- Я устала! – Фифа плюхнулась в кресло и продолжала говорить, прикрыв глаза, - Я чертовски устала и хочу отдыха!
В комнате пахло сгоревшим кофе. Впрочем, как и всегда в конце года. Как и всегда Фифа, зайдя в небольшое светлое помещение, напоминающую больше офис, чем комнату для отдыха (если, конечно, не брать в расчет джакузи в углу), направлялась к кухонной стенке, доставала турочку, насыпала в нее шесть чайных ложек «черной карты», две ложки сахара, щепотку соли и карри, наливала воды и ставила на плиту. Как и всегда шла в водный угол, набирала себе ванну с яркими пузырьками цветочной пены и начисто забывала про кофе.
Владимир постучался несколько минут назад. Зашел как обычно эффектно – на этот раз через холодильник. Его поступок как обычно не был оценен, но по крайней мере на этот раз Фифа не начала ворчать о назначении холодильников и назначении дверей.
- Сутки твои. – Владимир улыбнулся. – Кстати, с Новым Годом! – Немного помолчал, а потом внезапно расхохотался. – Ты знаешь, я когда сидел, у нас анекдот ходил: приходит значит в камеру к зэку охранник и говорит «с новым годом!». Тот ему «какой новый год? Лето на дворе!». А охранник отвечает «да тебе новый год добавили!».
Большая стрелка настенных часов приближалась к десяти.
- Не смешно. – Фифа открыла глаза, и начала рассматривать идеально выбеленный потолок. – Куда подашься?
- Пока не знаю. – Владимир пожал плечами. – Думал с Радиком на Кавказ, но ему отпуск не дали. Какой-то там косяк по мелочи, но эту мелочь пришлось десятерым исправлять. В общем, заставил попариться, придется теперь париться самому. А ты как?
Фифа поднялась с кресла, подсушила полотенцем волосы, скинула с себя халат и подошла к зеркалу. Довольно молодая женщина с красивыми, медного цвета, волосами. И фигура у нее довольно хорошая – стройные ноги, в меру округлые бедра, высокая грудь. Вот только лицо несколько подкачало – обветренное, с глубокими мимическими морщинами. Но в целом – все-таки ничего.
- А пацаны говорили, что в белых полосах вроде бы могут даже сексом заниматься. – Владимир оценивающе окинул Фифину фигуру.
- Врут твои пацаны! – Женщина подошла к шкафу и достала длинное зеленое платье на широких лямках. Старомодное, но очень уж хорошо гармонировало с цветом ее глаз. – Сказки это все.
- Ты-то откуда знаешь? – Владимир достал сигарету, закурил.
- Прекрати заниматься онанизмом! – Фифа поморщилась. – Не первый же год уже!
Паренек криво усмехнулся и стряхнул пепел на ковер.
- Кофе – тоже онанизм. Здесь все онанизм.
Фифа лишь отмахнулась. В белоснежную алюминиевую дверь постучали.
- Заходи, чего уж там! – Отозвался вместо хозяйки Владимир.
Не утруждая себя процессом открывания, сквозь дверь прошла женщина в аляпистом платье, расшитом блестками. Старые губы были выкрашены в ярко-красный цвет, седые волосы собраны в замысловатую прическу на затылке.
- Ну что, рыжая, готова?
Фифа достала черную тушь, принялась за выкрашивание ресниц на левом глазу.
Ирина Васильевна, тем временем, достала из холодильника коньяк и начала разливать его по стопкам.
- Володька, будешь?
- Я свое еще при жизни отпил. – Паренек усмехнулся. – Так что это вы как-нибудь без меня.
Фифа закончила с левым глазом, принялась за правый.
- А я выпью. – Ирина Васильевна сделала небольшой глоток. – Я привыкла отпуск по полной проводить.
- Игрушки это все. – Фифа убрала тушь в косметичку, подошла к столу, глотнула из бутылки, игнорируя наполненную стопку.
- А помните лет десять назад, - Владимир потушил, наконец, сигарету, - девчушка была лет девяти. Вот у нее натурально полная комната игрушек.
- Калижская Леночка.- Ирина Васильевна кивнула. – Хорошо работала. У меня дочурка ее лет была.
- А у меня сестра. – Владимир потянулся за сигаретой, но потом передумал. – Только посимпатичнее. Не в обиду, но Ленка страшная была, больше на пацана похожа.
- Посмотрела бы я на тебя, если бы ты как она на улице вырос. – Ирина Васильевна опустошила неиспользованную Фифой стопку. – Пойдем, рыжая. Чего время терять. Володька, ты с нами?
Паренек покачал головой.
- Мне ваши бабские развлечения не интересны. Счастливо! – Чуть подпрыгнув, Владимир «солдатиком» нырнул в пол.
Женщины покинули помещение более цивильно – через дверь. За дверью был черный коридор с пятнами белых дверей, который вывел Фифу с Ириной Васильевной в черно-белый зал. Зал был действительно черно-белый, но не в ровные, а в рваные полоски, словно неизвестный маляр пытался сымитировать окраску зебры. Народу было – не протолкнуться. Тут и там сновали самого разного возраста люди, кто-то уже в праздничной или повседневной одежде, кто-то по-прежнему в черных комбинезонах. Кто-то заходил из черного коридора, кто-то прямо из стен, некоторые, чтобы не толкаться, предпочитали пол или потолок.
- Дурдом. – Прокомментировала Ирина Васильевна и тут же столкнулась с высоким очкариком в костюме. Очкарик рассеянно поправил чуть не упавшие очки, но потом все-таки сфокусировал взгляд на женщине.
- Вот Вы где! – Его лицо озарила радостная улыбка. – Ирина Васильевна, поздравляю, на Вас новичка повесили!
- Замечательно. – Женщина закатила глаза и скривила губы. – Значит, у меня как минимум час выпадает.
- Дался Вам этот час! – Очкарик светился так, будто счастье выпало не стареющей даме, а лично ему. – Тебе за инструктаж и двухчасовую практику пять лет скосят!
- Что мне ваши пять лет. – Ирина Васильевна вздохнула, поправила непослушный седой локон, упорно выбивающийся из прически, и поплелась обратно в коридор.
- Васильевна, я тебя ждать не буду! – Крикнула ей вслед Фифа, шагая в стену.

Молодая рыжеволосая женщина в зеленом платье сидела в старом московском кафе «шоколадница» за столиком в углу. Официантов она не ждала, да и не подошли бы официанты – для них этот столик казался свободным – не дуновения ветра, не колыхания воздуха, ничего, что могло бы выдать присутствие Фифы. Фифа держала в руках свежесозданную белую чашечку с ароматным кофе. Онанизм. Да, онанизм, ничего более. Иллюзия, самообман, ничто. Она всегда осуждала за это других и всегда разрешала себе эту маленькую слабость. В конце-концов, практически все, что их окружало, так же было ничем, всего лишь частью собственного существа, души, если хотите. Но ведь при этом почему-то никто не проводил отпуск в черных комбинезонах, никто не оставался просто безвольно сидеть в своем пространстве, все развлекались, как могли – с одеждой, аксессуарами, выпивкой и прочим, прочим, прочим…
Фифа сделала очередной глоток и подумала о том, как же за последнее время изменилась контора. Всего несколько сотен лет назад вместо суток заслуженного отдыха, было лишь три часа. Позже время увеличили до пяти часов, но потом установили, что оптимальное время – все-таки сутки, ровно сутки. Да что там отдых! На заре человечества такое творилось, что и вспомнить-то страшно! Фифа с усмешкой вспоминала как души горели заживо, день за днем мучались в неугасаемом пламени… Но, к счастью, эволюционирует не только земля, меняется все. Фифа помнила все времена, с самого начала. Она появилась задолго до того, как производство душ поставили на поток. Она единственная помнила с чего все начиналось. Она единственная знала, как и кем все устроено.
- Жизнь она как зебра, - к столику подошел стареющий статный мужчина в сером плаще, - черная полоса, белая полоса, черная, белая.
Фифа сдержанно поздоровалась. Она единственная, кто мог пересекаться с белыми.
Ричард присел напротив и эффектно вытянул из отполированного дерева стола стакан чая в старомодном подстаканнике.
- Развлекаешься?
- Отдыхаю. – Ответ Фифы был сухой и недружелюбный, совершенно недружелюбный.
- А я скорее развлекаюсь. – Ричард сделал глоток, вытянул из стола лимон и кинул его в стакан.
- К чему вся эта показуха? – Фифа поморщилась.
- Красиво. – Ричард улыбнулся. – Развлекаюсь, ведь нам не нужен отдых, мы не изматываемся, ты же знаешь. Наоборот, зарабатываем на судьбы, только преисполняясь, насыщаясь. Мы – накапливаем в то время, как вы латаете дыры. Мудро, справедливо. Жаль только, что слишком долго вы за свои предыдущие жизни расплачиваетесь. Мало кто с черных полос на белые переходит.
- Ты знаешь, - Фифа вновь наполнила свою чашку до краев и улыбнулась, - среди молодых ходят слухи, что белые полосы вовсе никто не формирует. Что все попадают на черные, а белые образуются сами собой.
- Да-да, а если уж они верят, что на белых полосах тоже есть души, то чего только им не приписывают. – Ричард усмехнулся.
- Да уж. – Фифа кивнула, вспоминая Владимира.
- И все-таки талантливо. – Задумчиво произнес мужчина, наблюдая за спешащими за окном прохожими. - Никаких сковородок, переполненных райских садов. Четкий конвейер, где все задействованы, все. Вместо ада – исправительные работы в установленном количестве лет по выполнению плана черных полос жизни. Вместо рая – непыльная работенка по белым полосам… послушай, скажи мне, трудно формировать черные полосы? Трудно творить неприятности, болезни, смерти? Трудно?
- Язва ты Ричард. Язвой и останешься, хоть сколько отмывайся.
- Останусь. – Ричард кивнул.
Повисла пауза. Вокруг разговаривали посетители, носились официантки. Но даже сейчас, когда у многих законный отпуск, вокруг незримо суетились души. Создатели черных полос, создатели белых, все они творили судьбы, одновременно – свои и чужие.
- Сколько тебе еще? – Фифа задумчиво водила пальцем по гладкой поверхности чашки. Просто так спросила, она прекрасно знала ответ.
- Четыре миллиарда лет и сорок два дня. – Ричард размешивал только что появившейся ложкой сахар в чае. – Тебе больше.
- Еще бы. – Фифа усмехнулась. – Ты в свое время создал тьму, прекращая хаос. А я всего лишь создала этот мир. – Кофе закончился. Больше не хотелось, и Фифа вдруг захотела разбить чашку об пол. Несуществующую чашку. Чашку, которая была лишь ее собственной частью…
- В следующий раз будь умнее. – Ричард поднялся, склонился в легком поклоне.
- С тебя…
- Я помню. – Ричард улыбнулся и совсем по-свойски подмигнул. - С меня качественный апокалипсис.


***

Жизнь – она как зебра. Черная полоса, белая полоса, черная полоса, белая полоса, так и сменяют они друг друга – черная, белая, черная, белая…
а потом – жопа.