* * * 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

           С подружкой, - длинноногой красавицей из гостиничных проституток, мы валялись обмякшими под моим огромным сугробистым французским одеялом.

           Оглушившая близость вернула мне речи мгновения назад, и, - как того случается, сознание ливануло потоком, отчего мы разболтались без `умолку.

         - Вот видишь, никакой я и не труп. Труп лежит в "Мавзолее" под стеклянным колпаком и смердит сладковатым тленом, а я у тебя - прямо из душа после "L`Homme" от "Roger & Gallett",- едва касаясь, она поводила кончиком носа по моему плечу, и её бедро дылды-гимназистки обожгло меня под нашей фараонской попоной.

       ... Ни о каких `деньгах в сложившихся 3-ёхлетних отношениях не шло и речи. Нас с нею не просто тянуло друг к другу, а захапало чем-то неразрывным и малопонятным, не отпуская ни в какую - ни меня, - с моим бесконечным интеллигентным происхождением, ни её - восхитительную чувственную насквозь шлюху.

         - И, если хочешь знать,- продолжил я, - то ильичей в "Мавзолее" валяется аж семь тушек, - одним вождём на подмену другому.

         - Это ещё зачем?,- она опёрлась локтём о подушку,- чтобы, как с трусиками с "Неделькой"?

         - Ну, как же "зачем", как - "зачем"? Их  в усыпальнице меняют на постаменте не по дням недели в стирку, а оттого, что - у всех  у них на чучелах различные выражения лиц, - потому их подсовывают зрителю с чертами, подходящими текущим мировым событиям, либо же - политическому положению в стране.

           У одного чучелки - облик озабоченный, у другого - благостный, у третьего - настороженный...

         - Да-да-да,- нежнятина вжилась в образы, - а у четвёртого вот-вот наступит оргазм!

           Откровенно говоря, обсуждая чучел, первое из коих бодрствовало ранее в исходниках вдохновенным педерастом Вованом Ульяновым-Бланком, - им, Вованом, одним из первых Декретов после заварушки 17-го году подписавшим свободу отношений таким же терпилам, каким подшконничал он сам,

           сейчас оказалось очевидным того, что истинной историей моя лапочка не запачкана, - мило подчеркнув своего neglige неосведомлённостью. Ну, и ладно: развращать её летописными мерзостями сам я тоже не намеревался.

           Вообще-то, у неё имелся вузовский диплом преподавателя физкультуры, которую она и вела в крупном колледже, ежедневными уроками доводя своей фигурой в спортивном костюме мальчиков-студентов как старших, так и младших курсов до истощений их неокрепших нервных систем в осатанелом хроническом рукоблудии, являясь к каждому из них перед сном на сладостных ночных иконостасах в их перевозбуждённые мозги.

           Внезапно она задумалась:

         - Но ведь тогда получается того, что все семь ильичей похожи друг на дружку как две капли воды, - те же костюмчики с жилетиками на тех же набитых опилками животиках, те же точёные восковые лбы. Откуда же их, - неотличимых, взялось так много? Ответь мне, - ну, откуда же?

           Стебаясь, сам я как-то не задался этим вопросом: семь так семь, - да хоть семь с половиною.

           Через мгновение её пройдошливое сознание выкрикнуло:

         - Я знаю "откуда"!,- отчего моя зоркость, вынырнув из нирваны, сфокусировалась на лике милой.

         - Помнишь, - помнишь?,- её лицо из "Лондона в тумане" от Клода Моне превращалось в "Купание красного коня" Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина,

- Ну?, вспоминай, - итак, где водятся точные копии мавзолеевого Ильича?

           Тут я тоже въехал. Как же - как же: мы с нею, закупая для ейных топ-модельных статей всяких итальянских тряпочек на ключицы, испанских кожаных ремешков на пальчики ног окрест Манежки, на Никольской - мы зрели всех этих ряженых ильичей прямо у Красной площади чуть ли не табунами на потеху зрителям. Да-да-да - все картонные дуриловки в одинаковых кепках и в носатых башмаках.

           Внезапно наше развлекалово куда-то испарилось само собою.

 

* * *

 

 

           Маленьким, - с до боли знакомой щёточкой усов под пролетарской кепкой, он снизу-вверьх, не отрываясь, смотрел в глаза детине-оперативнику, курировавшему его, - дежурным по Красной площади Ильича из артистов ТЮЗ-а.

           Сдавая начальнику ежедневного рапорту, да с накопившейся выручкой от фотосессий с туристами, на этот раз он чувствовал себя на редкость неуверенным. Более того, глядя в глаза куратору он впервые ощущал себя кроликом, глядящим в глаза огромадному Змею-Горынычу. 

           Причём, чем дольше он продолжал смотреть в эти глаза, заполонившие всего пространства вокруг, тем смотреть в их чёрную бездну его тянуло всё сильнее.

           Чувствуя неладного парализованным зверьком, Ильич не мог знать, что в эти мгновения его самого разглядывают профессиональным взглядом другие, - холодные, вооружённые цейсовским биноклем глаза действительного члена АН СССР, Главного таксидермиста державы, а попросту - кремлёвского чучельника.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * * 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2-го Ноября, 2012 году.

 

© Copyright: Никита Людвиг, 2012

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *