В пятилетнем возрасте я получил серьёзную травму. Перед майскими праздниками в Борисове наводили порядок на улицах. В нашем дворе между двумя домами ставили забор. Для этой цели какой-то рабочий выбивал в стене дома дырку. Он размахивал кувалдой, а я играл неподалёку с обрезками штахетника, вроде как помогал, подавая ему инструмент. Надо сказать, что в то время,  в конце пятидесятых, за детьми особого присмотра не было. Родители на работе, а за ребёнком смотрели как бы всем двором, кто из взрослых в данный момент находился рядом. Не делили, в общем, на своих и чужих. Была какая-то коллективная ответственность. Но в тот злополучный день я оказался вне зоны внимания, так как забор сооружался на границе двора.

      В какой-то момент кувалда сорвалась с деревянной ручки и угодила мне прямо в лоб. Дальше – отрывочные воспоминания, поскольку потерял сознание: лежу на полу, рядом тазик с кровью, затем еду  в машине скорой помощи. До операции – это всё, после – больничная палата, бабушка Флора читает книжки. С того времени сохранилась фотография в семейном альбоме – улыбающийся я с перебинтованной головой. Слава богу, всё обошлось!

      В период реабилитации мне почему-то прописали очки. Как  потом объясняла мама, лечащий врач вдруг обнаружила у меня “врождённое косоглазие”, которое требуется исправить. И я стал очкариком. В принципе, мне это очень нравилось – ведь ни у кого во дворе очков не было. Очкариком меня не дразнили, так только папа называл в шутку. Я делал важный вид и считал себя умным, в то время только взрослые носили очки. Но моё ликование по этому поводу продолжалось не долго. Это сейчас какую хочешь оправу выбирай – были бы деньги. А тогда очки делались по стандарту – этакие кругляши с сильно загибающимися дужками.

      Мне, по-видимому, подобрали оправу неудачную. Через какое-то время я пожаловался отцу, что очки натирают мне переносицу. Папе стало меня так жалко, что он, глядя на мою ранку, взял очки и с размаху швырнул их в стенку. Стёклышки, конечно же, вдребезги. Вот так, одним махом, отец избавил меня от вымышленного косоглазия, и я с тех пор перестал быть очкариком. Напоминанием о том случае служит только шрам на лбу. До сего дня я не ношу очков, хотя уже пора – трудно читать в транспорте газетные шрифты. Так что я готовлюсь снова стать очкариком, но теперь уже по объективным причинам.