, —
Все обволок туман,
Он опустится отвесно,
И молчалив, как стена.
Вечный вопрос вызрел
Обычной полынью-быльем:
Не так ли и мы в жизни
В глубоком тумане плывем?

* * *
Не только страх — есть чувство пустоты,
Но также ожидание тяжкой боли,
Незыблемых терзаний и неволи,
Необратимость давящей плиты.
Страх — горечи присутствие живой,
Сокрыта за которой бесконечность,
И времени слепая быстротечность,
И мрак необъяснимый и густой.

* * *
Как нелепо — стали чужими,
Надо все начинать опять...
Я в лесу встретил тонкую жимолость,
На ней ягод штук шесть или пять.
Чуть поодаль другой кустик,
Ягод — тоже упрячешь в горсти;
Не приблизится, не подпустит,
Будет так одиноко расти.
Мы — не жимолость, это верно,
Чувствам дан будет плавный спуск.
А пока на душе так скверно,
И похожа она на куст.

* * *
Мы тесно тянемся к костру,
Хотя бы обогреть ладони;
А дождик про свое долдонит,
И темень не с одну версту.
Ну, благо не скупы дрова,
А настроение — сам знаешь, —
Как в грязь болотную влезаешь,
И только хмурые слова.

* * *
В вазе увядающий цветок,
А ведь был когда-то он прекрасен,
А теперь ужасно одинок,
А теперь ужасно он несчастен.
Воздух есть, вода, а где земля?
Нож был очень из хорошей стали.
Но а ваза, что из хрусталя?
Ваза, ваза, что с ней, с вазой станет?

* * *
Не все слова для липкой лжи,
Все кисти и все краски,
А ты что думаешь скажи
Открыто, без опаски.
Идут часы, поверь часам,
Ход — вот часов основа;
Если обманешься ты сам,
В том нет греха лихого.
Но из корысти коль солжешь,
Чтобы себе поболее,
За ухо тебе лихо-вошь,
Пускай сидит подолее.

* * *
Наверно, мы несовершенны,
Так видно определено.
Ну что ж — другого не дано,
Не мы же возводили стены.
Мы будем жить средь этих стен,
И доверять нам данным чувствам,
Своим потворствуя искусствам,
Определенности взамен.

* * *
Сегодня не будет рассвета,
Сегодня не будет звезд,
Но будет хлестать по веткам
Холодный осенний дождь,
И будут тяжелые стены,
Ветра с мраком вражда.
Все-таки ждешь перемены,
Что остается ждать?

ПРОЗРАЧНАЯ ВОДА
В речке чистая вода,
Это благо — не беда,
Каждый камешек видать,
Ну конечно, благодать.
Чуть замытое бревно
Даже с берега видно.
И рыбешки средь коряг
Словно в воздухе парят...

Ложь, закрытость — мрак и муть,
Нам к ним вредно повернуть.

ТО ЖЕ САМОЕ
В лес зайдешь — обычный лес,
Всякий сук на ствол залез.
Ловит муху паучок
В сети, а не на крючок.
Там глазок кукушка косит —
В чье гнездо яйцо подбросить.
Комары прут на обед:
Давка, писк — порядка нет;
И откуда налетели? —
Словно двести лет не ели...
Словом, никакой обновки,
То же и у нас в столовке.

ХОЗЯИН
Жил да был на ферме Хряк,
Называл он редькой мак.
Возражать — напрасный труд,
Если он хозяин тут.

* * *
Конечно, лестно стать землей, —
Живому сердцу одобрение:
Как ни пройди свой путь земной,
Все спишется на удобрение;
А может, ты был каннибал,
Страшилище всей поднебесной,
Или мозги всем колебал
Горизонтально и отвесно.
А может, ты растлил дитя,
Что не прощается и гунну;
И вот теперь лежишь шутя,
Переплавляясь плавно в гумус.
Но только ты себя не тешь.
Как только кончится дорога,
Тебе накрутится на плешь,
Ответ держать придется строго.

СОЛНЦЕ
Оно горит, оно сгорает,
Оно не может не сгореть;
У времени судьба другая —
Идти, а прочему стареть.
Ты миллионы лет горело,
Огнем небесным высь мело...
А хоть и звездное ты тело,
Но только тело все равно.

* * *
Да, разрушимо все, что видит глаз,
И это зря смущать берется вас,
Не нами так придуман белый свет,
А потому к нему вопросов лишних нет.

ВОЛЮНТАРИЗМ
Все в шеренгу становись,
Да на речь мою дивись.
Первый издаю указ:
Буду главный я у вас!
Издаю указ другой:
Из шеренги ни ногой.
В струнку все, и вы, мадам,
Пока третий ни издам.
Что?.. Издам когда, красавица?
Это лишь меня касается.

* * *
Когда один — под танк с гранатой,
Он, разумеется, герой.
Но подвиг повторил второй
Под танком пламенем объятым.
А там и пятый, и десятый,
И вот уже потерян счет,
А героизм течет-течет;
Глядишь, а в землю новый вмятый.
Не дай вам Бог глядеть,
Как тело в землю вмялось.
Есть сотый героизм,
Но имя затерялось.

СТО ПРОЦЕНТОВ
Не рожден еще дурак,
Чтобы так, на сто процентов.
Их хватает как-никак,
Только выставляй оценки.
Глупость сделаешь, но тут
Кто-то большую отмочит:
Быть отличным баламут,
Полагаю, очень хочет.
Как иной дурак ни бьется,
Подурней его найдется.

* * *
Нет ни дыма, ни огонька
Ни по лугам, ни по курганам,
Темна атласная река,
Еще не выпита туманом,
Еще росы нет, но поросье —
Налет белесый на траве;
В густой небесной синеве
Еще не выветрились звезды.
Все ждет рассвета, как всегда,
Все света залито желанием:
И эта темная вода,
И ив прибрежное собрание;
Все ищет чувство полноты,
Насыщенности, обретения.
Недалеки мы от растений;
Недалеки, недалеки.

* * *
А мы ничего не знаем —
Откуда мы и куда.
Течет себе и блистает
Речного потока вода.
Мы ничего не помним,
Где у души был дым;
Крепки у деревьев корни,
Но крепче небесный гром.
Мы не пришлем ответа
От неземных полей.
Все любят теплое лето,
Но место есть и зиме.

ГЛЯДИТЕ
Здесь росли грибы когда-то:
Лисички, рыжики, маслята.
И нынче лес вроде копилки:
Банки, тряпки и бутылки.
Отдыхайте день-деньской,
Как на свалке городской.
Солнышко висит в зените,
Вы на солнышко глядите,
В глубь небес, на облака...
Мусора там нет пока.

ГРОМКО И ТИХО
Он очень громко может отдыхать,
Так приучили мама с папой.
А на работе парня не слыхать, —
Там нет закона: «Для себя лишь хапай».

ОПРАВДАНИЕ
Мы захламили помещение.
Вот ждем комиссию, как мщение.
У нас одно лишь оправдание:
А у соседей хуже в здании.

ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
Вечный двигатель возможен,
Вывод, в принципе, не ложен.
И примерчик под рукой —
В цехе есть у нас такой:
Стоит в углу беспечно —
Он без работы вечно.

* * *
Неотступная тревога
Она рядом, вот она;
Ну еще совсем немного
И обрушится стена.
Будет боль,. уйдет сознание,
Прекратится пыльный путь,
И приблизит мироздание
Неопознанности суть.
И разорванные связи
С легкостью соединит.
Лишь при жизни ты обязан
Вить надуманности нить.

* * *
Всего и не дано узнать,
И дьявол многого не знает;
«Всезнание» рана и сквозная,
И символ неизменный зла.
Весьма легко воображать,
Домысливать, чего не знаешь.
Ум потеряешь и залаешь,
Пред этим, как с земли сбежать.

* * *
Любовь и смерть – два вечно новых слова,
Не умирать нельзя, и не любить,
Надежды, ожидания основа,
Затертыми они не могут быть.
«Мы в прах идем, – они твердят, – из праха».
Ну это кто как думать обречен.
Об этом спорить — спорить ни о чем,
В том и другом зарыты зерна страха.

ЖИВОТ
Драгоценный наш живот,
Как мы озабочены,
Сколько же в тебя войдет
(Знать бы), всякой всячины.
Ну да если бы не ты,
Не во рту бы дырка,
Я б такое закатил,
Даже б столб зафыркал.
От тебя такой налог
(впору и отчаяться),
И с тобою диалог
Все не получается.
Валишь ты талант любой,
Задолбив заботами.
И иду на смертный бой
Все сметая ботами,
Чтобы нагрузить тебя
Через рот, что чавкает,
Так же и своих ребят
(Семеро по лавкам).
Сидят нацелясь пушками,
Дай есть, устали прыгать.
Я точно стал бы Пушкиным,
Да если бы не ты гад.
* * *
Глянь-ка: выше всякой меры
Развелись миллионеры.
Отчего же, прямо страх,
Государство-то в долгах?

* * *
Не пью я меньше двух бутылкам,
Клянусь вам собственным затылком.

* * *
Притягательна нежность лета,
Когда межень наступит реки,
Когда роща давно одета,
По лугам разбрелись васильки.
Нежность — это когда чувства рядом,
Когда радость с тобой в ладу,
Это фрукта особого сладость,
Но в каком он растет саду?

* * *
Набрала ты букет незабудок, —
Голубая к звезде звезда,
Восхищалась: «Какое чудо!»
Прижимая к своим губам.
Прижимала к губам и дивилась,
Словно радости выше нет.
Ты и в прошлом году говорила,
Но забыла про тот букет.

* * *
Легким пухом запушило,
Ели словно терема,
Поспешила, поспешила
Гостья белая — зима.
И затинькали синицы,
Что-то клювиками бьют,
И из лужи не напиться
Бедолаге воробью.
Только мне немного грустно,
Хоть и света благодать,
Прячу грусть свою искусно,
Все равно ее видать.

РАБОТА БЕЗ РАСЧЕТА
Взялись за дело с рвением,
Желанием, горением.
Убили денег миллион,
Но утонул как камень он...

Была у нас охота,
Но не было расчета.


* * *
Он заявляет: «Жизнь худа!»
И тот ему закон и этот не годится.
По-своему он прав, конечно, да.
Ведь только для себя хотел бы
он трудиться.

ВЗГЛЯД НА ТАРУ
В музее видел Диогена бочку:
Стоит она пустая в закуточке.
Все жизнью Диогена
восхищаются
до дыма, до угара.
А я вздыхаю: пропадает тара.

ХВАЛИ СЕБЯ САМ
Хвали себя, мой дорогой,
Не жди когда похвалит кто-то где-то,
И речь свою ты слушай сам при этом,
Ведь не захочет слушать
хвастовства другой.

ЛЮТИКИ
Под улыбкой солнышка,
У тропинки той,
Я сорвал для Золушки
Лютик золотой.
Улыбнулась Золушка,
Лютик не взяла,
Говорит: «Изменушка —
Желтая змея...»
«Ну, зачем? Не веришь мне?
Хоть кого спроси, —
Желтый цвет, наверное,
Главный на Руси.
Уронили лучики
Зернышки тепла,
И из зерен лютики
Вывела весна».

ЖЕСТКИЕ ЛИСТЬЯ
Сирень отцветает до лета,
Дорога ее проста,
И перемена заметна —
Грубеет ее листва.
И мы с тобой из растений,
Под тяжестью естества.
С последним цветком сирени
Грубеет и наша листва.

ПОЛЕВАЯ РЯБИНКА
Дикая рябинка,
Ты ли не мила?
Лета золотинки
В косы заплела, —
Теплоты огласка,
Помыслы чисты,
Затаилась ласка
В сеточках листвы.

ПРОТАЛИНЫ
Вот они — проталины,
Снег заметно вылинял,
Отгуляли валенки,
Утомились милые.
И ручьи на улицах
С полдня блестко шастают,
И пичуги кучатся —
Воробьи горластые.
Солнце в небе вазою,
Лужи ртом разинуты,
С вьюгами завязано,
Пережили зиму-то.
Голубою чашкою
Небо — не безделица.
Нету безучастия
Ко всему что деется.

ВЕТРЕНИЦА
Молодая, смелая —
Зайчик на стене,
Ветреница белая
Улыбнулась мне.
Этой же монетою
Оплатил и я,
И в печаль бездетную
Заползла змея.

* * *
— А муж-то где?
— Да на работе.
— Вот потому так бедно и живете.

* * *
Ну и пусть проходят дни
Блеклые и белые,
Мало у души родни,
Но а что поделаешь?
В этом мире — ветровал,
А не пыль от веничка;
Ты свое отпировал,
Помолчи маленечко.
Если в том стоишь ряду,
Лезь в глаза иль скройся,
Все равно тебя найдут,
И не беспокойся.

* * *
Выцвело бабье лето,
Серые вышли ветра,
Падают листья заметно
С редкого леса шатра.
Из глубины доносятся
Звуки минорной струны,
Душа в листопад просится.
Ночи заметно длинны.

ЗАРИСОВКА
Край небес с юга осеребрен,
А с севера голубой, как река;
Частый гребень темного ельника
Чешет светлые кудри березняка.
Солнце разольется повсюду —
Самоцветы росы собирай,
Приставшую сбрось остуду,
Ларчик тепла открывай.

* * *
Плоть просит денег каждый день:
Накорми меня, одень.
Огрызаюсь я, ору:
«Где я столько наберу?!»
Ах! ты горюшко-беда!
На кой ляд попал сюда,
В этот ненасытный свет,
Где без денег жизни нет.


* * *
Наша жизнь строга в своем расчете,
О себе старайся думать сам,
В суете кипи, кипи в заботе,
Мед тогда и будет по усам.
Мягко стелет здесь,
но спать жестоко,
И простор просторище словам.
А кого винить, коль ты не дока
За удачей лезть по головам.

* * *
Все начинается шутя;
Любовь — крикливое дитя:
Беги на зов, корми его,
Ему отдай себя всего.
Всему на свете есть конец,
Ребенок вырос, наконец,
Умчался он, мольбу сметя...

Любовь — крикливое дитя.

* * *
И размер, и рифмы дружно:
А — Бе, А — Бе, Бе...
А кому все это нужно? —
Самому себе,
И таким как ты растяпам
Сдвинутым чуть, да,
Что упали с печки на пол
В юные года.
Вот и носятся с рифмовкой,
Как с пращой Давид,
Все строкой мечтают ловкой
Бел-свет удивить.
Но не хочет удивляться
Белый свет, каков,
А глядит, как на паяцев
И на чудаков.

* * *
Собаке дал кусочек сала,
Та даже в обморок упала,
Ведь раньше он отпетый жмот
Толкал ей только плесень в рот.

* * *
Походил на Карла Маркса,
Та же борода и масса,
Так же стрижен был стрижен,
Только не был Маркс бомжём.

* * *
На сцене он носил короны,
А дома ел лишь макароны.

* * *
Чистое, звездное небо,
Ясно, что на мороз.
Иду, а за мною следом
Плетется обшарпанный пес.
В карманах моих ни копейки,
Ни дома пока, ни еды.
А кто-то сейчас ест индейку,
Икает от газ воды.
«Ты что привязалась, псина,
Да чем я тебе помогу?
Кишка бы моя попросила,
Руки протянуть не могу.
Я тоже как ты помятый,
И тоже с утра не ел,
И вечера час девятый,
И нос побелел как мел.
Ну что ж, может быть передюжим,
Не упрекнем белый свет,
Не нам улыбнулся ужин
И хохотал обед.
Клянусь перед звезд хороводом,
Прикатит и к нам бутерброд.
А впрочем, тебя с Новым Годом!
Сегодня же Новый Год.